Планетарный романс. Часть вторая

Часть вторая

— 1. Аудрор

Я не сомневался в этом Лотмерсланке. Такая жизнь, как у меня, учит разбираться в людях. Я видел, что Лотмер не из тех, у кого слова что вода, а честь что мякина. Пусть он и из небесных людей, о которых отец говорил: "У них нет чести, есть только законы и документы". Но и среди варанов-иглобоков бывают такие, что брезгуют падалью; достойные мужи найдутся даже в самом дрянном народе. Я был уверен, что Лотмер не предаст, не забудет о своей клятве. И всё же я понимал, что рискую. Особенно когда подъехали кразменцы.

Все они знали меня как беглого раба и разбойника. Я знал: едва меня увидит эпарх, как велит арестовать, а то и казнить на месте. Поэтому я не отходил от Лотмера, даже когда налетели эти грохочущие чудовища, и мной на миг овладел демон страха. Да, я рисковал. Но награда стоила риска. Если Лотмер вытребует мне прощение и освобождение — мне больше не придётся жить по-звериному. Наконец-то я стану вольно ходить среди людей и по праву носить своё полное имя, имя сына аристоса — Аудрориол Первый Кразмени ан-Квариол! Сколько себя помню, каждый вечер и каждое утро я шептал это имя, как молитву.

Так вот, когда гром-машины улетели, битва закончилась, а Лотмер очнулся от оцепенения и побрёл прочь из хижины, потащился за ним и я, как зеленоротый птенец за маткой. Глаза у меня разбегались — повсюду валялись трупы литименцев в отличных кольчугах, панцирях и сапогах, при полной амуниции, и кразменские оруженосцы уже вовсю их обирали. Руки так и чесались помародёрствовать, пока всё не растащили без меня — но как я сказал, отойти от Лотмера сейчас означало для меня сдаться на убой. Время было часа два с половиной до полуночи, Голубая Оса стояла в зените.

— Лотмерсланк! Вы живы! — донёсся радостный крик.

Это подъехал эпарх Венантрис, лицо под забрызганной кровью личиной шлема. Я хорошо его знал. Как и мой отец, Венантрис воевал в Фарахидской кампании, но в другой тагме и в младшем чине. В прежние времена он бывал у нас в гостях и всегда обходился со мной достойно, как с сыном аристоса. Но это не значило, что сейчас он не прикажет вздёрнуть меня на ближайшем колодезном журавле. Эпарх и не имел права поступить иначе.

Слава милости Экуменарха — Лотмер первым же делом заговорил с Венантрисом именно обо мне. Сказал, что я не раз спасал ему жизнь, и попросил о свободе и помиловании. Демон дурных предчувствий отпустил моё сердце, и оно наполнилось облегчением и благодарностью. Да, я в Лотмере не ошибся!

— Я не могу дать вольную вашему разбойнику, — сказал эпарх. — Это во власти его хозяина Виндриола. Когда будете в Кразмене, попросите у него. Я же могу только поддержать вашу просьбу, а своей властью — помиловать Аудрора за преступления, хотя они весьма тяжки. Но коль скоро он совершил такие подвиги, быть по сему. Я подпишу помилование, как только выкрою время; а сейчас простите — надо восстановить порядок в войске.

Венантрис пришпорил конерога и поскакал к хижине, откуда доносился нескончаемый женский визг — не иначе, какая-то крестьянская девка не успела спрятаться от разгорячённых победой кразменских воителей. Лотмер обратился ко мне:

— Теперь ты доволен?

Я постарался выдержать достойную аристоса невозмутимость.

— Ещё ничего не закончено.

— Конечно. — Лотмер устало вздохнул. — До Кразмена тебе ещё придётся меня потерпеть.

Тем временем послышались новые голоса. По дороге со стороны усадьбы Арксавириса приближалась небольшая факельная процессия: во главе сам дрожащий от ужаса Аркс Богомолец верхом, по бокам — четверо пехотинцев его стратии, а позади — две женщины, конная и пешая. Этих я узнал по покрывалам: Кариньель и её молодая служанка Доркси, с которой я успел поболтать сегодня днём, пока мы тащились за паланкином Десфарола.

