Неизведанные гати судьбы. Глава 67

Неизведанные гати судьбы

Глава 67

Богиня Весны быстро вступила в свои права, отправив сестрицу, покровительницу снежной и студёной Зимы, на отдых в северные чертоги. Почерневшие снега недолго мозолили глаза нашим поселянам и вскоре исчезли под палящими лучами, не по-весеннему жаркого, Ярилы-Солнца. Все дороги в крае и лесные тропки просохли, а окружающий мир наполнился яркими красками жизни и разнообразным пением птиц.

На наши с Яринкой дни рождения никто из старших детей не смог приехать. Их не отпустило руководство, там где они трудились, но все дети и внуки прислали поздравительные телеграммы, с различными хорошими пожеланиями. Так что, свои дни рождения мы провели в кругу жителей нашего поселения.

На второй день, после дня рождения Яринки, мы с Яром занимались в Управе подготовкой документов для продовольственного обоза. Представители местных властей попросили доставить копчёные продукты в Барнаул перед первомайскими праздниками. Вот мы и старались выполнить не только просьбу чиновников, но и деловых людей, связь с которыми у нас не прервалась после смерти Иван Иваныча.

Нашу размеренную деятельность прервало появление в моём кабинете сына Ивана.

— Отец, там на двух машинах какие-то люди в военной форме приехали, в сопровождении нашего участкового милиционера. Они ходят по домам, разговаривают с артельщиками, и чего-то высматривают. Я забежал тебя предупредить, ибо скоро они в нашу Управу заявятся, — сказав это, Иван скрылся за дверями.

— Что будем делать, Демид Ярославич? — спросил мой молодой помощник.

— Забирай все документы, Яр, и отправляйся к себе в кабинет. Пока ты будешь заниматься артельными документами, я пообщаюсь с нашими гостями и постараюсь выяснить, что им нужно у нас в поселении.

— Понял, — быстро сказал Яр, и собрав все бумаги со стола, ушёл заканчивать оформление документов на продовольственный обоз.

Вскоре в коридоре послышались шаги и в мой кабинет зашло несколько человек. Все были одеты либо в военную форму, либо в полувоенные френчи.

— Здравствуйте, товарищи. Что привело вас в наше таёжное поселение?

Вошедшие поздоровались в ответ, после, ничего не говоря, молча меня разглядывали.

— Кирьян Степанович, может вы мне представите прибывших товарищей? — обратился я к участковому милиционеру Иващенко. — А то товарищи почему-то стесняются говорить со мною.

— Демид Ярославич, позвольте вам представить представителей райвоенкоматов, райкомов ВКП(б) и ВЛКСМ, которых я сопровождаю по нашему району, для переписи лиц подлежащих призыву в ряды Красной армии. Ваше поселение последнее в списке, в остальных деревнях и сёлах уже всех призывников переписали. Мы к вам ещё в конце февраля должны были приехать, но не успели, так как деревень и сёл много посетить пришлось. Возглавляет данную комиссию, Николай Иванович. Он с четырьмя сопровождающими его командирами, представляют военные комиссариаты Алтайского края, а эти ответственные товарищи, от райкомов партии и комсомола, наблюдают за выполнением поставленной задачи.

По смущённому виду участкового милиционера, я быстро понял, что он от волнения забыл фамилию военного комиссара возглавляющего комиссию, а все остальные сопровождающие ему просто-напросто не представились, посчитав себя очень большими начальниками.

— Благодарю вас, Кирьян Степанович. Надеюсь мне представляться не надобно, как я понял, вы уже сказали прибывшим товарищам, кто я такой и как меня зовут?

— Да. Я им сразу сказал кто вы, — продолжая смущаться ответил мне участковый.

— В таком случае, прошу присаживаться за стол, товарищи. Так нам будет намного удобней общаться, — дождавшись когда все разместятся, я продолжил. — Как я понимаю, после принятия в прошлом году закона "О всеобщей воинской обязанности", вы приняли решение переписать всех молодых мужчин нашего поселения и призвать их на службу в ряды Красной армии.

— Вы совершенно верно всё поняли, — высокомерно произнёс глава прибывшей комиссии. — И как назначенный Советской властью Глава поселения Урманное, должны оказывать нам всяческое содействие в этом деле.

Меня покоробило высокомерное поведение и выбранная манера разговора, находящегося в моём кабинете, военного комиссара. Скорее всего, военком подумал, что от одного только вида ответственных товарищей из райкомов партии и комсомола, а также от присутствия милиционера, я брошу свои дела и побегу исполнять все его приказания. Чтобы опустить военного чиновника с небес на землю, я спокойно произнёс:

— Для начала, товарищ военный комиссар, я хотел бы сказать следующее, чтобы у нас с вами не было какого-либо недопонимания. Во-первых, я вам ничего не должен! Так как ничего у вас не занимал. Так что поумерьте свой командный тон. Вы не являетесь моим воинским начальником, а я вашим подчинённым. Во-вторых, никакая власть меня на должность Главы не назначала. Меня единогласно избрали Главой, все жители нашего поселения, — заметив как военком бросил взгляд на политработников, я добавил: — Не стоит ожидать поддержки, Николай Иванович, от партийных товарищей, что с вами приехали. У нас в поселении нет ни одного коммуниста или комсомольца, так что провести партийный митинг у вас не получится. Как я понимаю, вы все на свои должности уже после Гражданской войны были назначены. Вот потому ничего толком и не знаете о нашем таёжном поселении, которое окрестные селяне называют "Ведьмовской деревней", а расспросить уважаемого Кирьяна Степановича, вы почему-то не захотели. Я прав?

