Путь без выбора

1.

— Что встал? Проходи давай, присаживайся.

Я оглянулся. За спиной дверь, но что-то не припомню, как я в нее входил.

— Але, тормоз, бухло стынет! Тебе наливать?

— Половину. — Машинально отозвался я. Да что это со мной?

— Половину чего? Могу половину салатницы, могу половину.. где тут?.. вот — наперстка? Сколько лить-то? — Сидевший у низкого столика полноватый мужичок в одной руке держал глиняную бутылочку странного вида.

Низкий стол, мужик сидит на подушке, стены в характерном стиле. Знакомо вроде бы.

— Мы у Димыча что ли? — Я топнул ногой по полу. Точно, татами. Димыч, разведясь, затеял ремонт и все хвастался, что каждая комната в его доме оформлена в особом стиле. Тот факт, что он жил в двушке, в рассказе обычно опускался.

— Димыч-шмимыч. Ну тебя, вот налил, пей. Или ты меня не уважаешь? — Мужик карикатурно нахмурился.

— Налил, сам и пей. — Я подергал ручку двери, та не шелохнулась. Мужик тихо захихикал.

— Нет уж. Пить раньше гостя как-то невежливо.

Вроде бы мужик сидит в пяти шагах, а я только оглянулся на дверь, но меня вдруг взяли за плечо и сильно толкнули к столику.

Я махнул рукой, стараясь попасть хаму по лицу локтем, но там никого не оказалось, а меня занесло как-то так, что запутавшись в собственных ногах я грузно приземлился на подушку напротив... сидящего на своем месте мужика.

— Ай малацца! Ай люблю тебя я! Вот, возьми чашечку, выпей! — Я поглядел на всунутую в руку теплую пиалку с прозрачной жидкостью. Где-то внутри бешенство разгоралось все сильнее, а мысли текли все быстрее, разгоняясь перед событием.

Плохой признак. Сейчас или я его бить буду, или он меня. Мысли мелькали все быстрее.

Чего злюсь? Да не злюсь я.

Боюсь. Непонятно.

Мужик — восточного типа лицо. Бурят?

Толстый, грубой вязки свитер, шаровары.

Почему шаровары?

Приятель Димыча?

Пиалка, глина.

На столе ничего.

Потянуться чокнуться. Плеснуть в глаза.

Промахнусь?

Пиалкой об стол, бить осколком.

Кровь, попытается убежать, откроет дверь.

А если не враг?

Не убежит. Опрокинуть столик, прижать к полу.

Я тяжелее. В партер.

Димыч? Его родственник?

Что делать?

Пора!

— Да остынь ты. — Мужик вдруг сдулся, опустил глаза. — Извини, брат. Хотел помянуть человека, а в одиночку как-то не то.

В голове было пусто, щеки и лоб горели. Я знал, рассказывали, что сейчас у меня широкая, от уха до уха улыбка. Которую я совершенно не ощущаю.

Мужик чуть взглянул на меня и опять опустил глаза.

— Дурак он был. Сильный, резкий такой пацанчик. Больше хотел, чем мог. Хотя вот, почти получилось. — Мужик странным движением отхлебнул из своей пиалки. Не с краю, а как-то из центра. В пустоте, заполнившей мою горячую голову, вдруг появилось что-то похожее на удивление. Он лакает что ли? Пипец друзья у Димыча. То этот бурят, то я вот, со своей улыбочкой. Правда и сам он тот еще фрукт...

— Ты пей, нормальное саке. Честно. Хреново мне что-то, вот и делаю глупости. Я вообще-то довольно умный, не смотри, что дураком выгляжу. — Мужик вдруг поднял голову и подмигнул, без улыбки.

Я зачем-то повернул пиалку по часовой стрелке, и осторожно пригубил.

В самом деле саке. Дрянь, если честно.

— Поминать водкой надо.

Мужик радостно подхватил:

— Точно! Да где ж ее взять-то? Вот саке у меня целый ящик. — Он кивнул на стоящие на столе глиняные бутылочки. Много.

Кстати и угощение по мелким таким чашечкам разложено. Пока смотрел, мне в руки ткнулась еще одна пиалка. — Глотни. Как ты говорил — так по половине и наливаю. Потому что я внимательный, цени!

