Следы в звездной пыли

Когда-нибудь, в наш мир придет некто достаточно гениальный, чтобы разделить время на эпоху до него и после. Такое уже бывало, хотя имена большинства забыты — течение лет размывает все.

Имя нового гения не забудут никогда. Как и то, что он сотворил из своих детей.

Люди назовут их вампирами, оборотнями и сиренами, черпая имена в старых сказках. Легенды оживут, выбираясь на улицы мегаполисов.

Эпоха даст континентам второй слой хозяев, поверх всех границ. Гению же будет наплевать на деяния детей. Впрочем, эта история не о нем, а как раз о потомках. И о древнейшей забаве — когда один бежит, а второй догоняет. Эпоха для этого занятия не играет роли, мотивы вторичны, расстояния не важны — второй обязательно должен поймать первого. Хотя бы ради того, чтобы понять — что делать с жертвой дальше.

Часть один. Особенности чайной церемонии для демонов S класса.

Глава 1

Волна потревоженного воздуха разогнала дымку сна. Боевая трансформация обратила пальцы в когти, но остановилась почти сразу же — я дома, я все еще победитель. Прекрасная девушка в легкой полупрозрачной накидке, вышагнувшая из постели секундой ранее, тому подтверждение.

— Мне понравилось быть в плену, — В голосе сытое довольство и легкая ирония. Она заметила мое пробуждение, даже не оборачиваясь — слух у ее вида феноменальный.

Пленница подошла к окну и нарочито медленно потянулась вверх, замерев на мгновение. Столько лет прошло, а тень женской фигуры на фоне яркого окна остается самой прекрасной картиной на свете. Девушка прогнулась в пояснице, положила ладошки на подоконник, рассматривая что-то на улице, и слегка напрягла плечи.

— Даже не думай бежать, — лениво посоветовал я, — Даже перекинуться не успеешь.

Пленница досадливо дернула плечиком и, мне на зло, выпустила хвост — милый, серебристый волчий хвостик там, где находится основание позвоночника у нормальных людей. Дразнит. Впрочем, этой ночью мне даже понравилось, с хвостом и ушками-то.

— И не надейся, — фыркнула она, как-то уловив мой настрой. Одно из благословений Основателя — чувствовать запах чужих эмоций.

— А я чувствую иное, — мурлыкнул я на манер кошачьих, отчего девушка тихо зарычала, пряча за показным гневом свое смущение. У моего вида тоже есть благословение — видеть порывы души.

Иногда мне кажется, что Основатель намеренно раздавал схожие таланты всем линиям своих потомков, чтобы не обидеть Матерей. Иные умения закрепились в памяти крови, вторые, менее полезные для выживания, не использовались и слабели. С каждым веком каждая ветвь наследников Основателя все больше отличалась своими умениями от сводных братьев и сестер, специализируясь, чаще всего, на чем-то одном. Волки на охоте — чутье, звериная трансформа и живучесть. Ведьмаки на убийстве потустороннего — мастерство зачарованного клинка, неуязвимость для порождений нижних сил, хождение по границе мира. Сирены на управлении океаном — и что они там делали, под руководством своей Матери, я даже знать не хочу — еле ноги унес в прошлый сеанс любопытства. Много их, этих ветвей, и у каждой ныне свой козырь. Погулял в свое время Основатель на славу — десяток жен, из них всего три человеческого рода, остальные — демоны. Тот еще затейник.

Меня зовут Акс, и я помню все, дарованное нашей ветви. Я — второе поколение нашей Матери, а не двадцатое-тридцатое, как у ведьмаков, и не трехсотое волков. Благодаря этому, во мне сильна эмпатия, доступно Преобразование и Магия крови, я смогу отследить цель, встать против демона на серых полях изнанки и выйти победителем. Да, я сделаю это хуже и медленнее, чем сделали бы другие ветви — каждое задание по отдельности, но никто их них не сможет выполнить то же самое в одиночку. Поэтому наше поколение все еще живо, через сотни лет после появления на свет.