Венантрис, как видно, пресёк безобразия, потому что вопль той девицы замолк. Он выехал навстречу Арксавирису, Лотмер заспешил следом, а за ним и я. Начался разговор, который я слышал от первого до последнего слова. Несчастный Богомолец рассыпался в уверениях, что не участвовал в "мятеже этого безумца Фрасилета". Это было правдой. Лотмер подтвердил, что люди Аркса отделились от фрасилетовских ещё до сражения. Арксавирис умолял пощадить его крестьян и имущество, и даже приглашал "вседостопочтеннейшего эпарха" (хотя по рангу тот был лишь "вседостопочтенным") и "высокочтимейшего небесного посланника" отужинать и переночевать под его кровом.

— Я был бы счастлив принять весь ваш отряд, — добавил он, — но увы, не смогу предоставить достойный ночлег такому количеству гостей. Если вы опасаетесь, что я коварно нарушу закон гостеприимства — увы, история знает достаточно примеров тому, — я отдаю вам в заложницы эту благородную аристу, девицу из ксеномашеского рода Ньелей.

Он полуразвернулся в седле и угодливо показал на Кариньель, будто сводник, предлагающий уличную девку. Я не сдержал смешка. Ну конечно: Аркс был холост и кичился репутацией праведника, а потому никак не мог дать приют столь скандально известной особе, да ещё и без сопровождения мужа или отца. Идея с заложницей была хороша. Безупречный предлог избавиться от неудобной гостьи. Уж не знаю, как на это смотрела сама Кари. По крайней мере, она хорошо владела собой: глаза из прорези платка смотрели прямо и без страха.

Венантрис и Лотмер вполголоса перекинулись фразами на языке небесных людей. Для меня эти речи были что чириканье ящериц-летяг, но о смысле нетрудно было догадаться. Приглашение нельзя не принять: отказом они публично унизят Арксавириса, а тем самым окончательно оттолкнут в лагерь мятежников. Потом прозвучало "Кариньель", оба призадумались, и затем Лотмер обратился ко мне:

— Аудрор, у меня есть ещё одно поручение.

Поручение? Я, конечно, не мог отказать Лотмеру. Я всё ещё не был свободен и прощён, а значит, полностью от него зависел. Но не мог же я стерпеть, чтобы мною прилюдно распоряжались как слугой?

— Ты хотел сказать "просьба", Лотмер? — переспросил я погромче.

— Просьба, просьба, — торопливо согласился он. Будто не понимал, как роняет себя перед всеми этими аристосами и их челядью, позволяя так с собой разговаривать! — Мы с господином эпархом поедем ночевать к господину Арксавирису, а тебя я прошу остаться здесь и охранять Кариньель.

— Охранять её? — Я так удивился, что даже дерзость с меня слетела. — Но разве я не должен охранять тебя?

— Я буду в безопасности под охраной тагматиков господина эпарха. — Он понизил голос: — А вот насчёт безопасности Кариньели господин эпарх не уверен.

И правда. Несколько тагматиков и оруженосцев уже собрались вокруг и беззастенчиво пялились на молодую вдову Десфарола. Положим, тагматики ещё сдерживали языки, а оруженосцы обсуждали её, не стесняясь в выражениях. Дурная слава Кари Одержимой (самое пристойное из её прозвищ) дошла уже и до Кразмена. Да, эти парни не стали бы ей надёжной охраной. Я представил: если самые буйные из тагматиков пожелают надругаться над Кариньелью, то вряд ли охранники станут убивать своих братьев-сослуживцев ради защиты её сомнительной чести. Да, теперь я понимал Лотмера. У меня-то никаких братских чувств к законным сынкам кразменских аристосов нет. Если охранять буду я — в моих руках лук не дрогнет.

А ещё, признаться, я почувствовал себя польщённым. Лотмер знает, что я недолюбливаю эту ньелевскую потаскушку — а всё равно поручает её охрану. Вот насколько он верит в мою честь! Ну как я могу ему отказать?

— Согласен, — сказал я нехотя, будто делал одолжение. — Но я не буду мальчиком на побегушках у твоей, хм, благородной и добродетельной аристы. Я отвечаю перед тобой, а не перед ней.

