Высокие отношения (02.12.2020)

Посвящается людям меча и людям кирпича, с которыми автора сводила безжалостная, но веселая судьба

Автор благодарит:

Игоря Николаева за "Ойкумену", идею и неоценимую помощь

Артема Андреевского за неожиданные подсказки

reductor111 за название

Евгения Шкляра за промышленный альпинизм

Сергея Павлова за помощь с ошибками

Александра Пополднева за обложку

Евгения Беденко за судьбу Юрга ди Шамли

Русалку Ди за Русалку Ди

Владимира aka ИнжеМеха за помощь с запятыми

Михаила Лапикова за поддержку добрым словом и нужным советом

Максима Коннова за постоянное заглядывание из-за плеча и

искреннее волнение за героев

Так же, большое спасибо всем, кто не пожалел трудового рубля!

Отдельная благодарность моей любимой Насте!

"Расскажу я вам, если на то будет ваше желание, о том времени, тех людях, которые жили в те времена, и о тех, которые жили, но людьми вовсе не были. Расскажу о том, как и те, и другие боролись с тем, что им то время принесло. С судьбой и с самими собою. Начинается эта история мило и приятно, туманно и чувственно, радостно и трогательно. Но пусть это вас, любезные господа, не обманывает...

Пусть не обманывает."

А. Сапковский "Башня шутов"

Пролог

Строй противника утратил ровность, присущую крепко сбитым и натасканным полкам. Одно дело парад на плацу, и совсем другое дело удержать равнение после десяти атак тяжелой кавалерии! И каких атак!

Обычная пехота и после первого натиска часто рассыпается. Раз, и становится трусливым стадом, что так легко и весело догонять! И бить с коня на выбор. В затылок, в спину!

Барабанщики колотили отчаянно — дробный стук долетал до всадников, звучал, будто лихорадочно бьющееся сердце. Флейтистов не было — вырезали их! Не играют дудки против меча, как ни старайся! Жаль, дорогой ценой. Но ведь почти дошли до сердца полка, до маленького каре, посреди которого высились черно-белый штандарт империи и полковое знамя — тяжелое зеленое полотнище с золотой бахромой и червленым [в геральдике скучный и банальный красный цвет проходит под таким названием] мяуром, задравшим заднюю лапу. Надо же, выдумали себе герб!

— Sleagh air a ghualainn! — заорал пехотный командир, — Tha a'cheum!

Надо же, сам тощий, а голосина какой, орет, будто в жопу вертел сунули!

Пехота ответила нечленораздельным ревом, в котором слышалось многое — от проклятий до молитв. Ничего, молитесь, молитесь, сволочи! Заступничество Пантократора вам еще пригодится!

Раздался звук рожка — герцог собирал кулак для последнего удара.

Пусть мужичье вопит, пусть выставляет пики! Один последний удар, и все, они не выдержат, посыпятся! И побегут! Должны побежать!

Кони шли шагом, мало-помалу догоняя усталую пехоту. Еще немного, еще десять минут такой вот неторопливой погони... И марш-марш-марш!

Копье вырывается из ладони, натруженной, несмотря на толстенную кожу с бархатной подбивкой в латной перчатке, пот заливает глаза... И кони идут все медленнее и медленнее, уже не ржут, а вымученно хрипят, роняя клочья пены с окровавленных губ.

Пехота остановилась, встала в оборону.

Кавалерия тоже остановилась, начала перестраиваться, пытаясь собраться хоть в какое-то подобие строя. Получалось плохо, но десять предыдущих атак собрали изрядную дань! Никаких клиньев и прочих ударных формаций, нестройный рыхлый прямоугольник, столь же условный, как и "квадрат" пехоты перед ней.

Герцог со знаменем в руках выехал перед строем. Повернулся к врагу, поднял знамя повыше, наклонил вперед, указывая цель...

Бронированная масса за ним тронулась, двинулась вперед, с каждым шагом все ускоряясь. И не было среди пехотинцев ни единого человека, который, глядя на стальной поток, не вспомнил бы все прегрешения свои. Не подумал, что скоро встретится с Пантократором, Отцом небесным, чтобы дать отчет в буйной и далекой от благочестия жизни. Потому что когда на тебя прет лавина тяжелой кавалерии, даже самый смелый человек понимает, что смерть охренительно близко.

