Предназначение

Предупреждение: гомосексуальные отношения.

Посвящается моему другу и соавтору Dolorka, некогда заказавшей мне "историю про школу для мальчиков", помогавшей придумывать сюжет и терпеливо обсуждавшей со мной все его перепетии. Без нее это произведение никогда не было бы написано.

Аннотация: Что такое предназначение и можно ли восстать против судьбы? На планете Эридан несколько столетий живут переселенцы с Земли. Здесь образовалось жестко структурированное общество. Все подчиняются давно установившимся законам и разделено на три касты: благородные эрселен, эшлен с ограниченными правами, и низшие, практически бесправные шеану. Одинаково бесправны и женщины всех каст. А среди мужчин, особенно если они принадлежат к семьям эрселен, царит культ силы. Элита общества — военные. И самое страшное — если чья-то мужественность будет поставлена под сомнение. Страшнее этого только открытый бунт против существующего общества. Элкси Сайгерон — сын бунтаря: сенатора, убитого за свои свободолюбивые идеи. И при этом — внук правящего жестокого монарха. Одни ждут от Элкси, чтобы он доказал, что достоин быть эрселен и членом королевского семейства. Другие — чтобы он доказал, что достоин быть сыном своего героического отца и продолжил его дело. В государстве назревает революция, устои монархии шатаются. А между тем, Элкси — утонченный, чувствительный, избалованный юнец, — не имеет ни малейшего желания как соответствовать идеалам эрселен, так и сражаться за гражданские свободы. У него есть более серьезные проблемы. Он влюблен, и объект его чувств — не хорошенькая женщина, как следовало бы, а сокурсник по военной академии: брутальный, суровый, патриотичный Джес Аландер. Такая любовь запретна. Особенно если она — не тайное, задавленное чувство, а взаимная, откровенная страсть! Но кажется, что Джес и Элкси были обречены на эту любовь. Предназначены друг другу. Только вот Элкси предназначен еще и продолжить дело отца, а Джес — служить государству. Как понять, в чем истинное предназначение: следовать зову долга или зову сердца, и возможен ли однозначный выбор?..

ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ВОЕННАЯ АКАДЕМИЯ

* * *

Это был долгий день. Невероятно долгий и страшно мучительный день.

Начиная с того, что Дайн принялся будить его, когда еще даже не рассвело.

Элкси показалось, что он и уснуть еще не успел. Только положил голову на подушку, и эта образина уже явилась и стоит над душой. Как бы хорошо его пристрелить. Пристрелить — и спать дальше, и не ехать никуда. Элкси был ночным жителем и всегда ложился спать поздно, бывало, что и на рассвете, и никогда не вставал раньше полудня. Он даже завтрак пропускал, игнорируя дворцовые правила. За это девчонки его ненавидели. Впрочем, может быть, не только за это. Элкси всегда был любимцем бабушки, она позволяла ему все, абсолютно все, что бы он не захотел, все то, чего никогда и ни за что не позволили бы девчонкам. А Элкси пользовался этим. Пользовался нагло. И смеялся над ними. Вот теперь настало их время смеяться.

— Дайн, уйди. Ты спятил, — пробормотал мальчик, приоткрыв один глаз и взглянув на синие сумерки за окном.

— Ее высочество хочет увидеть вас до отъезда.

— Ты хочешь сказать, что бабушка уже встала?

— Ее высочество встает рано.

— Не настолько рано.

— Вставайте, Элкси. Вы ведь не хотите огорчить ее высочество?

Элкси со стоном сел на кровати. Его пошатывало и глаза никак не хотели открываться.

— Ты садист, Дайн. Я тебя ненавижу, — сказал он, — Единственная радость оттого, что я уезжаю, это то, что я избавлюсь от тебя.

— В Академии вам не позволят спать допоздна, — с удовольствием сказал Дайн, — Там вас приучат к дисциплине. Ваш отец закончил Академию, — добавил он с гордостью.

— Ага... И был крайне против того, чтобы отправлять туда меня.

