Панацея

"Нас с ним в аду война свела,

Смерть рядом что-то ела..."

Зима заканчивалась на Юго-Востоке промозгло, холодно и сыро. Опавшие прошлогодние листья набрали влаги с растаявшего снега и почти не шуршали, когда по коричневому ковру скрученного мусора прошлого ноября кто-то пытался бесшумно пройти или проползти. Ночи всё ещё оставались холодными и иногда на закраинах окаёмов темных луж появлялись светлые и острые губы замороженной к утру из талой воды — наледи. Зато вездесущая зеленка, опавшая ещё к зиме, стала куда прозрачнее и опаснее для передвижения, чем буйным украинским летом или даже малоснежной зимой. На дорогах то тут, то там темнели остовы сожжёной, разбитой военной техники и гражданских колымаг, не ко времени оказавшихся на пути войны. Нет-нет, а небо, на линии соприкосновения, ночью расцвечивали сполохи, молнии и росчерки трассеров разного калибра. Весна ожидалась тяжёлой, холодной и затяжной.

Дядя Коля пришёл в свой дом, отпросившись у командира блокпоста. Жену, собаку, корову, курей, кроликов и прочих питомцев убило одним снарядом ещё летом, попутно развалив дом. "Хата" у шахтёра находилась на самой окраине Донецка во внутренней хорде воображаемого круга, между двумя улочками, что клином сходились к дорожному кольцу. Теперь за кольцом стоял блокпост ДНР, а напротив, через километр примерно, позиции нацгвардии и ВСУ. Между ними "уголок" — домов в двести штук , на сужающемся к кольцу конусе ничейной земли. Мало того ещё и подъем в сторону укров с обоих улиц, опоясывавших частный сектор. Итого вверху на подъеме — БТР вкопан. По флангам и в соседних домах снайперюги засели. За бэтээрами, позиции миномётов приныканы и замаскированы штук шесть. Еще дальше в тыл — танки. На каждую улочку: по одному. И пох им перемирие. БТРы утром, нацики засыпали листами железа и останками заборов — куча мусора, чтоб европейцы из мониторинга не нашли. А вечером — железо в сторону. Дизель завел и неподвижная наблюдательная точка с тепловизором. Если кого заметят — снайперов и минометчиков подымают и дают целеуказание... Перемирие блин такое. Так что вдоль улиц бегом было неразумно. Ближние к кольцу дома на дистанции в пятьсот метров разнесли артогнём еще в первый приступ . Дальше бандеры пройти не смогли. Так и наши не смогли. Больно позиция у укровояк выгодная. Самый второй от кольца стоял раньше дом дяди Коли. Целый. Ошибку исправил натовский сто пятидесяти пяти миллиметровый снаряд, выпущенный из польской самоходки*(самоходная артустановка), что выгрузили в Одессе в июне. Тётка Алёна в огороде привязала буренку к забору, предварительно сунула бычку ведро с разведённым в молоке силосом, чтоб не орал и мамку не отвлекал. Рядом терся о ноги и попрошайничал свежего молочка кот Васька. А собака, пёс — Шарик, неистово подскуливал и гавкал на наглого котяру , что норовил, как еврей, первым хапнуть теплого и сладкого молочка. Так их там и положил европейский фугасно-осколочный боеприпас. Рядышком. В огороде. Всех.

Дядь Коль в шахте был, на смене, когда пришел домой, совсем седой стал. Похоронить по-людски нацики не дали — устроили небольшому частному сектору блокаду, как гитлеровцы Ленинграду . Ни подойти , ни выйти, ни договориться. Пришлось Алёну Васильевну в огороде с питомцами хоронить. Корову и бычка, как мясо дядя Коля продал соседям, кому просто отдал, кому в долг. Взял деньги, шо выручил на беде, купил себе одёжу и ушёл облачной ночью, ховаясь за руинами. Записался в ополчение. Тогда всех брали, поставили в строй и дядь Колю. А потом блокпосты, обстрелы, мертвые люди, разбитые дома, пожары и дежурства в окопах. Старый шахтёр бегать не мастак был, зато одиночный окоп для стрельбы сидя вырывал, как экскаватор: быстро и глубоко. Однако и технику уважал. Переживал очень зимой все настаивал на антифризе для машин, приписанных к отряду. За что его и обозвали "антифризом" меткие донецкие балагуры. Так и приклеилось. А тут... перемирие клятое, яти его в печенку.

