Пепел над городом

Глава 1

Лучшее путешествие — это когда никуда не спешишь. Есть время оглянуться по сторонам — верста за верстой ложатся под копыта коня, проплывают мимо зеленые деревья, мелкие голубые озера и звенящие ручейки; если очень постараться, можно даже научиться не замечать мелкие-мелкие хлопья черного пепла, падающие с небес, пятнающие листья и траву, но огибающие меня по широкой дуге, боясь приближаться.

Особенно легко сделать так, когда их не видит никто, кроме меня.

Еще лучше — путешествовать в безопасности. Альбион — богатое, сильное королевство и легко может выделить в охрану обоза, везущего в столицу налоги со всего Северного предела, солидную охрану. Можно не бояться ни разбойников, ни одержимых — полсотни гвардейцев насадят на пики любого искривленного темными ками несчастного — животного или человека — и порубят на куски, достаточно мелкие, чтобы даже злая магия не смогла заставить их двигаться. Если очень постараться — можно даже не обращать внимания на густую, как смола, темную ауру одного из гвардейцев: грязно-фиолетовую, с черными разводами и смутно пахнущую крысиным ядом.

Очень легко притвориться незрячим, если ты окружен слепыми.

С тех пор, как я присоединился к отряду у Верлании, столицы Северного предела у подножья Святых гор, она чуть поблекла и просветлела, но я знаю — как только мы расстанемся, процесс запустится вновь, и если парень позволил ему зайти так далеко в среде благочестивых гвардейцев, то спасти бедолагу не выйдет — он уже и сам не хочет спасения. Можно попытаться поговорить с командиром, но черный пепел, падающий с небес, становится все гуще, чем ближе столица Озерного края.

Впрочем, у большой компании есть и свои минусы...

— Святой отец!

Томас Мальбурн, совсем еще юный мальчишка — не старше девятнадцати, что командовал одним из конных отрядов, патрулирующих дороги Авалона, придержал коня за узды, понукая перейти на шаг рядом со мной.

— А это правда, что вы возвращаетесь из паломничества к Заповедной горе?

Я с трудом подавил раздраженный вздох. То, что паренек будет проблемой, я понял еще утром, когда десяток Томаса встретил нас на выезде из деревни, в которой мы остановились на ночлег. Черный пепел, словно раздуваемый незримым ветром, обтекал его со всех сторон, не смея коснуться — не тот широкий полог, накрывающий весь отряд, как рядом со мной, а скорее личная защита. И как бы странно это ни звучало для кого-то, кого называют "святым отцом", я не люблю общаться с верующими, особенно — столь истово.

Чувствую себя самозванцем, хотя это лишь наполовину правда.

— Это верно, Томас, — вздохнув, ответил я.

Как всегда, стоило вспомнить об этом, правая рука сама собой потянулась погладить держащую поводья левую, два коротких обрубка на месте мизинца и безымянного пальцев.

— Горы не любят людей, — пояснил я Томасу, от которого не укрылось движение. — А горы зимой — по-настоящему ненавидят.

— Если это цена за то, чтобы посетить дом ками, не страшно и руку отдать, — со всей положенной торжественностью кивнул Томас, коснувшись пальцами поочередно лба, горла и сердца, чтобы почтить ками.

Я лениво дернул правой рукой — скорее проведя ладонью вдоль тела, не касаясь кожи, и ничего не сказал. Это его рука — ему и решать, сколько она стоит.

— Как вам удалось получить разрешение? Я слышал, жрецы очень неохотно пускают туда паломников.

— Это потому, что большая часть погибает без пользы, — пояснил я. Не то, чтобы это был малоизвестный факт, но находились те, кто считал, что жрецы просто не хотят делиться святостью. — Заповедная гора — труднодоступное место. И я не получал разрешение, иначе меня бы точно не пустили туда зимой.

— Вы пошли против воли церкви? — отшатнулся Томас.

— Ага, — хмыкнул я, позабавленный его реакцией. — Это было глупо, конечно, — я едва не погиб там, но, — "Но, если честно, именно этого я и хотел", — мне повезло.

