Специалист по неприятностям

"Похуй" — подумал Хэнк.

— Слушай, Коннор. Хоть ты и говоришь, что у тебя все в порядке, я все-таки думаю, что провести ночь на земле, сидя под дверью магазина, не самая лучшая идея. Если хочешь, можешь переночевать у меня дома. У меня есть гостевая спальня, так что никаких проблем ты мне не доставишь. Есть только одна проблема — твой возраст. Если кто-нибудь узнает, что я повёл тебя к себе домой, зная, что ты несовершеннолетний, у меня будут проблемы. Так что давай будем считать, что, когда я спросил про возраст, ты сказал, что тебе восемнадцать. Хорошо?

Коннор немного поразмыслил. Хэнк решил, что начинает постепенно привыкать к сосредоточенному выражению лица, с которым он обдумывал все, что ему говорят — как будто создавал у себя в голове компьютерные папки, занося в них всю полученную информацию. Во всяком случае, эта манера больше не казалось Хэнку настолько странной, как в самом начале.

— Хорошо. Спасибо, — сказал Коннор.

Путь до дома Хэнка они прошли в полном молчании. Андерсон не обращался к своему попутчику, поскольку был слишком занят мрачными размышлениями, во что он влип на этот раз, а Коннор, судя по всему, не испытывал потребности в поддержании разговора. Только у самой двери Хэнк внезапно спохватился, что забыл предупредить парня о Сумо.

— Надеюсь, ты не боишься больших собак. У меня сенбернар. Но он тебя не тронет, он не агрессивный.

— Я люблю собак, — спокойно сказал Коннор. — Как его зовут?

— Сумо, — ответил Хэнк, с трудом сдержавшись, чтобы не покачать головой. Интересно, все-таки, что у этого парня с головой и почему он разговаривает так, как будто ему не семнадцать лет, а, в лучшем случае, одиннадцать? То "мистер Андерсон", то "я люблю собак". Дурдом.

Повернув ключ в двери, он зашёл в дом и осторожно отодвинул в сторону Сумо, который уже лез вперед, чтобы обнюхать, обшерстить и обслюнявить гостя. Хотя Коннор и сказал, что не имеет ничего против собак, Андерсон не особо полагался на его слова и вполне допускал, что огромный, шумный и одышливый Сумо будет его нервировать. Однако, к его удивлению, Коннор присел на корточки и тут же начал осторожно гладить сенбернара за ушами, причём на его лице впервые появилось что-то похожее на нормальную улыбку.

— У тебя когда-нибудь была собака? — предположил Хэнк.

— Нет, — отозвался Коннор, продолжая с блаженной улыбкой гладить сенбернара. — Я всегда хотел, но мне не разрешили.

Андерсон мысленно добавил это идиотское "не разрешили" в список странных оборотов в речи Коннора, и, подавив тяжёлый вздох, прошёл на кухню. По пути он бросил взгляд на часы, и покривился. Почти два. Пиздец. Завтра с утра Фаулер снова будет орать, что Хэнк опять опаздывает на работу. Почему-то Джеффри никогда не принимал в расчёт того, что Андерсон уходит из участка позже остальных и часто работает сверхурочно, безотказно выезжая на работу каждый раз, когда его дергали на место преступления в его законный выходной или же в третьем часу ночи. Впрочем, переработки в отделении полиции Детройта издавна считались нормой. В отличие от опозданий. Хэнк, в свою очередь, считал, что, если начальство не стесняется дергать сотрудников посреди ночи, а любые разговоры об оплате сверхурочных в отделении встречают нервным смехом, то на официальные часы прихода на работу можно с чистой совестью положить болт. Впрочем, попытки донести эту идею до Фаулера вызывали у бывшего однокурсника настолько бурную реакцию, что Хэнк в конце концов зарекся возражать по существу, и в ответ на все выговоры и нотации теперь стандартно огрызался, что, если его работа кого-нибудь не устраивает, он готов в любое время сдать значок.

— Есть хочешь?.. — спросил он, заглядывая в холодильник. — Я, вообще-то, не рассчитывал сегодня принимать гостей, но пару бутербродов предложить могу.