Запереживал шахтёр за свой огород. Тут ему "хлопцы" с блокпоста идею и подкинули — мол, обнеси, Коль, поле вешками с надписью "мины". Никто и не сунется. А как мир наступит, то Алену и перезахоронить спокойно можно. И от мародеров местных и приезжих защита, а от животных "сыпни" солярки или отработки. Потом ещё отстроишься, успокаивали однополчане. Вешки получились знатные из арматуры. На картоне, что потом обклеил скотчем, хозяин написал по-русски, кроме 'мины' и немецкое слово "Ахтунг!!!", чтоб страшнее было. Вот и полез расставлять ночью. Вешки то расставил, хотел по-тихому уйти на кольцо, а тут эта баба, как с неба появилась. Пожалел дуру, спас как-то автоматически, не задумываясь. А сейчас ввон — возись с ней. Хорошо б хоть наша была бля, а то какая-то фашистка из миссии ОБСЕ или продажная журналюшка из евросоюза. Сидит, нахохлилась, как квочка в курятнике, и кудахчет недовольно на своёй бошевской мове. Того и гляди — яйцо снесёт. Ходят тут всякие евродуры, а потом воюй, мля, из-за них.... В принципе, дядь Коль в своей житейской логике недалеко ушёл от истины. Однако, надо тётку вытащить и обогреть. Тут ей одной — трендец. Или снайпер грохнет и запишет как сепара на свой счёт, или пулемётчик решето из бабуси сделает. Мину может и пожалеют. А пулю — нет, вряд-ли. Проснувшиеся укропы видимо решили любой ценой выкурить пару неизвестных из частных построек. Со стороны самостийных позиций рос шум. Дизеля БээМПушек и движки БэТээРов в дальней, но пристрелянной темноте, загудели уперто и угрожающе.

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

*

Где то в Европе.

— Госпожа Канцлер! — "фрау Бисмарк", как звали Мерхель "за глаза" в аппарате, выбирала себе помощников по принципам императора Фридриха. Настойчивых, пунктуальных и аккуратных, до психоза среди окружающих. Иногда это доставало и её саму. Как в этот раз.

Канцлер Херрмании передвигалась в сторону своего личного кабинета в резиденции около десяти часов вечера. Денёк был ещё тот. На ней как обычно был темный брючный костюм шитый в Гамбурге Беттиной Шенебье. Яркий жакет, светлая блузка, бусы из жемчуга и туфли от Тиффани; что пора, конечно, было и поменять. Обрюзгшие за время руководства державой тело требовало диеты, ухода и физических нагрузок, а не стрессов и нервотрёпки европейского дурдома. Духами Анхела так и не приучилась пользоваться, зато аромат власти исходившей от тевтонской Маргарэт Тэтчер — заменял подчиненным и мужчинам близкую дистанцию при общении. Даже с приближёнными служащими Доромея предпочитала общаться эсэмэсками, а не голосом.

Страны Евросоюза вертело во все стороны как тараканов вцепившихся в поверхность раскрученной на американском паркете юлы германского здорового организма. Анхела Доромея Мерхель не сомневалась, что допустит ни одного промаха в руководстве страной и вела уверенной рукой Херманию к величию в Европе. Всё бы хорошо, но улыбаться канцлеру объединенной Херрмании, в последнее время приходилось все меньше и меньше. Одна только эта чертова Сара Вагенкнехт чего стоит. Левые, как неизбежное зло постоянно вставляли палки в колёса христианско-демократического союза, пользуясь демократией и правами оппозиции говорить всё что угодно.

— Госпожа канцлер! — надоедливый помощник решил испортить ей настроение, а себе карьеру. Он бы промолчал, но помня о железной требовательности фрау, секретарь не сдавался, участь первого камердинера императора Фридриха его не прельщала. Поэтому он был настойчив, — Госпожа канцлер, что ответить русским? Они снова прислали приглашение на свой парад победы 9 мая, — ехать на праздник торжества над Херманией пусть и гитлеровской было очень плохой идеей. От одной только этой мысли хотелось испепелить референта.

