Неизведанные гати судьбы. Глава 67

Неизведанные гати судьбы

Глава 67

Поселение "Урманное"

В Алтайском Белогорье

Богиня Весны быстро вступила в свои права, отправив сестрицу, покровительницу снежной и студёной Зимы, на отдых в северные чертоги. Почерневшие снега недолго мозолили глаза нашим поселянам и вскоре исчезли под палящими лучами, не по-весеннему жаркого, Ярилы-Солнца. Все дороги в крае и лесные тропки просохли, а окружающий мир наполнился яркими красками жизни и разнообразным пением птиц.

На наши с Яринкой дни рождения никто из старших детей не смог приехать. Их не отпустило руководство, там где они трудились, но все дети и внуки прислали поздравительные телеграммы, с различными хорошими пожеланиями. Так что, свои дни рождения мы провели в кругу жителей нашего поселения.

На второй день, после дня рождения Яринки, мы с Яром занимались в Управе подготовкой документов для продовольственного обоза. Представители местных властей попросили доставить копчёные продукты в Барнаул перед первомайскими праздниками. Вот мы и старались выполнить не только просьбу чиновников, но и деловых людей, связь с которыми у нас не прервалась после смерти Иван Иваныча.

Нашу размеренную деятельность прервало появление в моём кабинете сына Ивана.

— Отец, там на двух машинах какие-то люди в военной форме приехали, в сопровождении нашего участкового милиционера. Они ходят по домам, разговаривают с артельщиками, и чего-то высматривают. Я забежал тебя предупредить, ибо скоро они в нашу Управу заявятся, — сказав это, Иван скрылся за дверями.

— Что будем делать, Демид Ярославич? — спросил мой молодой помощник.

— Забирай все документы, Яр, и отправляйся к себе в кабинет. Пока ты будешь заниматься артельными документами, я пообщаюсь с нашими гостями и постараюсь выяснить, что им нужно у нас в поселении.

— Понял, — быстро сказал Яр, и собрав все бумаги со стола, ушёл заканчивать оформление документов на продовольственный обоз.

Вскоре в коридоре послышались шаги и в мой кабинет зашло несколько человек. Все были одеты либо в военную форму, либо в полувоенные френчи.

— Здравствуйте, товарищи. Что привело вас в наше таёжное поселение?

Вошедшие поздоровались в ответ, после, ничего не говоря, молча меня разглядывали.

— Кирьян Степанович, может вы мне представите прибывших товарищей? — обратился я к участковому милиционеру Иващенко. — А то товарищи почему-то стесняются говорить со мною.

— Демид Ярославич, позвольте вам представить представителей райвоенкоматов, райкомов ВКП(б) и ВЛКСМ, которых я сопровождаю по нашему району, для переписи лиц подлежащих призыву в ряды Красной армии. Ваше поселение последнее в списке, в остальных деревнях и сёлах уже всех призывников переписали. Мы к вам ещё в конце февраля должны были приехать, но не успели, так как деревень и сёл много посетить пришлось. Возглавляет данную комиссию, Николай Иванович. Он с четырьмя сопровождающими его командирами, представляют военные комиссариаты Алтайского края, а эти ответственные товарищи, от райкомов партии и комсомола, наблюдают за выполнением поставленной задачи.

По смущённому виду участкового милиционера, я быстро понял, что он от волнения забыл фамилию военного комиссара возглавляющего комиссию, а все остальные сопровождающие ему просто-напросто не представились, посчитав себя очень большими начальниками.

— Благодарю вас, Кирьян Степанович. Надеюсь мне представляться не надобно, как я понял, вы уже сказали прибывшим товарищам, кто я такой и как меня зовут?

— Да. Я им сразу сказал кто вы, — продолжая смущаться ответил мне участковый.

— В таком случае, прошу присаживаться за стол, товарищи. Так нам будет намного удобней общаться, — дождавшись когда все разместятся, я продолжил. — Как я понимаю, после принятия в прошлом году закона "О всеобщей воинской обязанности", вы приняли решение переписать всех молодых мужчин нашего поселения и призвать их на службу в ряды Красной армии.

— Вы совершенно верно всё поняли, — высокомерно произнёс глава прибывшей комиссии. — И как назначенный Советской властью Глава поселения Урманное, должны оказывать нам всяческое содействие в этом деле.