Ответа не последовало, и, обернувшись, Хэнк встретился с тревожным взглядом Коннора, смотревшим на него с растерянным и напряжённым выражением лица.

— Я точно вам не помешаю? — спросил он, все еще держа ладонь на голове Сумо, но перестав его чесать.

Хэнк сперва удивился, с чем связана такая внезапная перемена настроения, а через несколько секунд, сообразив, что Коннора смутило его заявление о том, что он не собирался принимать гостей, поморщился от жалости.

— Господи, Коннор, да не загоняйся ты из-за каждого слова... Ты мне совершенно не мешаешь. А Сумо вообще, по-моему, на седьмом небе от того, что кто-то наконец-то уделил ему внимание. Обычно люди держатся подальше от собак, у которых все время текут слюни. Он, кстати говоря, уже закапал тебе все штаны.

Напомнить о Сумо оказалось правильной идеей. Коннор успокоился и снова занялся собакой, а Хэнк наскоро слепил несколько бутербродов. Порывшись в шкафу, он достал сверху старую футболку и штаны, которые давно были ему малы, но до сих пор валялись среди остальных его вещей.

— Ванная — за той дверью. Если захочешь сунуть свои вещи в стирку, то можешь переодеться в это, -сказал он, бросая найденные в шкафу вещи на диван в гостиной. При свете стало заметно, что одежда Коннора покрыта грязными разводами, и Андерсон решил, что парень ночует на улице уже не первый день. Тем лучше — это повышало шансы завтра же найти какую-нибудь информацию о нем в полицейских сводках. — Не думаю, что эти штаны придутся тебе впору, но это самый маленький размер из всего, что у меня есть. Можешь пока что занять эту комнату, — Хэнк распахнул дверь пустой спальни, в которой, кроме, собственно, кровати и стоявшей рядом тумбочки, не наблюдалась никакой другой мебели. В доме, который Хэнк Андерсон купил после развода, была гостиная, совмещенная с кухней, две маленькие спальни и чердак — гораздо больше места, чем необходимо одинокому мужчине, никогда не принимавшему гостей, но, когда Хэнк сказал агенту, что он предпочёл бы что-нибудь поменьше, тот развёл руками и сказал, что из всего жилья, которое можно купить в Детройте и его окрестностях, меньше этого дома будет только трейлер. Идея поселиться в трейлере показалась Андерсону слишком радикальной, и в итоге он остался здесь. И теперь, восемь лет спустя, лишняя спальня наконец-то пригодилась.

— Спасибо, — сказал Коннор, осторожно взяв футболку и штаны и держа их на весу с таким видом, как будто это невесть какая драгоценность. Хэнк открыл было рот, чтобы язвительно заметить, что благодарить его через каждое слово совершенно не обязательно, но в последнюю секунду прикусил язык. Ну его к лешему, еще расстроится, как из-за ничего не значащего замечания по поводу гостей... Пока он размышлял об этом, Коннор зашёл в ванную и закрыл дверь. Услышав, как за дверью зашумела вода, Андерсон сообразил, что следовало попросить парня подождать, пока он не почистит зубы.

Хэнк вздохнул. Он слишком привык жить в полном одиночестве, чтобы думать о таких вещах. Останавливать Коннора было слишком поздно, дожидаться, пока он закончит мыться, слишком глупо, так что Андерсон плюнул на все и пошёл спать. Заснул он, как ни странно, почти сразу, хотя несколько последних лет стабильно мучился бессонницей. Что еще удивительнее, спал он крепко, без кошмаров, и проснулся, судя яркому солнечному свету за окном, не в четыре часа утра, а в какое-то более разумное для пробуждения время.

Саманта всегда говорила, что реакция у Хэнка превосходная. Вот и на этот раз Хэнк сперва машинально перехватил тянущуюся к плечу чужую руку, и только потом проснулся и открыл глаза, увидев стоявшего у его постели Коннора.

— Ты что тут делаешь? — спросил он хрипло, с трудом удержавшись от более крепких выражений. Вот же идиот... Это же надо додуматься — вот так подкрадываться к спящему человеку, привыкшему к мысли, что он живёт один. Парню определённо повезло, что Хэнк спросонья не вломил ему в табло или не выкрутил запястье.

