Зверь лютый Книга 28. Приступ

Зверь лютый

Книга 28. "Приступ"

Часть 109. "Мы коней собирали в..."

Глава 545

Вот, деточка, идёт войско. Топ-топ. Чувствуешь пальчики? — И приходит к... к крепости. Надо бы крепостицу взять. А как? — По-разному бывает. К примеру: окружают и... не ахай - это "кольцо окружения". Его сжимают. Сильно. Не ойкай. А потом — приступ. Приступило войско к стенам и... и отступило. Приступило... и отступило. Тебе нравится? Такой... приступ? — Во-от. Про приступы целая наука есть, так и называется: "приступизм".

В последний день февраля 1169 года я остановил свой отряд на ночёвку в деревушке в верстах десяти от Днепра к юго-востоку от Киева. Убийственный тысячевёрстный марш от Тулы к Киеву по заснеженной степи подходил к концу. Выйдя с тремя сотнями людей и тысячей лошадей, я потерял отставшими треть людского состава и две трети конского. Люди и лошади были совершенно измучены, на привале засыпали сразу.

В таких ситуациях предпочитаю сам проверять посты. Сочетание "беломышести" с "маникальностью" дает силы держаться дольше. На въезде в селение услышал перебранку. Перед постом стояли несколько неожиданные в деревне щегольские санки с доброй тройкой. Кучер пытался повернуть назад, а из саней доносился знакомый женский хохот пересыпаемый сочными выражениям:

— Штоб вам яйца ко льду приморозило! Вместе с языками! Ха-ха-ха...

Воображаемая картинка получалась довольно забавной. К сожалению, форсированный марш напрочь отбил у моих людей чувство юмора, они уже тянули палаши. Пришлось вмешаться:

— Агафья! Ты зачем людей такими страстями пугаешь?

— А чего ты дурней себе в войско берёшь? Но я по делу. Катерина сказывала: Жиздор поутру на Белгород побежит. С семейством и с мордами клеймёными.

— С чем?!

— С этими... клеймёными мордами. Ой! Спутала я! С клейнодами! Ха-ха-ха...

Через четверть часа десятники тычками заставляли воинов проснуться: парни засыпали прямо с сёдлами в руках. Ещё через четыре часа, броском преодолев последнюю часть пути до Днепра и обойдя город с юга, мы выскочили на Белгородскую дорогу.

"Ничто так не ориентирует человека на местности, как поиски туалета" — народная мудрость.

Увы, не мой случай: "для нас — везде". Поэтому и ориентиров нету.

— Это дорога на Белгород?

— Эта... ну... не...

— Мать...! А куда?

— Эта...? Ну... в Киев!

— А откуда?

— Эта? С откудава? А ты чё, не знаешь?

— Яйца отрежу. И съесть заставлю. Тебе. Тебя.

— Не! Эта... не надо! Эта... ну... дорога. Она... стал быть... с Чернушек. Во! В Киев! Ну! Точно! Истинный крест!

Я не мог более смотреть на беднягу-селянина, коему суровый рок судил встретить на исходе ночи на лесной дороге моё войско. Хотелось рвать и метать. Всё, что попадало в поле зрения, а более всего вот этого... "доброго человека".

Пейзанин учуял свою судьбу и, негромко завывая, съехал к копытам моего Сивки.

— Г-Господине! Христа бога ради... Не губи...! Душу невинную... Детки малые... жена на сносях...

Пейзанин отрешённо монотонно подвывал, вручив, видимо, свою судьбу ГБ. Вжимался лицом, головой без шапки, с реденькими светлыми волосами, в истоптанный конями снег, пытался поцеловать здоровенные копыта коня. Сивка прядал ушами, нервничал, но стоял как вкопанный. Переступит — раздавит дурня своими "тарелками".

Врёт. Но это неважно. Важно, что мы заблудились.

Перейдя Днепр по льду, мы ушли на запад, потом приняли к северу. Занесённые снегом поля и перелески, маленькие, похожие друг на друга, деревушки, ярочки, лесочки, стёжки, тропки...