Меня покоробило высокомерное поведение и выбранная манера разговора, находящегося в моём кабинете, военного комиссара. Скорее всего, военком подумал, что от одного только вида ответственных товарищей из райкомов партии и комсомола, а также от присутствия милиционера, я брошу свои дела и побегу исполнять все его приказания. Чтобы опустить военного чиновника с небес на землю, я спокойно произнёс:

— Для начала, товарищ военный комиссар, я хотел бы сказать следующее, чтобы у нас с вами не было какого-либо недопонимания. Во-первых, я вам ничего не должен! Так как ничего у вас не занимал. Так что поумерьте свой командный тон. Вы не являетесь моим воинским начальником, а я вашим подчинённым. Во-вторых, никакая власть меня на должность Главы не назначала. Меня единогласно избрали Главой, все жители нашего поселения, — заметив как военком бросил взгляд на политработников, я добавил: — Не стоит ожидать поддержки, Николай Иванович, от партийных товарищей, что с вами приехали. У нас в поселении нет ни одного коммуниста или комсомольца, так что провести партийный митинг у вас не получится. Как я понимаю, вы все на свои должности уже после Гражданской войны были назначены. Вот потому ничего толком и не знаете о нашем таёжном поселении, которое окрестные селяне называют "Ведьмовской деревней", а расспросить уважаемого Кирьяна Степановича, вы почему-то не захотели. Я прав?

— Не совсем. Кое-что нам известно, — сменив тон, начал говорить военком. — Например, нам доложили, что в Урманном находится промыслово-охотничья артель. С которой представители Советской власти заключили договор, на поставку копчёной продукции в Барнаул, где вы имеете артельное представительство. Кроме того, нам также известно, что вы открыли у себя в поселении больницу, куда обращаются за медицинской помощью сельские жители из окрестных хуторов и деревень. Единственный момент, который нам остался непонятен, состоит в том, почему раньше из вашего поселения никого не призывали в ряды Красной армии? Мои подчинённые говорят о том, что будто бы у вас имеется какая-то охранная грамота, якобы подписанная самим товарищем Сталиным. Возможно вся причина кроется именно в этом. Может быть откроете нам свой секрет?

— Да нет никакого секрета, Николай Иванович. Охранная грамота на наше поселение есть, и на ней действительно стоят подписи товарища Сталина с товарищем Дзержинским. А вот секретов от вашего военного комиссариата у нас нет. Все ответы на ваши вопросы давно известны. Меня даже удивляет, что вам о них никто не рассказал. Вы сами вспомните, кого раньше призывали служить в доблестные ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии? Только рабочих и крестьян. А у нас в поселении нет ни тех, ни других. В нашей артели трудятся только жители нашего поселения. Одни промышляют охотой, другие занимаются рыбалкой, а остальные коптят всё добытое. Разве могут они считаться рабочими? Нет! Может наших артельщиков стоит приравнять к крестьянам? Тоже нет! Так как у нас нет пахотной земли для занятия сельским хозяйством. Вот вам и ответ на ваш вопрос.

— А почему вы заявили, что в поселении нет ни одного коммуниста или комсомольца? — мне задал вопрос пожилой мужчина в полувоенном френче. — Вы что?! Против Советской власти?!

— Мы не против Советской власти, и ежели вы плохо меня слушали, товарищ политработник, то я напомню. У нас заключён с представителями власти "договор на поставку продуктов в город", и мы его соблюдаем. Охранная грамота на наше поселение, с подписями товарища Сталина и товарища Дзержинского, говорит о том, что мы не являемся врагами Советской власти. Мы вместе с большевиками боролись против имперского режима. А коммунистов или комсомольцев у нас нет потому, что в нашем таёжном поселении живут одни анархисты, изучившие труды Бакунина и Кропоткина. Как вы думаете, после того, как наши поселяне услышали множество нелепых баек и откровенную ложь относительно настоящих анархистов, что распространяли все ваши партийные агитаторы, захотят они вступить в вашу партию или в комсомол? Вам наверное никто не доложил, что в течение семи лет, после свержения царизма, над нашей поселянской Управой развивалось чёрное знамя с надписью "Анархия — мать порядка!". На Алтае все бандиты знали, что надобно держаться подальше от нашего поселения. Мы сняли своё чёрное знамя, по просьбе тогдашнего первого помощника Председателя губисполкома Якова Ефимовича Майера.

— А в гражданскую ваши анархисты против кого сражались? — спросил комсомольский вожак.

— Против различных банд и отрядов зелёноармейцев, которые пытались напасть на жителей нашего поселения. Они все были нами уничтожены, ибо мы никого в плен не брали. Ещё вопросы будут?