— Он ошибался.

— О? — Элкси приоткрыл один глаз и посмотрел на ординарца с интересом, — Разве Брет Сайгерон мог ошибаться?

— Все могут ошибаться. Вставайте.

— Вот так, и ты тоже... — Элкси поднялся и поплелся в ванную, — Все против сенатора и против меня. Я так и знал. Ты заговорщик, Дайн, я расскажу про тебя бабушке, и тебя казнят.

Бабушка, кстати говоря, тоже была крайне против того, чтобы Элкси в этом году отправляли учиться в Академию. Она считала, что ребенок получил глубокую моральную травму, нуждается в покое, заботе и любви. Она готова была предоставить ему все это, но... Но император настоял. Император не считал, что Элкси нуждается в любви и заботе, он полагал, что мальчик нуждается в твердой руке, которая направит его по нужному пути и в железной дисциплине, которая приучит его к порядку, — во всем том, чего он был лишен в доме своих родителей. Брет Сайгерон был очень необычным человеком. Для него не существовало условностей, он не уважал традиции, более того, одно только упоминание о "старых добрых временах" заставляло его впадать в ярость. "Старые времена никогда не были добрыми, — говорил он, — Причем, ни к кому". Брет хотел переделать мир. В одиночку. И у него даже почти получилось. Ведь если бы это было не так, если бы его действительно считали просто безумцем, разве кто-то стал бы его убивать? Ничего подобного, его убили потому, что боялись.

Отец нечасто вспоминал о временах своего обучения в Академии, никогда не припоминал забавных случаев и не рассказывал об интересных приключениях. "Сплошная муштра и солдафонство, — говорил он, — Этой планетой слишком долго правили военные. Пора это изменить".

Брет хотел, чтобы Элкси поступил в Университет и стал экономистом или ученым, или общественным деятелем, как он сам, — только не военным. Когда сенатору Сайгерону говорили, что мальчика в скором времени пора будет отправлять на Остров Рен, тотстрашно злился. Он ничего не хотел объяснять. "Только через мой труп", — говорил он. И вот вам пожалуйста... Через труп, так через труп.

Элкси включил воду погорячее, до краев наполнил ванну и погрузился в нее, намереваясь еще немного поспасть. Ванна была широкой и удобной, и имела полный набор массажных программ, вплоть до эротических с голографическими приложениями. Бабушку бы удар хватил, если бы она о них узнала, его величество тоже. Но они, должно быть, и не подозревают, что такие существуют. Откуда им... Элкси особенно любил одну из голлограммок, — полногрудую, коротко стриженую брюнетку с раскосыми кошачьими глазами. Если до нее не дотрагиваться, она как живая, а при известной доле фантазии легко можно вообразить, что это не струйки воды ласкают под водой тело, а ее сильные, и очень умелые пальчики. Вчера вечером Элкси попрощался со своей виртуальной возлюбленной, и должно быть надолго. В Академии наверняка придется пользоваться молекулярным душем. Отвратным, дешевым устройством для плебеев, которые не имеют возможности столь расточительно использовать воду, для них мытье только гигиеническая процедура. Бедные.

Спустя всего каких-то полчаса в ванную бесцеремонно вломился Дайн, выволок уже успевшего уснуть мальчика из воды — даже мундир не пожалел, замочил! — и потащил одеваться. Элкси пытался вырываться, но у Дайна были железные пальцы, а на проклятия и оскорбления он не реагировал совершенно.

На кровати уже лежала форма. Темно-зеленая, строгая курсантская форма, сшитая из какого-то особенного материала, который не рвался, не мялся и почти не пачкался. Покроем она чем-то напоминала комбинезон корабельной техобслуги, такая же мешковатая.

— Нет. О нет... — прохныкал мокрый Элкси, с ужасом глядя на этого монстра, — Где шили это убожество? Я не стану это надевать!

Дайн накинул ему на плечи полотенце.