А в свете санкций, что влупили в ответ по тевтонскому бизнесу беспощадным русским бумерангом такой шаг не одобрили бы ни правые , ни центр ХДС. Вездесущая Америка снова выпустила бы своего посла в Берлине на тропу шантажа. Чертово АНБ накопило столько компромата на первого немецкого канцлера — женщину, что впору было застрелиться или перерезать вены, лишь бы не видеть довольную рожу американского посла на правительственных приёмах и мероприятиях. Теперь приходилось опасаться не только стен и окон, но буквально любого не защищенного службой охраны первой фрау страны помещения. А о телефоне можно было просто забыть! Янки кичливые и беспощадные требовали дожимать Россию и бойкотировать праздник в Москве . Фрау Бисмарк , как окрестили Мерхель в госаппарате, ставила американцам палки в колёса как могла. Но так чтоб никто не мог её заподозрить в этом. Где это видано, чтоб страной с самой крупной экономикой Европы помыкали, как вышколенной собачкой на манеже мирового цирка. Анхела понимала, что в чем-то американцы правы, но не до такой степени, чтоб терпеть баснословные убытки от запрета вести бизнес и торговлю с Россией. Русские между тем как нарочно игнорировали официальные отказы и снова присылали новые приглашения чуть ли ни через день. Ещё и открыто сообщая об этом в прессе. Создавалось впечатление, что Кремль троллит Обаму заставляя его команду нервничать, после каждого такого предложения, поэтому Анхела немного рассвирепела, почувствовав себя вертящейся меж двух огней мелкой блохой. Даже портрет Екатерины Великой, пример для подражания, работавшей у русских в императрицах по найму, самой могучей немки, что стоит на столе в кабинете — не внушает покоя и не дарует равновесия в мыслях.

Только вчера Карл Густав Фишер председатель объединения промышленников Федеративных земель настойчиво предрекал устроить импичмент канцлеру, если та по-прежнему будет против отмены санкций и за дополнение новых.

— Мы вам не угрожаем госпожа канцлер, но на следующих выборах переизбрания не будет. Нам плевать на то, что из-за выбалтывания личных тайн по мобильному телефону американцы подвесили вас за "яйца". Это ваше личное дело. Но за убытки кому-то придется платить.— Карл не собирался выбирать выражения. Члены Ассоциации были просто в бешенстве. Потери коснулись как промышленности, так и сельхозугодий. Русские просто закрыли рынок под вполне адекватными предлогами. Поэтому представитель промышленников не выбирал слова. — Я настоятельно советую вам, фрау, воспользоваться удобным предлогом, съездить в Москву и договориться с Путиным до десятого мая. Иначе к концу года Херрмания будет иметь другого канцлера.— Хлопок дверью не дал даже возможности высказать своё мнение. А тут снова навязчивое напоминание ведомства Лаврова. Анхела повернулась в дверях и недобро глянула на помощника. Тон ответа уходил в абсолютный минус по Фаренгейту и Цельсию.

— Герр Хайнц! Вместе с отказом, передайте господину Лаврову и его хозяину моё раздражение: непрекращающимися попытками внести разлад в единство стран Евросоюза, и нашу дружбу с заокеанским друзьями и партнерами! — помощник не посмел перечить, и лишь кивнул, подчиняясь, — И запомните, санкции против России мы обязаны усилить. А войска НАТО должны быть введены в Украину! И никаких "черных волков" на территории Фатерланда! Это принципиальная позиция Херрмании и её канцлера.

— Яволь, фрау Мерхель! — идиотка, подумал герр Хайнц. А ведь недавно ещё пыталась примирить Россию и Украину. Своё мнение иметь хорошо, но за него не платят содержание в госаппарате. Хотя, вся Херрмания и мир лицезрели вылетающую из огромной голой задницы коленопреклонённного и смеющегося дяди Сэма величиной с контейнер — канцлершу из папье-маше с белыми ангельскими крыльями на фестивале юмора в Гамбурге. Куда уж понятнее отношение простого немецкого народа к своему лидеру.

— Так то лучше и не беспокойте меня до вечера — я занята! — ситуация совершенно не нравилась фрау канцлер. Америка вела себя грубо, и свысока требовала безоговорочного подчинения собственным интересам. Пора выводить золото из ФРС США решила про себя Доротея. Иначе они о нас скоро ноги будут вытирать. Господи, когда же всё это закончится! Ещё два года до перевыборов вертеться канцлером Хермании, как вошь на американской тефлоновой сковородке! Боже избавь меня от этих хлопот хотя бы на неделю, чтоб отдохнуть в покое и неге загородной дачи! Хоть где! Да хоть в аду с чертями! — думала про себя и свою судьбу фрау Анхела Доромея Мерхель, — хуже чем мне, некуда уже, — Господи — иже еси на небеси! Да святится имя твое!... — молитву прочитала автоматически, и даже не задумываясь — сказала трижды 'Аминь!'... Пути господни так непостижимы в их иномерной логике, но мы немцы можем их всегда подправить...— успела подумать и саркастически улыбнуться опущенными кончиками рта — госпожа канцлер всея Херрмания возле двери в личные покои.