— Вас должно быть, хранили сами ками...

Я поднял глаза к небу, симулируя задумчивость, нашел взглядом резко выделявшуюся на ярко-голубом фоне тонкую, гибкую, как хлыст, но отчетливо женскую фигурку в черном мужском костюме — похожий носили охотники. Закинув руки за голову, она легко парила над землей на высоте нескольких метров, словно лежала на невидимой кровати. Почувствовав внимание, девушка перевернулась на живот, яркие золотые глаза мгновенно нашли мои. Узкое смуглое личико осветилось плутоватой улыбкой, еще до того, как я открыл рот.

— Да, — улыбнулся я Шэдди в ответ. — Должно быть, я приглянулся одному них.

Томас проследил за моим взглядом, пару секунд бессмысленно шарил взглядом по пустому для него небу и, ничего там не отыскав, как-то странно посмотрел на меня.

— Вы... видели кого-то из них?

Улыбка Шэдди стала еще шире. Спустившись пониже, она нависла над парнем и взъерошила длинные золотые волосы; Томас лишь головой дернул — для него это был лишь шаловливый случайный ветерок. Его тусклый свет, с центром в маленьком медальоне на шее, на мгновение вспыхнул ярче, парень улыбнулся и даже как-то распрямился, словно отдохнул пару часов в тенёчке.

— Только святые видят ками, — грустно улыбнулся я, прекрасно зная, какой дорогой пойдут его мысли.

— Да, — тут же понурился Томас. — Нам бы сейчас не помешал один... Одержимые совсем распоясались. Мы, дорожная стража, много где бываем, многое слышим — дня не проходит, чтобы кто-то не обезумел. Бывает, что прямо посреди рынка, в полдень... — он вновь осенил себя священным знаком. — И не остановишь их никак, пока на куски не порубишь.

— Нас ками миловали в пути, — кивнул я, благодарно улыбнувшись погрустневшей Шэдди, зная, что Томас примет эту улыбку на свой счет. Присутствие мощной ками, пусть даже не Воплощенной, отгоняло ее слабосильных темных собратьев так же легко, как лев отпугивает стаю шакалов. — Но да, я слышал... не только в Альбионе такая беда.

Лишь чуть отведи взгляд от честного широкого лица с пушистой, совсем еще юношеской, бородкой и, за пределами влияния Шэдди, — черный пепел, падающий с небес, пачкающий листья, мертвой хваткой вцепляясь в одежду и шерсть. Как живой, пепел шарахается от таких как Томас — сияющих и праведных — и липнет к тем, кто не столь светел, разъедает и душит, пропитывая душу и тело... открывая дорогу темным ками.

Только теперь, оглядываясь назад, я понимаю, почему так отчаянно рвался в это безумное паломничество, отчего так желал умереть, даже не признаваясь в этом самому себе. Я просто не столь светел, как хороший парень Томас, сержант дорожной стражи, чтобы пепел боялся меня, и недостаточно темен, как гвардеец Реджинальд, чтобы причинял наслаждение, а не боль.

— Все это потому, что люди отвернулись от них, — нахмурился Томас, сжав в ладони амулет. — Храмы пустеют — а когда заполняются, то лишь из страха перед одержимыми, и это еще хуже, чем равнодушие — страх дает силу совсем не светлым ками...

Шэдди нахмурилась за его спиной, открыла рот... и раздраженно фыркнув, закрыла, уставившись на меня требовательным взглядом.

— Это лишь следствие, Томас, — послушно начал я, играя роль ее рупора. — После Великого Разделения ками потеряли возможность говорить с нами, вести нас, наставлять и помогать. Миры духов и людей были разорваны друг от друга и с тех пор только люди, каждый человек, большой и маленький, стал вратами, через которые они могут достучаться до нас. Ходить в храмы и молиться, соблюдать посты и заповеди... всего этого недостаточно — только искренняя доброта души может открыть ворота, сколь угодно малая, но — искренняя. На это способны далеко не все... и далеко не всегда. Возможно, тебе сложно это принять, но большинство людей, даже законопослушных — не такие уж и добрые на самом деле. Ками видят это — их не обмануть пустыми молитвами, взятками в виде пожертвований и показным благочестием.

