Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота.
Книга 3.
Нас никто не спрашивает, забрасывая в мир живых.
И точно так же не спрашивает, возвращая в неведомое.
(Философская концепция)
Глава 1. Накануне
Февраль-июнь 1914г.
Есть в русских лесах места, где каждый чувствует доброе внимание и защиту. Да, именно так — внимание и защиту, как будто его окутывает невесомый купол, предохраняющий от невзгод. У попавшего в такое место возникает ощущение внутреннего покоя, гармонии, опасения вдруг отступают, и вся эта благодать валится на каждого посетившего особое место, не спрашивая, добрый ты человек или скверный. Под такой защитой, кажется, отступает даже мороз, хотя термометр этого не отмечает. Такие места встречаются и в глухомани, и в городских парках, но вдали от людей их найти проще.
В этом мире на такое место Зверев наткнулся девять лет тому назад, когда после успешного отъема денег у сознательных и несознательных граждан Российской империи, трое переселенцев попали к сказочному лесному озеру.
В тот день они сюда вышли с севера — сегодня с юга, практически из-под Москвы. Пришли встречать день Красной армии, и встреча эта была символичной. Во-первых, пошел десятый год их пребывания в этом мире, но, главное, через полгода начнется Первая мировая война. Названия войны будет меняться. Для России она станет Второй Отечественной. Потом ее нарекут Великой, но позже, видимо устыдившись, она станет просто Первой мировой. Сейчас, все трое стояли среди вековечных сосен в месте выхода силы (так это явление предпочитал называть Дмитрий Павлович).
Зверев вспомнил, как однажды привел свою знакомую на такое же местечко под Дубной. Оно находилось рядом с тропой к реке Дубне, что слева огибает лабораторию высоких энергий института. Женщины вообще чувствительнее мужчин и опыт удался. Дмитрий зигзагами вел Марину с завязанными глазами к таинственному месту. Кружил, сворачивал влево и вправо. Чтобы не выдать себя моторными реакциями, направлял девушку похлопыванием веточкой по плечам. Оказавшись в центре крохотной площадки диаметром двенадцати-пятнадцати метров, Марина, будто споткнувшись, остановилась. Подняв руки, сомнамбулой стала ощупывать невидимый купол. Димон поразился, как с завязанными глазами она точно определила границы невидимого купола. Он на это потратил многие месяцы, да и само наличие источника заметил далеко не сразу.
Пока Димон вспоминал эпизод из прошлой жизни, стоящий рядом Мишенин размышлял, как бы сложилась его судьба, не удержи его Зверев с Федотовым от наивных глупостей. Ничего хорошего в таком прогнозе не виделось, зато сейчас он отец двоих детей и их будущее вне опасности. За девять лет Мишенин переквалифицировался из либерала конца ХХ века в почти нормального человека. Причин тому было много: возраст, российская реальность, нашептывание Настасьи Ниловны и женевское окружение. В революционно-политической тусовке, Ильич нашел тех самых демократов его родного мира. Таких же бескомпромиссно-крикливых, таких же бестолковых, и все же, таких родных и близких по самой своей сути. Как сказал поэт мира переселенцев:
И как всегда индифферентны,
Многозначительно бедны,
Российские интеллигенты,
Цвет, умирающей страны.
Издевательски-едкие слова Саши Дольского в равной мере относились к интеллигентствующей 'прослойке' этого мира и мира будущего, вечно чавкающей о своем особом предназначении.
Полгода тому назад, математик 'материализовался' в Монреале. Он теперь канадский поданный Вольдемар Маршаль с франко-русско-германскими корнями, перебравшийся в Канаду из Аргентины. Так был выполнен запасной вариант на случай большого драпа.
Федотов бездумно смотрел на освещенные последним закатным солнцем вершины сосен и наслаждался подаренным умиротворением.
