Уроки ирокезского 17

Людвиг Бах, несмотря на свое известное всем соседям родство с великим музыкантом (иначе откуда бы этот простой трудяга из Лейпцига так хорошо умел играть на рояле), заведение держал простое, совсем не музыкальное. Впрочем, назвать его переплетную мастерскую "простой" тоже было бы неверно: в ней переплетали не столько книги, сколько письма, деловые бумаги — и делали это настолько хорошо, что даже обладатели оных зачастую не могли поверить, что их бумаги удалось столь хорошо и удобно сброшюровать.

Понятно, что работа у Людвига Баха была востребована — что гарантировало ему приличный достаток. Но она была скучной и монотонной — как, впрочем, и вся его жизнь в Берлине. В молодости-то он, согласно официальной биографии, и механиком на пароходе успел послужить, и чуть не помер от холеры в Санкт-Петербурге — где капитан его фактически бросил в русском холерном бараке...

Ну а сейчас время приключений для господина Баха закончилось, и размеренное, но обеспеченное — хотя и в самом деле скучноватое — существование его вызывало легкую зависть соседей. В самом деле, что может быть лучше традиционных сосисок с капустой и кружкой пива на ужин (причем каждый день!), получасовой игры на рояле перед сном, и редких — не чаще трех-четырех раз в год — поездок в Варшаву, где он закупал какие-то особенные сорта кожи для своей мастерской. Ну а то, что будучи холостяком, он в договора со служанками, которых менял каждые два-три года, включал "особый" пункт, осуждения у соседей тоже не вызывало: если у человека имеется достаточно денег, то почему бы и нет?

И соседи были убеждены, что запах капусты с сосисками и тихая музыка по вечерам будет сопровождать их еще долгие годы — но совершенно неожиданно господин Бах ожидания их обманул. Он вдруг продал (в рассрочку, конечно) мастерскую своему же старшему приказчику и уехал. По словам того самого приказчика — за границу, в Америку...

Принять больше сотни тысяч голодных детишек — это вовсе не накормить кучу голодных ртов. То есть накормить — это тоже входило в список забот, однако эта позиция стояла где-то ближе к концу списка. Даже "профильтровать" больных и по возможности их вылечить было далеко не первым пунктом в перечне работ. Просто потому, что крестьяне отправляли ко мне детей "сирыми и убогими", в проще говоря — в чем мои "агитаторы" их застали.

Поэтому в самом начале списка стояла позиция "обуть и одеть" — а обуть и одеть сотню тысяч разнокалиберных мальчишек и девчонок довольно непросто. Да для этого только одних пуговиц нужно пару миллионов! Причем пара миллионов — это только на штаны, рубашки — а на улице-то зима. А это — в условиях все же весьма ограниченного бюджета — как минимум ватные штаны и куртки.

Ладно, сукно для верхней зимней одежды получилось довольно недорого купить во Франции и в США, из Америки же привезли и ткани для пошива "летней" одежки. Зимнюю одежду шили с ватином, машину для изготовления которого придумал Павел Николаевич Лазарев. И он же выдумал, как лавсановое волокно делать с несколькими воздушными канальцами внутри — то есть придумал, как делать для изготовления такого волокна очень непростые фильеры (причем даже не круглые, а почти квадратные: крест с несмыкающимися "перекладинами" на концах лучей). Очень вовремя придумал: Суворова как раз запустила новую установку по выработке ПЭТ мощностью в четыре тонны ежесуточно и новое (и теплое) волокно сразу пошло на изготовление "искусственного меха". Правда, я поначалу хотел его делать на манер махрового полотенца, но оказалось, что специально обученные люди "все давно уже придумали", о чем мне сообщил (в весьма образных выражениях) мой "главный по ткачеству" Семен Васяткин. Инженером он формально не был (выгнали его за пьянство из института со второго курса), но хитрая "терапия" его от недуга излечила — и ткацкое производство под его руководством у меня процветало. Правда было-то его... два "миткалевых" станка, на которых ткали ткань для зонтов, потом появилось шесть станков по выделке "ткани фроте" (так пока именовалась махровое полотно), ну а теперь были закуплены четыре "плюшевых" машины. И выделка "меха" теперь пошла на этих (причем существенно доработанных Васяткиным) станках. Конечно, потратился я на немножко лишние и довольно недешевые станки, зато у народа появились махровые полотенца в изобилии.