— Только один, — сказал военный комиссар. — Мужчины вашего поселения готовы служить в рядах Красной армии, защищать нашу советскую родину, а также беспрекословно выполнять все приказы вышестоящих командиров?

— Николай Иванович, извините, но на вас похоже также повлияли лживые рассказы и байки про нехороших анархистов, и вы перестали осознавать, что енто и наша родина тоже. В Урманном все мужчины готовы с оружием в руках служить в рядах Красной армии и защищать свою родину. А вот насчёт "беспрекословно выполнять все приказы вышестоящих командиров", я не готов дать положительного ответа.

— Это ещё почему?

— Потому что, если вышестоящий командир, ради военной карьеры, или же по недомыслию, решит погубить своих бойцов, то приказы такого командира никто слушать и исполнять не будет. Сие касается и последних нововведений в Красной армии.

— Про какие нововведения вы говорите, Демид Ярославич?

— Я говорю про недавнее распоряжение наркома Климента Ворошилова, которое введено в средине зимы. Надеюсь, вы тоже знаете "О выдаче бойцам Красной армии ежедневно пятидесяти грамм сала и ста грамм водки".

— Нам известно про данное распоряжение наркома Ворошилова. Мы считаем его абсолютно своевременным и правильным. Так мы помогаем не замёрзнуть бойцам холодной зимой. А в чём вы увидели проблему?

— Понимаете, товарищ военный комиссар, от пятидесяти грамм сала наши мужчины никогда не откажутся, ибо у нас каждый охотник и рыболов не уходит зимой на промысел без шмата сала. А вот с получением ста грамм водки могут возникнуть проблемы, ибо у нас в поселении никто не употреблял и не употребляет спиртное. Представьте себе такую картину, что какой-то командир, по глупости или из-за своего высокомерия, прикажет выпить сто грамм водки кому-то из наших мужчин. Как вы думаете, что может произойти дальше?

— А что тут представлять. Боец обязан выполнить приказ командира и выпить водку.

— Вполне возможно, любой другой боец так и сделает. Вот только наши поступят иначе. Они либо выльют водку на землю, либо выплеснут в лицо командиру, отдавшему такой глупый приказ. Могу предположить, что произойдёт дальше. Командир, сразу же обвинит бойца в невыполнении его приказа. Что случается с бойцами не выполняющими приказ, вы и без меня знаете.

— Знаю, боец сначала получит взыскание от командира, а при повторном не исполнении, его отдадут под трибунал. Но мне непонятно к чему вы ведёте, Демид Ярославич?

— Я веду к тому, что рано или поздно, о таких случаях станет известно мне. Как вы понимаете, я такого безобразия не оставлю без внимания, и уже вскоре об ентом узнает товарищ Сталин. Так как все жители нашего поселения находятся под его защитой, то сами понимаете, что такие случаи будут тщательно разбираться. И вот тогда под суд трибунала пойдут не только те командиры, что отдавали глупые приказы бойцам, но и вышестоящие командиры, вплоть до вас. Как проводилась чистка в рядах Красной армии вам, наверное, и без меня известно.

— Про чистку в рядах Красной армии я знаю, — хмуро ответил военком. — Вот только почему вы решили, что меня могут отдать под трибунал? Для этого должны быть веские причины.

— А разве сокрытие особо важных данных о бойцах, призывающихся в Красную армию, не веская причина для передачи дела в трибунал, Николай Иванович? Мне приходилось общаться с Главами других поселений и с директорами местных колхозов, где ваша комиссия уже побывала. Как оказалось, вы ведёте запись даты рождения призывников, сколько классов образования у них и какие значки ими были получены. Больше ничего. Я не отрицаю, что очень большое внимание местные органы военного управления уделяют ликвидации неграмотности и малограмотности среди призывной молодежи, а также то, что вы стали выделять младших командиров запаса для военного обучения призывников. Но объясните мне, пожалуйста, почему вся ваша деятельность сводится в основном к социалистическому соревнованию между военными комиссариатами, и к последующему выяснению, у которого из районных военкоматов значкистов больше окажется? Разве другие данные о призывниках вас нисколько не интересуют?