— Ваш будильник звонил трижды, но вы не проснулись, — с какой-то убийственной серьезностью ответил тот. — Мне показалось, что, раз вы установили в своем телефоне три будильника подряд, вам было важно не проспать. Я подумал, что, возможно, мне стоит вас разбудить, чтобы вы никуда не опоздали.

— Господи... — простонал Андерсон, мысленно проклиная самого себя за то, что ему пришло в голову задавать Коннору какие-то вопросы. Ответ был настолько обстоятельным, точным и занудным, что наводил в голове мучительную ясность, вынося последние остатки сна хуже любого, даже самого настырного будильника. Кстати сказать, будильники Хэнк устанавливал на 7-00, 7-10 и на 7-15. Вот только никакого толку от них чаще всего не было, так как обычно Андерсон, промучившись бессонницей до часа или двух, в итоге засыпал до четырех утра, потом вставал, шатался по своей квартире, снова мучился бессонницей, пока часам к семи его не начинало зверски клонить в сон. Тогда он с чистой совестью переводил будильник и ложился спать, поскольку сон по два или три часа в сутки был несовместим с жизнью, не говоря уже о работе в полиции Детройта. Но сегодня все, похоже, шло наперекосяк.

Прислушавшись к себе, Хэнк с удивлением отметил, что он чувствует себя гораздо лучше, чем обычно. Он успел забыть, как замечательно проспать целую ночь подряд. Вот интересно, ему что теперь, каждую ночь таскать в свой дом подобранных на улице людей?..

— Что-то не так? — напрягся Коннор. — Мне не надо было вас будить?

— Да нет, все хорошо, — заверил его Хэнк, с каким-то отстраненным удивлением отметив, что он даже не лукавит. Все и правда было хорошо. — Спасибо.

Коннор просиял.

Заварив себе кофе и внимательнее присмотревшись к Коннору при свете дня, Хэнк обнаружил, что синяк на скуле и разбитый нос опухли, что было вполне ожидаемо. Но, кроме этого, у Коннора опухли еще и глаза, из чего можно было сделать вывод, что перед тем, как заснуть, он долго плакал. Это наблюдение никак не сочеталось ни с его вчерашним поведением, ни с безмятежностью, которой Коннор мазал маслом тост, пристроившись за краешком стола.

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — спросил Хэнк, пристально глядя на него. Андерсон ожидал, что Коннор снова напряжется, а то и запаникует, как вчера, но он ошибся. Коннор поднял на него глаза и спросил — "О чем?" — с настолько искренним недоумением, что, не знай Андерсон, что у его гостя не все дома, он мог бы поклясться, что мальчишка над ним просто издевается.

— Ну, например, о том, кто тебя бил, — негромко сказал Аденорсон. — Или о том, как ты оказался на улице среди ночи.

К его большому облегчению, на этот раз Коннор не испугался — видимо, уже успел понять, что ничего дурного Андерсон ему не сделает. Однако отвечать он тоже не спешил. Просто опустил взгляд и уставился на столешницу, как будто обнаружил там что-нибудь крайне интересное. Молчание затягивалось. Растаявшее масло капало Коннору на штаны с краешка тоста.

— Ладно, — буркнул Хэнк в конце концов, поняв, что ответа не дождется. — Забей.

"Сам разберусь" — добавил он про себя.

Когда он выпустил Сумо во двор и начал собираться на работу — в кои-то веки, вовремя, а не на пару часов позже нужного — на лице Коннора возникло озабоченное выражение. Заметив, что мальчишка напряжённо хмурит брови, трогая свою одежду, которую он старательно развесил на сушилке, Андерсон вздохнул.

— Господи, Коннор, ты же ведь не думаешь, что я собираюсь выставить тебя на улицу?.. Идти тебе сейчас, насколько я понимаю, некуда, так что можешь пока остаться здесь.

Коннор посмотрел на него с таким благодарным выражением, что Хэнку на секунду стало стыдно — как-никак, он ведь обманывал мальчишку, не говоря о том, что собирается самостоятельно выяснить, откуда он сбежал, и сообщить о его местонахождении его опекунам.

— Спасибо, лейтенант.

— Да не за что, — смущённо буркнул Хэнк. И только потом спохватился. — Стоп. Как ты меня назвал?

