|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Глава 10. Рыбный день
На старости лет, люди в такую погоду сидят по домам. Вышел на улицу из тени виноградника, жар волнами от земли. Была бы на мне парусиновая рубаха, так подхватило бы этим потоком и унесло.
Сходить, что ли, искупнуться?
Глядь, атаман Валерка высунул нос из калитки, машет рукой. Ну, думаю, опять за футбол спросит. И точно:
— Готов? Или снова что-то придумаешь?
— Готов, — говорю. Схожу только в речке ополоснусь, и готов.
А он:
— Ополаскиваться будем перед игрой, чтобы дольше терпеть без воды. Музыки тебе это не Псяня, на одной левой не обведёшь. Зайди, мячик помоги накачать, а то Сасик ещё спить. Да и толку с него...
— Что за мячик?
— Увидишь... — Валерка солидно высморкался, подался назад и в бок, пропуская меня во двор, — сейчас принесу...
Между крыльцом дома и порогом времянки протянута бельевая верёвка. В центре и наискось деревянная жердина с рогатиной. Ей подпираются постирухи когда они влажные и тяжёлые. Сейчас там болтается деревянная клеть с воробьём, которого я подарил дядьке Ваньке. Под ней с нескончаемым мявом кружится Валеркин кошак по кличке Хычок. Нервничает облезлым хвостом.
— Брысь, падла! — стращает его хозяин. — Других воробьёв ты можешь десятками жграть, а этого трогать нельзя. Папка сказал, из больницы придёт, отпустит. — Это он неизвестно кому, а вот, "на, посмотри" — мне.
— На, посмотри, я пока за насосом схожу...
Под коричневой магазинной бумагой покрышка из белой кожи с мягкой прокладкой, двадцать сантиметров шнуровки и камера с длинным соском. В слабо накачанных футбольных мячах это самая проблемная вещь. Играем обычно недалеко от двора, где колючкой акации, кончиком гвоздика, вбитого в штакетину с другой стороны, или осколком стекла, застрявшего меж камней, можно запросто его проколоть. Раз в неделю, а бывало и чаще, шнуровку приходилось снимать, камеру доставать из покрышки, и... нет, не заклеивать как велосипедное колесо, а латать. В принципе, процесс тот же самый, только термин футбольный.
Кого из пацанов в городе ни спроси, у всех такая проблема: как получить давление в ноль шесть атмосфер, если камеру приходится не накачивать, а надувать ртом? Один напрягается лёгкими, другой держит пальцами его барабанные перепонки, чтоб воздух налево не уходил.
— Как оно? — Валерка вернулся с автомобильным насосом и катушкой суровых ниток.
— Здорово! — искренне выдохнул я. — Твой?
— А то чей? Мамка купила. Давно у неё просил, чтоб мне или Сасику подарила на день рождения. Всё говорила "уймитесь", а тут просто так, взяла и купила...
К чему ни приложит руки наш атаман, всё он делает аккуратно и основательно. Если поджиг, то не "скорее пальнуть", а так, чтоб сверлёная трубка сидела в цевье как влитая, а ручку не срезало при отдаче. И меня учил. Сделаю что-нибудь сам:
— А ну, покажи!
Если не так, в сортир выбросит: "Не хочу, чтобы ты остался без глаз".
Сейчас он проверил покрышку (не завалялось ли что внутри?), вставил камеру, сунул сосок в специальное отверстие на прокладке и двинул ногой деревянный чурбак на котором сидел сам, ближе ко мне:
— На, тебе удобнее будет. Теперь слушай сюда. Я качаю, а ты держишь сосок. Вот так, в согнутом положении. Насос пошёл вниз, ты его немного приоткрываешь, вверх — снова сгибаешь, не даёшь выходить воздуху. Понял?
— Чё ж не понять?
— Поехали!
Валерка примкнул резиновый шланг насоса вплотную к соску, сжал в кулаке место соединения, два раза качнул и отдёрнул руку:
— Га-х-х!!! Горячо, падла! — плюнул на пальцы, потряс ими в воздухе, глянул через плечо. — Не отпустил? — молодец! Так пока и держи, нехай у меня рука отдохнёть...
