Учебка. Глава 1. К вопросу о раскладушках

Глава 1. К вопросу о раскладушках

У людей перемены в судьбе начинаются с неожиданности, а у меня с анекдота. Встретил у банкомата старого друга Пашку Грача. Лет десять его не видел. Он как на пенсию вышел, куда-то пропал. Говорили, что уехал в Москву и вроде бы насовсем. Обрадовались конечно. Пашка меня первым узнал:

— Здорово, Серёга!

Вообще-то меня Мишкой зовут, а Серёга мой старший брат. И вроде не близнецы, а фишка такая у наших общих знакомых: в лицо узнавать, но путать по именам. Где живу, кем работал, как супругу зовут, это помнят как отче наш, а вот с именем напряжёнка. Да я не обижаюсь, привык.

— Ну как ты? — Это у Пашки традиционный вопрос. — Всё трудишься?

— Типа того. Дубачу на оптовой базе.

— А я до сих пор служу... старшим по раскладушкам. Бывшие подчинённые помогли.

— Каптёр?

— Как угадал?

И тут его очередь подошла. Ну, думаю, снимет сейчас денежку и сделает ручкой. Время такое. Бескорыстные отношения осталась в Советском Союзе. Сейчас со мной дружить не рентабельно. Тем более, москвичу. Только смотрю, спустился Грач со ступенек и снова ко мне:

— Слышь, Серега, мы на работе коллективную книжку пишем "История страны в анекдотах". В зачёт идут только перлы, что две трети народа не слышали. Сам понимаю что дурость, но как-то она даже меня зацепила. Сейчас поднимаем тему о борьбе с пьянством и алкоголизмом времён Горбачёва. Ты у меня, как я помню, в этом жанре мастак. Выручи. Выдай какой-нибудь эксклюзив.

Нет, человек всё-таки Грач, хоть и москвич. Я б для него и сам что-нибудь сочинил за человечность. Ни капли не изменился. До пенсии он возглавлял третий отдел в нашем военкомате. Строил офицеров запаса. До сих пор не изжил это вот, "ты у меня".

Анекдот у меня был. Коротенький неликвид на морскую тему, понятный профессионалам.

Встречаются в Лондоне два джентльмена:

— What time is it?

— Two hours.

— It's a many!

— Whom who...

— M-m-m... Makarovka study?

Рассказал через пень колоду. Мобильники по-другому разве дадут? Их у Грача четыре и все звонят. Не знаю, дошло до него, или мимо прошелестело. Он даже не улыбнулся. Только хлопнул себя ладонью по лбу:

— Твою ж дивизию мать! Я и забыл, что ты у меня шпрехаешь по-английски!

Вот и рассказывай таким анекдоты! Нет, это не Мурманск, где всё, что касается моря, понимается без уточнений.

— Насколько я понял, Макаровка — учебное заведение. Это не всякий поймёт. — Пашка тут же исправился и высказался строго по существу. — Ты знаешь, Серёга, я бы последнюю фразу изменил на какое-нибудь непроизвольное восклицание. Типа "здорово братан!" Вот тогда будет смешно.

Я мысленно перелопатил текст и с новшеством согласился:

— Действительно, так лучше.

Постояли ещё. Начал Грач о жизни в Москве рассказывать, да так и не досказал. Большой человек позвонил. Это сразу заметно. Вытянулся полковник в отставке, как каптёр перед прапорщиком, чеканит слова. Сейчас, мол, говорить не могу, через минуту перезвоню.

А меня озадачил фразой:

— Ладно, до завтра. У меня к тебе будет дельное предложение, от которого ты вряд ли откажешься.

Я воспринял его слова, как дань вежливости. На посулы давно не ведусь, несколько раз обжигался. Есть фишка у многих людей: с три короба наобещать, ничего из обещанного не исполнить, но при этом вести себя так, будто облагодетельствовал. Раза четыре вот так на "хорошую работу" устраивали. А что ещё думать о Пашке, если он даже не удосужился номер моего сотового спросить?

В общем, он сказал, я забыл. На обратном пути зашёл в магазин "Табак", купил два блока здоровья. Дома взялся за огород. Только начал картошку окучивать, слышу: стучат. Пришёл человек, бумагу принёс. Я в получении расписался и только потом спросил:

— Что это?