— Да какие другие данные могут быть у сельских жителей?! — опять высокомерно заговорил военный комиссар. — Если послушать выделенных нам врачей, так почти десятую часть, из общего количества призывников, живущих в сельской местности, следует признать негодными к строевой службе по состоянию здоровья. Они ничего не знают о службе в армии, а многие оружие впервые увидели на военных сборах, которые мы провели в начале весны. Пока общее положение спасают лишь председатели колхозов, где молодёжь посылали на сдачу зачётов по нормам ГТО, ГСО и ПВХО. Призывники все нормы сдали и стали значкистами. Кроме того, мы получили на всех призывников хорошие отзывы и письменные характеристики с мест учебы, работы, общественных организаций, членами которых они состоят. Так скажите нам, какие ещё дополнительные данные, по-вашему мнению, мы должны знать о призывниках?

— Например, об их умениях, знаниях и способностях!

— Да бросьте вы ерунду говорить, Демид Ярославич. Нам эти ваши дополнительные данные ничего не дадут. Всему что нужно, призывников научат на военных сборах и во время службы в армии. Там все чётко построено, "не умеешь — научим, не хочешь — заставим". У нас складывается впечатление, что вы специально такой разговор завели, чтобы затянуть время и не предоставлять нам список призывников. Скажите честно, сколько в Урманном неграмотных и малограмотных?

— Если честно, то ни одного, — кратко ответил я главному военкому.

От услышанного военные комиссары и сопровождающие их политработники впали в лёгкий ступор. Лишь участковый милиционер, сидевший чуть в стороне от членов комиссии, усмехнулся в усы.

— Вы хотите сказать нашей комиссии, — первым пришёл в себя пожилой политработник, — что все жители вашего таёжного поселения имеют начальное или семилетнее образование?

— Нет. Такого я сказать не могу, — сделав небольшую паузу, я посмотрел на членов комиссии, и заметив, как на их лицах проявляются злорадные ухмылки, продолжил, — так как у нас почти все жители в поселении, за исключением маленьких детей, имеют среднее образование. Я вам сказал "почти все", так как моя супруга имеет высшее образование и диплом "доктора медицины". Сие дало ей право организовать больницу в нашем поселении.

— Какое количество лиц призывного возраста сейчас находится в поселении? — задал вопрос пришедший в себя главный военком. Похоже, он понял мою мысль относительно важных данных на призывников.

Я достал из шкафа полный список, всех состоящих в нашей промыслово-охотничьей артели. В нём были указаны не только даты рождения, вид деятельности в артели и данные о полученном образовании, там также имелись отметки об участии в боевых действиях и полученных ранениях. Вот такой список, отпечатанный на двух листах, я положил на стол перед членами комиссии.

— Можете оставить данный список себе, товарищи. У нас в Управе имеется ещё один точно такой же список. А вам будет очень удобно ознакомиться с дополнительными важными данными.

Пока все члены комиссии просматривали список с данными, я спокойно налил себе стакан холодной воды из графина и в несколько глотков его опустошил. Лишь после этого, начал отвечать на заданный вопрос.

— Как вы сами можете увидеть, товарищи, сейчас в Урманном не очень много призывников, ибо наша поселянская молодёжь отправилась получать высшее образование в институтах Томска, Барнаула, Новосибирска и Москвы. Кроме среднего образования, все наши поселяне посещали при нашей больнице специальные медицинские курсы. На данных курсах, девушки и женщины, получили необходимые знания по основам современной медицины, и стали фельдшерами, акушерками и медсёстрами, с соответствующими документами об образовании. Они теперь не только в нашей артели трудятся, но и набирают медицинский опыт в поселянской больнице. А в начале прошлого лета, такие же медицинские курсы прошло мужское население Урманного. Они также, как и ихние прекрасные половины, получили специальности фельдшеров и санитаров, вместе с документами о среднем медицинском образовании. Как вы сами понимаете, товарищи, при таком внимательном подходе, не стоит задаваться вопросами о физическом состоянии и здоровье призывников.

— Это очень хорошие новости, — сказал представитель районного военкомата. — В этом году, мы сможем закрыть все вакансии по санитарам и фельдшерам для Красной армии, что спустили нашему военному комиссариату.

— Я бы не советовал вам так поступать, товарищ районный военком.

— Это ещё почему?! — удивился тот. — Ваши хвалёные призывники не соответствуют тому, что вы о них нам рассказали?

— Они соответствуют тому, что я вам сказал. Но ответьте мне на простой вопрос. Вы бы стали назначать полковника, с богатым боевым опытом, командиром взвода или отделения?

Мой вопрос заставил представителя районного военкомата задуматься. Не отвечая мне, он вновь стал всматриваться в список призывников.

