|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Чем дальше они продвигались в сторону Адели, тем сильнее Олварг проникался убеждением, что город встретит его обезлюдевшим, пустым и тихим, как развалины Галарры. Последствия землетрясения становились все более пугающими и заметными — он видел вывороченные с корнем деревья, многие из которых, несомненно, росли здесь еще во времена Беспутной Беатрикс, и глубокие трещины в земле, заполненные темной водой.
Картина была фантасмагорической.
Их войско выступило из Мирного около четырех часов утра, и Олварг полагал, что они доберутся до Адели еще до восхода солнца, но он не учел, что за границей защищающего их магического купола царит полнейший хаос, и проехать те несколько стае, которые отделяли Мирный от столицы, будет не в пример сложнее, чем в обычный день. Поняв, что от стремительного марш-броска от Мирного к Адели придется отказаться, Олварг отправил вперед разведчиков, а сам двинулся к городу во главе основного войска, убеждая самого себя, что эта проволочка не нарушит его планы. Конечно, очень соблазнительно было бы застать жителей города врасплох, прежде чем они успеют оправиться после землетрясения, но, даже если горожане выиграют несколько часов, особой роли это не сыграет. В конце концов, они сейчас находятся буквально в сердце Темного Истока — а ведь эта магия для большинства людей настолько же невыносима, как магия Альдов — для Безликих. Даже такой Одаренный чародей, как Галахос, не мог полностью оградить себя от этой Силы — находясь в Галарре, старый негодяй всегда выглядел так, как будто бы страдал от затянувшейся болезни : он хирел, бледнел и делался — если, конечно, это в принципе возможно — еще более никчемным, жалким трусом, чем бывал все остальное время. Эта магия лишала людей силы, подрывала волю, вызывала приступы уныния и страха. Олварг знал это лучше, чем кто бы то ни было другой, хоть и не ощущал её воздействия — его, единственного среди всех, магия до поры до времени хранила от самой себя. А сейчас она точно так же ограждала от своего отравляющего действия его солдат — так же надежно, как незримый купол защищал их всех от бури, пока они находились в Мирном. Магия определённо не желала, чтобы люди, исполняющие её волю, пали духом или на собственной шкуре ощутили расползающийся от Адели ужас.
Магия оберегала их... пока. Олварг старался отогнать подальше мысль о том, что в тот момент, когда Адель будет захвачена, у Темного Истока не останется никакой причины их щадить — но не думать об этом временами становилось слишком сложно.
У жителей Энмерри, кажется, была какая-то слезливая история о юноше, который попал в плен к вражеской армии и обещал показать им дорогу к своему родному городу, но вместо этого завёл врагов в непроходимые болота. Помнится, Саккронис когда-то рассказывал ему эту историю среди всей прочей чуши, с помощью которой он пытался заинтересовать наследника престола изучением имперских хроник. Олварг вообще не очень понимал, почему эта глупая побасенка все-таки отложилась в его памяти, а уж тем более — почему она вспомнилась ему прямо сейчас, как будто между предводителем искренне преданного ему войска, как никогда раньше убежденного в его могуществе, и пленником, ведущим вражескую армию в ловушку, в самом деле было что-то общее. Определенно, нет; и все же, сейчас он испытывал к юноше из легенды куда более глубокое сочувствие, чем в детстве. Сохранять невозмутимый вид и в то же время понимать, что в конце вашего пути и тебя самого, и всех, кто идет за тобой, ждет смерть, и вряд ли эта смерть будет такой уж лёгкой (особенно для тебя), наверняка было очень... мучительно.