— Я видел ваше удостоверение. Кстати, вполне возможно, что вам стоит взять его с собой. Оно лежит на полке, среди музыкальных дисков.

— Не нужно, оно старое, — буркнул Хэнк, решив никак не комментировать тот факт, что Коннор осматривал его дом, пока он спал. В конце концов, Хэнк ему этого не запрещал, и было бы несправедливо теперь возмущаться, что парень проявил любопытство. Да и скрывать Хэнку, по большому счету, было нечего. Он "потерял" свое служебное удостоверение несколько лет назад, и обнаружил его только через пару месяцев после того, как выслушал от Фаулера порцию отборной брани, заплатил абсурдно крупный штраф и получил другое удостоверение взамен пропавшего. Когда пропавшее удостоверение нашлось, Хэнку, вообще-то, полагалось его сдать, но, вспомнив все, что Фаулер успел сказать по поводу его долбоебизма, Хэнк решил быть долбоебом до конца и просто сунул старое удостоверение на полку среди дисков с джазом.

— О, — серьёзно сказал Коннор. — Ясно. Но вы ведь все еще лейтенант?

Хэнк хмыкнул.

— Ну, в рядовые офицеры меня пока не разжаловали, хотя Фаулер грозится этим каждый месяц.

— Я имел в виду повышение, — заметил Коннор возмущенно.

— Да я понял, — усмехнулся Андерсон. — Просто ты слишком уж серьезен. Это провоцирует в людях сарказм.

Коннор несколько секунд обдумывал его слова, а потом кивнул с таким серьёзным видом, словно только что узнал от Хэнка что-то очень важное. Андерсон решил не уточнять, что на сарказм его, на самом деле, провоцировала не серьезность, а, скорее, непосредственность и инфантильность его гостя. В Конноре было что-то трогательное, и это выбивало Андерсона из колеи, заставляя маскировать свое смущение насмешками.

— Мобильный телефон у тебя есть?.. — поинтересовался Хэнк. Коннор нервно дотронулся до распухшего синяка на скуле и покачал головой. Отметив этот жест, Андерсон подумал, что, похоже, телефон у парня был, но его кто-то отобрал. Вполне возможно, что вместе с деньгами — если у Коннора были с собой деньги. Жаль. Пробить парня по номеру его мобильного было бы проще всего.

Хэнк вырвал из лежавшего на столе блокнота лист и написал на нем свой номер телефона.

— Я не знаю, во сколько вернусь, — предупредил он Коннора. — Если будут какие-то проблемы — позвони с домашнего. Впусти Сумо, когда он нагуляется.

В участке просто не поверили своим глазам, увидев Андерсона, заявившегося на работу к девяти утра. Встреченный у кофемашины Рид даже попробовал что-то сострить на эту тему, но Хэнк равнодушно посоветовал Гэвину завалить хлебало, выдернул у него из-под носа стаканчик с готовым кофе, и, не слушая летевшей ему в спину ругани, направился к своему рабочему столу. Андерсон рассудил, что, раз он сегодня явился на работу раньше, чем обычно, то имеет полное право потратить немного времени на личные дела, и, прихлебывая слишком сладкий кофе (кто бы мог подумать, что изо всех сил корчивший из себя мачо Гэвин наливается таким сиропом... в следующий раз, когда Риду приспичит доебаться, надо будет посоветовать ему провериться на диабет...), полез искать в базах данных информацию о Конноре.

К радости Андерсона, парень нашёлся почти сразу. Обнаружилось, что его ищут уже двое суток. Причём не родители, а муниципальный совет и социальная работница, приставленная к Коннору из-за его заболевания. Хэнк, в общем-то, и так прекрасно понимал, что парень болен, но слово "шизофрения" все-таки заставило его поежиться. Андерсон не был дураком и не считал, что шизофреники — это такие люди, которые постоянно слышат голоса, несут всякую ахинею и не контактируют с реальностью. Да и среди людей, совершавших жестокие убийства, абсолютное, да что там, подавляющее большинство в итоге были признаны психически нормальными. Но все равно, слово "шизофрения" в ушах Андерсона до сих пор звучало так же мрачно, как и "рак".