— Как я понял, вы нам хотите сказать, что если ваших людей в армии направят на должность санитаров и фельдшеров, то они окажутся не там, где принесут больше пользы. Я прав? — спросил меня главный военком.

— Совершенно верно, товарищ военный комиссар. Я заметил, что вы не обратили внимания на три последние колонки в списке, а в них, как раз указаны важные данные о призывниках, про которые я вам говорил.

— Я обратил внимание, что у всех, чей возраст старше тридцати лет, стоит галочка в колонке с обозначением "УБ", а у некоторых из них, стоит галочка в колонке "ПР". Что означают данные сокращения мне неизвестно, поэтому я и не стал заострять на них своё внимание. Третью колонку с буквами "ВО", я воспринял, что данный член вашей артели "военнообязанный". Вот только мне непонятны цифры, что там проставлены. У одних указана цифра "три", у других "четыре", а у троих стоит "пятёрка". Вы можете пояснить нашей комиссии что данные сокращения и цифры означают?

— Объяснить можно. Там всё просто. "УБ" обозначает "участвовал в боях", "ПР" соответствует "получено ранение", а "ВО" указывает на количество видов оружия, которым полностью овладел представитель нашей артели.

— Вы хотите сказать нашей комиссии, что ваши сельские жители в совершенстве владеют различными видами оружия?! — опять удивился представитель районного военкомата.

— А что вы удивляетесь, товарищ военком? У нас промыслово-охотничья артель, так что все наши жители, даже дети, должны в совершенстве владеть разными видами оружия, иначе их на охоту никто не отпустит.

— Скажите, Демид Ярославич, — обратился ко мне главный военком, — как я заметил в списке, цифра "три" стоит в основном у молодых, а у тех кто старше, более высокие цифры проставлены. Какими видами оружия ваши жители поселения полностью овладели?

— У нас в артели женщины и подростки используют японские карабины "Арисака Тип 44", американские "Винчестеры" и револьверы системы "Наган". Только ими молодые в совершенстве овладели. У тех, кто постарше летами, в списке проставлена цифра "четыре", ибо помимо уже перечисленных трёх видов оружия, они овладели казачьими винтовками Мосина, которые для кавалерии сделали. А оставшиеся трое артельных охотников, кто имеет в данном списке цифру "пять", владеют также американским револьвером системы "Кольт". Хочу сразу вам сказать, что различные виды охотничьих ружей мы в данном списке не учитываем, ибо каждый артельный охотник для промысла сам себе ружье подбирает. В нашей оружейке есть германские "Маузеры", австрийские "Манлихеры", английские "Ли-Энфилды" и обе разновидности винтовки "Бердана". Данное оружие мы забирали у бандитов и зелёноармейцев, так что наши поселяне, когда было свободное время, их тоже изучали и стреляли из них, пока все патроны не закончились.

— А почему вы не сдали всё захваченное у бандитов оружие представителям власти? — строго спросил комсомольский вожак.

— Потому что представителям власти данное оружие было не интересно. Сами бы подумали, прежде чем спрашивать, а где местные власти для всего старого оружия патроны брать должны? Вот они и записали енти боевые трофеи за нашей промысловой артелью, а мы научились сами для них патроны снаряжать и использовать при охоте на крупного зверя. Ежели вас лично интересуют разрешающие документы на всё оружие, то могу предоставить их для ознакомления. Хотя смысла в проверке документов на оружие я не вижу. Уважаемый Кирьян Степанович, как полномочный представитель Советской власти, со всеми нашими документами уже давно ознакомился. Или вы не очень доверяете представителям нашей Рабоче-Крестьянской Милиции?! — удивлённо спросил я комсомольца.

От такой постановки вопроса комсомольский вожак сразу же замолчал, а участковый хмуро посмотрел на всех членов комиссии.

— Мы полностью доверяем Кирьяну Степановичу, — разрядил обстановку за столом главный военком. — Поэтому мы и ввели его в состав нашей комиссии. Скажите, Демид Ярославич, а в каких частях Красной армии ваши мужчины проявили бы себя лучше всего? Ведь вы же только что сами нам не рекомендовали их записывать санитарами и фельдшерами.

— Если вас действительно интересует моё мнение, то я бы направил служить своих людей в пограничные войска или же определил их в разведку. Постараюсь объяснить свою мысль. Наши охотники, помимо того, что в совершенстве владеют оружием, способны бесшумно перемещаться по лесной местности и внимательно отслеживать окружающую обстановку. Артельные рыболовы могут часами сидеть в замаскированном укрытии и наблюдать за тем, что происходит вокруг. Для разведчиков такие способности никогда не будут лишними. Кроме того, как я уже вам говорил, у большинства представителей нашей промысловой артели имеется хороший боевой опыт, как в отражении налётов различных банд, так и сражениях против боевых отрядов зелёноармейцев. Ну и немаловажным является тот факт, что все наши люди умеют взаимодействовать с лошадьми.