Почти без труда подавив желание кинуть пиалку в собеседника я поставил ее на стол, а сам поднялся и шагнул к окну.

Посмотрел и аккуратно отступил назад, почти упав на подушку.

— Вот и я о том же. — Мужик шумно втянул в себя саке с середины чашечки. — Он конечно хороший парень был, но дурной. Попытался, помер. Бывает. А мне как дальше прикажешь? Как я теперь без него?

Он почти кричал, смотря почему-то мимо меня в сторону. Я почему-то отметил, что в пиалке, не смотря на крик, жидкость не плещется и не дрожит. Словно на столе, а не в руке готового сойти с нарезки мужика.

— Прости. Жутко это. Он на круг пойдет, а я? Я уже не он, я уже вне круга. А сил нет. Вот, тебя притащил. — Опять шумное втягивание саке. Я понял, что мужик пьян, что говорится, "до состояния просветления". — Это я, конечно, сволочь, но...

Он резко замолчал, все так же глядя в сторону. Знакомым таким взглядом.

Был у нас пацан один в конторе. Захворал, что-то там с кровью. Молодец, не скулил. Мы помогали как могли, от фирмы счета оплачивали, генеральный с людьми за границей связался, там консультировали. Но без вариантов. После подтверждения диагноза четыре месяца протянул. Мы вот как раз с Димычем к нему заезжали, когда из больницы ушел. Сказал — дома хочет. Сидел вот так, вроде ухмылялся, а в глазах тоска, спокойная такая, безнадежная.

Я вынул из руки мужика пиалку, налил до краев, и сунул обратно.

Мужик криво улыбнулся.

— Вот, есть кому подлить, уже не зря старался.

Я промолчал и опять посмотрел в окно.

Там была тьма. Пустота. Клубящееся ничто, так любимое графоманами. Пугающее такое.

— Уже третьи сутки сижу. Сил все меньше. А оно все ближе. Страшно до чертиков. — Это было сказано будничным тоном, не совпадающим со смыслом фразы и оттого особенно впечатляло. — Слушай, брат. Я, как уже сказал, сволочь, но уж очень жить хочется.

Я только напрягся, как мой собеседник замахал руками, успокаивая.

— Да ты не дергайся. Я-то в нем, — кивок на окно, — растворюсь, а вот тебе это непочем. Просто на круг, как обычно, пойдешь, пощиплет, конечно, немного, память там заберет, все такое, но это пустяки...

— Тогда зачем? — Мне явно собирались что-то предложить.

Мужик хмыкнул.

— Братюнь. Позволь представиться! — Он встал и церемонно поклонился. По-японски, кстати. — Мое имя — Соединяющий Меч!

Он выпрямился, опять подмигнул, дескать, не воспринимай всерьез, и ловко плюхнулся на подушку.

— Что-то ты на индейца не похож. — Я скептически хмыкнул, но мужик замахал на меня руками.

— Братюнь, я же тебе настоящее имя сказал, а не слово, его передающее. Слово для понятия любое придумать можно, сам понимаешь.

— "Воркалось, жиркие товы и вжикали и вжакали..." — Я оборвал цитату и пожал плечами. — И что с того? Мне тебе тоже представиться?

Мужик выхватил из тарелочки на столе что-то розовое и вроде бы склизкое, и с шумом втянул в себя.

— Не, братюнь, мне тебя знать не обязательно, я, собственно, уже. Но если бы ты меня принял, это было бы очень и очень неплохо!

Я не ответил.

Пустота за окном, не открывающиеся двери, странный собеседник. Я точно не у Димыча. Я вообще не в реальном мире. Или сплю, или меня какой-то дурью накормили и все эти славные галюники у меня в сознании, а сам я лежу где-то...

Вспомнить, что было перед тем, как я вошел в эту дверь, не удалось. Я же на работе был? И чем я мог так травануться?

— Братюнь, соглашайся! Ну скажи — что тебе надо? Силы? Вот клянусь, все что будет отдам! Помогать? Да чем угодно! Хочешь, я о Других расскажу? Мало кого знаю, но о ком могу — все скажу! Брат, ну не хочу я туда, не хочу! — Мужик кивнул на окно.

Я почему-то не воспринимал это как бред.

