Специалист по неприятностям

— Ты ебанулся? — безнадежным тоном спросил Хэнк. — Сам-то хоть понимаешь, о чем просишь? Эмоционально нестабильный алкоголик — просто идеальный кандидат в опекуны.

Когда он согласился выпить пива с Джеффом — старая дружба, бла-бла-бла, — он с самого начала понимал, что добром это не кончится. Но почему-то был уверен в том, что Фаулеру просто некому поплакаться — ну, мало ли, все прочие знакомые разъехались по отпускам, а личный мозгоправ ушел в запой, и Джефф по старой памяти вспомнил о Хэнке и решил, что Андерсону тоже можно трахать мозг своими неприятностями и семейными проблемами. Хэнк с радостью послал бы Фаулера с такой "дружбой" нахер, но последний раз, когда он поймал пулю и полмесяца валялся в окружной больнице, Фаулер не только взял на себя все заботы о Сумо, но и несколько раз водил его в палату к Хэнку, чтобы пёс не заскучал. А потом все то время, когда Андерсон находился на больничном, ездил для него в ближайший супермаркет и приносил Хэнку огромные пакеты с продуктами, в которых было все подряд, включая даже яблоки и джем для тостов — хотя сам Хэнк, конечно, ни о чем подобном не просил и говорил "да возьми просто что-нибудь из заморозки, пиццу там или лазанью... и пару жестянок с кофе". Говорить про виски или пиво было бессмысленно, потому что Джефф сразу же заявил, что он не собирается покупать Хэнку алкоголь. Да Хэнк и сам не очень рвался пить, поскольку, хотя он и считал себя старым алкашом, мешать бухло с прописанными ему опиатами было бы чересчур даже для него. Но Джефф тогда повел себя, как настоящий друг, и Хэнк смирился с тем, что вместо того, чтобы сидеть в своем любимом "Джимми", проведет субботний вечер в незнакомом баре, слушая унылые истории о личной жизни капитана.

Если бы он мог предположить, для чего Фаулер позвал его на самом деле, он бы ни за что на свете не пришел.

— Хэнк, зависнуть в баре или послать Рида нахер — не значит быть "эмоционально нестабильным алкоголиком", — очень спокойно сказал Джеффри. — Знаешь, что я думаю? Ты держишься за этот образ, чтобы продолжать безнаказанно трепать мне нервы, опаздывать на работу, нарушать любые правила и поступать по-своему. Любому другому это не сошло бы с рук, но на твои выходки все смотрят сквозь пальцы — "ах, тот самый Андерсон? Тогда понятно". Тебе это нравится, да, Хэнк? — Андерсон открыл рот, чтобы ответить, но капитан пододвинул к нему кружку с пивом и предупредительно поднял ладонь. — Нет, погоди, заткнись пока. Хотя бы один раз в жизни попытайся просто послушать, что тебе говорят. Спорить и возражать будешь потом... Я бы не говорил все это, если бы не думал, что ты умудрился наебать не только всех, кто тебя знает, но и самого себя. "Хэнк Андерсон — запойный алкоголик, у него депрессия, проблемы с гневом и суицидальные идеи", ха!.. Я десять лет стабильно покупался на это дерьмо, и только несколько недель назад, после этой истории с Коннором, задумался. Психолог, у которого ты был на последней аттестации, не обнаружил у тебя никаких признаков депрессии. Стреляешь ты отлично. Странно, да? Человек, который нажирается каждый день, да так, чтобы на другое утро прийти на работу на два часа позже, чем положено, и пистолет-то не удержит, не говоря уже о том, чтобы спокойно выбить восемьдесят шесть из ста... и я готов поспорить, что в реальности ты пьешь гораздо меньше, чем пытаешься изобразить. Сдается мне, в реальности твои "проблемы с алкоголем" сводятся к тому, чтобы выпивать после работы банку пива, а потом пиздеть налево и направо о своем алкоголизме. Так?..