Появились наконец в достатке и "свои" простыни с наволочками: все же я дождался изготовления шести десятков ткацких станков на заводе Толчевского в Шуе. Станки, по словам Васяткина, были отвратительными, на них можно было делать только миткаль шириной в аршин, да и ломались они довольно часто. Но с другой стороны, хоть и делались они по лицензии британца Пратта, строили их русские люди (то есть выкинув "все лишнее", а "нелишнее" отливая из чугуна), так что и починить их нетрудно было с помощью кувалды, и работать на них легко могли неграмотные крестьяне, так что — хотя каждый станок ткал всего сантиметр-полтора миткаля в минуту — на постельное белье в принципе хватало. Правда, все остальные (чесальные, прядильные и еще какие-то) машины пришлось везти из-за океана — ну не делались они в России вообще — однако "базовые потребности" "фонда" получалось обеспечивать своими силами. Ну а хлопок мне закупал Игнат Синицын на своей "фактории" в Уругвае, очень недорого — так что эти "потребности" обходились мне в треть "рыночной цены", что весьма меня радовало.

Но больше всего меня порадовало появление застежек-молний. То есть они у меня и раньше были: на штанах, на рюкзачке моем многострадальном. Но были они как-то "абстрактно" — и вдруг появились уже "конкретно".

То есть не совсем "вдруг": сначала в городок приехала забавная семейка. Семейка закоренелых медиков: муж отучился в Милане на фармацевта, в его супруга закончила медицинский факультет Льежского университета. Правда врачами оба не пробыли ни дня: встретившись в Неаполе, куда поехали отдохнуть после окончания учебы, они уже через три недели обвенчались, а после затянувшегося на три года медового месяца, проведенного в Италии, нашли более интересное времяпрепровождение: супругам на глаза попался "новейший" шприц француза Фурнье и они решили хрупкое изделие улучшить. Так Василий Иванович занялся "точной механикой", а Алиса Петровна — "экспериментальной химией": нужно было придумать материалы, чтобы изобретенный ими стеклянный шприц с металлическими оконечностями не лопался и не разваливался при кипячении, а каучуковый уплотнитель металлического же поршня не реагировал с лекарствами.

Собственно, с этим своим изобретением (еще не доведенным до рабочего состояния) они ко мне и приехали по совету кого-то из врачей "карантинной" бригады — и не напрасно: денег на разработку хорошего мединструмента я жалеть не стал. Да и немного им и надо-то было...

Шприц доработать у них вышло. И даже наладить их довольно массовое производство — тоже. Ну а я, собираясь заехать в туберкулезный санаторий в Крыму по текущим делам, захватил несколько шприцов и положил их в отремонтированный рюкзачок. На глазах Василия Ивановича положил...

Затем пришлось, конечно, рассказать ему что такое "молния" и как она работает. И какие они бывают: ведь интересно же человеку! А спустя полгода я узнал, что Алиса Петровна наладила выпуск капрона в приличных объемах (я сказал, что "тракторная" молния вроде из него делается), а Василий Иванович выдумал машину, которая зубцы отливает прямо на тесьму. Причем формы для машины делала Оля Миронова ("по моей просьбе" якобы), саму машинку доводил до рабочего состояния Иконников (опять же "по моей просьбе"), а еще два инженера придумали технологию изготовления замков (и, понятное дело, я им это и "поручил"). Да и выпуск самого капрона Ольга Александровна обеспечила исключительно "по моей настойчивой просьбе"...

Ладно, я лишь повосхищался способностью Алисы Петровны врать людям в глаза с самым честным видом: ведь "не корысти ради" она так развлекалась, а метр молнии в минуту существенно помог побыстрее приодеть толпу детишек. Да и капрон (который теперь делался по паре тонн в сутки) лишним не будет. А эту семейку нужно будет еще на что-нибудь полезное натравить...