Себе на горе, те, кто строили имперские дороги, приложили все усилия, чтобы никакие неожиданности не могли помешать движению на королевском тракте — по обе стороны дороги тянулись широкие прогалины, чтобы случайно рухнувшее дерево не перегородило тракт, а саму дорогу "приподняли" над землёй с помощью прочных брёвен и каменной насыпи, чтобы её не развезло из-за дождей. В итоге, хотя многие отрезки тракта превратились в месиво земли, щебенки и камней, армии Олварга, во всяком случае, не пришлось расчищать дорогу от поваленных деревьев или вязнуть по колено в грязных лужах. Наорикс Воитель, уж конечно, никогда бы не подумал, что однажды его неустанные заботы об имперских трактах обернутся против его обожаемого младшего сыночка... Подумав об этом, Олварг несколько приободрился и выбросил неуместные сомнения из головы.
Издалека стены Адели выглядели так, как будто бы их много дней подряд обстреливали из тяжёлых катапульт, но, к удивлению Олварга, раскинувшийся под пасмурным небом город не казался таким мёртвым и пустым, каким он ожидал его увидеть — на тех участках стены, которые пострадали сильнее всего, горел огонь и копошились люди, пытавшиеся наскоро исправить самые опасные последствия землетрясения. Издалека они напоминали муравьев, мечущихся туда-сюда и пытающихся починить растоптанный ребенком муравейник. Олварг недовольно сдвинул брови — то, что хотя бы незначительная часть защитников Адели все еще была способна думать о сопротивлении, бросало вызов его представлениям о магии. Это неприятное чувство — смесь досады, удивления и раздражения — только усилилось после того, как Олварг выслушал отправленных вперед разведчиков. Встретившие их на опушке леса доглядчики сообщали, что в город проще всего попасть двумя путями : либо со стороны гаваней, либо через пролом у Северных ворот. Дамбу, которая когда-то защищала город со стороны моря, затопило, а у Северных ворот обрушилась сторожевая башня и весь примыкавший к ней кусок стены.
Олварг поморщился. Не может быть, чтобы те люди, которые руководили обороной города, не представляли — хотя бы в общих чертах — своего положения. Ну и на что они, Хегг их возьми, надеются?.. По его разумению, тем, кто остался живым и невредимым после сегодняшней ночи, следовало бы сейчас хватать свои пожитки и бежать из проклятого города, куда глаза глядят.
А, с другой стороны, куда им, в сущности, бежать? — подумал он мгновение спустя. Они даже не знают, разрушило ли недавнее землетрясение одну только Адель, или та же судьба постигла все ближайшие к столице города. И даже если их дома разрушены, в столице оставаться лучше, чем ночевать под открытым небом на сырой, раскисшей от дождя земле. Возможно, что они "храбры" в таком же самом смысле, как бывает "храброй" загнанная в угол крыса — просто от сознания того, что у них нет другого выбора.
Придя к такому выводу, Олварг почувствовал себя гораздо более уверенно.
— Разделимся, — сказал он Нэйду. — Я поведу людей к Северной стене, вступлю в переговоры, чтобы отвлечь на себя их внимание, а в полдень начну штурм — это заставит их стянуть туда все свои силы. Ты войдёшь в город со стороны гавани и постараешься зайти им в тыл. Если нам повезет, то мы ударим с двух сторон и сможем покончить с ними одним ударом. Если нет, то им придётся разделиться, чтобы отправить кого-нибудь тебе наперерез.
— Хорошо, государь, — бесстрастно сказал Нэйд, никак не выразив своего отношения к этому плану. И, хотя Олварг первый бы никогда не допустил, чтобы кто-нибудь из его военачальников — даже Рыжебородый, постоянно находившийся с ним рядом последние двадцать лет — взялся оценивать или, тем более, оспаривать его решения, на одну мимолетную секунду он почувствовал досаду, что в эту вершинную минуту его жизни рядом с ним нет никого, кто принимал бы его цели, как свои, и мог бы в полной мере разделить с ним значимость этой минуты.