Возраст — тоже преимущество. И сейчас, через призму веков, я вижу не смертельного врага перед собой, которому вчера выдрал половину глотки, не воительницу, явившуюся по мою жизнь в стае таких же, как она — молодых, безумно смелых щенят, не добычу, доставшуюся по праву сильного. Мне не нужно прибегать к эмпатии, чтобы разглядеть сумятицу в ее мыслях — она тоже не может понять, почему не попыталась перегрызть мне глотку этой ночью. Я вижу, как она борется с долгом и верностью, призывающими отомстить за погибшую стаю, бесконечно спрашивает саму себя — 'а почему она все еще жива?' и куда тише 'почему она счастлива?'. Это не любовь, нет. Все волчата безумно влюблены и преданы только одной — своей бессмертной Матери, оттого так же безумно жестоки ко всем другим. Знаю ли я, что это?

— Тебе показалось, кровосос, — гордый подъем подбородка и движение хвоста, так нелепо выдающий все мысли хозяйки. Через сотню лет она сможет удержать над собой контроль, если доживет, конечно, но пока — движения серебристого хвостика предают ее.

— Вернешься в стаю? — нейтрально спросил я, и тут же хвост резко прижался к ноге.

Вот и ответ. Сила волка в стае, но там — они не личность, а свора. А вне стаи, вне своих, жить они практически не могут — так уж созданы. Просто не могут уснуть — и виною тому интуиция, вроде моей. Любое движение — пробуждение, шорох — пробуждение, пролет бабочки — пробуждение. Затем — гнев, злость, ярость, бессилие победить свою кровь и покорное возвращение обратно в стаю — если примут, конечно. В стае сон нормализуется, древний механизм нашепчет ложь о защищенности и дарует уверенность. Защита в обмен на свободу — это их выбор и призвание. Именно эту философию они несут в города людей, подминая под себя все на своем пути.

Поэтому ей понравилось спать здесь, поэтому и мне понравилась ее компания — мы оба не шумим, абсолютно. Ее сердце бьется в такт моему, теряясь в его звуке, тело недвижимо, кожа шелковая и пахнет диким полем. Она не опасна для меня, а я слишком опасен для ее страхов. Поэтому, отдав мне свою свободу, она может спать спокойно. При этом, пленница остается личностью, а не частью стаи — я ведь не могу указывать ей, о чем думать. Сладкое чувство свободы, даже в таком мизерном количестве.

Мне приятно дать ей этот кусочек — дети нашей Матери не могут жить без свободы, это наша натура. Потому-то мы часто путешествуем, не в силах задержаться на одном месте. Вместе с нами перемещается дух свободы, освобождая наши новые владения от старых хозяев. Мы ведь еще те собственники, но не из-за корысти, а по своей природе. Каждый хищник должен иметь свой ареал обитания, наш — в радиусе десятка километров вокруг, и не важно, где мы, остались ли в этом месте на ночь или на годы. Естественно, конкурируем мы лишь с равными — что нам эти люди?

Вчера стая местных блохастых посчитала себя сильнее и завила права на территорию. Сегодня те, кто уцелел, покинут мои угодья. Если вообще кто-то спасся, кроме красивой хвостатой у окна — ее я приметил в самом конце боя, забрал в тепло дома, состриг шерсть с подсохшей кровью, перевязал, а когда очнулась — позволил зализать раны. Не из-за сердечной доброты или жажды трофеев — мне просто стало любопытно, слишком сильной была молодая волчица. Остальных добил и сжег — с их регенерацией лучше не давать второго шанса. Жестоко? Ни в коем случае. Основатель сказал бы, что мы — это естественный регулятор рождаемости блохастых. Нас мало, чтобы составить им конкуренцию, но даже одного из нас достаточно, чтобы перебить среднюю по силе стаю.

— Я уйду в Изначальный город, — выдала пленница.

— Давай я просто перебью тебе хребет, зачем терять время на дорогу. — предложил спокойным голосом, не дав удивлению пробиться наружу.