Под атаманское "гах!" на порожек времянки ступила бабушка Марфа. Это мать дяди Вани — строгая, набожная и очень суеверная женщина. Лицо будто бы сплошь состоит из морщин. Укоризненно покачала белым платком, погрозила указательным пальцем — тише мол! — и отступила за дверь. Ей сейчас некогда. Судя по запахам, в тазу закипает варенье из вишни. А то бы нам было!
— Ну, чё? Около дела! — Валерка сначала проверил упругость мяча, потом температуру шланга и пошутил. — К вечеру накачаем.
Я план на игру придумал: нехай падлы побегают. Сасик проснётся, тогда расскажу.
— Может, сначала надуем ртом, а потом насосом догоним? — предложил я.
Что такое "догоним" Валерка не будет знать лет ещё наверное двадцать. Но смысл уловил.
— Пойдёт! — без раздумий одобрил он. — Ну, раз ты сидишь, гаси! А я тогда буду ухи тебе закрывать...
Гасил я изо всех сил, но на проверку вшивенько вышло, хоть по сравнению с тем, что было, реальный прогресс. Валерка качнул два раза — как всё равно в прорву. Попробовали меняться позициями: он на соске, я на насосе. Тоже не айс: шланг падла, горячий, больше качка ни у него, ни у меня рука не выдерживает. Сасик проснулся, а у нас швы на покрышке только начали потихоньку потрескивать.
В общем, вымотались, но сделали по уму. Зашнуровали мяч не крест-накрест, а как у главной футбольной команды нашего города "Урожай". Ходили на стадион, специально интересовались. А сами играли до этого резиновыми мячами. Я несколько штук с Камчатки привёз. У них, кстати, совершенно другой отскок, ногу сушит, если хорошо приложиться. А тут... стукнул Валерка ладошкой, по белой коже, ударился мяч о бетонную поверхность двора — выше головы подскочил. Аж воробей в клетке запаниковал, и баба Марфа опять из времянки выглянула. Я думал, ругаться начнёт, а она:
— Идить сюды пенку исть!
Как тут откажешься, какой нафиг "Сникерс" и "Баунти" может сравниться с этим божественным лакомством? Консистенция сама нежность, вкус охренительный. Один недостаток: нету химических улучшителей вкуса, вызывающих стойкое привыкание. Вот и будут детишки будущего к домашним варениям равнодушны и перейдут на магазинные сласти.
Сижу на скамейке, орудую ложкой, о будущем вспоминаю. А Сашка с Валеркой свою бабку по очереди подкалывают, типа того что тролят:
— Ба, а бог есть?
— Есть!
— Где он?
— На нёбушке.
Чувствую, под столом кто-то из них коленкой меня толкает: гля, мол, какая дура подслеповатая. Прыскают в локти — это у них одна из невинных забав. А мне не до смеха.
Не, — думаю, — братцы, если б на нёбушке никого не было, с какого тогда хрена мы сидели бы за столом? Все живы, здоровы...
Если всё сложится, как когда-то сложилось, Сашка первым из нас уйдёт. Не дотянет и до сорока. Подастся младший Погребняков матросом на краболовы, за длинным рублём. Наслушается гадюк-искусителей. Вот и расплющит его там между бортом плашкоута и причалом. То ли пьяным был, оступился. То ли кто-то специально столкнул. Поди, теперь разберись: посёлок Ивашка, мишка лесной тебе участковый и прокурор. Валерка в отпуске был, когда брат на Камчатку завербовался. А до этого держал при себе на ледоколе.
До самой моей смерти он будет себя казнить, что не уследил. В этой же самой времянке мы с ним частенько будем вечера коротать. Общее детство, моря за кормой. Что ещё надо для разговора? Да и осталось нас, пацанов с Железнодорожной улицы, всего ничего. На пальцах одной руки можно пересчитать.
В общей сложности, раза четыре я услышу в подробностях, как в богом забытом углу Валерка будет искать цинковый гроб, людей, что способны его запаять. Сколько придётся поставить магарычей, чтобы выправить нужные документы. Всё это без сна, в постоянном цейтноте. Без возможности уединиться, чтобы сесть и заплакать.
Потом они с Сашкой будут лететь на перекладных. Сначала на вертолётах до Петропавловска, потом самолётом, с пересадками во Владике и Москве, до самого Краснодара.
