Люди, которые...

Я отдал бы немало за пару крыльев

Я отдал бы немало за третий глаз

За руку, на которой четырнадцать пальцев

Мне нужен для дыхания другой газ!

(с) НАУ

Бог возник из лучей, соткался и сотворился из яростного полуденного сверкания. Сверкали февральские сосульки, смесь воды и солнца разлеталась из луж брызгами. Февраль все-таки месяц зимний; пусть зима в Столице Людей не так сурова, как в северных пределах, но и тут солнечный день зимой редкость.

Редкость — и предвестник весны.

— Не плачь, — бог наклонился к упавшей модели. Руки бога оказались широкими, крепкими руками мастера: с мелкими ожогами, с царапинками и порезами; наконец, с ничем не стираемыми мозолями.

Подняв модель, бог заслонил неистовый свет, и только тогда она смогла проморгаться, выпрямиться и утереть лицо.

— Что случилось?

— Складывается. Шатается. Мне уже и заклепки вбили до предела. Я не понимаю, что не так!

Бог хмыкнул. Повертел модель в руках.

— А распорки?

— Учитель не велит. Говорит, с распорками любой дурак сможет. Орк из Южной орды, подкос веревками привязал, и все! А если на подкос места нет?

Бог вынул из полуденного сверкания за спиной обычный плотницкий сундук с крышкой-верстаком. А из-под крышки вынул кусачки и срезал обе непослушные заклепки, подобрал зазвеневшую по каменному порогу драгоценную медь, протянул:

— Возьми.

Затем вынул короткую палочку, повертел в пальцах, проворчал:

— Не пойдет. Круглая.

Добыл короткий брусок, топорик — она и не заметила, откуда — живо расколол брусок на два коротеньких толстых нагеля. Примерился к модели — и быстро, ловко, даже артистично, прямо как у отца в домашнем одеоне! — вколотил вместо изящных медных заклепок простецкие граненые нагеля.

— Вот.

Модель табуретки встала на каменный порог.

— Не шатается. Смотри, — довольный бог сложил инструменты, задвинул сундучок за спину.

— В самом деле, я даже опереться на нее могу... Но как?

— Очень просто. Дерево тут мягкое, лиственное, похоже на иву. Заклепка круглая, сколь ни бей, провернуться всегда сможет. А нагель граненый, дубовый, вокруг него никак. Узел получается жесткий... Про все это хорошо рассказано в книжке Септимия Дер Ши, он построил много крепостей и причалов на юге.

— Септимий Дер Ши... Как называется книга?

— Так и называется: "Форты и причалы", — ответил бог и несколько подвинулся, чтобы она могла положить восковую табличку на модель табуретки, а потом на этой табличке сделать запись.

— Причалы через "и", — поправил бог и вздохнул:

— Не сочти за обиду, госпожа — но зачем тебе это знание? Ты из приличной семьи, это видно.

Кому иному она бы не ответила. Но бог — невысокий, широкий в плечах, сверкающий даже лицом — спас ее от завтрашнего позора на уроке. Как же, счетная магия доступна лишь мальчишкам! Разумеется, она в школе только потому, что побочная дочь нобиля!

Выкусите, вредины. Сегодня же заказать в читальне свиток этого самого Дер Ши — и пусть завидуют. Если сами доросли до понимания!

— Девушке из приличной семьи надо задумываться о приличной партии, — ответила она, уже вытерев слезы. — Вся столица полна слухами о магах с востока. Это значит, сейчас маги пойдут в гору.

— А тут в училище сплошные мальчики и никаких соперниц, — догадался бог с мощной, теплой улыбкой.

И тут она догадалась тоже.

Бог скрывал глаза в черных очках на половину лица. Вторая половина лица сверкала от защитной мази.

— Ты... Ты гном из Маджарата!

— Истинно так, юная госпожа.

— А очки и мазь на лице потому, что ты...

* * *

— ... Из истинных подгорных. На солнце даже выходить больно. Так что проводите его в малую гостиную и подайте нам... Что там пьют гномы?

— Пиво, ваше высочество.

— И к пиву что придумаете. А как принесете все это, встаньте у двери и проследите, чтобы никто нас не подслушал.

— Слушаю, ваше высочество.

Его высочество Клавдий вздохнул, отложил стило и прошел по громадному рабочему залу, сопровождаемый встревоженным шепотом переписчиков и чертежников.

Здесь, конечно, гостя принимать не стоило. И вовсе не потому, что его высочество Клавдий — ненаследный принц громадной Империи Людей, сильнейшей державы в Ойкумене, а гость всего лишь вольный странствующий мастер.

Просто его высочество Клавдий, давным-давно забывший мечты об отцовском престоле, обратился сердцем и кошельком — почти бездонным кошельком пусть ненаследного, но все-таки принца — к архитектуре. И за сорок лет, без ложной скромности, кое-чего достиг. И поэтому в рабочем зале его высочества царил свет. Солнце через высокие окна, через остекленный потолок. Основная масса гномов Маджарата жила в долинах-ущельях, и за многие поколения к свету привыкла. Но истинные подгорные до сих пор переносили свет не очень хорошо.

Стены зала до высоты два человеческих роста покрывали чертежи, наброски, большие картины проектируемого и построенного. Всякий клочок пола занимали столы с чертежами, сметами, механическими счетными машинками работы тех же гномов — ну и сами чертежники и сметчики... А что среди них больше половины молодых девчонок, так девушки старательны и аккуратны, это давно известно.

