|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Часть I
Прививка
Я стар... Я очень стар. Я суперстар! Шучу. Теперь я часто шучу: молодость, а юность в особенности, вообще чертовски весёлая пора, и уж тем более, юность, доставшаяся мне. Судите сами: я молод, здоров, у меня и людей моего нынешнего круга нет финансовых проблем, нам вообще непонятно слово 'дорого'. Для нас не слишком дорого даже то, что неподъёмно многим государствам! Впрочем, вместо долгих объяснений назову мой нынешний титул: Великий князь. Великий князь Петр Николаевич. Внук Николая I, сын Николая Николаевича-старшего, брат Николая Николаевича-младшего.
Для меня всё началось в другом мире, весной 2020-го года, когда я, старый косорукий чёрт, решил отремонтировать греющуюся электророзетку. И забыл щёлкнуть клавишей в коробке предохранителей: старый совсем уже стал. Забывчивый. Ну и конечно, меня долбануло током, а много ли надо дедушке семидесяти трёх лет от роду? Вот-вот, двухсот двадцати вольт при пятидесяти герц хватило с избытком. Что я чувствовал? Да ничего особенного: вслед за спазмом от электрического разряда, с каким-то нутряным хрустом остановилось сердце, мгновенно лишились сил все члены, и я безвольной куклой завалился на крашенный коричневой краской пол. Сознание не покинуло меня чуть ли не полминуты, и я успел увидеть, как от заискрившей розетки стали расползаться по стене чёрные языки, которые моментально вспыхнули. Деревянные стены, высушенные за десятки лет, захрустели пожираемые огнём... Жалко дом. Я возводил его своими руками, ну, кроме электрической проводки и кирпичного крыльца, а так от фундамента и кровли до оклейки обоев — всё сам. Ну, разве что на помощь кого-то нанимал, но потом от результата работы этих косоруких помощников долго плевался. Уж лучше просить о помощи своих же учеников: эти хоть слушают, когда им говоришь.
А потом сознание погасло.
Очнулся я совсем в другом месте: вместо простецкой крашеной сосны, моей щеки касался вощёный наборный паркет из ценных пород дерева. Глядя в упор, я видел, что плитки паркета подогнаны идеально, без малейших зазоров. Перевёл взгляд на стену: тоже не моя. У меня дешёвые бумажные обои, а тут ткань. Уж не шёлк ли? Может быть. При таком паркете и шёлк на стенах вполне уместен.
Паники нет: я просто не понял, что произошло, впрочем, и времени прошло всего ничего, к тому же, пугаюсь я не сразу, а так сказать, 'с замедлением'. Попытался встать, но не тут-то было: руки оказались какими-то неимоверно длинными, а ноги и того длиннее. Первая попытка закончилась вполне закономерно и больно, хорошо хоть успел повернуть голову, и брякнуться на паркет не носом, а ухом. Ладно. Повозился, опираясь руками на пол, а боком на шкаф, сел, и стал осматривать себя. Чёрт-те что творится! А тело-то не моё! Видны ноги, обутые в изящные коричневые туфли. У меня за всю жизнь не было такой дорогой обуви! Из туфель торчали носки. Очень длинные. Выше наличествовали серые в узкую полоску брюки. Или-таки не брюки? Где у этих штанов ширинка? Застёжки ни на молнии, ни пуговичной, на положенном месте не имелось. Потянул брючину вверх, и обнаружил, что носки не имеют резинок, а вместо неё имеется прехитрая система: под коленом застёгнута подвязка, и уже от неё тянутся ленточки с застёжками к носкам.
На этом я временно прекратил осмотр, и сделал новую попытку встать. Неудачно. В тот момент, когда я уже почти утвердился на ногах, внутри меня, не в голове, а именно внутри, в потрохах что ли(?) раздался панический возглас: 'Что со мной происходит???'