— Не совсем. Кое-что нам известно, — сменив тон, начал говорить военком. — Например, нам доложили, что в Урманном находится промыслово-охотничья артель. С которой представители Советской власти заключили договор, на поставку копчёной продукции в Барнаул, где вы имеете артельное представительство. Кроме того, нам также известно, что вы открыли у себя в поселении больницу, куда обращаются за медицинской помощью сельские жители из окрестных хуторов и деревень. Единственный момент, который нам остался непонятен, состоит в том, почему раньше из вашего поселения никого не призывали в ряды Красной армии? Мои подчинённые говорят о том, что будто бы у вас имеется какая-то охранная грамота, якобы подписанная самим товарищем Сталиным. Возможно вся причина кроется именно в этом. Может быть откроете нам свой секрет?

— Да нет никакого секрета, Николай Иванович. Охранная грамота на наше поселение есть, и на ней действительно стоят подписи товарища Сталина с товарищем Дзержинским. А вот секретов от вашего военного комиссариата у нас нет. Все ответы на ваши вопросы давно известны. Меня даже удивляет, что вам о них никто не рассказал. Вы сами вспомните, кого раньше призывали служить в доблестные ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии? Только рабочих и крестьян. А у нас в поселении нет ни тех, ни других. В нашей артели трудятся только жители нашего поселения. Одни промышляют охотой, другие занимаются рыбалкой, а остальные коптят всё добытое. Разве могут они считаться рабочими? Нет! Может наших артельщиков стоит приравнять к крестьянам? Тоже нет! Так как у нас нет пахотной земли для занятия сельским хозяйством. Вот вам и ответ на ваш вопрос.

— А почему вы заявили, что в поселении нет ни одного коммуниста или комсомольца? — мне задал вопрос пожилой мужчина в полувоенном френче. — Вы что?! Против Советской власти?!

— Мы не против Советской власти, и ежели вы плохо меня слушали, товарищ политработник, то я напомню. У нас заключён с представителями власти "договор на поставку продуктов в город", и мы его соблюдаем. Охранная грамота на наше поселение, с подписями товарища Сталина и товарища Дзержинского, говорит о том, что мы не являемся врагами Советской власти. Мы вместе с большевиками боролись против имперского режима. А коммунистов или комсомольцев у нас нет потому, что в нашем таёжном поселении живут одни анархисты, изучившие труды Бакунина и Кропоткина. Как вы думаете, после того, как наши поселяне услышали множество нелепых баек и откровенную ложь относительно настоящих анархистов, что распространяли все ваши партийные агитаторы, захотят они вступить в вашу партию или в комсомол? Вам наверное никто не доложил, что в течение семи лет, после свержения царизма, над нашей поселянской Управой развивалось чёрное знамя с надписью "Анархия — мать порядка!". На Алтае все бандиты знали, что надобно держаться подальше от нашего поселения. Мы сняли своё чёрное знамя, по просьбе тогдашнего первого помощника Председателя губисполкома Якова Ефимовича Майера.

— А в гражданскую ваши анархисты против кого сражались? — спросил комсомольский вожак.

— Против различных банд и отрядов зелёноармейцев, которые пытались напасть на жителей нашего поселения. Они все были нами уничтожены, ибо мы никого в плен не брали. Ещё вопросы будут?

— Только один, — сказал военный комиссар. — Мужчины вашего поселения готовы служить в рядах Красной армии, защищать нашу советскую родину, а также беспрекословно выполнять все приказы вышестоящих командиров?

— Николай Иванович, извините, но на вас похоже также повлияли лживые рассказы и байки про нехороших анархистов, и вы перестали осознавать, что енто и наша родина тоже. В Урманном все мужчины готовы с оружием в руках служить в рядах Красной армии и защищать свою родину. А вот насчёт "беспрекословно выполнять все приказы вышестоящих командиров", я не готов дать положительного ответа.

— Это ещё почему?

— Потому что, если вышестоящий командир, ради военной карьеры, или же по недомыслию, решит погубить своих бойцов, то приказы такого командира никто слушать и исполнять не будет. Сие касается и последних нововведений в Красной армии.

— Про какие нововведения вы говорите, Демид Ярославич?

— Я говорю про недавнее распоряжение наркома Климента Ворошилова, которое введено в средине зимы. Надеюсь, вы тоже знаете "О выдаче бойцам Красной армии ежедневно пятидесяти грамм сала и ста грамм водки".