Да, странная семейка: невысокий, толстый и уже лысоватый Василий Иванович, постоянно ходивший в "модных" темных очках из-за каких-то проблем с глазами и стройная, на полголовы выше мужа ярко-рыжая Алиса Петровна Буратины (ударение, как я точно знал, было на вторую гласную, но мне было очень трудно произнести их фамилию правильно) уже сделали достаточно, чтобы я их содержал в достатке до конца жизни — но ведь они сами не успокоятся. Найду чем их занять — но и у самого меня забот хватало. И постоянно появлялись новые...

Геолог из меня получился даже куда как лучше чем, скажем, персидская княжна: в отличие от такой княжны я знал довольно много "геологических слов". В числе прочих знал и термин "соляной купол", и даже, думаю, представлял, что этим термином называют. Поэтому еще год назад я решил попробовать пробурить скважину газовую как раз через такой купол — поближе в Эльтону. Ну, пробурил... правда неглубоко, но мне хватило. Потому что на глубине всего-то в две с половиной сотни метров бурильщики наткнулись на довольно мощный пласт не простой соли, а совершенно калийной. Пласт сильвинита был не очень толстый, всего-то с метр — но пяток новых дырок в земле показал, что при приближении к соленому озеру калийной соли становится все больше и больше — поэтому перед поездкой на Дальний Восток пришлось у Газенкампфа выпрашивать "еще землички" — и Михаил Александрович не отказал. Он уже знал, сколько "детишек" у меня на прокорме сидит, и решил, что землю я "под новые поля" прошу. Для полей она тоже, конечно, сойдет — если ничего получше не получится урвать, но насчет урожаев... солончак — он урожаем побаловать не грозит совсем.

Однако если из-под этого солончака накопать удобрений — картина резко меняется. Уже стала меняться: шахты — сразу две — уже вырыли и сильвинит потихоньку копать начали. То есть не то чтобы совсем потихоньку, Илья даже срочно построил несколько "подземных электровозов" чтобы добытое к стволу подтаскивать, но рыли все же без особого фанатизма, чтобы только на "свои" поля хватало. Которых, впрочем, стало довольно много.

Свекла та же кормовая, которой "за детишек" расплачивались — она, оказывается, калий из почвы под ноль выносит, и если поля срочно не удобрить, то там почти ничего уже расти не будет. Так что было что удобрять, и было чем — благодаря "доброте" Газенкампфа. И разочаровывать его мне не хотелось — а он, чтобы "не разочароваться", уже захотел железную дорогу. Электрифицированную...

Откровенно говоря, я все равно собирался устроить "железку" до Капустина Яра — но ведь обычную, к тому же узкоколейку. Хотя разница-то на первый взгляд и невелика: узкоколейка на километр потребляет рельсов аж на тысячу девятьсот, а "нормальная" дорога — на три тысячи двести рублей. Разница — меньше трехсот тысяч — это если до Капъяра считать, а "третья механическая" фабрика в месяц выпускает почти десять тысяч "Спутников" — ей одной работы-то на три месяца. Прочее все — подкладки под рельсы, анкеры, клеммы — стоят-то одинаково, ну — почти одинаково, много не сэкономишь. Вот только "нормальной" дороге требуется и насыпь "нормальная", и мосты всякие, еще много разного кой-чего...

Все равно строить придется — тем более Газенкампф землю для строительства дороги выделил и вовсе бесплатно. С одной стороны, гривенник за десятину пустыни — это вообще не деньги, но с другой-то чтобы эти "не деньги" заплатить, нужно столько бюрократических рогаток преодолеть — никаких денег не хватит. Главное же — граф Воронцов-Дашков умудрился в контракт на строительство трамвая в столице "незаметно вставить" и пункт о снятии пошлин на рельсы, повышавшие их цены аж в полтора раза. Впрочем, они все равно оказывались вдвое дешевле "отечественных"...