Ноги обмякли, почти как при давешнем ударе током, и я опять оказался на полу. Хм... а ведь имеется положительная динамика! На этот раз руки сработали как надо, и мой нос избежал встречи с полом. И затеялся более чем странный разговор, когда тело валяется неподвижно, разве что слегка подёргиваются кисти рук и ступни. А вот рот крепко захлопнут: это я сумел взять тело под контроль, и не дал возможности прежнему хозяину организма поднять шум: сами понимаете, я в дурдом не спешу. Но диалог, тем не менее, получился весьма эмоциональный:
— Кто вы? Сатана или его служитель?
— Человек я. Только почему-то моё сознание попало в вас. Давайте спокойно обсудим нашу ситуацию, успокойтесь, ладно?
Но человека во время нервного срыва так легко не остановишь. Минут пять беспросветной истерики, и наконец, более-менее внятный крик:
— Я понял, я знаю! Вы явились забрать мою бессмертную душу!
— Опа-на! А зачем она мне, да и за что?
— За мою вторую попытку наложить на себя руки.
Ага! Начал соображать, включает аргументацию. Что же, поможем человеку:
— Уважаемый, не знаю, как вас зовут! Самоубийцы в любом случае попадают в ад, так что нет смысла самому сатане лично являться к вам. Вы и так всё сделали бы, не так ли?
Молчание. Нравится мне этот человек! Получил информацию, и теперь обдумывает, а не несёт панической чуши.
— Прочтите святую молитву! — требует визави после минутного молчания — Я хочу удостовериться, что вы не от нечистого.
— Да я всего две молитвы и знаю. 'Отче наш' и 'Символ веры'. Какую читать?
— Символ веры!
— Верую...
Мой собеседник внимательно вслушивается, не искажаю ли я слова молитвы, а я осматриваюсь кругом. Стол, стулья, застекленные книжные шкафы... Какая ерунда эти шкафы! Мои руки!!! Никаких старческих морщин, никаких пигментных пятен, ухоженные ногти на длинных пальцах... Поворачиваю руки ладонями вверх... У меня никогда не было таких мягких ладоней: всегда приходилось работать руками, потому и не сложилась карьера музыканта, а наоборот, случилась работа учителя музыки в сельской школе.
— Какая музыка в сельской школе? О чём это Вы?
Оказывается, я одновременно читал молитву, и думал о своём, но думал 'громко', так что собеседник слышал.
-Разрешите представиться: Пётр Николаевич Булгаков, пенсионер, а до недавнего времени учитель музыки и нескольких других предметов в Верхне-Ольшанской школе Пристенского района Курской области.
— Позвольте! Какой такой области? Есть Курская губерния.
— Есть губерния. Сейчас. А область — будет.
— Так вы... Из будущего?
— И, возможно, весьма отдалённого. Сейчас какой год? Назовите точную дату.
— Первое марта одна тысяча восемьсот восемьдесят первого года.
— Вот это фокус! Сегодня в тринадцать сорок пять террористами убит император Александр II!
Дату и время помню случайно: почему-то запомнился параграф из учебника, да к тому же, недавно пересматривал фильм о Софье Перовской. Люблю, знаете ли, иногда смотреть классические фильмы разных времён и разных жанров.
— Тринадцать сорок пять это что? — требовательно уточняет внутренний голос.
— Без пятнадцати минут два часа пополудни, если по-старому.
Голова моя резко дёргается, и в поле зрения попадают большие напольные часы. На циферблате двенадцать пятьдесят.
— Скорее! Мы ещё успеем предотвратить злодейство!
— Ну, давай попробуем. А где мы находимся?
— В Николаевском дворце. Где же готовится цареубийство?
— Значит мы в Ленинграде?
— Нет, мы в Санкт-Петербурге.
— Извините, именно это я и имел в виду. Просто город будет переименован.
— Чудеса! Где же готовится цареубийство?
— Террористы устроили засаду на канале Грибоедова.
— Таковой мне неизвестен.
— Раньше он назывался Екатерининским каналом.
— Скорее! Вперёд!
Ну что же, поднимаюсь, направляюсь в двери. Уже выходя, вижу на полу возле книжного шкафа здоровенный револьвер.
— Да, я уже упоминал, что собирался свести счёты с жизнью, но в последний момент лишился чувств. Далее вам всё известно. — сухо прокомментировал увиденное хозяин тела.