— Нам известно про данное распоряжение наркома Ворошилова. Мы считаем его абсолютно своевременным и правильным. Так мы помогаем не замёрзнуть бойцам холодной зимой. А в чём вы увидели проблему?

— Понимаете, товарищ военный комиссар, от пятидесяти грамм сала наши мужчины никогда не откажутся, ибо у нас каждый охотник и рыболов не уходит зимой на промысел без шмата сала. А вот с получением ста грамм водки могут возникнуть проблемы, ибо у нас в поселении никто не употреблял и не употребляет спиртное. Представьте себе такую картину, что какой-то командир, по глупости или из-за своего высокомерия, прикажет выпить сто грамм водки кому-то из наших мужчин. Как вы думаете, что может произойти дальше?

— А что тут представлять. Боец обязан выполнить приказ командира и выпить водку.

— Вполне возможно, любой другой боец так и сделает. Вот только наши поступят иначе. Они либо выльют водку на землю, либо выплеснут в лицо командиру, отдавшему такой глупый приказ. Могу предположить, что произойдёт дальше. Командир, сразу же обвинит бойца в невыполнении его приказа. Что случается с бойцами не выполняющими приказ, вы и без меня знаете.

— Знаю, боец сначала получит взыскание от командира, а при повторном не исполнении, его отдадут под трибунал. Но мне непонятно к чему вы ведёте, Демид Ярославич?

— Я веду к тому, что рано или поздно, о таких случаях станет известно мне. Как вы понимаете, я такого безобразия не оставлю без внимания, и уже вскоре об ентом узнает товарищ Сталин. Так как все жители нашего поселения находятся под его защитой, то сами понимаете, что такие случаи будут тщательно разбираться. И вот тогда под суд трибунала пойдут не только те командиры, что отдавали глупые приказы бойцам, но и вышестоящие командиры, вплоть до вас. Как проводилась чистка в рядах Красной армии вам, наверное, и без меня известно.

— Про чистку в рядах Красной армии я знаю, — хмуро ответил военком. — Вот только почему вы решили, что меня могут отдать под трибунал? Для этого должны быть веские причины.

— А разве сокрытие особо важных данных о бойцах, призывающихся в Красную армию, не веская причина для передачи дела в трибунал, Николай Иванович? Мне приходилось общаться с Главами других поселений и с директорами местных колхозов, где ваша комиссия уже побывала. Как оказалось, вы ведёте запись даты рождения призывников, сколько классов образования у них и какие значки ими были получены. Больше ничего. Я не отрицаю, что очень большое внимание местные органы военного управления уделяют ликвидации неграмотности и малограмотности среди призывной молодежи, а также то, что вы стали выделять младших командиров запаса для военного обучения призывников. Но объясните мне, пожалуйста, почему вся ваша деятельность сводится в основном к социалистическому соревнованию между военными комиссариатами, и к последующему выяснению, у которого из районных военкоматов значкистов больше окажется? Разве другие данные о призывниках вас нисколько не интересуют?

— Да какие другие данные могут быть у сельских жителей?! — опять высокомерно заговорил военный комиссар. — Если послушать выделенных нам врачей, так почти десятую часть, из общего количества призывников, живущих в сельской местности, следует признать негодными к строевой службе по состоянию здоровья. Они ничего не знают о службе в армии, а многие оружие впервые увидели на военных сборах, которые мы провели в начале весны. Пока общее положение спасают лишь председатели колхозов, где молодёжь посылали на сдачу зачётов по нормам ГТО, ГСО и ПВХО. Призывники все нормы сдали и стали значкистами. Кроме того, мы получили на всех призывников хорошие отзывы и письменные характеристики с мест учебы, работы, общественных организаций, членами которых они состоят. Так скажите нам, какие ещё дополнительные данные, по-вашему мнению, мы должны знать о призывниках?

— Например, об их умениях, знаниях и способностях!

— Да бросьте вы ерунду говорить, Демид Ярославич. Нам эти ваши дополнительные данные ничего не дадут. Всему что нужно, призывников научат на военных сборах и во время службы в армии. Там все чётко построено, "не умеешь — научим, не хочешь — заставим". У нас складывается впечатление, что вы специально такой разговор завели, чтобы затянуть время и не предоставлять нам список призывников. Скажите честно, сколько в Урманном неграмотных и малограмотных?

— Если честно, то ни одного, — кратко ответил я главному военкому.

От услышанного военные комиссары и сопровождающие их политработники впали в лёгкий ступор. Лишь участковый милиционер, сидевший чуть в стороне от членов комиссии, усмехнулся в усы.

— Вы хотите сказать нашей комиссии, — первым пришёл в себя пожилой политработник, — что все жители вашего таёжного поселения имеют начальное или семилетнее образование?

— Нет. Такого я сказать не могу, — сделав небольшую паузу, я посмотрел на членов комиссии, и заметив, как на их лицах проявляются злорадные ухмылки, продолжил, — так как у нас почти все жители в поселении, за исключением маленьких детей, имеют среднее образование. Я вам сказал "почти все", так как моя супруга имеет высшее образование и диплом "доктора медицины". Сие дало ей право организовать больницу в нашем поселении.