Мерхель открыла дверь в "кабинет". Привычно положила в полумраке мобильник на столик у входа. Старомодный ручной выключатель чуть подсветился в темноте зеленью фосфорной краски. Женщина нажала на пластиковую качель. Выключатель щелкнул, внутри проскочила искра. Свет в будуаре на мгновение ярко вспыхнул, а затем потух. Комната погрузилась в ещё более густую и плотную темноту после вспышки, чем до того, как Анхела попыталась осветить личное помещение электричеством. Потянуло сквозняком. Дверь громко захлопнулась. Фрау автоматически нащупала мобильный телефон и сунула его в карман брюк, потеряв контакт со столиком.

— Доннер вэтэр! — вспылила обычно уравновешенная глава правительства Херрмании, надеясь, что Хайнц не ушёл так быстро и сейчас легко решит проблему с освещением. Но за дверью не раздалось ни единого шороха. Впору было, и разозлиться, но первая леди страны взяла себя в руки.

— Хайнц, — рявкнула она вполне разумно. В ответ в лицо фрау Мерхель дунул холодный степной ветер, а ноги у щиколоток, где невесомо заканчивались брюки у туфель, окатило промозглой степной позёмкой. В нос ударил запах горелого гниющего мяса, дерева, пластика, резины и металла. Вместо услужливого Хайнца, в стороне, на призыв первой фрау фатерланда шумнул апрельский ветер в ветвях невидимого дерева.

— Хайнц, — не потеряла самообладания фрау бундесканцлер, — Что происходит? — как бы в ответ на вопрос темная и вязкая мгла вокруг опала, как рассыпавшийся плотный занавес. Над головой шикарно одетой женщины замерцал молочной россыпью звёзд Чумацкий шлях и хвостатые неправильные трапеции большой и малой медведицы. Запах гари усилился. Под подошвами элегантных туфель хлюпнула жирная, смешанная с золой и палёной отработкой — вода из лужи. Оступившись, Анхела вскрикнула от неожиданности. Студеная жидкость ожгла кожу ледяной волной, когда перехлестнула через край совершенства обводов правой туфли. Не давая опомниться, события наваливались на Мерхель смеживающимися валами неприятных сюрпризов. Кто-то шевельнулся справа, большой, непонятный сглаженный сумраком с землёй и чётко невидимый.

— Ай, Вар ист ду(Кто вы?)! О майне годт(О мой бог)! — в здании федерального правительства это вызвало бы волну возмущения, увольнения и последствия, а тут в ответ раздался весьма недовольный возглас на почти выученном в юности языке.

— Заткнись, дура! Пиндуй нах с дороги,— прозвучало справа из темноты, и невидимый абориген пояснил,— щас миномётом вмажут или снайпером! Идиотка! Куда лезешь на нейтралку! — вместо того, чтоб после выражений на русском языке бодро плюхнуться и проворно уползти в кювет,— Мерхель, обернулась, замерла, вслушиваясь в знакомый, но почти забытый язык. Зато впереди, которое стало теперь задом, засверкали выбросы огня. Бу-бу-бу-бу-бу-бу. Почти тут же бундеследи подбросило над дорогой от удара в правую стопу. Кто-то беспардонный и сильный сдёрнул правую туфлю вместе с ногой вбок, вверх и швырнул Ангелу в холодную грязную воду минометной воронки. Шестидесяти четырёх граммовая Пуля от КПВТ попала в каблук, пробила и разорвала резину, вошла воду, выбросила вокруг целую тучу брызг вместе с почвой куда ввинтилась, и успокоилась там после внушительного шлепка. Вслед за пулей, изысканно одетая женщина не остановила свой полёт до тех пор, пока не грохнулась в темную грязь воронки. Возглас негодования снова разорвал темноту, вызывая неизбежный ответ невидимого БТР. В этот раз незнакомец, который шипел как разозлённая кошка, не ограничился русским матом.