Хэнк, слегка обалдев от настырности Джеффри, неопределенно хмыкнул. Да, конечно, по сравнению с тем, что он творил в первые пару лет после смерти сына, когда он регулярно напивался до отключки и, кажется, заблевал все перекрестки между своим домом и ближайшим баром, сейчас он, можно сказать, вел здоровый образ жизни. И в общем-то Андерсон не имел ничего против того, что все вокруг считают его безнадежным алкоголиком. Когда до тебя не доебываются с вопросами, почему ты в очередной раз опоздал на службу, потому что все заранее уверены, что ты просто проспал из-за похмелья, это исключительно удобно — можно сэкономить кучу времени на объяснительных и сразу переходить к тому пункту, где тебя лишают премии за месяц, о существовании которой Андерсон, по правде говоря, уже забыл и даже не включал ее в свой месячный бюджет — последний раз он поучил ее на Рождество, а сейчас был июль. Но в чем-то Фаулер был прав. Вплоть до сегодняшнего дня Хэнк как-то не задумывался, действительно ли он напивался чаще, чем его коллеги, а сейчас с каким-то удивлением заметил, что и впрямь не может похвастаться какими-то выдающимися достижениями в этом плане.

Заметив его озадаченность, капитан с явным удовлетворением кивнул.

— Что и требовалось доказать... Статистика по раскрываемости у тебя чуть ли не лучшая в отделе. Ты, конечно, уже не в том возрасте, чтобы бегать за преступниками по крышам или перепрыгивать через заборы, но при этом "в поле" работаешь лучше половины наших офицеров. С допросами тоже никаких проблем. Жертвы тебе доверяют, а когда тебе нужно кого-то расколоть, ты не пытаешься устроить из допросной пыточную камеру, так что потом не нужно разгребать после тебя дерьмо, как после психопата-Рида... вот уж кто точно эмоционально нестабилен... В общем, я только недавно начал замечать, как все это странно. Весь участок убежден, что ты абсолютно асоциальный тип и к тебе лучше не соваться, даже Чень не пытается зазывать тебя на свои ебучие вечеринки по случаю Хэллоуина или Рождества. И ты единственный, кому я никогда не посылал стажёров. Просто был уверен в том, что, если прикрепить к тебе какого-нибудь бедолагу, ты его с дерьмом сожрешь. А вот свидетели тебя буквально обожают. "Могу я снова поговорить с тем же самым офицером, что и в прошлый раз?..". Ты просто не ставил себе цель их распугать, чтобы они держались от тебя подальше, и в результате все уверены, что ты отличный парень. Словом, я, конечно, понимаю, что очень приятно, когда все вокруг считают тебя до такой степени отбитым на голову, что тебе прощают все, даже когда ты начинаешь бить морды федералам...

— Тот ублюдок забрал дело только для того, чтобы пустить по пизде три месяца моей работы! — разозлился Хэнк. — И, сука, даже не пытался это скрыть... Разве что прямо не сказал, что, если твой отец — сенатор штата, то тебе можно трахать малолетних девочек.

— Господи, Хэнк, только не начинай, — закатил глаза Фаулер. — Я ещё в академии до смерти заебался слушать твои рассуждения о вселенской несправедливости. Речь сейчас не об этом. Я просто хотел сказать, что никакой другой человек не отделался бы двухнедельным отстранением и выговором после того, как дал в табло этому Перкинсу. Давай пока оставим в стороне твои загоны насчет федералов и поговорим о Конноре.

Андерсон тяжело вздохнул.

Весь этот разговор можно было считать хрестоматийным доказательством старой житейской мудрости, что инициатива наказуема. Впрочем, всю его гребанную жизнь можно использовать, как учебное пособие для тех, кто ищет способы создать себе кучу проблем на ровном месте. Нормальные люди работают только на работе, а в свободное от работы время сосут пиво, смотрят телевизор и не лезут в дела, которые их не касаются, но есть, конечно, и такие идиоты, как Хэнк Андерсон, которые имеют уникальный, блядь, талант влезать в чужие неприятности. Если в доме по соседству с местом преступления пьяный дебил распустил руки, и его подружка, хлюпая разбитым носом, мерзнет на крыльце в домашних шлепанцах, но наотрез отказывается ехать в полицию и писать заявление, то кто назавтра будет заполнять объяснительную по поводу превышения своих служебных полномочий и о нанесении пьяному мудаку легких телесных повреждений? И кто отхватит от начальства пиздюлей, когда девчонка откажется выдвигать какие-либо обвинения против сожителя, а выбитую с ноги дверь в квартиру станут называть "проникновением со взломом"? Ну да, ну да... Но к таким ситуациям лейтенант Андерсон давно привык и относился к ним философски. А вот случай с Коннором, пожалуй, бил рекорды глупости даже на фоне его прежних "подвигов".