Меня душила ярость. Злоба. На собственную глупость. Устроить такой поход! Столько времени готовиться, столько сил вложить и всё... под хвост. Просто потому, что мы не можем выйти в нужную точку в нужное время. Потому, что из трёх человек, которых имел в списке местных проводников Точильщик, один лежит больной, другой уехал на крестины в Триполье, третий "мотнулся на минуточку" в Белгород. Карты, составленные Драгуном по "сказкам" проходившего здесь в августе Акима Яновича и других путешественников, хорошо показывали Днепр, но уже на пяток вёрст от берега...

Попытки взять проводников из местных... Очередная заканчивалась сейчас жалобным воем от копыт моего коня.

— Минйи виреби. Тс'авидет тс'. (Тупые ослы. Надо идти вперёд)

— Спасибо за совет, Чарджи. Только "тс'ин" — сад? ("вперёд" — куда?)

— Сад гамойк'уреба тквени тшехинис сакхе (куда смотрит лицо твоего коня).

"Лицо коня"? А! Понял! У лошади лицо называется морда. Конская морда, а не "твоё рыло".

Жеребячий мудрец. Предвосхищатель ковбоев Дикого Запада: "Если сомневаешься, пускай думает твоя лошадь".

— Сад — сакхе или сад — зад?

Как ты мне надоел со своим грузинским! Вот только сейчас этим и заниматься!

Чарджи фыркнул. Его конь фыркнул похоже, сделал два шага в сторону. То ли по своему конячьему разумению, то ли выражая сокровенное желание своего наездника.

Вот так всегда. Как только дело серьёзное — все советники... даже кони их — уходят в сторону.

Факеншит! На то ты, Ваня, и "Зверь Лютый". Чтобы решать, когда все остальные... сдриснули.

— Поднимите придурка.

Мужик взвыл, обхватил копыто обеими руками. Сивко дёрнулся. Мать...! Так же и шею сломать можно. Или — авторитет уронить. Над выпавшим из седла Воеводой гридни в голос смеяться не будут. Но наухмыляются в волюшку.

— Умойте. Сопли висят.

Двое парней Охрима подняли беднягу, протёрли лицо снегом. Потом один из них, посмотрев с сомнением на страдальца, набрал ком снега и, оттянув воротник драного армяка, сунул бедолаге на спину.

— А-А-А! Ап.

Тычок по рёбрам мгновенно прервал рефлекторное акустическое выражение термического удара по позвоночнику.

Гридень наклонился к лицу мужичка и негромко увещевал:

— Когда "Зверь Лютый" спрашивает — отвечать надо ясно, кратко и честно.

— К-кх-то-о?

— Вот он.

Гридень сдвинулся и я снова оказался перед "путеводителем по несчастью".

"По несчастью" — в трёх смыслах. Его "несчастью", моему и... и этому всему. Вокруг. "Святая Русь" называется.

— Чернушки?

— Ась? Ну... Эта...

— А дальше?

— Чего? Где? Ай!

Стражник несильно приложил беднягу по почкам. То снова попытался встать на колени, "пасть на лицо своё", но его вздёрнули на ноги.

— Из Чернушек дороги есть?

— У-у-у... Е-е-е-сть.

— Куда?

— О-о-о... В Киев. Я ж те уже... О-о-о...

— А ещё есть?

— Хто? Ой-ёй-ё-ё...

— Ещё дороги из Чернушек есть?

— Е-е-есть. Эта вот. Мы ж на ей... у-у-у...

Кретин. То "эта дорога" в Киев, то "ещё", туда же. Или "эта" у него междометие, слово-паразит? Мать их! Склонять и падежировать!

— Погоди (это гридню). А ещё есть?

— У-у-у... есть. В Ви-и-ишенки-и-и...

Врёт. Мы, конечно, заблудились, но не до такой степени: селение с таким названием мы проскочили ещё в полночь на той стороне Днепра.

А зачем ему врать, если он не враг? О его мотивациях... ничего не скажу, но результат вижу. Вердикт: прирезать. Не следует оставлять врагов за спиной.

Автоматизм выстраданных, проверенных опытом правил позволял мысли быстро проскочить по рельсам накатанного, чтобы заняться главным — поиском цели.

Цейтнот. Не найду Жиздора на дороге — он ещё много гадостей сотворит. Ему (в РИ) 19 августа следующего года помирать. Но — успеет.