Странный мужик в странном месте говорит странные слова. Ничего, бывает. Только вот клянусь чем угодно — лукавит он. В чем не знаю, но лукавит.

А вдруг он демон или еще какая иномировая тварь? Я опять посмотрел на окно.

Хренушки. Демон бы этого так не боялся. Хотя...

Мужик опять обмяк. У него видно и в самом деле оставалось мало сил, только на короткие такие вспышки, не больше.

— Что делать-то надо? — Голос был мой, что я отметил совершенно без удивления. Ну да, дурак я, дурак.

Мужик вскинулся.

— Просто выведи меня отсюда! Дальше я сам!

Я дотянулся и постучал пальцем по двери

— Ты тупой? Я у тебя на глазах ее пытался открыть и не смог.

Мужик медленно расплылся в улыбке, впрочем довольно жалкой.

— Не, братюнь, тупой тут ты! — Он одним слитным движением оказался рядом со мной и заговорщически прошептал. — Привык к себе все тянуть, да? А дверь в сторону сдвигается. Ну? — Он протянул мне руку.

Я аккуратно взялся за его широченную ладонь, попытался сдвинуть дверь в сторону, и простая, железная дверь с простой золоченой ручкой вдруг подалась, поехала в сторону, открывая дорогу тьму, начинающуюся сразу за порогом. Я оглянулся.

Мой собеседник подбадривающе кивнул.

Я сделал шаг и забарахтался в чем-то плотном, хлынувшем на меня со всех сторон, неощутимо поглощая меня и все, что было вокруг.

В мире осталось только два ощущения — пронизывающего Ничего, и широкая, горячая рука моего странного собеседника, накрепко зажатая в моей.

2.

— Харамицу-сан? Вы меня слышите? Мне показалось, что вы пошевелились. Вы слышите меня? Попытайтесь ответить!

Голос звучал в ушах уже несколько минут. Настойчиво, ровно, убеждающе. Слова обрели смысл только что, но я помнил, что слышал их и раньше, когда они были пустыми звуками в...

Пустота!

Я попытался встать, но тела не было! Что-то огромное навалилось на меня, удерживая, не давая подняться, а силы ушли так же быстро, как появились, и я обмяк, позволив чему-то или кому-то меня удержать. С силами ушла и ясность слуха, меня вновь окружили носящиеся в сумраке невнятные звуки, отдаленно что-то напоминающие.

Последним, что я помнил шагая в пустоту, была рука моего странного собеседника, горячая, сухая ладонь, за которую я цеплялся, не давая пронизывающему Ничто растворить меня целиком. Воспоминание об этой руке, последнем ярком ощущении перед поглотившем меня ничем почему-то вернуло чувствительность пальцам.

Под рукой было что-то шероховатое, мнущееся.

Голоса все так же казались отвлекающим шумом, но думать получалось, и я попробовал изучить окружающее.

Вот под рукой ткань. Гладкая, чистая... наверное. И сверху тоже. Рука под одеялом?

Вот запах. Чуть-чуть травами, сладковато так. И что-то почти не различающееся, но заставляющее думать о дезинфекции, ежедневной влажной уборке и других положенных в больнице вещах.

Я в больнице? Меня лечат?

Язык поведал только о своей сухости, но стоило мне об этом задуматься, как в губы ткнулось что-то твердое, и в рот закапал кисловатый компотик, который я сразу начал глотать, причем управлять глотками не получалось, и я наблюдал, отстраненно, за процессом напоения меня же.

Питье вернуло чувствительность губам. Большое достижение, теперь я мог контролировать пальцы (только правой руки), губы (ими удалось пошевелить) и язык, наконец довольно улегшийся в моем рту... и как-то неудобно улегшийся, кстати.

Ну что же, этого должно хватить, чтобы подняться! Делаем рррраааааз!

— Он пошевелился! Э-э... ну, мне так кажется.

Вот и мне кажется. Пальцы, губы и распухший язык, это все, чем я могу шевелить. Ну-ка еще попыточку открыть глаза!

И рррааааз!..

Дурак! Больно. И опять темно...

— Он очнулся!

Так. Похоже, предыдущая попытка была плохо обдуманной. Учту.

— Харамицу-сан, вы меня слышите?

Я тут не один пациент? Ну да, конечно, с чего бы меня в одиночную палату класть.

