Конфедерация

Конфедерация

Глава 1

— Тихо, ты! Чего ржёшь, дурак?! — Взъерепенился я на своего друга, Славку, что полз прямо за мной.

— Толстый штаны на жопе порвал. Дырень, что моя голова, ха-ха-ха, — уже в голос рассмеялись все мы, пытаясь перебраться через забор с колючей проволокой.

— Стоять, утырки! У меня не уйдёте! — Раздался крик в ночи и на вышках по периметру разгорелись прожектора, светя прямо на нас.

— Бежим! — Как девчонка вскричал толстый, и так, с голой задницей, и побежал, чтобы упасть, споткнувшись о камень.

Остальные ребята бросились врассыпную, но далеко не ушли.

— И как только он протянул почти до конца выпуска? — Риторически спросил я стоящего рядом со мной Славку, что ухмылялся, поднимая руки вверх и сдаваясь. Толстый же жалобно стонал, пинками поднимали его на ноги.

Уйти нам не удалось и кадеты ВКАЗ, военно-космической академии Земли, что стояли сегодня на вахте, уже наводили на нас автоматы, переведённые в оглушающий режим, поводя стволами и угрожая пальнуть при любом нашем движении.

— Иван, Иван... — Вальяжной походкой подходил к нам прапорщик Мухотько, жутко скалясь.

— Чёртов старик, — зачертыхались парни из моей роты, но он не обратил на это внимания.

Смотрел он при этом только на меня.

— Я говорил тебе, что поймаю? Говорил, что выгоню тебя отсюда под зад?

Я промолчал.

— Таким как ты не место во флоте Конфедерации Всех Рас, мальчишка! Не понимаю, как тебя, беспризорника этакого вообще приняли в нашу академию, — стоял Мухотько уже вплотную ко мне. Глаза навыкате, говорит, а слюни мне прямо в лицо летят, и вытереть нельзя, иначе по рукам даст. Поганый у него характер. — Ты у меня попляшешь! — Пообещал он, до боли ухватив меня за локоть и потащив к зданию комендатуры. — Этих, на гауптвахту. На три дня, — небрежно махнул он головой в сторону остальных ребят, проходя мимо.

— Есть!

— Удачи, Ванёк! — Крикнул нам вслед Славка, пока его не заткнули кадеты, что нас поймали и состояли на обучении в корпусе внутренних войск. После окончания академии они станут разведчиками и безопасниками. Мы же называли их крысами.

Славка вот на технаря учится... Будет гайки крутить. А я пилот. И неплохой. Потому ещё и не выгнали, несмотря на все мои залёты.

— И чего тебе не живётся то, как всем? — Причитал Мухотько, таща меня за собой словно паровоз. — То преподавателю математики шины на машине проткнёшь, то учителя истории в туалете запрёшь. А тот случай с проверяющей комиссией? Ты же протаранил их на учебном корабле, когда они подлетали к академии, крича, что пират, и берёшь их в законные заложники?!

— Это всё было несколько лет назад, товарищ прапорщик. Мне тогда лет десять было, — резонно заметил я, закатывая глаза.

— Ты думаешь, я забыл?! — Остановился прапор прямо перед входом в комендатуру, взяв меня за грудки и взбеленившись пуще прежнего. — У меня на тебя вот такая папка собрана! — Показал он размер той самой папки руками. — Или ты думаешь, что я поверил, что ты исправился? Нет, малец... — Покачал он головой в отрицании. — Ты просто перестал попадаться и сегодняшний случай, тому доказательство. Не отвертишься теперь. Можешь паковать вещички, паршивец.

— Это не вам решать.

— Ах ты! — Замахнулся на меня Мухотько.

— Стоять! — Командным голосом выкрикнул капитан Томашов, дежуривший этой ночью в комендатуре и вышедший на шум. — Что здесь происходит?! — Строго спросил он, подходя к нам и вставая между мной и прапорщиком.

— Нарушитель! — Указал на меня своим корявым пальцем Мухотько. — Пытался покинуть периметр академии вместе с сообщниками, и был взят мною с поличным.

— Вот оно как, — задумчиво пробормотал Томашов.