Чисто автоматически, просто не зная ещё чего спросить, спросил:

— А из твоих Вишенок дороги есть?

Мужичок, уж снова заплаканный, с снова висящей соплёй под носом (и когда только успел?), начал всхрапывать, не имея сил вдохнуть воздуха. Гридень собрался снова приложить "сопляка великовозрастного", но я остановил. "Сопляк" ещё не продышался, а уже начал трясти головой:

— Е-е... Есть. Там же жь... эта... речка. Ни... ой... Нивка. Ну. О... одесу-у-у...

Чего?! Какая Одесса?!

— О... одесную... эта... в Киев. А по этой... о... ош...

Что за бред?! Какой Ош возле Киева?!

— Ош... ошую... туды... ой... в Белгород. Ой-ёй-ей...

И уже не поддерживаемый гридням, снова съехал на перекопыченный снег дороги, свернулся младенцем и завыл. Уже не ожидая милости, не надеясь на благоприятный исход. Хоть какой-то. Один страх неизбежной близкой смерти, ужас без мыслей.

Я обернулся к сидящему на коне в трёх шагах Чарджи.

— Рас ам боб? (Что скажешь?)

— Шейдзлеба (Возможно)

— Ты же там бывал!

— Бывал. На дороге. Там — знаю. Здесь... ар витси адгили (не узнаю места).

После возвращения Акима Яновича из похода по Кавказу некоторые его спутники начали использовать, для демонстрации своей статусности и эксклюзивности, особенно перед девками, разные иноземные словечки. Типа:

— Ты чё, кхой (баран)?

Собеседник понимает по интонации, что его чем-то... поименовали. Но чем — непонятно. Впадает в растерянность или "теряет лицо", переходя на следующий уровень эскалации противостояния.

Глуп. Конфликтен. Кулак без мозгов.

Присутствующие девицы хихикают и смотрят на "говоруна" с восхищением. А "кулачника" наказывают за попытку нанесения телесных повреждений разных степеней тяжести и нарушение общественного порядка. Поутру "кулачник" чистит сортир, а "говорун" прогуливает "полураспустившийся бутон", опыляя нежно алеющие ушки путевыми рассказами.

"Так прыщавой курсистке

Длинноволосый урод

Говорит о мирах,

Половой истекая истомою".

Не — "длинноволосый", не — "урод", а так-то... Обычные молодёжные игры.

Чарджи услышал от участников похода музыку родного языка и прямо-таки вцепился.

Во многих культурах есть разделение, отсутствующее в русской. Земля — отца (напр. в финском: isanmaa), а язык — матери (aidinkieli). Уловив "язык матери", Чарджи наслаждался общением на нём с нашей "восходящей лингво-звездой" Долбонлавом.

Пришлось и мне загрузить мозги.

Ванька-лысый — полиглот? — Да, я не переборчив в еде. В смысле: глотаю всё, что дают. А вот с языками...

Не хочу терять давнего товарища.

Моё изучение грузинского потребовало нашего с Чарджи плотного общения. Создавало приятный для него повод. Он выступал в роли учителя, поправлял меня. Возникшее, было, охлаждение и отдаление между нами, удалось погасить.

Проблема проста: Чарджи вырос. Не в смысле длины или веса, а душой. Представлениями о себе и о мире. Девять лет назад он был молодым парнем, простым наёмником в микросвите служилого боярина невысокого полёта. Степным изгоем, преследуемым за какие-то нелегитимные любовные похождения.

"Сам — никто, и звать — никак". Всей цены — добрая сабля. Вышибало-порубало на ножках. Остальное — невнятный гонор.

— Я — инал!

— И чё? Нам что инал, что подмётка — на дороге разный мусор валяется.

Эти годы он рос, умнел, матерел. Смотрел, думал, делал.

Недавний Сухонский поход заставил ощутить себя государем, хозяином. Вкус власти, вкус ответственности в боевых условиях. Когда от тебя зависит не только движение сабли, но и движение войска. Жизнь и смерть не одного твоего противника в быстротечной конной сшибке, а сотен разных людей на огромном пространстве месяцами.