— Харамицу-сан? Вы можете ответить? — Отлично, теперь я еще и лицо ощущаю. Во всяком случае влажная ткань, быстро умывшая меня, воспринималась отчетливо. Интересно, пахнет травами, а не антисептиком.

— Как себя чувствует Харамицу-сан? Он очнулся? — Мягкий женский голос. Врач, наверняка. Есть такая вот профессиональная нотка благожелательного безразличия, это у них профессиональное.

— Вероятно... я не уверена, капитан. — А вот это наверняка студентка на практике. Хотя стоп — капитан? Меня в военный госпиталь привезли? А что в военном госпитале делает бессознательный японец? И почему мы в одной палате, ведь как ни крути, а самурая наши положили бы со всеми удобствами, это простого работягу можно и в коридорчике пристроить. Мы в одной палате, в военном, предположительно, госпитале... что у нас случилось? Пожар? Теракт во время посещения какой-то делегацией? Если много жертв, то могли не глядя распихать по ближайшим больницам. Э, а что у меня со здоровьем-то? Может, помираю уже? Хотя только что ткань ощущалась, значит морда на месте, и рука вон что-то щупает мягкое.

— Харамицу-сан, сейчас я прикоснусь к вам. Если вы слышите меня, попытайтесь открыть глаза.

Меня взяли за руку. Ура, за левую! Значит, у меня две руки есть! Все, я спокоен, руки есть, остальное пустяк.

— Харамицу-сан, вы чувствуете?

Да что она к иностранцу привязалась, меня тоже можно спросить!

А вот попробуем открыть глаза... да-да, я помню, что это плохая идея, но все равно интересно. И рраз!

— Он шевельнул веками!

— Хорошо.

А то! Живой япошка, и я живой!

— Харамицу-сан, мы видели, что вы шевельнули веками. Сейчас вам опасно открывать глаза, поэтому вам наложат лечебную повязку. Не пытайтесь что-то увидеть, вы лишь повредите себе. Вы поняли?

Я прислушался. Не, молчит, бедолага.

И тут мне на лоб и глаза легло что-то теплое и влажное. Так, а мне-то зачем?

Эй, так они меня за японца принимают?! Блин, да что ж у меня такое с лицом? Может, разрядом шибануло? Да нет, фигня, если так морду пошкрябало, то мне б тогда мозги заодно вскипятило бы. Но я говорил администратору, что третью линию надо менять! Наверняка же из-за нее все!

— А сейчас постарайтесь уснуть. Вам нужно спать.

Не, мне надо узнать, что тако...

Повязка на глазах высохла. Надо же, и не заметил, как заснул, наверное кольнули тихо в бедро, ног я не чувствую, вот и отрубился.

Разберемся — ног не чувствую. Или уже? Попытался пошевелиться — есть ноги! Во пруха, и ноги есть, и руки, и морда на месте, язык ворочается! Но физиономию мне отрихтовало, факт, иначе бы за японца не приняли. Лежу в военном госпитале, это хорошо, но не очень, начнут еще режимники докапываться, умаешься отбрехиваться, что не сам сюда приполз, обмотавшись бинтами, а завезли на скорой.

Зачесалось брюхо. Ох, хорошо-то как! То есть плохо, рука... да, все еще не поднимается. Но у меня и брюхо на месте! А если оно только чешется, то и кишки в нем имеются. Иначе я бы не рассуждал, а выл и требовал свою дозу обезболивающего.

Что ж такое стряслось-то?

За японца приняли. Но все на месте, только слабость жуткая. Пробой? Запекло мне морду, поплавило кожу, ну и по мозгам дало? Могло такое быть? Вполне, если все-таки третья магистраль накрылась, там обмотка еще сталинских времен. Один я бы туда не полез, я администратору человеческим матом сказал, что дураков нет, значит... Что значит? Фантазер, блин.

— Харамицу-сан?

Ох ты, у меня же еще и слух есть, а тут сестричка прибежала. Спросить надо!

— Хкх... Ххс..

— Не двигайтесь, вам нельзя! Очень сильный удар, вы выжили чудом!

Понятно. Первое — язык есть, но хрен чего скажешь. Второе — удар. Не взрыв, не пожар. Ну, пошла информация, сейчас все пойму!