Тихое потрескивание костра, истекающее жиром мясо и щедро разлитое по кружкам 'столовое N 21'. Казалось бы, все, как девять лет тому назад, но как же сегодня тяжело произнести первые слова.
Первую мировую российское общество встретит с энтузиазмом, русско-японская война его, по большому счету, ничему не научила. Люди валом пойдут на призывные пункты. Унтер офицеры согласятся идти рядовыми, лишь бы взяли. И по дури будут брать, теряя ценнейшие кадры. Связка 'война-беда', войдет в народное сознание позже, и речь Молотова двадцать второго июня будет слушаться в полной тишине.
Борис взял в руки кружку. С тоской посмотрел на выступившие звезды, и, словно услышав подсказку, произнес:
— Через полгода война и мне все чаще вспоминается: 'Делай, что должен — и будет, что будет".
— Это Марк Аврелий, в подлиннике немного иначе: "Делай, что должен, и свершится, чему суждено", — поправил Федотова математик.
— Хм, и откуда ты все знаешь? — в который раз удивился Зверев. — Друзья, — резко сменил тему Дмитрий, — давайте за троих нашить бойцов.
— Вместе с Поповым за четверых, — Федотов напомнил недавно ушедшего из жизни первооткрывателя радио.
Правильные слова дорогого стоят. 'Эх, война, что ты сделала подлая', эти строки будут написаны много позже, но перенесенные в сознании переселенцев здесь и сейчас они порождали совсем иной масштаб и иное понимание. И как знать, сколько русских жизней спасли три павших бойца 'Вагнера'.
Ровно девять лет тому назад три выходца из иного времени сидели на таких же промороженных бревнах, и точно так же наслаждались теплом зимнего костра.
Звереву недавно 'натикало' тридцать шесть. Уже возраст. Наивностью он и раньше не страдал, поэтому к славе 'гениального киношника' относился со скепсисом, зато пользовался беззастенчиво.
Как это ни странно, но драки на политическом олимпе закалили его даже больше, нежели создание собственной маленькой, но очень кусачей армии. В какой-то момент Дмитрий осознал, что в 'триумвирате' переселенцев он выходит на лидерские позиции. Последнее время в политические дела Федотов почти не вникал. Зато теперь все просчеты становились только его Дмитрия Зверева ляпами. Такое положение и возвышало, и тревожило.
Очередное предложение поднять чарки за Русское оружие прозвучало вовремя. Затем вспомнили о пулеметах, о подводниках и авиаторах.
Мишенин не был бы Мишениным, если бы его не повело на философствование:
— Странное состояние, — словно к чему-то в себе прислушиваясь, задумчиво произнес Ильич, — умом понимаю: если нужен результат, делай сам, но два миллиона погибших на фронте... .
Знать и не предупредить — вот то, страшное, что не давало ему покоя, поэтому хотелось спрятаться, чтобы никто ничего не знал. Одновременно, сегодняшний сорокачетырехлетний Мишенин отдавал себе отчет — от такого предупреждения ничего бы путного не вышло. В лучшем случае их могли признать идиотами или мошенниками, а в худшем... . О худшем даже думать не хотелось. Все так, но сердцу не прикажешь, и фраза о двух миллионах погибших на фронтах первой мировой вылетела против воли хозяина.
— Эт, Ильич, расплата за наше российское соплежуйство, — не забыв плеснуть каждому, меланхолично заметил Зверев, — и ничего с этим не поделаешь. Как говорит Старый, такова реальность данная нам в ощущениях.
— Это написал Ленин и по другому поводу, — встал на защиту истины математик.
— Не суть, — отмахнулся от правдолюбца бывший морпех, — не у тебя одного кошки в душе все углы обоссали. Ты пойми, не в одной мировой войне дело, поэтому, отдавать наши знания не самым умным дядям есть, что? — склонив голову к гитарной деке, Зверев по-разбойничьи посмотрел на математика снизу вверх. — Правильно! Хрен им на всю морду!