Там, на стоянке у аэропорта, подвернётся уникальный таксист с таким грузовым отсеком, что цинковый гроб впритирочку влезет.
Валерка везде платил, не торгуясь, но этот по-божески взял. Так с ветерком и доехали. Толик Корытько был дома, помогал занести. А
подхоронят Сашку в могилу бабушки Марфы. Это двадцать шагов от моего деда, вверх по горе, за живой оградой.
На поминках подойдёт к растоптанной горем матери Валеркина благоверная. Обратится по имени-отчеству, скажет:
— Мой муж, а значит и наша семья, понесли большие расходы. Поэтому вы должны их нам компенсировать. Конкретную сумму я вам потом назову.
На этих словах закончится и его семейная жизнь. Всё хорошее когда-то заканчивается, как пенка на чайном блюдечке. Кукушка на семейных часах гугукнула три раза, напомнила, что до футбола ещё два часа.
— На рыбалку пойдём, — сказал атаман. — Я мяч в дом занесу, Сашка начнёт хватку развязывать, а ты, — это он младшему брату, — сходи, попросим у бабушки литровую банку.
— А чё опять я? — обиделся он. — И в прошлый раз я просил, и в позапрошлый...
— А то, что я так сказал!
— Да кто ты такой?
— Старший!
— Ага! Валерасик будет мячи под кровать закатывать, а я ему, значит, грязные банки мыть? Давай лучше наоборот! Старший он! Раньше сдохнешь!
Я вздрогнул: уж кто б говорил!
Братья частенько между собой собачились. Только я ни разу не видел, чтобы Валерка Сасику затрещину отпустил, или подсрачник. Жалел он его, будто исход предчувствовал. Старался, чтобы он был вторым даже в мелочах. Перед игрой в "пьяницу" карты в колоде подмешивал, чтобы сначала проигрывал пришлый, потом младший брат, а он как всегда был наверху. Я давно замечал, что в играх со мной он не всегда честен. Сашка же по своему малолетству считал, что по всем направлениям он реально круче меня, и ему не хватает шага, чтобы подняться на пьедестал. Отсюда такие возникновения: я типа не хочу, делай сам!
Только не на того напал.
— Ладно, — сказал Валерка, — на тебе мяч, неси. Только тогда я буду на рыбе стоять, а вы с Сашкою шурудить.
Сдулся пацан, сразу к бабушке побежал. Ну, атаман, чо! Слово закон.
Хватка это отрезок мелкоячеистой сетки. Размер и конструкция бывают у них разными — кто какую придумает и добудет. Наша, то есть, Валеркина полтора метра на полтора. Это квадрат, растянутый по диагоналям тугими деревянными дугами. Жох, к примеру, свою поместил внутри железного обруча. Вместо дуг у него верёвочные поводки. Он ловит сам на сам, для своего кота. Привяжет по центру марлевый мешочек с макухой, положит булыжник вместо грузила, приладит держак к поводкам — и вот тебе Вася десяток пескарей в день, твой суточный рацион.
Валерка над Жохаревым посмеивается, называет его Щукарём.
В прошлом детстве я тоже ему подхихикивал, хоть не было на это причин. Теперь молча завидую. Свободный человек. Захотелось на рыбалку, пошёл. Не ждёт, когда атаман вынесет свой вердикт. Хоть плохонькая хватка, да есть. У меня же, вообще никакой. На базаре сетки не продают, а связать самому, нет ни желания, ни материала, ни инструментов.
— Готовы? — Валерка внимательно осмотрел личный состав и сделал мне замечание. — Вертайся домой, босолапки надень. Ещё не хватало, чтоб ногу себе проколол! — И не сдержался, скатился к тому, что волновало его больше всего. — Если как в прошлый раз не просрём, камеру тебе подарю, а завтра сыграем в морской бой. Есть у меня в сарае ещё одна запасная. С латками, но пойдёть...
Сасик у атамана вечно второй, но когда припекло, основная его надежда на третьего.