Вечерами я подробно обсуждал с родными всякие "технико-экономические проблемы" — собственно, именно поэтому дочь наша так хорошо ориентировалась в вопросах трамваестроительства, что в разговоре с царем цены на рельсы, столбы и даже провода на память называла с точностью до копеек — что, собственно, и склонило Императора договор подписывать с ней. И когда разговор зашел о "пожелании губернатора", она не удержавшись, попросила меня "развеять недоумение":

— Саш, ты мне вот чего скажи, а то я просто понять не могу... Вот эти пошлины на рельсы, на сталь вообще — они же выше, чем цены на готовый продукт в России. Поэтому, выходит, что хозяин завода тут может цену ставить еще выше — и доход у него уже становится больше, чем те пошлины...

— В общем — да. Эту систему Александр I ввел, чтобы свое производство стимулировать...

— Ага — своё. У заводов-то всех металлических хозяева — англичане, французы, бельгийцы. И выходит, что денег они выручают с заводов в России больше, чем если бы они готовый товар из своих стран возили, а это-то мне и непонятно. Зачем?

— Дочь наша, меня очень радует что ты уже сумела разглядеть то, что не могут чиновники российские увидеть. Правда у них глаза закрываются приятными кругляшами из металла желтого цвета...

— А тогда давай мы свой завод по выпуску рельсов выстроим. Мы же у себя самих покупать-то их не будем — и выйдут они даже дешевле американских. Я вот тут посчитала... ты не смейся, я и с Сергеем Игнатьевичем расчет проверяла, и выходит что рельс у нас выйдет по двадцати двум рублям за тонну.

— Выйдет, в этом я не сомневаюсь. Вот только никто нам не продаст рельсопрокатные машины. А сами делать мы их еще не умеем. Но даже если продадут — где мы сталь для них возьмем?

— Купить...

— Самое дешевое — покупать у того же Карнеги. Вот только рельсов он делает много, а слябов мало, и просто сталь стоит у него на четыре доллара дороже — а пошлина-то одинаковая.

— А я считала если самим сталь варить!

— Мы построим свои стальные заводы, но не сразу. У нас сейчас денег нет свободных. В Петербурге трамвай недешево все же обойдется, а тут еще на строительство только насыпи для дороги в копеечку влетит. Может, все же сначала узкоколейку строить?

— А если я тебе насыпь за так выстрою?

— Успеха тебе в этом начинании! Где карта дороги лежит, показать или сама найдешь?

— Я знаю...

Обидно же: я знаю, где лежит руда, знаю, где уголь копать. Знаю, кто может выстроить сталеплавильный завод — но пока ничего сделать не могу. Хотя нет, все же могу...

Иллариона Ивановича обманывать не хочется, а именно ему царь поручил проверять, что я беспошлинно ввожу рельсы только для строительства трамвайных путей. В столицах — и в Петербурге, и в Москве. Конечно, ввести "с запасом" рельсы и арматурную проволоку (так же входящую в "беспошлинный список для обустройства трамваев") можно — но экономия получится копеечная, а моральный ущерб... граф дураком не был и считать умел. Но если послушаться мудрую дочь нашу...

Сейчас "ЮС Стил" возглавлял уже Генри Роджерс, а у него были весьма своеобразные взгляды на "международную конкуренцию". Рельсы у него купить — никаких проблем, а вот рельсопрокатный стан... Однако сейчас он как раз занят уничтожением "внутренних конкурентов", и этим было бы неплохо воспользоваться. Если мне не изменяет склероз, "Бетлехем Стил" собирается переделывать (если уже не переделала) рельсопрокатный стан, запущенный всего три года назад. На заводе они вместо рельсов будут первыми в мире катать широкопрофильный сортовой прокат, а вся рельсовая оснастка уйдет в металлолом: желающих купить ее не нашлось. В "прежних попаданиях" не нашлось — но если учесть, что эта "оснастка" составляет почти сорок процентов стана по весу и почти восемьдесят по цене, то имеет смысл с этими ребятами серьезно поговорить. Станы-то они себе сами строили...