— Угу, — поддержал товарища Федотов, — сила, дружище Мишенин, в правде, а правда она такая,— Борис замысловато покрутил в воздухе эмалированной кружкой, — если даже привлечь большевиков или эсеров, ничего из этой затеи не получится. У этих кренделей сложившаяся идеология, и при первой же возможности нас эти упоротые уконтрапупят на раз. Так что, только своя партия без фанатиков, а идеологию мы всегда подправим в свою пользу.
— Эт, точно! — заржал Зверев. — Старый забыл добавить: фанатиков в четвертой стадии к ногтю сразу, остальных после переворота.
— Да ну вас, — обиженно махнул на друзей Мешенин, — как дети.
Впрочем, обижался он не долго, 'Маркитантка' Окуджавы всех помирила:
Отшумели песни нашего полка,
отзвенели звонкие копыта.
Пулями пробито днище котелка,
маркитантка юная убита.
.......
Спите себе, братцы, все начнется вновь,
все должно в природе повториться:
и слова, и пули, и любовь, и кровь...
Времени не будет помириться.
Стоит отойти от костра на несколько метров, как ты оказываешься в другом мире. Такова особенность зимних стоянок. Разговоры доносятся едва различимым бормотанием, мохнатые лапы елей с шапками снега кажутся опахалами, заботливо прикрывающими путников. Лунный свет, едва заметный у костра, полыхает неземным яростно-белым светом. После жара от костра, мороза не чувствуется, зато по схваченной морозом лыжне можно ходить даже в тапочках.
Отойдя на полста метров, Федотов поднял голову к небу. Луна, мириады звезд Млечного пути, звенящая тишина и мурашки по спине от осознания величия вселенной. Если не знать, что совсем рядом полыхает костер, можно подумать что ты в снежно-лесной пустыне.
Правильно ли они поступили? Может быть, действительно, имело смысл обратиться сразу после переноса к властям, к общественности?
В этом мире российское общество отнюдь не бессловесная субстанция. Тем паче, если грамотно преподнести свое нездешнее происхождение. Подтолкнуть правительство к невмешательству в европейскую бойню и убедить нажиться на обеих сторонах. А если не получится, то хотя бы подсказать о снарядном и патронном 'голоде'. Заодно крепенько заработать.
А может, стоило взять за жабры большевиков? Влить в них денег, заставить пересмотреть наиболее одиозные догматы и структурировать партию по вертикально-пирамидальному принципу: на верху генсек Ленин, ниже его вице-премьеры — Троцкий, Сталин, Бухарин, еще ниже ... . Главное, после взятия власти не допустить даже попыток немедленного строительства коммунизма, а нацелиться на серьезнейшую работу продолжительностью минимум в пару столетий, и никаких мировых революций! Это словосочетание должно стать синонимом самого тяжкого греха, прописанного зловещими статьями в уголовном кодексе без права переписки. Конечно, присоединять дружественные режимы надо. Например, тот же Катар или Кубу, но по чисто экономическим соображениям, и не увлекаясь.
Людям, дружащим с головой, совершенно очевидно, что попытка поменять мировоззрение всего лишь горстки революционеров есть утопия под стать поиска философского камня. В противном случае всех революционеров давно бы распропагандировали. Кстати, самым талантливым перевербовщиком оказался Сережа Зубатов. Вот, кто был настоящий виртуоз, но даже ему не удалось переубедить ни одного из 'авторитета в законе', сиречь настоящих противников монархии.
Интересен случай с Федором Михайловичем. Неделя, проведенная им в камере для приговоренных к 'высшей мере социальной защиты', или, как тогда писалось, к смертной казни посредством расстреляния, на Достоевского подействовало отрезвляюще, и как знать, стал бы он великим писателем, если бы не тот дикий случай.
И вот, если даже с крохотной компанией заговорщиков номер с изменением мировоззрения не проходит, то с какого бодуна переселенцам окажется под силу перевернуть сознание высшей знати гигантской страны!? Каким же надо быть наивным, чтобы верить в такие чудеса.