Я догнал их у хаты, где когда-то жила Родионова Танька. Три года назад там поселился Валёк-лилипут с родителями, тогда ещё
одноклассник старшего из братьев Погребняков. Он после восьмого класса учится при КБО на часовщика, так как в армию его не берут из-за роста. Голова, ладони и туловище, как у взрослого мужика, а руки и ножки какие-то кукольные, без смеха не глянешь. Взрослые пацаны Валька уважают. Мы тоже. Тем же летом попробовал я с Сасиком врезать ему по сраке алюминиевой шпулькой из автомата, так еле потом убежали. А Витька косой поймал всех троих на речке и такой "Сталинград" устроил, что как тут не уважать? А сам он на нас не почти обиделся. Только в ворота меня до сих пор не ставит. Ну, в этом не он виноват, а дурная слава, что бежит впереди. Когда обсуждают кандидатуры, про меня говорят так: "вратарь Дырка из команды "Решето".
Валерка несёт дуги и две толстых жердины. У Сашки на шее сеть, в руках стеклянная банка. Никого четвёртого нет. Раньше мы брали с собой Псяню, чтоб таскал за нами по берегу одежду и рыбу, но сегодня...
— Пош-шёл он, — сказад атаман, — копытами падла, грабы, грабы, а мяч как в ворота катился, так и продолжает катиться... — Тоненько так намекнул: то же самое может сегодня произойти и со мной.
— Давай что-нибудь понесу, — предложил я.
— Тут идти-то, — сплюнул Валерка, чтоб я тоже не просился "на рыбу", а спокойно себе шурудил.
Ну и хрен с тобой, думаю, сам тащи. До мостика через Куксу метров, как минимум, пятьдесят, да там ещё...
За речкой дома строились, не пойми как. Одни выходили к ней парадным фасадом, другие концом огорода. Тем не менее, это была улица Транспортная, представляющая собой ломаную кривую точь в точь повторяющую изгибы и петли капризного русла. Лишь возле хаты Тарыкиных, её прорезал узкий проезд, безлюдный и мрачный, как вход в лабиринт Минотавра. От кладки и до него забор походил на грани огромной гайки. Вот там то и начиналась наша глубинка с густым травяным пляжем, знаковое место для тех, кто помнит. Ну как глубинка? Валерке по грудь, Сасику с головой, а мне что-то среднее между ними.
Честно сказать, я ещё издали заподозрил неладное. Походка у нашего атамана стала какою-то неуверенной.
— Чёта народу сегодня откуда-то привалило, в воду не влезть!
Мимо проходим, искупнёмся в другом месте...
Ему далеко видно, это мне из-за кустов нифига. Слышу только, что там многолюдно. Смех, шлепки по воде, пацанские "чур ни" да бабские взвизгивания.
Выходим на оперативный простор — мама моя! Только в речке с десяток харь, плюс те, кто загорает на берегу. Из девчонок я сразу узнал Сазонову Алку, свою будущую любовь. Только в этот раз она мне не очень-то приглянулась. Рядом с ней на траве лежала... чёрт бы её подрал... дом, где живёт, помню, а имя с фамилией подзабыл. Оно и немудрено. В этой жизни ещё не сталкивались, а с последней встречи в реале... сразу и не сосчитать, сколько годочков прошло! По моему, Женька, или я ошибаюсь? В общем, лежала её подружка.
Я их так... взглядом из толпы выделил, и ноль внимания. Не такое видали. Купальники на них типа рабочих комбинезонов с открытой спиной. Там спрятано всё, что девушки будущего будут выставлять напоказ.
В общем, чешут Погребняки по дуге, по-над забором. Лежбище сторонкой обходят. Атаман чуть впереди, Сасик собачкой семенит под ногами, заглядывает в глаза. А я шевелю по прямой, между тел. Остановился возле подружек. Сделал вид, что кого-то знакомого в
речке увидел. Для правдоподобности даже рукой взмахнул. А сам думаю: неужели это она, повелительница моих бессонных ночей со слезами в подушку, грязной пяткой чешет комариный укус? Может, что-нибудь в душе шевельнётся? А оно ни фига...
Тут Женька, или как её там:
— Ты что тут, придурок, стоишь, солнышко застилаешь? Ноги иди помой. Вонища, дышать невозможно! — и вместе Сазонихой ловят хи-хи, аж животы затряслись.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