Коридоры во дворце весьма широкие, но я то и дело касался плечами то правой стены, то левой, и вовсе не потому, что новый я такой большой, а потому что очень уж крепко меня штормило. По дороге попадались какие-то люди, звучали встревоженные голоса, кто-то окликал, но я просто пёр вперёд: моя цель важнее. Внизу я двинулся, было, куда-то во двор, к каретным сараям, как услужливо подсказало мне сознание, но тут же повернул на улицу — там ехал извозчик.
— Стойте! — завопил я в спину уже проехавшим саням.
Мужчина в шубе, сидящий в санях, оглянулся, и, увидев меня, изумлённо открыл рот. Повернулся к извозчику, что-то сказал, сани остановились, и я в одно мгновение догнал их и запрыгнул на место рядом с пассажиром.
— Ваше высочество, Пётр Николаевич! — забормотал пассажир — Что происходит, почему Вы не одеты, почему такая спешка?
— Готовится страшное злодейство. Цареубийство. Мы обязаны его предотвратить.
— Как? Что?
— Голубчик — крикнул я извозчику — стрелой мчись на Екатерининский канал, угол Мойки. Знаешь ли, где это?
— Как не знать, барин! А на какой берег-то? Токмо боюсь, кобылка моя не сдюжит.
— К Михайловскому парку, любезный! И гони изо всех сил! Если успеем, я тебе рысака подарю!
— А как же барин, что до вас сел?
— Гони, извозчик, гони куда сказано! — закричал пассажир в шубе, и мы полетели.
Хотя полетели очень относительно. Лошадка у извозчика была мелкая, тощая и весьма заморённая, поэтому бежала она не шибко споро, но всё равно побыстрее, чем бежал бы я своими ногами. Да и не пробежать мне столько, чего уж там.
— Пётр Николаевич, ваше высочество! — забормотал господин в шубе — Вы простудитесь! Позвольте укрыть вас моей шубой!
Морозец небольшой, градуса три-пять, но проклятая питерская сырость! До места я, без сомнения, доеду, но однозначно простужусь, а без нормальных лекарств, скорее всего, потом откину ласты.
Я оглянулся на попутчика. Шуба у него большая, возможно и хватит закутаться двоим.
— Благодарю вас за великодушное предложение... Простите, не знаю, как вас величать.
— Профессор Меншуткин, Николай Александрович. Служу в физико-математическом факультете Санкт-Петербургского императорского университета — отрекомендовался он, торопливо расстёгивая крючки на шубе. Попытку совсем снять её с себя я пресек, и мы, тесно прижавшись друг к другу, укутались в профессорскую шубу.
— Шуба, признаться не моя — зачем-то стал объяснять профессор — На мою шубу служитель...
— От неловкости служителя выиграл я — прервал я мучения профессора — В Вашу шубу мы вдвоём бы не поместились. Вы уж, уважаемый профессор, пожалуйста, поощрите служителя от моего имени. И прошу Вас, Николай Александрович, разрешите позже заглянуть к вам с визитом, связанным с вашей учёной деятельностью?
Профессор торопливо закивал.
Вдоль Мойки мы пролетели одним духом, но после поворота на Невский проспект, лошадь начала спотыкаться, а когда, наконец, добежала до Казанского моста, то вовсе упала на передние колена. Я выскочил из саней. Сунул руку в карман... чёрт, кошелька нет. Однако, есть нечто более ценное: часы. Торопливо сунул часы обомлевшему извозчику и бросился вдоль канала, скользя гладкими кожаными подошвами по растоптанному ногами и копытами снегу. Дыхание сбилось — хреново тренируют нынешних аристократов! Впрочем, школьники и студенты моего времени, в массе своей, тренированы много хуже.
У Итальянского мостика увидел впереди белый клуб дыма, а мгновение спустя, услышал грохот взрыва и звон осыпающегося стекла. Чёрт! Не успеваю! Однако, прибавил ходу. Холодный воздух рашпилем скребёт бронхи, боль спускается ниже... Быть острейшему бронхиту или даже воспалению лёгких, стопудово быть!