— Да. Это небезызвестный вам кадет Профокин Иван Андреевич, что неоднократно нарушал дисциплину. Он имеет уже три строгих выговора с занесением в личное дело, а как вы знаете...

— Четвёртый выговор — это волчий билет из нашей академии, — договорил за Мухотько капитан, пристально на меня посмотрев. — Есть что сказать? Или может уважительная причина имеется? Не стесняйся, говори парень.

— Нет, — чётко ответил я, не пряча взгляд.

Не любят офицеры, когда юлят.

— И зачем же вы тогда хотели покинуть расположение академии, кадет?

— Хотел взглянуть хоть глазком на новейший крейсер серии 'Меридиан', что приземлился неподалёку и по слухам, на который у нас есть шанс попасть по распределению, товарищ капитан, — честно ответил я.

— Мне сходить за его вещами? — Подпрыгивал на цыпочках прапорщик, явно предвкушая, как пинает меня под зад за ворота.

Так и хотелось плюнуть в его перекошенную рожу, но ещё рано. Вот стану капитаном или майором, и тогда...

— Его судьбу решит ректор, — отмахнулся от прапорщика капитан. — А пока свободны, — отправил он Мухотько делать свою работу, а меня поманил за собой, в здание комендатуры, прошли мы двустворчатые двери и холл, отделанный мрамором, звонко отдавались наши шаги по пустому помещению. Ночь всё-таки. Никого нет, если не считать караульного, предупредительно смотрящего на капитана. Вот эхо и раздаётся. Непривычно. Обычно здесь всегда суета.

Подошли же мы прямо к стене позора. Экрану на всю стену, где появлялись и исчезали тысячи имён тех, кого выгнали из академии.

— Кадет Иванов, заснул на посту, — начал читать капитан, указывая мне на имена. — Кадет Варламов, покинул расположение академии и вернулся только под утро, вусмерть пьяный. Кадет Саакашвили, предпринял действия порочащие честь офицера. Кадет Ландау... И этого хватит, — отвернулся от стены капитан, посмотрев на меня. — Отсюда выгоняли и за меньшее, кадет Профокин Иван Андреевич, знаете ли... Или вы думаете ваши выдающиеся способности в пилотировании, будут спасать вас вечно? — Наклонился ко мне всем корпусом офицер, вглядываясь в лицо.

— Никак нет, товарищ капитан!

— А может, вы думаете, что наш ректор, что так заразительно смеётся над шутками, которые вы устраиваете своим товарищам и преподавательскому составу, вас в какой раз защитит? — Ещё ниже наклонился он, словно пытаясь найти смешинку у меня в глазу.

— Не могу знать, товарищ капитан, — ответил я ему прямо в лицо, не дрогнув.

— Вы наша головная боль, кадет, — наконец разогнулся он, перестав на меня давить, — и я рад, что через неделю, вы отправитесь на флот, отбывать двадцатилетний контракт, служа своей родине и больше не мозоля мне глаза. Кругом! На гауптвахту, шагом, марш!

По привычке, а не чтобы позлить капитана, я запел. Это же моя обязанность в роте, так что:

Слушай, братцы, мой приказ

Поведу я в баню вас,

Как скомандую ать-два,

Запевайте 'Соловья'!

— Стервец, — услышал я замечание в спину, прежде чем покинул комендатуру.

Глава 2

— На выход, рыжий. Давай, топай отсюда, пока я добрый, — встал в проёме карцера дежурный, поднимая меня с жесткой лежанки, ни свет, ни заря.

— Ух! — Потянулся я до хруста позвонков, сделал пару приседаний, потом начал тереть лицо... нарочно зля этого парня.

— Ребят, помогите ка, — крикнул кадет своих друзей из 'крыс' и те поспешили на помощь.

— Да, всё, всё, я выхожу. Эй! — Схватили они меня за руки-ноги и выволокли наружу, бросив прямо в грязь у крыльца карцера. — Припомню я вам это, — пробурчал я, поднимаясь и отряхиваясь. Форма в тряпку превратилась.

Три дня в карцере, живот бурчит, не успокоится. Устал как собака. А грязный то весь! Там что, специально не моют? Грызуны, блин. Крысы.