"И все больше их уходят из мира людей, — добавил я про себя, решив не озвучивать эту информацию Томасу. — На Заповедную гору, в Вечнозеленый лес или Страну водопадов — куда угодно, лишь бы подальше от людей"

— И что же делать?.. — с упрямой надеждой спросил Томас.

Я внутренне вздрогнул — этот молодой, открытый парень смотрел на меня, избитого жизнью мужика, не далее как два года назад ушедшего умирать в горы так, словно действительно верил, что у меня найдется ответ, как исправить этот мир, остановить черный пепел, падающий с небес.

Я посмотрел чуть повыше его головы, говоря вовсе не с Томасом. Шэдди смотрела со спокойной улыбкой, словно лучше меня зная, что я собираюсь сказать. Поймав взгляд, она улыбнулась еще шире, напомнив мне самый страшный и одновременно — самый счастливый день в моей жизни: день, когда замерзающего в занесенной снегом пещере неудачника у ворот загробного мира встретила не мрачная старуха с косой, а тонкая смуглая девчонка с золотыми глазами. Тогда она улыбалась так же, как сейчас — со спокойной уверенностью... во мне. В том, что я стою того, чтобы спасать мою жизнь, что сейчас — я найду слова.

Как я мог подвести эту веру?..

— Решение там же, где проблема, Томас, — смотря на него, но говоря с Шэдди, сказал я. — Ками — все еще среди нас: незримые, неосязаемые, но столь же святые, как и раньше. Они все еще верят, все еще ждут. И все, что требуется от человечества — верить в них в ответ. Если этот мир может быть спасен, то это сделают такие люди, как ты.

— И такие жрецы, как вы, — улыбнулся парень. — Вы хорошо говорите. Намного лучше нашего священника.

Я не смог сдержать польщенную улыбку — не из-за похвалы Томаса, конечно, но довольной Шэдди, одобрительно кивающей из-за его спины. Одобрение случайного стражника, которого я встретил впервые в жизни и, скорее всего, не увижу больше никогда, не значило для меня ничего. Шэдди, с другой стороны... о, она могла свернуть мне шею одним единственным словом, как и исцелить тем же словом любые раны, вернув из мертвых.

— О! — встрепенулся Томас, указывая вперед. — Опушка! Я помню это место — отсюда лучший вид на Авалон! Вы бывали раньше в столице, святой отец?

— Нет, но я видел картины, — рассеяно ответил я, понукая коня, чтобы не отстать от рванувшего вперед Томаса.

— Ее не просто так называют одной из жемчужин этого мира!

Интеллектуально я знал, что увижу, вырулив из-за широкой спины стража. Эмоционально — это все еще был удар. Знаменитый белый камень городских стен, церквей и дворцов никуда не делся — тянулись к небесам тонкие башни, сверкали золотом купола и цветные витражи. Огромное озеро, почти море, столь чистое и голубое, что его так и называли — Синим, тоже было на месте. Все было точь-в-точь, как в мемуарах путешественников и картинах художников.

Все, кроме одного.

Черный пепел, едва-едва заметный в других местах, обернулся здесь черным туманом, подобным тем, что парили над озером холодными рассветами, обращая и белый камень, и золото куполов, и цветастые витражи в одинаково грязно-серый. Пепел не падал с небес — он, словно горячий воздух, взлетал над широкими улицами и аккуратными покатыми крышами, словно подхваченный порывом ветра, кружился над городом, все ширясь и ширясь, исполинской воронкой достигая облаков — и, разбиваясь о небесную твердь, разлетался по розе ветров, чтобы, исчерпав начальный импульс, упасть на землю черным дождем, который я видел, путешествуя по Озерному краю.

"Ками, неужели также выглядит и моя родина?"