Функционал "государя" куда шире функционала "воина". Уже для "полководца" фехтовальные навыки становятся малонужными. А "нужное" становится более разнообразным. К пониманию тактики должно добавить логистику, географию, фортификацию... "Государю", кроме того, следует серьёзно разбираться в дипломатии, юриспруденции, экономике... В психологии, в людях — вовсе запредельно.

Накопленный опыт думанья, чувствования, деланья... И случился с ним "переход количества в качество".

"Полководец" из него получился неплохой. Были в том походе ошибки. Или моменты, которые к ошибкам можно отнести. "Задним-то умом все крепки". Этот уровень он, в целом, осилил. К следующему, к "государю" — пока не готов.

Умом он понимает. Но... хочет воли, самостоятельности. А я, одним фактом своего существования, мешаю.

Дальше — одно из трёх.

Или он смирит себя, останется в моей службе. И будет грызть себя поедом до язвы желудка, геморроя, инсульта. "Талант — искра божья". Затоптать в себе "искру"...? — Можно. Разрушив самого себя.

Или взбунтуется, поднимет мятеж, устроит заговор. Просто для того, чтобы получить уровень свободы, который он хочет. Хотя, на мой взгляд, ещё не тянет.

Или уйдёт "искать доли". Где-нибудь в других землях. Возможно, уйдёт так далеко, что врагом мне быть не сможет. Но друга-то я потеряю. Потеряю часть себя, своей души. Потеряю важное колёсико в моей гос.машине.

Потеря — неизбежна. Иначе ему будет плохо. Но дружбу-то рушить — зачем?

* * *

Очередной случай проявления Аксиомы Эскобара:

"Каждый дождевой червяк выбирает для себя сам: либо мокнуть под дождём на оживлённом тротуаре, либо прятаться возле пруда с лягушками".

В смысле: при выборе из двух противоположных сущностей обе являют собой исключительную хрень.

Решение: не выбирай из двух, найди третью. Возможно, эта сущность будет хуже, чем любая из исходных. Но — своя.

* * *

Пришлось напрячься, найти приятную ему тему для общения: грузинский язык. Тормозя одной частью его души — любовью к "языку матери", другую — прорезающееся "вольнолюбие". Выделить его, приблизить, "возвысить", придать особенность, "сокровенность" нашим беседам. Одновременно показывая ему его неготовность. Мягонько.

Как-то упросил перевести на грузинский "Русскую правду".

— Зачем?! Воевать Кавказ собрался?

— Подарок будет. Потом перепишут красиво, переплёт богатый сделают. Книга — лучший подарок. А умная книга — особенно.

По ходу перевода разыграл с ним несколько неочевидных, но юридически корректных, ситуаций. Дошло: уметь воевать мало. Надо уметь мирить.

Царь Соломон говорил, что лучше судить споры между своими врагами, чем между друзьями. Ибо из друзей один станет врагом, а из врагов один — другом. Как сделать так, чтобы все стали "друзьями"? Или, хотя бы, дать им такую возможность.

Попутно образовался "закрытый канал передачи информации": это наречие в здешних краях понимают очень немногие. Чем мы и пользуемся. Не слишком качественно: тысяча выученных мною слов не позволяет строить фразы так, как я думаю на русском. Чувствую себя "людоедом из племени Мумбо-Юмбо" грузинского происхождения. Проще: тупею. Но ему нравится музыка языка. Прежний уровень доверия, взаимопонимания удалось восстановить.

Ну... я так думаю.

Чарджи бывал в этих местах. Давно. Я надеялся на него, как на своё последнее средство против "географического идиотизма".

Увы, воины ходят по дорогам, как охотники по охотничьим маршрутам. Восприятие территории — удел землепашца. Или людей, много натоптавших. Были бы Аким или Ивашко — они бы местность узнали и нас точно вывели. Но Ивашко нынче с Ростиславой Андреевной, герцогиней Саксонской, а Аким во Всеволжске: лечит сорванную в аланском "брачном" походе спину. Чарджи не узнаёт места, три запланированных проводника от Точильщика... выпали. И вот, история "Святой Руси" и успех моего предприятия зависит от хнычущего в снегу мужикашки.