— Тьфу! — Сплюнул я на газон и осмотрелся.

Времени пять утра, завтрак только через два часа, а значит, пора бежать в общежитие и привести себя в порядок, не то в столовую не пустят. Не в таком виде уж точно.

— Вжух, вжух, — просвистели над головой пара истребителей земля-космос, хищно блеснув на солнце крыльями, и настроение сразу скакнуло ввысь.

Красивые машинки, но не мои. Хоть я и могу ими управлять. Нет. Я пилот совсем других кораблей, задрал я голову к самому небосводу, провожая взглядом огроменную, многокилометровую махину новейшего крейсера класса 'Меридиан', что улетает, увозя многих из моих товарищей, которым повезло.

Хоть меня и не выгнали из академии, но на распределение я опоздал. Да и не с моей характеристикой рассчитывать попасть на современное судно.

Хорошо хоть на земле не оставили. Не знаю, правда, куда меня определили. Надеюсь только что это боевой корабль, а не грузовоз какой, мотающийся по секторам и доставляющий армии там, или миротворцам — провизию.

— Эх, — тяжело выдохнул я, потеряв из виду крейсер, скрывшийся за облаками. — Жаль...

— Кадет, — незаметно подобрался ко мне один из преподавателей, в ранге старшего лейтенанта.

Ранняя пташка, вытянулся я во фрунт перед ним, вздрогнув от неожиданности.

— Почему в таком виде? Рота? Фамилия? — Строго начал выспрашивать он, позёвывая, хоть и стараясь это скрыть.

Молодой ещё. Не оперился.

— Седьмая особая рота пилотов. Профокин Иван, старшина роты и главный запевала академии, товарищ старший лейтенант, — щёлкнул я берцами, с торчащими из них портянками.

Поправлять их было как-то уже неудобно.

— Почему в таком виде, запевала? — Хмыкнул он, улыбнувшись, перестав строить из себя сурового вояку.

— Только с карцера. Не успел переодеться. Простите, — почесал я затылок, расслабившись.

— Вперёд и чтобы я больше вас в таком виде не видел, — отпустил он меня.

— Есть, — развернулся я кругом и побежал в направлении общежития, изредка останавливаясь и отдавая честь старшим офицерам базы, что уже проснулись и вышли на улицу для зарядки.

Те в отличие от лейтенанта меня знали и неизменно улыбались, провожая взглядом. Некоторые, правда, хмурились, давая напутственный подзатыльник.

Вбежав же в общагу, я увидел безрадостную картину.

Комната нашей, седьмой роты была пуста. Кровати заправлены, а тумбочки открыты. В глазу защипало. Не успел попрощаться со Славкой, своим лучших другом и тем, кто, можно сказать, заменил мне семью. Ведь я детдомовский, в отличие от ребят из роты, что отправлялись на выходных домой, к родителям, пока я плакал в подушку и учил матчасть, чтобы стать лучшим, назло всем.

Один Слава меня понимал и завсегда приглашал в гости, хоть я и отказывался, не желая навязываться. Друг, с большой буквы.

Как я и думал, парням уже присвоили звания, и отправили на флот, один я остался. Увидимся ли мы ещё?

— Славка, Славка... Брат. — Присел я на краешек кровати, задумчиво уставившись в окно.

Жизнь сделала крутой поворот и что меня ждёт дальше, я не знаю.

— Так. Профокин, да? — Зашел в комнату наш завхоз, найдя меня взглядом и сфокусировавшись. — Как позавтракаешь, освобождай комнату. Пришло предписание заселить сюда новый курс.

— А я?! — Вскрикнул я от испуга.

— В комендатуру. Присяга, звание и с попутным транспортом, на орбиту. Пора начинать отдавать долг родине, парень, — оставил меня одного завхоз, поспешив на крики, доносящиеся из коридора. Новые кадеты подушку не поделили.

— Ура! — Подпрыгнул я и начал собираться. Завтрак подождёт. В комендатуру и скорей.

Собрав свои нехитрые пожитки во вместительный заплечный рюкзак, и переодевшись в чистую форму, я, не видя ничего, помчался получать предписание. Скорей, скорей, скорей.