Увидев удивлённые лица всех членов комиссии, я постарался уточнить:

— Я что-то сказал не так, товарищи?

— Вы все хорошо сказали, Демид Ярославич, — сказал главный военком, — и даже уточнили некоторые моменты, почему мы должны поступить именно так, как вы нам сказали. Нас удивило другое... Вы не просили записать призывников из вашего поселения в тыловые или какие-нибудь вспомогательные части, а предложили отправить их служить на границу или в разведку. Скажите, почему вы сделали именно такой выбор?

— Потому что в пограничных войсках или в разведке, наши люди принесут гораздо больше пользы родине, чем если их отправят в обычные части служить простым "пушечным мясом".

— Зря вы, Демид Ярославич, называете пехотные войска РККА — "пушечным мясом", — сказал пожилой политработник. — Те способности, что вы перечислили у своих призывников, они конечно играют важную роль, но проблема состоит в том, что для направления для службы в разведке или на границе этого мало. Для того, чтобы попасть туда служить, призывник должен владеть одним иностранным языком, или хотя бы уметь работать со словарями иностранных слов.

— И где вы увидели проблему для зачисления на службу, товарищ политработник? Все наши люди в совершенстве владеют пятью или шестью иностранными языками. Они начали изучать их с раннего детства.

— Что?! — в один голос воскликнули все члены комиссии.

— Странно, что вам об ентом до сих пор неизвестно. Отличные отметки по всем изученным иностранным языкам, у наших призывников проставлены в документах о среднем образовании. Я думал, что средняя школа предоставляет списки выпускников владеющих иностранными языками в военные комиссариаты.

— Какими основными иностранными языками владеют ваши призывники? — сразу же задал мне вопрос главный военком.

— Польским, немецким, английским, французским, жемайтским наречием литовского языка, а также древнегреческим и латынью. Последние два языка, как вы понимаете, ранее входили в обязательную программу обучения в приходских школах, в реальных училищах и в университетах. Кроме того, знание латыни обязательно для всех, кто хотел получить медицинское образование. Про русинский язык я вам напоминать не буду, так как он является нашим родным языком.

— Погодите, вы хотите сказать, что вы не русские по национальности?! — удивлённо спросил пожилой политработник. — Я правильно вас понял?

— Правильно, товарищ политработник. Мы — русины. Наши предки когда-то переселились из Великого Княжества Литовского в сельскую местность под Москвой. А незадолго до того, как войска Наполеона подошли к Москве, наши рода переселились на свободные земли на востоке. Они основали деревню в лесах Алтайского края и промышляли охотой, но местные имперские власти и христианские попы сожгли её дотла, ибо среди нас никогда не было христиан. Мы не скрываем, что сохраняем устои Старой веры предков, но никому их не навязываем, ибо сие наше личное дело. Так что национальность "русин" и "русинка", у нас даже в паспортах прописана.

— Странно. Насколько я знаю, паспорта крестьянам и колхозникам не выдаются, — задумчиво произнёс пожилой политработник.

— Вы всё верно сказали, товарищ политработник. Только вы почему-то постоянно забываете, что мы не крестьяне и не колхозники, а труженики промысловой артели, которым представители Советской власти обязаны выдавать паспорта.

— Думаю, что основные вопросы, по призывникам из поселения Урманного, мы прояснили, товарищи, — сказал главный военком обращаясь к членам комиссии. Увидев их одобрительные кивки, он вновь посмотрел список, после чего, обратился ко мне: — Скажите, Демид Ярославич, а кем вам приходится молодой призывник — Старобогатов Иван Демидович?

— Он мой младший сын. Мои старшие дети уехали получать высшее образование в Москве, и когда они закончили ВУЗы, их распределили трудиться в различные организации столицы. А Иван, как младший сын, остался при родителях. А что вас заинтересовало в Иване, товарищ военком?

— То что у Ивана Демидовича стоит "пятёрка", в графе, где указано количество видов оружия, которым полностью овладел призывник, а также то, что он не только является охотником, но и владеет несколькими иностранными языками. Скажите, а сколько лет вам и вашей супруге?