Коннора он заметил случайно, возвращаясь к себе домой после того, как в первом часу ночи ходил в ближайший круглосуточный магазин за сигаретами. Не то чтобы Хэнк курил так много, чтобы несколько часов без сигарет стали проблемой, но от одного вида пустой пачки желание курить, как водится, стало острее в десять раз, так что вместо того, чтобы спокойно завалится спать, Андерсон сунул ноги в старые разбитые кроссовки и отправился в маленький магазинчик, находившийся за три квартала от его дома. Переодеваться было лень, так что Хэнк вышел из дома в чем был, накинув поверх домашней одежды старую ветровку, купленную в незапамятные времена. К счастью, час был достаточно поздним, чтобы выйти из дома в трениках и серой домашней футболке с пятном кетчупа от вчерашнего бургера. В общем, самый что ни на есть нелепый вид, чтобы корчить из себя полицейского при исполнении. Однако, когда Хэнк увидел рядом с магазином сидевшего прямо на земле подростка в темной куртке, джинсах и какой-то нелепой черной шапке, натянутой на самые брови, Хэнк замедлил шаг. Судя по виду, парень был несовершеннолетним. Хэнк, разумеется, не думал, что подростки будут соблюдать законы, запрещавшие им находиться вне дома по ночам — в конце концов, Андерсон в свое время тоже их не соблюдал — но одно дело, шататься по городу в компании своих ровесников, и совсем другое — сидеть на асфальте с видом человека, который намерен здесь заночевать. Этот мальчишка выглядел, как человек, у которого какие-то неприятности.

Андерсон мысленно напомнил сам себе, что он не на работе, и все это его совершенно не касается. А потом сунул пачку сигарет в карман и подошёл к сидящему на земле парню. При его приближении мальчишка встал, оказавшись почти одного роста с Хэнком. Если поначалу Андерсон решил, что ему было лет пятнадцать, то теперь увидел, что он старше. Хэнк даже подумал, что, возможно, он ошибся и что парень был совершеннолетним — просто из-за своей дурацкой шапки, явно бесполезной в этот тёплый летний вечер, сидевший у магазина парень выглядел, как один из тех подростков, которые всегда сидят на задней парте с плеером в ушах и доводят учителей до белого каления отказами понять, что ходить по школе в головном уборе запрещается школьным уставом.

Под носом у парня темнела запекшаяся кровь, а взгляд был совершенно безмятежным. Было в его лице что-то такое, от чего привыкший к совершенно разным людям Андерсон почувствовал себя не в своей тарелке. Доброжелательное безразличие, с которым тот смотрел на хмурого, сомнительного вида мужика, зачем-то подошедшего к нему на ночной улице (представив самого себя со стороны, Хэнк должен был признать, что смотрится довольно-таки стремно), придавало парню сходство с манекенами из супермаркета и драматически не сочеталось с сидением на земле, кровью под носом и багровым синяком на скуле. "Обдолбанный он, что ли?.." — сумрачно подумал Андерсон.

— У тебя все в порядке?.. — спросил он, почти не сомневаясь в том, что парень, как и полагается тому, что кто собирается заночевать на крыльце круглосуточного магазина, в ответ просто пошлёт его нахер. Но опять ошибся. На лице у мальчишки появилось такое выражение, как будто бы он всесторонне обдумывал заданный ему вопрос. Выглядело это так, как будто бы у него в голове работа какая-то программа, выбирающая оптимальный вариант ответа из возможных.

— Да, — вежливо сказал он, в конце концов. И, еще чуточку подумав, добавил — Спасибо.