— Поклянись, что будешь защищать госпожу Кариньель и не допустишь ей никакой обиды и урона! — громко потребовал Лотмер.

— Клянусь милостью Экуменарха и честью рода Риолов! — возгласил я.

У кразменских аристосов от такой дерзости рожи вытянулись, как спелые стручки пунцовицы, но Лотмер, кажется, даже не понял, что я вообще сказал дерзость. Ответ его удовлетворил. Эпарх взял пять тагматиков для охраны, вестового, и они двинулись в сторону имения Арксавириса.

Но тут выяснилось новое осложнение: Лотмер не умел ездить верхом. Идти пешком "высокочтимейшему небесному посланнику", конечно, было невместно. Поэтому ему быстро подыскали какую-то смирную кобылу, силами двух оруженосцев взгромоздили в седло и повели под уздцы, придерживая с обеих сторон за икры. Все, кто это видел, ржали в голос, но я помалкивал. Посмотрел бы я, как любой из этих весельчаков поведёт машину небесных людей! От отца я слышал, что эти машины на хорошей дороге за какой-нибудь час покрывают расстояние дневного перехода конерога. Поди-ка удержи поводья при такой скачке!

Пока все пялились и ухахатывались, я сказал Кариньели:

— Идём, устрою тебя на ночлег!

Это было нарочито грубо, но я не собирался притворяться, что испытываю к ней хоть каплю уважения. В гордом молчании вдова Десфарола соскочила с седла и пошла за мной, а Доркси с корзиной вещей — следом. Я вошёл в ближайшую крестьянскую хибару и выгнал двух оруженосцев, которые рылись в бедняцком скарбе с таким рвением, будто надеялись найти золото. Сказал женщинам:

— Устраивайтесь. Я буду караулить снаружи. — И вполголоса добавил на ухо Доркси, сопроводив слова щипком пониже спины: — Как уложишь госпожу спать — выходи, побеседуем...

— Козу себе найди и с ней беседуй, — отозвалась служанка тоном, вовсе не означавшим "нет", и пошла сооружать хозяйке ложе из покрывал и соломы.

Я запер ставни на засовы, вышел, натянул лук и сел перед дверью. Незваные гости не заставили себя ждать. Едва певчие саламандры из соседнего болота завели свой полночный хор, как перед хижиной появились три изрядно пьяных тагматика. Первым шагал Каредриол — Каред Драный Ус, — второй сын моего официального хозяина Виндриола. Некогда в пьяной драке Кареду вырвали с мясом левый ус, и с тех пор у него рос только правый, чем он страшно гордился — отрастил до непомерной длины и всячески холил. По-моему, смотрелось отвратительно. За Каредом, шатаясь как дьеменский стеатитовый болванчик, плёлся Варахстьер — Варах Голозадый, — тёзка литименского Вараха Полудурка, но, в отличие от него, полный дурак. Этот прославился тем, что на спор объехал Дарлоненский дворец в чём мать родила в сопровождении оркестра флейтисток. Третьего, длинноволосого, я где-то видел, но по имени не знал. Судя по медной фибуле в форме парящего крылохвата, он был из рода Линдов, а в этой семейке мужчин под сотню, всех не упомнишь. Должно быть, из обедневшей ветви рода — один из тех захудалых аристосов, что присасываются к богатым приятелям, как жуки-прилипалы. Где только нашли выпивку эти трое? — удивился я про себя. В деревне и трактира-то нет. Неужели притащили с собой из Кразмена?

— Раб, с дороги! — рявкнул Драный Ус, обдав меня кислым перегаром, хоть и остановился за десяток шагов.

— Мы допросим эту ньелевскую девку, — объяснил длинноволосый Линд, видать, настроенный не так воинственно. — Она может что-то знать о замыслах ксеномахов.

— Точно! О замыслах ксеномахов! — воскликнул Варах в восторге от этой свежей идеи. — Устроим допросец с пристрастием! — и премерзко захихикал.

Я с видом сожаления покачал головой.

— Никого не могу впустить без приказа господина эпарха или господина Лотмерсланка.

— Да как ты смеешь перечить хозяину, раб! — взревел Каредриол и потянулся за мечом.