— Смотри, это же Иван — хохотун, — услышал я обрывок разговора кадетов, мимо которых пробегал. Судя по нашивкам на рукавах, первый курс. Только поступили. По семь, восемь лет ребятишкам.

— Кто? — Непонимающе переспросил лопоухий паренёк.

— Иван — хохотун. Легенда академии. Ты что, никогда о нём не слышал? — Возмутился говоривший.

— Он же лично мокнул посла расы земноводных мордой прямо в унитаз. Да? — Смущённо спросила девочка, очевидно не находившая себе места в мальчишеской компании.

— Ага, — хохотнули ребята. — И тому понравилось. Они же могут дышать под водой.

— И выглядят как наши жабы. Ха-ха-ха-ха...

Я улыбнулся. И хоть дело там было совсем в другом, меня долго ещё здесь не забудут. Вот она слава.

— Смотри куда прёшь, Профокин! — Возмутилась Томилкина Наташка, краса нашей академии, когда я её чуть не сбил, в последний момент, остановившись у дверей комендатуры.

Красавица, радистка и специалист чего-то там, что зло и с прищуром сейчас на меня смотрит.

— Что за очередь? — Только заметил я, что перетоптал всем ноги своими берцами, с которыми не расстаюсь никогда. Зато вперёд проскочил и без очереди, ругались на меня такие же выпускники, как я, проклиная.

А вырядились то все. Вырядились. Лакированные туфельки, парадная форма. Один я в полевой, и берцах.

— Сам не видишь? — Упёрлась Наташа мне пальчиком в грудь. — И не смей идти вперёд меня. Понял?

— Давай в очередь! — Начали мне кричать, но я только отмахнулся.

Запевале и место не уступить? Не бывать этому.

— Понял, понял, — потёр я грудь. — Ты чего такая агрессивная, Наташка, — удивился я. — Случилось, что?

— Не взяли на 'Меридиан', — нехотя ответила она, отвернувшись, и махнув с размаху заплетённой косой мне прямо по лицу.

Вот специально. Чувствую специально.

— Ты же лучшая ученица своего класса! — Не понял я, как так, порядком удивившись и отплёвываясь от её волос с привкусом шампуня. — Тьфу. Поосторожнее, давай. Ок?

— Как, как? — Переспросила она. — Поспорь с профильным учителем на выпускном экзамене перед комиссией из сплошных генералов и окажись прав в итоге, вот и узнаешь! — Вспылила она.

— Ну, ты даешь, — восхищённо уставился я на неё. — В тебе есть страсть. Не ожидал, — покачал я головой.

— А не пошел бы ты...

— Следующий! — Прервал её выглянувший к нам кадетик первокурсник, приглашая внутрь собравшуюся и вновь натянувшую на лицо улыбку, Наташку.

— Ни пуха, — чуть слышно пробормотал я.

— К чёрту, — услышала она, чуть кивнув мне.

Очевидно тех, кто проходил внутрь выпускали через другую дверь, так что Наташка не вышла и гордый возложенной на него миссией первокурсник, вновь выглянул, чтобы пригласить в холл комендатуры уже меня.

— Так, так... Профокин, — шмякнул своими губами прапорщик Мухотько, перегородивший проход внутрь столом, с наваленной на него кипой бумаг. — Явился, — скривился он.

— Здравия желаю, товарищ прапорщик, — как положено, отдал я честь, а то прицепится зараза.

И только выждав целую минуту, пока я стоял как дурак, он сказал:

— Вольно.

— Разрешите вопрос?

— Ну, давай, — хмыкнул он, чувствуя себя хозяином положения.

— Как пройти на комиссию по распределению, для получения звания и направления на корабль, для прохождения службы? — Одним махом выдал я.

— Я и есть комиссия, Профокин.

— Эээ...

— Уж поверь, я настаивал на твоём отчислении и сделал все, что мог для этого, но видимо тебя защищает личный ангел-хранитель, мальчишка, — зарылся он в бумагах, зло их перебирая. — И всё что я смог, это законопатить тебя на такой корабль, в такую дыру, что сектор известный в народе как 'Свалка', покажется тебе раем земным. Кхе-кхе.

— Благодарствую, что так печётесь о моей судьбе, товарищ прапорщик.