Наверное, такой соблазн, в конечном счете, посещает каждого правителя. Отец чуть ли не лобызался с голодранцами из своей Золотой сотни, а Валларикс пошёл еще дальше — создал для своего друга детства отдельную должность коадъютора, чтобы тот мог быть одновременно и телохранителем, и послом, и нянькой императора. Собственно, Орден Олварг собирался сохранить в том самом виде, который он приобрёл при Иреме — это был хорошо отлаженный, удобный механизм для проведения своей политики в провинциях, не говоря уже о том, что большинством людей Орден давно уже воспринимался, как такой же важный атрибут императорской власти, как Крылатый трон, — но, разумеется, нынешние привилегии и полномочия орденских эмиссаров следовало существенно урезать, а должность коадъютора и вовсе упразднить.
Дойдя до этой мысли, Олварг на мгновение задумался о том, жив ли еще приятель императора, или же он, как и многие другие, погиб во время землетрясения?.. Олварг почти не сомневался в том, что Меченый не пережил сегодняшнюю ночь — останься он в живых, его бы, несомненно, поспешили отпустить и возвратили ему его меч, а это точно не прошло бы незамеченным для Олварга, значит, дан-Энрикс либо умер, либо был настолько не в себе, что никому не пришло в голову отдать ему меч Альдов. Cо стороны Темного Истока было бы очень любезно избавить его разом и от дан-Энрикса, и от докучливого каларийца, но Олварг не слишком-то надеялся на подобную удачу — и, конечно, оказался прав.
Нелепая, почти игрушечная баррикада, с помощью которой защитники города наскоро залатали брешь в стене, смотрелась откровенно жалко, зато Ирема с его синим плащом Олварг разглядел еще с опушки леса. С уцелевших участков городской стены их войско, несомненно, разглядели значительно раньше, чем они успели выйти на опушку леса, и теперь проклятый калариец ждал их появления — он стоял на вершине баррикады, которую ни одно войско в мире не смогло бы удерживать дольше нескольких часов, и дожидался его с такой вызывающей невозмутимостью, как будто Олварг был его противником на рыцарском турнире.
Олварг почувствовал, как от этой картины в груди полыхнуло бешенство — настолько острое и яркое, что оно изумило его самого. Хотя Олварг ни разу не встречался и, тем более, не разговаривал с мессером Иремом, за эти двадцать лет он изучил его ничуть не хуже, чем Валларикса, и, в общем-то, его сегодняшнее поведение никак нельзя было назвать непредсказуемым — именно так сэр Ирем вёл себя с тех пор, как Олварг внёс его в список своих личных врагов и начал изучать его характер и привычки. Так что в самую первую секунду Олварг даже удивился силе своей злости. А потом он с опозданием сообразил, что в этом-то и заключалась главная проблема. Ирем вёл себя в точности так же, как обычно — так, как будто пробуждение Истока ничего не изменило. Человек на баррикаде бросал вызов силе, которой сам Олварг никогда не смог бы — да и просто не осмелился бы — противостоять.
Олваргу вспомнилось побоище, в котором айзелвиты, провожавшие дан-Энрикса в изгнание, едва не перерезали друг другу глотки раньше, чем вступили в бой с Безликими. Правда, хаос в рядах врагов в конечном счёте только навредил адхарам, потому что в этой сутолоке Меченому удалось благополучно ускользнуть, но в других случаях такая тактика почти всегда давала наилучшие плоды. Заносчивому каларийцу следовало бы спросить себя, как поведут себя его солдаты, если перестанут чувствовать себя той самой загнанной в угол крысой и поверят в то, что Олварг может сохранить им жизнь. Не может быть, чтобы за те несколько месяцев, которые дан-Энрикс болтался на свободе и считался Эвеллиром, он ни разу не упомянул о том, как его спутники, еще мгновение назад готовившиеся сражаться до последнего, передрались друг с другом, когда предводитель Безликих дал понять, что достаточно будет выдать Меченого, чтобы избежать побоища. "На твоем месте, я бы не таращился за стену, а больше заботился о том, что происходит за мой спиной!" — мысленно сказал Олварг Ирему.