— Повестка в военкомат.

Шутник! Сходил в дом за очками, сел, закурил, читаю. А в тексте чёрным по белому: "На основании Закона РФ "О воинской обязанности и военной службе", вам надлежит прибыть к восьми утра в кабинет номер десять для прохождения медкомиссии". И телефон указан — куда звонить, если что.

Ага, нашли дурака! Плюнул, пошёл в огород. Версию, что мной интересуется военное ведомство, я сразу отсёк. Нет больше такой боевой единицы как Лукин Михаил Иванович, списан в архив. Был у меня случай в том убедиться.

Лет десять назад, не помню уже зачем, понадобилась мне копия диплома. Зашёл в третий отдел, будучи стопроцентно уверен, что в моём личном деле офицера запаса она есть. Грач уже дембельнулся, но меня ещё узнавали. Проставился, новый начальник заслал гонца. Тот отыскал нужную папку. А в ней всего два листочка: анкета да послужной список. Всё остальное сожгли, чтобы лишнее место в архиве освободить.

Работаю я, а бумага из головы не идёт. У кого ж это ум такой ухищрённый? На мобильных мошенников не похоже. Слишком сложная и затратная схема. Может, думаю, кто-нибудь из старых друзей прикололся? Тут и вспомнился Грач, как он меня битый час Серёгою погонял.

Бросил я тяпку и в дом: если с инициалами нелады, тогда точно он! И снова не угадал. Адресовано Лукину М. И., то бишь, мне.

Посидел я во дворе, перекурил. Хрен с ним, думаю, сволочи -мошенники — приколисты, я вам позвоню с билайновской симки, где у меня на счету шестнадцать рублей.

Только прошло соединение, голос изменил, спрашиваю:

— Здравствуйте, это прачечная?

А в ответ:

— Что-то сегодня каждый второй интересуется стиркой белья. Вы, наверное, тоже по поводу повестки звоните?

— Если это военкомат, — говорю, — то да.

И, далее, что накипело.

Говорила со мной женщина.

— Как, вы сказали, Лукин Михаил Иванович? Есть в списке такой. Нет, ошибка исключена, я сама выписывала повестки. Что может быть странного в медкомиссии, причём тут ваш возраст? Медицинскую карту я уже запросила, приходите ровно к восьми, но можно и к десяти.

Голос молодой, звонкий, а понимание службы будто тридцать лет под погонами. В конце разговора предупредила:

— Смартфон, планшет и прочие гаджеты, безопасней оставить дома.

Воруют у них, что ли?

* * *

Военкомат у нас в центре. От моего дома сорок минут пешком. Сначала всё прямо, потом в правую сторону сквозь городской парк. Там я и увидел Бугра.

Сразу оговорюсь, что в Сашкином случае Бугор это прозвище, а вовсе не должность, как многие успели подумать. Я тоже на это купился, когда в горсети устраивался. Вышел из кадров, слышу: "Бугор, бугор..." Надо, думаю, доложиться, а заодно коны навести.

К бытовке подхожу:

— Мне к бригадиру.

— Черкашин, — кричат, — тебя!

Выходит этот товарищ. Рожа красная, сам рыжий:

— Слушаю вас.

Я так, мол, и так: назначен в бригаду, получил направление на прохождение медкомиссии.

А он мне:

— Ну что ж. У нас коллектив хороший. Надеюсь, что будете соответствовать.

Улыбнулся бы, сволочь такая! Кто ж знал, что это обычный электрик, третья группа допуска, даже не производитель?

В общем, Бугор это такой комик с лицом трагика. Сидим на опорах, линию вяжем. Озабоченный бездельем прохожий:

— Что делаете?

Сашка в ответ:

— Рыбу ловим!

А уж когда счётчики идём проверять, это вообще песня. У нас после двадцатого в обязаловку: токарь ты, крановщик или сварщик — всех в абонентский отдел. Дадут тебе улицу или две — и ходишь по-над дворами, дразнишь собак. Что только не наслушаешься от людей! Достали их. По три раза в месяц проверяющие от разных контор: мы, плюс энергосбыт, плюс бригада по ловле расхитителей электричества. Стукнешь в калитку, хозяева чуть ни рычат:

— Что надо?!

А Сашка:

— Ходим, записываем кто самогон гонит!