Быстрее, чем он успел ухватить рукоятку, я вскинул лук, наложил стрелу и нацелился ему в грудь. Драный Ус замер. Как ни был он пьян, а хорошо знал: стоит ему хоть на вершок обнажить сталь, и по всем законам божеским и человеческим я буду вправе всадить стрелу ему в сердце. Причём это произойдёт быстрее, чем сталь успеет обнажиться хотя бы на два вершка. Линд и Голозадый тоже схватились за мечи и тоже замерли. Перевес, конечно, был на их стороне. У меня-то не было меча. Да, я пристрелил бы первого нападающего, но пока я перезаряжал бы лук, меня зарубили бы двое остальных. Вот только никто из этой троицы не хотел быть первым.

— Ты не мой хозяин, Каредриол, — сказал я, не отводя стрелы. — А завтра и твой отец перестанет быть мне хозяином, когда мы вернёмся в Кразмен, и он подпишет мне вольную. И вот тогда, если хочешь, дорогой кузен, мы с тобой сможем переведаться в честном поединке как аристос с аристосом. А сейчас — извини. Я тут поставлен на караул и пристрелю всякого, кто...

Я не договорил: Драный Ус от души плюнул, развернулся и потопал прочь, а за ним и оба дружка. "В Кразмене тебя отдерут кошками, хамло", — только и донеслось до меня его злобное бурчание. Что ж, эта троица оказалась недостаточно пьяной для хорошей драки. Вот и славно.

Когда гуляки убрались, я обошёл весь двор и огород, снял с чучел погремушки, развесил на плетне и вернулся на пост под дверью. Я был почти уверен, что новых гостей не будет. Некоторое время ждал, что выйдет Доркси, но не дождался. И, не выпуская из руки лука, прикорнул. Я давно привык засыпать в любом месте и в любой позе.

Меня разбудил звон погремушек, хруст плетня и чья-то хриплая ругань. Я проснулся мгновенно. Было холодно, близился рассвет. Калитка висела сорванная с петель, за оградой ржал привязанный конерог, а посреди двора стоял вестовой из свиты Венантриса в шлеме с высоким султаном из перьев белого каладрия.

— Где Лотмер? — рявкнул он на меня. — В постели у этой бабы? Раздери тебя Темнитель, скажи мне, что Лотмер здесь!

Спросонья я соображал туго. Этот вестовой вчера уехал с Лотмером и эпархом в усадьбу Арксавириса... а теперь ищет Лотмера и не может найти... и это значит, что...

— Он исчез? — тупо спросил я.

— А-а, сонный придурок... с дороги! — гаркнул вестовой и ринулся к двери хижины.

Я отскочил, пропуская его. Как только вестовой сорвал шлем, чтобы войти в низкую дверь, я с силой ткнул его концом лука в темя. Все спали — никто не видел нас и не слышал. Вестовой рухнул внутрь. Крови не было. Кажется, не убил. Я затащил оглушённого в хибару и ногой захлопнул дверь за собой.

— Цыц! — прикрикнул я на женщин, которые проснулись и собрались было завизжать. — Лотмер исчез, а нам надо убираться быстрее кулика-бегунка.

— Убираться? Да кто ты такой, чтобы мне приказывать! — зашипела Кариньель.

— Лотмер исчез, дура, — терпеливо повторил я. — То есть убит или похищен. Ты помнишь, что ты — заложница? И что заложников берут именно для таких случаев? — Тут Кари, судя по изменившемуся выражению глаз, начала что-то понимать. Но я закончил для полной ясности: — Как только здесь узнают про Лотмера, тебя убьют. Причём не сразу. Меняйтесь одеждой! — велел я и сам принялся раздевать неподвижного вестового. — Доркси, ты остаёшься. Когда тебя спросят — расскажешь, что я увёз госпожу в Литимен.

Они закричали:

— Я госпожу не брошу!

— А я без Доркси никуда не пойду!

Я мог бы, конечно, применить силу к этим тупым наседкам, но не хотелось усугублять шум.

— Доркси, ты ведь не умеешь ездить верхом? — терпеливо спросил я. — Ну вот и всё. Ты останешься.