— Мы вылетаем через полчаса, — сообщил он, — Позавтракать вы уже не успеете. Если не успеете и одеться — полетите голым.

— Позавтракать... — проворчал Элкси, — Я не хочу есть, меня тошнит он недосыпания.

Он брезгливо, кончиками пальцев взял нательную рубашку и кальсоны. Эти тоже сделаны из какой-то особенной материи — хорошо впитывают пот и кровь, при необходимости стягивают и заклеивают рану, как бинт. Привыкайте, милорд...

— Застрели меня, Дайн, пожалуйста.

Дайн мрачно усмехнулся.

— Вам понравится в Академии, — заявил он, — Сначала будет трудно, но потом вы поймете и оцените... преимущества.

— Какие преимущества?

— Вас научат управлять кораблем, не только пассажирским катером, но и тяжелым вонным крейсером, вас научат стратегии и тактике ведения боя, вы станете старшим офицером. В восемнадцать лет.

В голосе Дайна явственно послышалась горечь. Звание младшего офицера он получил в 27 лет, после десяти лет службы в армии простым солдатом. По праву рождения Дайн не принадлежал к аристократии, он был выходцем из народа — безродным шеану, имевшим право только служить и отдавать. Звание младшего офицера и титул "эшлен", приравнивающий его к аристократии, но не дающий права передать привилегии по наследству, Дайн получил во время Третьей Цирданской Кампании, когда в бою принял на себя командование подразделением вместо погибшего командира и закончил победой бой, который уже считался окончательно проигранным. А старшим офицером Дайн стал только сейчас, в 34 года, когда вдовствующая принцесса Аделара приставила его охранником к своему внуку, и это уже не за какие-то заслуги, а только потому, что младшие офицеры не имели права служить во дворце. Теперь Дайн мог стать кем угодно, даже командующим армией, но его дети — если вдруг у Дайна будут дети, — будут вынуждены проделать столь же трудный путь или навсегда остаться мусором под ногами властьимущих. Может быть, поэтому Дайн и не собирается заводить детей?

— Старшим офицером... — буркнул Элкси, — Оно мне надо?

— Надо, — отрезал оруженосец, — Подрастете, поймете.

Элкси хмыкнул.

— Мой отец не был военным.

— Но он закончил Академию.

— Он всегда говорил, что вполне обошелся бы без нее.

— Ваш отец — может быть. Он был выдающимся человеком.

Лицо Дайна стало строгим и как-то одеревенело, и без того узкие губы сжались в ниточку. После смерти сенатора Сайгерона прошло полгода. Еще никто не привык к тому, что его действительно нет. Все еще злорадствуют враги, все еще безутешны друзья и сторонники, все те, в чьи сердца бесстрашный Брет Сайгерон вселил надежду. Надежду убили. Или надежду невозможно убить? И она будет тлеть как уголек, присыпанный пеплом, до тех пор пока... Пока не найдется кто-то, кто сумеет ее снова разжечь. Элкси подошел к столу и достал из потайного ящичка отцовский сенаторский перстень. Этот перстень станет ему по размеру, если Элкси наденет его. Но он не станет его надевать. По крайней мере — не сейчас.

Элкси сжал перстень в кулаке.

— Я возьму его с собой.

— Конечно, — просто сказал Дайн, — Он должен быть всегда с вами. Вы должны помнить. Всегда.

— Дайн... Разве это возможно забыть?

Они посмотрели друг другу в глаза. Глаза Дайна сияли яростью и скорбью, всепоглощающим священным огнем, горя которым люди не задумываясь идут на смерть. В его глаза невозможно было смотреть, не пылая тем же огнем, и Элкси отвел взгляд. Дайн умер бы за сенатора Брета, если бы мог. Элкси знал, что теперь он, не задумываясь, умрет за его сына, пусть даже считает, что сын не достоин отца, — в уплату долга за подаренную надежду, за руку однажды протянутую сенатором с небес в ад, за то, что принес себя в жертву за бесправных шеану.