Впереди крики, суета. Вижу, совсем как в фильме про Софью Перовскую, в мою сторону идёт царь. Вот взгляд царя, совсем как в фильме, останавливается на высоком человеке, медленно перемещающем из-за спины вперёд свёрток... Между нами десять шагов... пять... три... шаг... Парень уже размахивается, и тут я выхватываю из рук террориста бомбу, и кидаю её за ограду канала.
Взрыв.
Темнота.
— Они очнулись!
Шёпот такой громкости способен, без преувеличения, разбудить полк похмельных егерей. А мне он просто расколол голову.
Темнота.
— Пётр Николаевич, вам легче? — голос профессионально ласковый. Врач, и с практикой лет в тридцать. Можно даже не заглядывать в трудовую книжку.
— Легче. Доктор, почему я ничего не вижу? Я ослеп?
— Зрение у вас в порядке, по крайней мере, за правый глаз я совершенно спокоен. А вот левый глаз пострадал, но надеюсь, незначительно.
— В таком случае, когда будет снята повязка?
— Если всё будет благополучно, то завтра утром, а пока покорнейше прошу потерпеть неудобство.
— А что с моим бронхитом?
— Откуда Вы о нём знаете?
— Симптомы в наличии: клокочет в грудине, явно повышенная температура, неприятные ощущения в горле и носоглотке. Что до причины оного состояния... У меня сбилось дыхание у Итальянской улицы, а бежать пришлось ещё метров двести, и бежать с ускорением... Так что вывод очевиден.
— Ничего страшного. Дня за три-четыре выздоровеете, таков мой прогноз. Да-с. А почему Вы упомянули метры, а не аршины? Кстати, примите микстуру.
На ощупь принимаю мензурку с лекарством, и, выпив его, отвечаю:
— Полагаю правильным использовать систему мер, принятую в большинстве стран Европы.
— Резонно. Гораздо серьёзнее обстоят дела с Вашей левой рукой: открытый перелом кисти.
— Странно, почему я не чувствую боль?
— Вероятно это действие морфия.
— Прошу Вас, доктор, уменьшить до минимума дозу наркотика.
— В чём дело, Пётр Николаевич? Морфий совершенно безопасен.
— Любой наркотик вызывает привыкание, переходящее в зависимость. Это я знаю доподлинно. Однако я отвлёкся, что с государем? Он жив?
— Его Величество жив и вполне благополучен. Взрывной волной с него всего лишь сорвало головной убор.
— А террорист?
— Его убило обломком ограды при взрыве бомбы, которую Вы отбросили в сторону.
— Значит, не удалось перебросить в канал. Жаль.
— Несомненно, жаль.
— А я?
— А Вас ударило тем самым осколком, который прошел сквозь тело террориста. По счастью, осколок потерял силу, и значительных повреждений он Вам не нанёс.
— Простите великодушно, доктор, но как Вас именовать? Право, неловко, Вы меня знаете, а я...
— Ох, совсем я забыл приличия! Слишком уж обрадовался тому, что Вы пришли в себя... Профессор Боткин, Сергей Петрович, к Вашим услугам.
— Сам великий Боткин?
— Насколько я велик, судить не мне, но да, Боткин, Сергей Петрович, собственной персоной.
— Чрезвычайно лестно быть вашим пациентом, Сергей Петрович.
— Вы весьма любезны, Ваше императорское высочество.
— Значит, рана на моём лице не слишком серьёзна?
— Слава богу, нет. Я наложил несколько швов, но вполне вероятно образуются шрамы...
— Ничего страшного. Как известно, шрамы украшают мужчину.
— Безмерно рад, что чувство юмора Вас не покидает. Однако, Пётр Николаевич, к Вам посетители, уступаю им место. Господа — это он обращается к кому-то мне невидимому — прошу вас не затягивать визит долее десяти минут. Больной вполне бодр, но боюсь, что он может легко и быстро утомиться, а это пойдёт отнюдь не на пользу его здоровью.
Мдя... У меня первые посетители. Думаю, их будет очень-очень много. А что, подвиг совершил, без дураков.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