И те сразу с добром. Выйдут, посмеются, пошутят, беззлобно пожалуются на беспредел. И насчёт показаний счётчика уже без проблем. В ходе беседы шабашку, глядишь, подбросят: кому ввод поменять, кому свет провести в баню, или пару розеток поставить. После работы заедем, копейку собьём. Правда, порой эта копейка была не в радость. Работали мы быстро, с людей шкуру не драли. Те, как в народе заведено, проставлялись на магарыч. А Сашка, он пока у бутылки дна не увидит, не выйдет из-за стола. Едем потом домой, велик его виль, виль — и грох на дорогу! А напарничек мой под ним сладкие сны смотрит.

Велосипеды у нас — полный обвес, одной рукой не подымешь. У каждого по сумарю с инструментами, лазы (куда без них?), пояс, перфоратор, шуруповёрт. Бывало, что и кувалдометр со сварочным аппаратом. С Бугром-то всё ясно. Достанешь его из-под завала и на такси, налегке. А с этим как? И начиналась для меня долгая дорога домой. От опоры к опоре, от дерева к дереву. Один велик довёл, за другим вернулся назад.

Не зря говорят, что в любой бригаде один человек должен быть непьющим, чтобы отдуваться за всех. А по-другому накладно. До меня ещё, когда Сашка был без напарника, он в одиночку шабашил. Возвращается так же после застолья, уже в сумерках, и в траншею свалился. Там людям газ проводили, проезжую часть перекопали, а мостик он не заметил. Сашка, может быть, и поспал бы, да холодно в яме, сыро. Осенью дело было. Очнулся, короче, Бугор, голос стал подавать:

— Люди, — мол, — помогите!

Слышит голос:

— Чего тебе?

— Да вот, мил человек, упал, выбраться не могу.

— Давай сюда велосипед!

Сашка подал. Тот сел на него, и с концами. Ни пояса, ни лазов, ни инструмента. А в матерчатой сумке, куда ему Галина Ивановна накладывала жратву, ещё и получка за месяц была.

Я, когда чёрная полоса в жизни пошла, с выпивкой завязал. А этого жизнь учит, учит, да что-то идёт не впрок. Думал, на пенсию выйдет, остепенится. Куда там! Расчётные получил и больше ни дня не работал, даже не пытался устроиться. Ружьё на плечо, литр чистогана в рюкзак — и в лес. Отойдёт после охоты, подлечится пивом — опять на промысел. Как-то запарка была, позвал его на шабашку, а он ни в какую: "Что мне, больше всех надо?"

Вот и сейчас, сидит на скамеечке, "Балтийское" из баночки хлещет. Волосы у него рыжие, без единой залысины, щёки и нос красные, все в кровяных прожилках, не скажешь, что четырежды дед.

Увидел меня, обрадовался:

— Здорово, профессор!

— Ты что, — спрашиваю, — с дуба рухнул? В общественном месте, напротив детской площадки, да ещё и с такой рожей?

— Не боись, — говорит и, как обычно, через каждое слово "гы-гы". — Мне теперь всё можно. Министру менты не указ. Сегодня ещё пешком похожу, а завтра на машине с охраной. Видал?! — И достаёт из кармана такую же точно повестку как у меня. — Только сказали по телеку, что Сердюкова снимают, а через десять минут приносят бумагу: "прибыть в военкомат!" Нет, это не совпадение!

Вижу, настроение у него просто не серьёзно поговорить, а ни о чём потрепаться. Значит, как минимум, вторая банка в дело пошла. Если пьянку не пресечь на корню, никуда не дойдёт. Надо как-то переводить этот трёп в рабочее русло. Поэтому и спросил тоном Пашки Грача:

— Так ты у меня знаешь английский?

— Так точно! — дурашливо вытянулся Бугор. — Как сорок два года назад в Борисоглебской учебке сержант научил, так до сих пор помню. "Стэнд" это значит стоять; "хэндс ап" — руки вверх; "зе вепэн он зе граунд" — оружие на землю; "сэрендэ" — сдавайся.

— Это всё?!

— Мне хватало.

— И как же ты, товарищ министр обороны, будешь переговоры вести с главнокомандующим силами НАТО, или главой Пентагона? — задал я вопрос на засыпку.