Зачем идти в город Основателя, если у тебя нет приглашения? Системы защиты города убьют любого не-человека, через них не пробиться никому. Естественно — она это знала, так что говорить ей это все было бессмысленно. Знала, но была полна решимости.

— Переживаешь? — она повернулась через левое плечо и удивленно приподняла бровь. Гребанное чутье!

— Мне понравилось делать это, удерживая тебя за ушки, — я вновь вернул циничную маску. Вряд ли подействовало — этой ночью партию вел не я. Не в моих правилах делить постель с оборотнями, но любопытство пересилило догмы.

— Если переживаешь, дай мне это! Я верну!— она тыкнула пальчиком в мою грудь. Туда, где лежал, закрепленный особой цепочкой, небольшой кулон.

Да, у меня был допуск в Город. Почти у всех наших он был — мы же не дворняги.

— Прощай. — С такими вещами не шутят.

Касание острия когтя-мизинца подушечки большого пальца другой руки, легкий щелчок окровавленными пальцами, и волна магии подхватывает взвизгнувшую девку и выкидывает за ограду — прямо в таком виде. Не маленькая, догадается преобразиться и раздобыть одежду.

В комнате остался запах дикого леса и чувство легкого недовольства — я так и не спросил ее имя. Впрочем, зачем оно мне?

Следующей ночью, и еще две ночи подряд, я не мог уснуть. Звук сердца слышался глухо, руки постоянно искали что-то, мяли подушку, скидывали ее на пол и вновь поднимали, запах комнаты казался пресным и застарелым. Наследственное желание свободы требовало отправиться в путь. На этот раз оно не вручало в руки разбитый компас с безумно вертящейся стрелкой, а настойчиво предлагало один маршрут. В Изначальный город.

Я целый день ходил кругами по дому, пытаясь вписать появившееся чувство в свою систему мира, когда наконец не понял — это было чувство собственника! Да, я сам подарил ей свободу действия, но ее действия были куда кардинальней — моя вещь решила лишить меня своей жизни, отправляясь на верную смерть! Я просто обязан был помешать испортить мое имущество. Успокоившись, я сжег дом — нельзя отдавать свое, даже то, что тебе уже не нужно — и направил стопы на аэровокзал. В способе передвижения еще одно наше отличие от хвостатых — у стаи нет документов, их транспорт — четыре лапы. Слишком часто родятся новые волчата — как тут обеспечить всех бумажками? А ведь свидетельство о рождении требует посещение детского сада, а затем школы — иначе соцслужбы попросту заберут ребенка из семьи в детский дом для нормального воспитания. Вы представляете себе волчонка в детском садике? А в школе? Потому вожаки стаи и не заморачиваются.

Аэрокар доставил меня к самой границе научного города — дальше не пускали грозные таблички и симпатичные белые пусковые комплексы противовоздушной обороны на горизонте. Тропы рода закрыты, телепортация разорвет любого рискнувшего, подкоп наткнется на скальный монолит. Закрытый город для внешнего мира, самый заурядный для местных жителей и легендарный для детей Основателя.

Интересно, почему мы, произошедшие от одного отца, так ненавидим другие ветви? Может, потому что не можем иметь общих детей? Или из-за недостатка внимания со стороны родителей, которым надело решать склоки меж потомков, дерущихся за их внимание? Скорее — мы просто разного вида, изначально, потому и не считаем себя родственниками и искренне ненавидим конкурентов. Как так получилось, если один родитель общий? Спросите Основателя — добродушный старичок расскажет все что успеет, пока вас привязывают к операционному столу для очередного опыта. Очень шустрый старик, не смотря на все сотни лет жизни. Очень любит науку, говорят.

На самом деле, никто толком и не знает — какой он, этот Основатель. Его и видели единицы — в Изначальном городе никто особо не бывает, кроме Старших. Да и кому нужна Такамия, если потомкам отдан в игрушки целый мир? Естественно, нам никто не простит, если мы что-то в нем сломаем, но за легкие царапины еще никого не наказывали.