Полковник тоже вспомнил многое, однако не столько прошлые грехи (коих, скажем прямо, набралось немало), сколько путь, что привел его на это поле, то ли к немеркнущей славе, то ли бесславной гибели. Путь, что начался много лет назад...

Глава 1. Бляди и волшебство

Банда пила в "Драном Башмаке" с полудня. Как завалились сразу после дела, так и пошло без остановки. Бутылка за бутылкой, кувшин за кувшином, стаканом о стену, будто камнем в воду — только брызги стеклянные, лица и руки в кровь режут. Смешно же!

Бегай хозяин, бегай! Таскай удачливым парням поднос за подносом, уворачивайся от пинков в толстую задницу! Ухари гуляют, не чета всякой "мозоли"! Так что изволь просуетить на все деньги, тебе уплаченные!

Платили, разумеется, вперед. В Сивере так положено. Не везде, конечно. В "чистых" кварталах все иначе. Там ждут, пока клиент откушать изволит, и лишь потом начинают за плечом маячить, намекая на скорую оплату и пару грошей поверх счета.

Тут так опасно. Пока гость жрет свою баранину, ему самому глотку перехватить могут. И разбирайся потом, с кого плату брать! Вжик, и кровь веером! Как тому, утреннему...

Лукас поежился. Нет, убивать ему доводилось, и не раз. И в самого ножом тыкали, вся грудь в шрамах. Но как-то очень мерзко проскрипел по кости клинок Барки, когда он кончал того, утреннего. Не вовремя человек по переулку шел, думал, наверное, проскочить, пока босота от ночи отсыпается. И попался. Лежит в луже крови, раздетый, разутый, без кошеля. И голову почти отхватили, на коже держится.

А Барка, вон, живой и радостный! Нахлестался винищем и куражится! Развлечений у бывшего наемника, родом откуда-то из окрестностей столицы мало. И все чисто городские. А как перепьет, что часто бывает, то пропадает вопрос с бабами. Повисает, так сказать. И остается ровно два! Или ножами швыряться в стены — швыряется, впрочем, как из арбалета бьет! Или же другое — положить ладонь на стол, пальцы растопырить, да начать столешницу меж пальцев ножом колоть. Между мизинцем, безымянным, средним, указательным... И по кругу, и по кругу! Хорошо, когда ладонь своя, как сейчас. А то всякое бывает. Иногда и промахивается, чужие пальцы кромсая.

Снова хлопнул-звякнул разбитый стакан, брошенный в стену. Пробегавший хозяин пригнулся испуганно, но с шага не сбился. Привычный.

— Ну, за "хомяка"! — провозгласил тост Рэйни, поднял чашу мощной рукой, обросшей белесым, почти прозрачным волосом. Вообще, вожак частенько напоминал Лукасу свинью. Что обликом — смахивая на откормленного хряка с богатого подворья, что поведением — особенно, когда напивался и падал на пол, засыпая в мокрых штанах среди объедков.

— За "хомяка!" — поддержала многоголосо банда, побросав прочие дела. Особенно старались Фуззи и Вуззи — два брата-близнеца, бывшие при вожаке первыми помощниками и прихлебалами. Лукас подозревал, что кучерявые братья пьяному Рэйни даже иногда дрочили, а то и подставлялись — очень уж влюблено смотрели они на главаря. Конечно, благоразумный Лукас предположения держал при себе. А то мало ли, появится в теле несколько лишних, совсем не нужных дырок. Или завизжит клинок, впиваясь в кость...

— Хороший "хомяк", — не убирая взгляда от ножа, летающего меж пальцев, произнес Барка. Рука наемника, казалось, живет своей жизнью, отдельной от тела. Так и металась. Тук-тук-тук, — глухо стучал кончик о дерево, выдержанное в пиве, вине и слюне спящих посетителей.

— Хороший, — повторил Барка, — считай, целый "бобер"! Вон, хвост какой жирный! Ни медяшки, одно серебро!

— И даже пара золотых! — поддержал Барку Рэйни. — Ну, за толстого "бобра"! И чтобы не последний!