Ирем попробовал посчитать, сколько часов он уже оставался на ногах, но быстро сбился. Он, определенно, бодрствовал уже больше суток, но при этом чувствовал он себя отвратительно бодрым, отдохнувшим и полным сил. Было не слишком-то приятно сознавать, что он обязан этому вовсе не своей стойкости и силе воли, а нескольким крошечным — не больше кунжутного семечка — зернам люцера. Но, хотя вчера — или уже позавчера? Сколько вообще времени прошло с момента их последнего совета у Валларикса?.. — Ирем отнесся к предложению мессера Аденора с крайним скепсисом, надо было признать, что в данном случае его отрава пришлась более чем кстати; отсыпаться было совершенно некогда. Они едва успели наскоро заделать брешь в стене, когда дозорные на башне сообщили о приближении вражеской армии.
Надо отдать Олваргу должное : этот ублюдок в очередной раз сделал совсем не то, чего от него ожидал лорд Ирем. Рыцарь полагал, что Олварг либо начнет подготовку к штурму, либо пошлёт к ним парламентеров — но уж точно не того, что он направится к стенам Адели сам, взяв с собой только одного Безликого, который держал королевский стяг. Глядя на то, как пара всадников спускается с пологого холма, а после этого неторопливой рысью едет через поле, отделяющее город от опушки леса, Ирем мысленно признал, что выглядело это исключительно эффектно — Олварг держался так, как будто совершенно не тревожился за свою жизнь. Конечно, его защищала его магия, но Олварг же не мог не понимать, что, кроме лучников, на Северной стене были еще и маги из Совета Ста?..
— Подпустим их поближе, — сказал Ирем командиру лучников. — Незачем понапрасну тратить стрелы. Если они остановятся — стрелять по моему сигналу. Если начнут поворачивать назад — стреляйте без приказа.
Но пока что было не особенно похоже, что Олварг намерен повернуть назад. Лорд Ирем чувствовал, что против воли начинает вовлекаться в эту непонятную игру, что его кровь бурлит, а сердце колотится втрое чаще, чем обычно. Олварг словно говорил — смотрите, я даю вам шанс покончить со мной одним ударом, неужели вы упустите подобную возможность?.. Ирем кусал губы, мысленно твердя себе, что Олварг совершенно точно не был ни любителем испытывать судьбу, ни искателем острых ощущений вроде Наина Воителя. Он всегда действовал наверняка — даже когда, на первый взгляд, отдавал своему противнику все преимущества. В Кир-Кайдэ он дал Криксу ключ от кандалов и обещал отдать ему свой меч, бросая ему ту же самую наживку, что и им сейчас — ты так хотел меня убить, ну так давай, убей!.. Но он пошёл на это только потому, что был уверен в собственной неуязвимости.
Впрочем, на сей раз Олварг придержал коня, не доехав даже до середины поля — и сэр Ирем наконец-то смог перевести дыхание, сказав себе, что, даже будь у них возможность быстро выбраться за стену, посылать кого-нибудь на вылазку в подобной ситуации было бессмысленно. При первых признаках опасности Олварг и его спутник тут же повернули бы обратно и соединились с остальными гвиннами гораздо раньше, чем защитникам Адели удалось бы их настичь.
Олварг махнул рукой, словно хотел привлечь к себе внимание — как будто он не знал, что каждый человек, стоявший на стене, в эту минуту смотрел только на него, и многие из них оттягивали к уху тетиву или стояли возле тех немногих катапульт, которые не пострадали от землетрясения. Усиленный магией голос Олварга звучал на удивление отчётливо и внятно — Ирем даже на секунду усомнился в том, что Олварг в самом деле пользуется речью, а не прибегает к ворлокству, чтобы впечатывать свои слова прямо в сознание своих врагов.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