Мальчик мрачно натянул форму. Отец когда-то ходил в такой же. И ненавидел ее, так же как и Элкси уже ее ненавидит. Они похожи. Они удивительно похожи. Во всем. И Дайн на самом деле, конечно, надеется, что когда-нибудь Элкси займет место отца и продолжит его дело, иначе разве стал бы он снимать с руки погибшего сенаторский перстень, прежде чем упаковать останки в вакуумный мешок? Этот перстень потом искали, перерыли весь дом, но Дайн упорно хранил молчание, и — Элкси казалось тогда, — хранил бы его и под пыткой. Этот перстень для Дайна все равно как святыня, символ памяти и надежды. На нем до сих пор сохранились следы крови. Кровь тогда была повсюду.

Элкси зажмурился, отгоняя воспоминания и спрятал перстень в нагрудный карман. Не время вспоминать.

Потом они шли по пустым коридорам. Во дворце действительно все еще спали, и девчонки спали, иначе непременно вышли бы позлорадствовать. Впрочем, они уже и так назлорадствовались вволю. Ну и пусть. Кто они такие? Маленькие принцессы, ходячие матки для вынашивания будущего наследника престола, неудачные эксперименты дядюшки Стениса, мечтающего только о том, когда же наконец его величество отдаст Богу душу и он сам, наконец, станет императором. Вот интересно, каково это именоваться дофином в возрасте тридцати восьми лет?

* * *

Бабушка ждала его в своих апартаментах.

В роскошном кружевном пеньюаре вдовствующая принцесс Аделара восседала в креслах, с чашкой кофе в руке. Рядом на старинном фарфоровом блюде остывали пышные сладкие булочки. Глаза принцессы моментально налились слезами, когда она увидела Элкси в курсантской форме.

— Мальчик мой, — вздохнула она, — Ты уже готов.

Дайн коротко поклонился и вышел за дверь, тихо прикрыв ее за собой.

— Бедный мой, тебе не дали сегодня выспаться.

— Теперь мне долго не удастся выспаться, — буркнул Элкси.

— Ну не надо так, милый, — бабушка с усилием улыбнулась, — Ты привыкнешь.

Элкси поморщился.

— Время пройдет очень быстро. Ты не успеешь опомниться, как пролетят эти полтора года. Ты и так приступаешь к занятиям позже, чем остальные. Я много раз говорила твоему отцу о важности традиций. Он не хотел слушать... Ничего не хотел слушать! Полагал, что знает все лучше всех!

Бабушка скорбно поджала губы, чашка дрогнула в нервных пальцах, расплескивая кофе, и горячие темно коричневые капли упали ей на колени, испятнав нежный кремовый шелк. Бабушка раздраженно поставила чашку на столик и поднялась, ее лицо сейчас было злым и некрасивым, как у ведьмы из детских сказок. Она никогда не простит Брету смерти его жены, своей дочери. Никогда не простит и будет ненавидеть. Столь же пламенно, как Дайн обожает его.

— И он был прав! Это глупая традиция! — Элкси вскинул голову, повторяя жест отца, — Бесполезная трата времени и сил!

Бабушка ничего не ответила. Она смотрела на Элкси. и лицо ее разглаживалось, смягчалось. "Глупый маленький мальчик, — думала она, — Не надо повторять чужих слов, не надо говорить того, чего не понимаешь".

Принцесса обняла ладонями голову внука и поцеловала его в макушку.

— Ну иди, иди, милый, — вздохнула она.

Разговор окончен. Все, что было можно, уже сделано и сказано. Бабушке никогда не понять. Она и не захочет понимать. Не захочет — как и все остальные. Она будет всеми силами пытаться оградить от беды Элкси, своего единственного внука, последнего по-настоящему дорогого ей человека, ее чудесно красивого мальчика, синеглазого ангела, так похожего на свою мать, когда улыбается, так похожего на своего отца, когда пытается своевольничать. Она будет всеми силами мешать ему повторить судьбу сенатора Брета и будет думать, что совершает благо.