— Не последний! — слажено рявкнула банда.

Лукас тоже взревел нечто не особо различимое, застучал кружкой по столу, расплескивая пиво. Накапливалось раздражение. Одно и тоже. Одно и тоже! Сейчас закажут еще по одной, потом повторят. Затем Рэйни и Фуззи с Вуззи, перебивая друг друга, начнут вспоминать всякие старые дела, обрадовавшие своим итогом, лет, этак десять назад. А то и раньше.

Приставший к банде с полгода назад, Лукас это представление, крайне сомнительной ценности и интересности, видел после каждого мало-мальски относительно удачного дела. И ничего никогда не менялось. Возможно, кому из его приятелей, к примеру, тому же Йоржу, могло и понравиться. Выучил роль раз и навсегда, и гоняй ее по кругу, как слепую лошадь в шахте. Даже пьяным в хлам, даже с отпиленной головой. Непритязательной публике пойдет и такое. Похлопает и нальет.

— Да чтоб тебя! — Неожиданно сам для себя, Лукас взорвался. Врезал по столу так, что кружка лопнула, оставив в руке толстую ручку.

Сидящая рядом Иветт, дернулась от неожиданности, вжалась в стену, спросила с опаской:

— Ты чего, Изморозь? Допился?

Лукас перевел взгляд на соратницу, оглядел с головы до пояса — прочее скрывал стол. Ничего нового, разумеется, не увидел. Иветт как казалась побитой жизнью и десятком хахалей торговкой с рынка, такой и оставалась. Разве что от выпитого лицо раскраснелось.

— Мне просто все это надоело! — рявкнул он. — Я, между прочим, студент! Я учился! Я книги писать умею! До сих пор все это помню! Спряжения, наречья, герундии! И чем я занимаюсь?! Развожу "бобров" на драку?! А им потом глотки режут тупым ножом!

— Херундии? — осторожно катнула на языке незнакомое слово Иветт, — А это куда?

— Это никуда...

— А раз никуда, то каков смысл в этом самом херундии? Пожалуй, и не заплатят за него, только зазря измочалят... Так что ерунду ты говоришь, Изморозь. Может, лучше трахнемся?

Иветт намекающее облизала толстые губы с белесыми усиками над верхней.

Лукас смел бренные останки кружки на пол, медленно выбрался из-за стола. Пришло четкое понимание двух вещей. Он пьян. И ему нужна женщина. Нет, не такая сельская баба как Иветт, у которой в косах репяхи, на ногах козьи котяхи, рожа в прыщах, а задница шершавей еловой шишки! Нет, хорошая, гладкая женщина. В которую он с превеликим удовольствием сунет член. И будет долго-долго не высовывать!

Под ногами хрустели черепки. Шныряли местные лисы — очень маленькие, зато с огромными ушами. Лисички обгрызали недообглоданные людьми кости, ругались друг с другом тоненькими, смешными взвизгами. В другое время, Изморозь обязательно бы понаблюдал за забавными зверьками — нравились своей бесшабашностью, да и вообще, пушистики, это забавно!

Чуть не наступил на руку кому-то из ослабевших побратимов — тени скрывала лицо. Неудачно отшагнул, запнувшившись о табурет, с грохотом упал. Тут же подскочил, будто пружиной воздетый — злость трезвила и придавала сил. И женщина! Она где-то его ждала, уже раздвинув ноги!

— Ты куда? — окликнул Рэйни.

— Пойду, пройдусь. Вы тут напередели, глаза режет! — огрызнулся Лукас. — Свежим воздухом подышу, в Колодец плюну и назад.

— Какой Колодец?! — свел вопросительно брови Фуззи, а может и Вуззи. — Самая ночь на дворе! Стража везде!

— И пусть стража! Я же Изморозь! Возьму, и растаю!

— Пусть идет, — перегнувшись, тронула Рэйни за рукав Марселин.

Настоящего имени высокой рыжеволосой красотки с неизменной чинкуэдой-"пятерней" на поясе, никто не знал. Возможно, и сама забыла, вступив на извилистую тропу войны и грабежа. Но к ее словам прислушивался даже Барка.