Увы, звездам было не до метаний козявки, возомнившей себя мыслящим существом, и откровение на переселенца не снизошло.
'Не ответив мне, звезда погасла, было у нее немного сил'.
* * *
Ширк-ширк, ширк-ширк — монотонно скрипят по снегу лыжи. От лесного озера до ближайшей базы стрешара полтора часа, а в рюкзаке меньше пуда. Прогулка, однако. На Дмитровской базе уже топится баня, потом обед. К вечеру автомобиль развезет путешественников по домам.
Вчера до полуночи вспоминали свой мир. Оказывается, все имели общих знакомых в Дубне, особенно Ильич с Федотовым, и непонятно, почему этот разговор произошел впервые. Гадали, что могло статься с их Российской Федерацией к началу 2014-го года, но так ничего и не надумали. Кто знает, может их мир уже исчез. На душе от этой мысли стало пасмурно.
Зверев вспоминал песни их мира, а когда в финале мощно и торжественно, как это мог исполнить только выходец из их мира, зазвучало:
Первый тайм мы уже отыграли
И одно лишь сумели понять:
Чтоб тебя на земле не теряли,
Постарайся себя не терять!
Ничто на земле не проходит бесследно,
И юность ушедшая всё же бессмертна.
Как молоды мы были,
Как молоды мы были,
Как искренне любили,
Как верили в себя!
Мишенин уткнулся носом в плечо Федотова, а тот до боли вцепился в свою реликтовую кружку. Пить надо меньше, или чаще. Такой вот парадокс.
Уже лежа в спальном мешке, Федотову вспомнил строки:
Когда, как темная вода,
Лихая, лютая беда
Была тебе по грудь,
Ты, не склоняя головы,
Смотрела в прорезь синевы
И продолжала путь.
Где и когда он прочитал эти строки уже и не помнилось. Но здесь и сейчас стихи были о России. Жаль, что никто его не услышал, зато утром всех поднял клич: 'Эй, сонное царство, вставай, пора шнурки гладить'.
* * *
Следующее утро Федотова началось с очередного обострения 'военных действий' на фронте проектирования самолетов.
Второй период Военных реформ Российской империи (1909-1912 г.г.) предусматривал создание Русского Императорского военно-воздушного флота. В 1910-ом году журнал 'Воздехоплаватель' донес до обывателя весть о закупке Россией этажерок 'Фарман IV', монопланов 'Блерио XI' и отечественных самолетов 'Миг-1', производства 'Авиазавода N1'.
В начале 1911 года появился моноплан 'Ньюпор N.IV', но перед этим, осенью 1910-го года, известный предприниматель, господин Меллер, безвозмездно передал в распоряжение Учебного воздухоплавательного парка два аэроплана 'Миг-1'.
Двухместный биплан с тянущим винтом. Пятицилиндровый стосильный двигатель завода 'АРМ', тонкого профиля крыло обтянуто тканью. По традиции этого времени набор крыла и фюзеляжа выполнены из многослойной древесины. В ответственных местах сталь. Все как у людей, если не считать места для установки синхронного пулемета, но этот девайс не афишировался.
Аналогичные самолеты выпускали отечественные производители, чаще копируя 'Фарманы' и 'Блерио'. Что до похожести 'Миг-1' на советский 'У-2', то кто же его видел, этот 'У-2'?!
Между тем, интерес к 'мигарям' разгорелся неподдельный. Шутка ли сказать: первый полностью отечественный самолет, с отечественным двигателем продемонстрировал превосходные летные качества и занял первое место на первом конкурсе военных аэропланов!
Нашлись и скептики, и в немалом числе, но успехи 'Миг-1' в последней Русско-Персидской войне заметно проредил их ряды. Еще бы, за всю компанию ни одной серьезной аварии.