— Правда, красиво? — с искренней гордостью спросил честный, прекраснодушный слепец рядом со мной.

"Я действительно собираюсь сунуться в это место? После того, чем все кончилось для меня в прошлый раз?"

Я рефлекторно ухватился за искалеченную левую руку. Пустота на месте двух пальцев, к которой я уже успел привыкнуть, вновь показалась столь же вопиюще-пугающей, как и два года назад.

"Мне следовало остаться на Заповедной горе, в городе богов, который будет стоять, даже если весь мир сгорит, среди светлых ками. И пусть все остальные засунут себе свои беды в жопу так глубоко, чтобы их можно было разглядеть через горло"

На мгновение я даже забыл, зачем ушел из рая на земле, где посреди снежных вершин цвели яблони и спела малина, снежные барсы играли с детьми, а черный пепел сгорал за километры от подножия. Там я был в безопасности, там наконец нашел покой, который тщетно искал всю жизнь, там встретил...

"О, точно... Я вспомнил".

Она прижалась ко мне за спины, обхватила руками за грудь, ткнулась горячим плоским носиком в шею.

— Прости, что втянула тебя в это, — прошептала она. — Я знаю, что тебе опасно быть здесь, но клянусь: я не дам никакому внешнему злу коснуться тебя. Знаю, что несправедливо просить об этом, но... Я не справлюсь одна, Артур. Чтобы очистить или... остановить моего брата как-то иначе, нам понадобится Воплощенная ками, и Озерная леди Альбиона — ближайшая и сильнейшая из всех, кто еще остался в землях людей. Но ты был прав — лишь через смертных мы теперь можем влиять на мир, а Воплощенные — лишь через святых. Через тебя.

Она прижалась еще сильнее; это гибкое сильное тело, запах ночных цветов и свежескошенной травы пускали сладкие мурашки по коже. Я покосился на Томаса, но тот уже отвлекся, подгоняя усталых гвардейцев, окруживших повозку с золотом. Да и он все равно ничего бы не заметил, даже если бы смотрел в упор — ни волос, движимых ее дыханием, ни смятой объятьями одежды. Он просто не мог — не был способен.

— Я никогда не попросила бы тебя об этом, будь какой-то иной способ остановить Адама. Я спасала твою жизнь не для того, чтобы потом сжечь ее в войне, которой ты не желаешь. Но это единственный путь.

Я ничего не ответил — мои спутники не могли заметить Шэдди, зато прекрасно могли видеть и слышать меня. Все, что я сделал — чуть сжал бедрами бока коня, понукая двигаться вперед. Шэдди устроилась поудобнее и, положив голову мне на плечо, молча смотрела, как кружится черный вихрь над белокаменным городом.

Мне не нужно было ничего говорить. Мы оба знали ответ.

Когда я замерзал у ворот города богов, лишь одна из сиятельных ками была достаточно сердобольна, чтобы спасти жизнь запятнанному злом, запятнанному настолько, что даже два долгих года в самом чистом месте во Вселенной не было достаточно, чтобы отмыться до конца. Может, я и не самый добрый человек на свете, не самый честный, отважный или сильный, но даже я все еще помню, что такое долг жизни. И я должен Шэдди куда больше, чем жизнь — я должен ей свою душу.

И она может рисковать ей, как пожелает.

Глава 2

Мы расстались с гвардейцами на одной из площадей в центре города; солдаты отправились дальше — во дворец, стражники Томаса — вместе с ними. Напоследок они упросили меня благословить их всех — уверен, многие заметили, что в моем исполнении, при посильной помощи Шэдди, от них действительно становилось легче на душе — что я с неохотой и сделал. Смешанные чувства... с одной стороны, официально церковь никогда не давала мне сан, все доказательства, которые у меня есть — подделка. С другой... это была идея Шэдди, что технически делает меня самым настоящим жрецом в этом королевстве. Учитывая, что в каждой уважающей себя деревеньке, кроме традиционных для королевства, поклонялись своему ками, зачастую даже не существующему на самом деле, это не было особой проблемой.