Довелось пару раз видеть, как девушка дерется. Молния, чтоб ее! Движения настолько быстры, что не разобрать! Налетает вихрь, и падает исколотый труп. А она уходит, чуть пританцовывая. И только задницей виляет. К заднице Марселин, затянутой в тугие кожаные штаны, Изморозь смел прикасаться только взглядом, и то, издалека. Ткнет еще дагой, и из затылка вылезет!

Лукас задрал подбородок и, слегка покачиваясь, зашагал к двери, стараясь ни об кого, и ни обо что не споткнуться. Особую тревогу внушала кривая лестница со второго этажа. Были, случаи, когда кратчайшим расстоянием между первым и вторым этажами оказывалась — как и учили — прямая. Не менее четырёх раз. И только за неделю. Но, поскольку летать приходилось не Лукасу, сохранялась надежда на успешное преодоление пути вниз. Местами не было перил, а скрипучие доски грозили провалиться под ногой.

Наконец дверь "Драного Башмака" хлопнула за спиной. Изморозь вдохнул свежего воздуха полной грудью. Его тут же замутило. Сунув два пальца в рот, Лукас немного облегчил страдания организма. Во рту остался мерзкий кислый привкус блевотины. Соответственно, план немного менялся...

Добавлялся пункт "пиво". И, обязательно, хорошее! Не та моча, что хлебает свиноподобный Рэйни сотоварищи! Денежка-то есть на хорошее. Чудесной музыкой звенят в кармане!

После — найти "ночного извозчика"! Про них Лукас узнал на второй день пребывания в Сивере. Выдумка кого-то из прежних бургомистров. Ввел, умник, запрет на перевозку мертвецов по городу днем. Пришлось возить ночью. Вот и появились лихие ребята, которых не смущают постоянные трупы за спиной. Ездят себе, из фляжечек граппу прихлебывают. Иногда подвозят загулявших пьяниц. Тех, кто без коня, да смелых — не каждому по душе катиться на повозке, где до тебя не одна сотня дохляков лежала! Еще "ночные" знают все, что делается после заката. И где женщины есть, тоже должны знать!

Бабы третьим пунктом и были. Залезть на какую, и до утра! Ебись, пехота, помирать не время!

На улице было свежо. Холод немного протрезвил. Идеальный вроде бы план, начал казаться глупым. Куда-то тащиться, кого-то искать....

Лукас почувствовал взгляд на спине. Рывком ушел в сторону, обернулся. На втором этаже, за мутным и грязным стеклом, стояла Марселин, внимательно смотрела на него. Увидев, что Изморозь ее заметил, девушка развернулась — мелькнули две короткие косы — скрылась в глубине зала.

Вот была бы хоть немного чутче к соратникам, позволила бы залезть в штаны... Отогнав пустые мечтания, Лукас решительно свернул в подворотню.

Убитый утром "бобер" ошибался. Самое безопасное время в "грязных" кварталах не с рассветом, а за пару часов до него. Сейчас можно пересечь Сиверу насквозь, не встретив ни души. Разве что крысы дорогу перебегут, недовольно оглядываясь.

Пройдя по вихляющему переулку, свернул через четыре дома, еще немного прошел. Ага, а вот и нужный!

В трехэтажном здании, похожем на замок, располагалась гостиница и таверна. Внутрь такое отребье, как он, конечно, не пустит ни один вышибала в здравом уме — лови потом по этажам, извиняйся за ограбленных господинчиков да оттраханных дамочек.

Но на каждой кухне есть поварята! И если подойти к нужному окошку, да стукнуть как надо, то тебе за три "мечника" вручат кувшинчик отборного пива, лучшего в городе!

А еще там постоянно торчат извозчики, готовые подобрать клиента, желающего добраться домой живым. "Ночные" народ опасный, рисковый и весьма дружный! С ними заключен негласный мирный договор — никому не хочется упасть с моста, будучи связанным по рукам и ногам!

— Красного, — каркнул пересохшим горлом Лукас в приотворившееся окошко, сунул туда денежку. Ему тут же выставили на подоконник кувшин с заковыристой печатью. Окно тут же захлопнулось, стукнул засов...