— Да так и буду. — гыгыкнул Сашка, — Зе вепэн он зе граунд, сэрендэ. Думаешь, не поймут?

— Понять-то поймут, но шею тебе точно намылят.

— Кто, они?! Мылилка не доросла!

Переливать из пустого в порожнее с Черкашиным можно до бесконечности. Поэтому я сказал:

— Ладно, погнали. Провожу тебя до ворот. Буду идти впереди и предупреждать, что типа министр. А то мало ли, у кого-то сердце не выдержит...

— Да погоди ты! Сказали что можно и к десяти.

— Погнали, погнали!

— Вот вредный какой! Дай хоть пиво допить...

* * *

Ворота военкомата были закрыты изнутри на засов. Слева, где раньше была калитка, выросло КПП с турникетом и прапорщиком сорокотом при кобуре. Судя по радостному "Здорово Петрович!" и шлепкам ладонями по плечам, Бугор его знал. Он вообще половину города знал.

— Если есть при себе мобильники, лучше сдайте сейчас. Я их в стол уберу. А то мне попадёт и вы нарвётесь на кандибобер, — как своих, предупредил прапор и повёл стриженой головой в сторону стенда с выпуклой надписью из пенопласта "Нарушители режима секретности".

— Здесь не шутят! — присвистнул Бугор.

Нарушителей было немного, но на хорошую сумму. На бледно-лимонном фоне, выбранном художником для контраста, чуть выше имён и фамилий, было крупно написано "Гад же ты", проставлено двоеточие, а ниже болтались на гвоздиках айфоны, смартфоны, и прочие средства связи, названий которых я ещё не успел выучить. И не просто болтались, а были прибиты недрогнувшею рукой через центры экранов.

Чтобы напрасно не рисковать, я достал из кармана кнопочный двухсимочный "Филипс" купленный с последней шабашки и сдал прапорщику. Бугор сопроводил его жалеющим взглядом и горько вздохнул:

— Лучше б пропили...

Внутренний двор военкомата, размеченный краской под плац, единственное место в округе, где ещё можно спокойно перекурить. Около бочки негде присесть. Давненько я сюда не заглядывал. Лет десять прошло, а изменилась с тех пор только наглядная агитация.

"Мобильным устройствам не доверяй, враг всё услышит, в эфир не болтай!"; "Не разглашай информацию — отключай геолокацию!"; "Антивирус отключил, враг секреты получил!" — предупреждали плакаты.

В наше время поэты были намного профессиональней: "Служи по уставу, завоюешь честь и славу". И старички вроде нас с Бугром не оббивали порог. А ещё говорят, "дедовщины у нас нет"! Да если бы не рыжий майор с повязкой "дежурный" на рукаве, человек со стороны легко может подумать, что здесь не военное учреждение, а мирная очередь за бесплатным средством от импотенции.

Дежурный офицер не курил, а вышел проследить за порядком. Как оказалось, Сашка и его знал. Запросто подошёл, поздоровался, взял по-хозяйски за локоть, в сторонку отвёл. Причём, безо всяких "гы-гы". Через пару минут меня подозвал.

— Знаешь, что племянник сказал? Кто пройдёт медкомиссию, того на два месяца загребут в партизаны!

— Да ну! — не поверил я — Армия не дом престарелых. Зачем им поношенный человеческий материал?!

— Ещё бы мне племяш не брехал! Сказал, загребут, стало быть, загребут! Ты как знаешь, а я пас. Сезон на носу, патронташ забит, в канистре спирт прокисает. Сегодня же прикинусь больным. Помню, где больничный живёт.

Застеклённая дверь КПП громко и часто хлопала. Постепенно подтягивались представители окрестных станиц — такие же старые пердуны как мы с Сашкой Черкашиным. На скамейках курилки уже не хватало мест. Зашелестела бумага. Тонкой струйкой домашнего самосада потекли сельские разговоры.

— У нас в Щедке голый васер. Нет ни работы, ни приработка, — рассказывал сухонький дед, пряча кисет в карман безразмерных штанов, сидящих на нём как шаровары на сечевике. — Если кизил не даст урожая, только табаком и спасаемся. И при коммунистах с этим делом было не так чтобы хорошо. Судьба такая у посельчан, лямку тянуть. Щедок ведь по адыгейски это "слепая лошадь"...