— Мне непонятно, причём тут наш возраст, товарищ военком? Но ежели вам так необходимо знать наш возраст, то мне шестьдесят лет, а моей супруге пятьдесят восемь.

— Я подозревал, что не может всё быть так хорошо и прекрасно, — грустно сказал главный военком, и положил список призывников на стол.

— Николай Иванович, может быть вы объясните, что случилось?

— Дело в том, Демид Ярославич, что согласно статьи двадцать шестой "Закона о всеобщей воинской обязанности", вашему младшему сыну Ивану полагается отсрочка от призыва в армию. Как сказано в указанной статье закона: "Льгота по семейному положению предоставляется тем из призываемых, которые являются единственными работниками в семье и содержат своим трудом двух нетрудоспособных родителей".

— Но мы же с супругой трудоспособные. Я являюсь действующим Главой поселения и артели, а моя супруга заведует нашей поселянской больницей и лечит людей.

— Это для нас ровным счётом ничего не значит, Демид Ярославич. Так как, в той же статье закона сказано: "Нетрудоспособными родителями считаются: отец старше шестидесяти лет и мать старше пятидесяти пяти лет". Вы с супругой уже перешли указанный в законе возрастной рубеж, поэтому вашего сына Ивана Демидовича, мы сможем призвать в армию, только в случае начала войны.

— Понятно. А что ожидает остальных наших призывников, товарищ военком?

— Думаю, что после майских праздников их всех призовут на двухмесячные военные сборы, а после пятнадцатого сентября, они все пойдут служить в Красную армию, за исключением вашего Ивана, — ответил мне Николай Иванович.

— Уважаемые товарищи, у меня есть две небольшие просьбы к вашей комиссии.

— Мы внимательно выслушаем ваши просьбы, Демид Ярославич, — первым ответил пожилой политработник.

— Вы можете призывать на военные сборы не всех призывников сразу, а разбить их призыв на два этапа, чтобы одни могли сменять других? Ведь ежели вы всех призывников заберёте на свои военные сборы, то в нашей промысловой артели некому будет охотиться и рыбачить. А без охотников и рыболовов всю деятельность нашей промысловой артели придётся остановить. Что получится в итоге? В итоге, местные власти в Барнауле останутся без копчёных продуктов питания. Кроме того, я бы хотел, чтобы моего сына Ивана также отправили на ваши военные сборы. Думаю, ему такой жизненный опыт пригодится в дальнейшем.

— Прекращение поставок ваших продуктов в город, это несомненно веская причина. Мы её обязательно учтём, и не допустим прекращения деятельности вашей промысловой артели. И вашу личную просьбу, относительно Ивана Демидовича, мы также постараемся выполнить...

* * *

Когда мы с Яросветом поздним вечером вернулись в таёжное поселение, после очередного обмена с властями, наших копчёных продуктов на хлеб и патроны, оказалось, что за день до нашего возвращения в Урманном побывали представители военного комиссариата. Они приехали на двух грузовиках и забрали половину наших артельщиков на двухмесячные военные сборы. Яр наш обоз встретил на крыльце поселянской Управы, и сообщил, что моего Ивана забрали вместе с первой группой призывников, на какие-то военные сборы.

Поблагодарив Яра, я попросил его организовать свободных парней и мужчин на разгрузку. Он быстро справился с поручением и вскоре, те, кто остался в поселении, помогли разгрузить подводы. Мешки с зерном и мукой перенесли на склады за зданием Управы, а ящики с патронами в нашу оружейку. На одной подводе у нас лежали коробки с заказанными товарами для жителей. Мы их покупали за деньги, которыми с нами рассчитались деловые люди, за доставленные для них копчёности. Все коробки перенесли в большую комнату Управы.

Женщины Урманного издалека рассматривали стоящие подводы возле Управы, и спокойно наблюдали за их разгрузкой. Никаких вопросов они не задавали, ибо все и так прекрасно знали, что на следующий день состоится раздача хлеба и выдача привезённых товаров, которые заказали для своих семей поселяне. Поэтому, никто не толпился на улице перед Управой, и не спрашивал мужчин и парней, таскающих с подвод тяжёлые мешки, коробки и ящики: "К какому часу надобно завтра подходить?"...

В средине лета, после Купальских праздников, в поселение приехали два грузовика, это с двухмесячных военных сборов вернулась первая группа наших артельщиков и мой Ванечка тоже. Военные тут же забрали вторую группу, и увезли её на грузовиках. Иван во время сборов заметно изменился. Стал выглядеть намного старше, чем до поездки. Вот только почему-то имел хмурый вид.