"Ебать..." — с тоской подумал Хэнк, поняв, что его план о том, чтобы пойти домой, выкурить пару сигарет и завалиться спать, накрылся медным тазом. Парень был очевидно, вопиюще, явно не в порядке.

— Почему ты здесь сидишь? Тебе что, негде переночевать? — спросил Хэнк прямо.

На сей раз во взгляде парня промелькнуло выражение тревоги.

— У меня все нормально, — механически повторил он, вжимаясь в стену. Было совершенно очевидно, что дальнейшие расспросы — про семью, опекунов или происхождение отметин на лице — ни к чему не приведут.

Андерсон вздохнул. Давить на парня не хотелось, бросать его здесь в подобном состоянии — тоже. Он задумчиво вытащил из кармана пачку сигарет, достал одну, а потом предложил пачку парню.

— Будешь?.. — может, если он покурит, то расслабится и скажет, что с ним, все-таки, произошло. Парень смотрел на его руку с пачкой сигарет с таким завороженным вниманием, как будто Хэнк протягивал ему не пачку "Мальборо", а что-то совершенно удивительное и невероятное. Будь этот парень чуть помладше, Хэнк подумал бы, что никто никогда не предлагал ему закурить, и сейчас он шокирован самой идеей приобщиться к миру взрослых.

— Спасибо, я не курю, — ответил он, слегка приподняв уголки губ. Это было похоже не на настоящую улыбку, а на то, как будто парень долго репетировал у зеркала выражение лица, которое должно сопровождать вежливый отказ.

Хэнк хмыкнул.

— Надо же, какая правильная молодежь пошла, — проворчал он и затянулся сигаретой, привалившись плечом к той же стене, которую обтирал своей курткой его собеседник. — Как тебя хоть зовут?..

— Коннор. А вас?

— Хэнк, — отозвался лейтенант. Но парень продолжал смотреть сосредоточенно и выжидающе, и, сообразив, чего он ждет, мужчина хмыкнул и добавил — Андерсон.

— Приятно с вами познакомиться, мистер Андерсон, — сказал тот с интонациями школьного отличника.

Хэнк поперхнулся дымом и закашлялся.

— Господи боже... "мистер Андерсон", это же надо! Парень, сколько тебе лет?

— Семнадцать, — так же вежливо ответил Коннор.

"Все-таки несовершеннолетний" — подумал Хэнк Андерсон. Просто прекрасно, ничего не скажешь... Будь этому Коннору хотя бы восемнадцать лет — можно было бы пригласить его переночевать у себя дома, а утром на свежую голову разбираться, чем можно ему помочь. Но тащить к себе домой несовершеннолетнего, тем более — кем-то избитого подростка, у которого, по-видимому, не все дома — это точно надо быть отбитым на всю голову.

Конечно, то, что Коннор несовершеннолетний, да еще и выглядит, как жертва нападения, давало массу дополнительных возможностей. Но затравленное выражение лица, с которым Коннор вжался в стену, когда Андерсон предположил, что ему негде ночевать, наводило на мысль, что добровольно пойти с ним в участок парень не захочет, а прибегать к насилию и пугать Коннора еще сильнее Андерсону было противно. По этой же причине Хэнк, поколебавшись, отказался от соблазна оставить Коннора здесь и позвонить в отдел, чтобы парня забрали в участок и подержали там до выяснения обстоятельств. Работа полицейского и так-то не располагает к деликатности, а тем, кто оказался на ночном дежурстве, и подавно не захочется миндальничать с мальчишкой. Представлять, как парня насильно посадят в полицейскую машину, привезут в участок, а там запрут до утра в какой-нибудь свободной камере, было почти мучительно. Среди коллег или знакомых Хэнка мало кто — кроме разве что Джеффри Фаулера и бывшей жены, с которой он не виделся уже лет восемь — знал об этой стороне его характера, но, при всей внешней грубости, Хэнк с трудом переносил чужую уязвимость или беззащитность. Они вызывали в нем неудержимую потребность позаботиться о человеке, выглядевшим или же казавшимся Андерсону беспомощным. Все его неприятности, связанные с очередной избитой бойфрендом девчонкой, возникали именно из-за этой черты его характера.