Я миновал ограду, для поднятия уверенности в себе вывесил медальон поверх рубашки, и зашагал по просторной бетонной дороге к городу. Взгляд так и норовил скользнуть на бетонную конструкцию в десятке метров от дороги. С виду ее можно было назвать дотом или огневой точкой — вполне уместный объект на границе закрытого города. Сотни таких зданий окружали город по всему периметру, вызывая легкую тревогу у людей внешнего мира, чувство защищенности у простых жителей городка, и настоящий ужас у не-людей — разумеется, у тех, кто был способен думать.

Истинная природа конструкций была направлена против Одаренных, Измененных или Потомков, посмевших приблизиться к легендарному городу без пропуска. Механизм его прост, эффективен и не требует пригляда. Представьте себе демона, пересекшего на свою беду незримую черту границы города. Механизм, созданный Основателем, ловит его сущность — не спрашивайте как — и помещает в сосуд. Следующий демон помещается туда же — в компанию к первому. Что будут делать два заточенных существа? Естественно, жрать друг друга, и разумность, человечность, происхождение — не играют роли. А теперь добавьте в эту жизнерадостную картину то, что поглотивший демона возрастает в силе. Что находится там, в сосуде, через сотни лет после установки? Правильный ответ — создание чудовищной мощи и силы, невольный охранник города. Безумие — скажете вы — что будет, если он вырвется! Есть мнение, что в этом случае у Основателя появится новый слуга — той самой чудовищной силы и мощи.

Впрочем, я здесь не для встречи с Основателем и не для обсуждения защиты города. Если моя собственность успела меня опередить — значит, ей уже полакомились. В другом случае — я смогу засечь ее до достижения города и остановить.

Я перешагнул условную границу и даже сделал несколько шагов дальше, задумчиво рассматривая поверхность под ногами, пока не осознал, что что-то идет не так.

Под ногами был лед, впереди — стена ледяной пещеры, как и за спиной. По бокам — сама пещера, через десяток метров завершающаяся тупиками. Вспышка осознания — и сердце забилось как бешенное, тело приготовилось к атаке, но перед частичной трансформой, пальцами, которые еще не превратились в острия лезвий, сдёрнул медальон с шеи и кинул под ноги — я должен был убедиться. Цепочка с нерушимым кулоном слетела на ледяной пол, следом страшной силы удар каблука ботинка расколол на куски подделку. Обманула! Из груди вырвался рык, не хуже волчьего. Попался! Провела! Но как? Как она смогла обвести меня вокруг пальца? Нападение стаи, перебитое горло, покорность той ночи, театр одного актера у рассветного окна — это не уровень молодой волчицы.

'Старшая?!' — прокатилось по спине ледяное крошево осознания.

Уже нет разницы — я проиграл, а она — победила. Но даже сейчас, я сделаю все, чтобы продать свою жизнь как можно дороже! Свобода до последней секунды жизни, а не страх и отчаяние! Я рассек левую ладонь, парой резких движений, сопровождаемых алыми каплями на льду, призвал заклятие защиты и отступил к ледяной стене, ожидая атаки твари.

— Молодой человек, что с вами? — произнес на чистом китайском низкий спокойной голос.

Чем еще отличаются потомки нашей ветви от блохастых тварей? Кроме знания всех языков мира, разумеется. Знанием, когда нужно говорить, а не биться.

— Простите мое поведение, я никак не ожидал оказаться здесь, — обратная трансформа, медленный поворот и глубокий поклон лысому старику в охристом халате — чистой воды буддистский монах с картинок до Зарождения.

За спиной больше не было стены — пещера продолжалась очередным тоннелем, а значит, передо мной стоял монстр настолько титанической мощи, что я просто не чувствовал ее, не был в силах определить ее пределы, ибо плыл внутри его силы. Пещера вокруг меня — суть его мысли и внутренний мир. Вывод — бороться бесполезно, не мошке желать смерти слона, но лишь мечтать, что слон ее не заметит в своем величии.