О том, что происходило на сборах ни сын, ни другие артельщики, рассказывать почему-то не стали, сославшись что это военная тайна. Иван лишь дома, перед трапезой обмолвился, что они сдали на "отлично" все нормативы и зачёты, а также добавил, что все без исключения командиры были нашими поселянами очень довольны.

После трапезы, Яринка ушла дежурить в больницу, а я решил разузнать у Ивана, почему он очень хмурился, когда приехал со сборов.

— Ванечка, ты ничего не хочешь мне рассказать? — спросил я сына.

— О чём рассказать, отец? Ежели о том, как сборы проходили, то нам про енто говорить не велено.

— Меня первым делом интересует, почему мой сын таким хмурым домой возвернулся?

— Да енто из-за одного вредного типчика, младшего политрука Шмулевского, он на военных сборах политзанятия проводил. Очень доставучий и неприятный типчик. Он примерно одного со мной возраста, но гонору у него побольше, чем у комполка. Сначала приставал ко мне "где меня такого политически неграмотного выкопали?". Потом допытывался "почему я ещё в комсомол не вступил?". Затем начал требовать, чтобы я газетные передовицы выучил и ему потом их дословно повторил. В общем, мне надоело его слушать и я ему заявил, что ежели он от меня не отстанет, я ему морду расквашу до кровавых соплей. Сказал, что я прибыл на военные сборы для того, чтобы знания и опыт получить, а не затем, чтобы его бредни выслушивать.

— И как? Отстал от тебя младший политрук?

— Нет. Он на меня побежал жаловаться отцам-командирам. Те сразу же вызвали меня к себе, в командирскую палатку, и спросили, что произошло? Я рассказал всё как было. Оказалось, что тот младший политрук, когда на меня жаловался, наврал три короба. А когда правда выяснилась, он при мне, объявил отцам-командирам "что все призывники из поселения Урманного — анархисты, и значит, являются скрытыми врагами народа". Я когда енто обвинение услышал, то не выдержал, и заявил всем присутствующим в палатке командирам, что "похоже, младший политрук является скрытым троцкистом, ибо ему не нравится, что товарищ Сталин взял под защиту всех жителей нашего поселения".

— А откуда политрук узнал, что у нас в поселении все анархисты?

— Не знаю, отец. Может кто из наших невзначай ляпнул, а может он от других людей узнал.

— Ладно, сынок. Что там дальше было?

— Было шумное обсуждение отцов-командиров, "как с нами поступить?". Вот в ентот момент я и предложил, "провести соревнование, чтобы выяснить от кого из нас больше пользы в Красной армии?". Мои слова заинтересовали всех присутствующих в палатке, и отцы-командиры приняли решение. Они решили провести соревнования по стрельбе из винтовки и револьвера, и по бегу по пересечённой местности в полной боевой выкладке. Я предлагал, провести также соревнование по быстрому переводу текста с иностранного языка, но как выяснилось, младший политрук кроме русского и идиша, других языков не знает.

— И как прошли соревнования, Ванечка?

— Нормально. У меня из винтовки все пять пуль легли в десятку, а из "Нагана", пять в десятку и одна в девятку. У младшего политрука всё намного хуже. Из винтовки он только один раз попал в мишень, а из револьвера три раза, но все попадания в пятерки и шестёрки. Про бег и говорить не хочется. Я пробежал весь указанный путь, а младший политрук выдохся на первой четверти пути. За ним потом двух бойцов посылали, чтобы помочь ему назад вернуться. Так что я победил. Теперь когда наших артельщиков призовут в армию, то они сразу пойдут служить в сержантских званиях. Те, кто раньше успел получить боевой опыт, станут сержантами и старшими сержантами, а кто ещё не участвовал в боях, получат звание младшего сержанта. Все уже сдали необходимые экзамены.

— Так ежели всё закончилось хорошо, чего ты хмурился?

— Так по мне-то ничего не ясно, отец. Когда подводились итоги военных сборов, младший политрук выступил перед командирами с ходатайством, против присвоения мне сержантского звания, хотя у меня все зачёты и нормативы сданы на "отлично". Окончательное решение будут принимать когда старший политрук вернётся.

— Ну и не переживай в таком случае. Начальник младшего политрука вернётся, ознакомится с твоими результатами и примет верное решение. А теперь иди отдыхать, Ванечка. На завтра дел много запланировано...