Ну и потом, неужели кому-то приятнее смотреть на старых кошелок? Или, сохрани Венера, на мужиков?

Сплетни-то про гарем принца распускать все равно не перестанут, и тут не важно, хоть чертежниц набери, хоть актрис в домашний одеон, хоть просто горничных в дом.

Кто сплетничает?

Принц поморщился: люди сплетничают, на богов не списать. Люди, которые завидуют, люди, которые за что-то на него обижены, люди, которые желают сплетнями придать себе весу...

Его высочество Клавдий взялся за дверную ручку. Верный титан прикрыл за ним дверь в боковушку и для надежности привалился к двери спиной. Из тугодумов-силачей не получаются офицеры, зато пройти сквозь титана-телохранителя можно только после его смерти. А пройти сквозь телохранителя императорского дома и после смерти получается не всегда, потому как магия не дремлет, и на такой случай тоже кое-что предусматривает.

За круглым столиком сидел гость; прежде всего принц Клавдий заметил густую шапку черных волос, а сразу под волосами зеркальные очки почти на все лицо, от уха до уха, от лба до губ. Открытая кожа, цветом белее самой лучшей бумаги, несильно лоснилась от защитной мази.

Гость поднялся, повернулся к принцу лицом, поклонился, выпрямился и оказался ростом до пряжки пояса Клавдия, с плечами шириной почти в собственный гномский рост.

— Ваше высочество, сир, по вашему пожеланию я...

— Оставим титулования.

— Как пожелает господин.

Гном разгладил черную куртку, пересчитал пальцами серебряные пуговицы, притопнул начищенными по случаю важной встречи черными же сапожками. Но сел в кресло лишь тогда, когда его высочество разместился напротив и протянул руку над парой высоких полированных кружек:

— Угощайтесь.

Гном деликатно подтащил высокую кружку вороненой стали, повертел перед лицом, явно разглядывая изумруды по верхнему пояску, и лишь потом одним глотком уполовинил здоровенную емкость. Выдохнул:

— Во здравие вашего высочества.

— Скажу честно, — принц свою кружку пил не торопясь. — Я ожидал обычного гнома. Вы же подгорный. Мы для вас... Кстати, как вам наш мир? Мир без неба?

Гном допил кружку вторым глотком:

— Пиво превосходное. Из грибов такого вкуса не получить никакими приправами.

Клавдий поймал себя на желании снять с гнома зеркальную маску. То ли хмурится, то ли ухмыляется — как понять?

— ... Воздух... Крепче пива. У нас он совсем иной. Здесь воздух сухой, непривычно сухой. Наши горные собратья, живущие более в долинах, чем под сводами, привычны к нему, а мы нет. Я привыкал пять лет, и до сих пор мне иногда кажется, что еще немного, и я взлечу, до того густой и чистый здесь вдох. Свет... — гном провел пальцами по закаленному стеклу маски, — понятно.

Гном быстрым движением опустил кружку и хлопнул по носу литого дракона на крышечке:

— Ваше высочество весьма любезно, однако же чем-то весьма опечалено.

— Вы правы. — Клавдий поставил кружку с заметным сожалением. — Перейдем к делу. Мне буквально вчера отец... Его Величество, понятно... Изволил показать иллюзию. С востока. С Далекого Отечества. Это ужас, во имя всех светлых богов! Наши крепости можно теперь списывать все. Иные принципы построения армии, фортификация другая, все не так, абсолютно все!

— Так слухи не лгали...

— Никоим образом, — принц вздохнул. — И для всех наша с вами встреча посвящена новым образцам пороховых оружий. Мушкеты, пушки, что там еще... Отсюда и тайна. Империя не должна показывать слабость перед лицом Далекого Отечества. И так далее, и тому подобное.

Гном постучал пальцами по крышечке и отодвинул кружку.

Клавдий постучал пальцами по крышечке и отодвинул кружку.

— Дочь, — выдохнул принц. — Побочная, но я все равно ее люблю.

— А! — вдохнул гном. — Сбежала с кем-то? Скажу не хвастаясь, у меня огромный опыт именно в расследовании похищений. Иногда они оказывались ложными. Увы, редко... В наших горах до сих пор женщин крадут почем зря. Если же врагам вашего высочества известно, что вы любите дочь...

Клавдий повертел безукоризненно причесанной и портретно-красивой головой:

— Пока что до побега далеко... Смею надеяться. Девочка выросла и превратилась в девушку.

— Плохая компания? Друзья... С большими деньгами и, да простит ваше высочество, невеликим умом?

Принц неожиданно рассмеялся:

— Это дело привычное. В Столице с этим давно научились бороться. То есть, люди, которые не пускают воспитание наследников на самотек. Помнится, мы и сами в известные годы пели: "До основанья, а затем"... Тоже откуда-то с Востока пришла песенка, но давненько, да...

Принц опять заставил себя не отводить взгляда от черной маски.

— У меня, знаете ли, особый случай. Дочь захотела поступить в мою же собственную счетную школу. А молодежь в школах подвержена... М-м... Влияниям. Наконец, ее попросту могут украсть. Люди, которые... Понимаете, да?

Гном кивнул.

— Вот мне и потребовался знаток из Маджарата. Никому в Столице не известный.

* * *

— Никому в Столице не известный... — человек в маске Льва значительно покосился на вход святилища. Растерянный подгорник в этой своей уродливой стекляшке на пол-головы почтительно склонил колено, а братия подносила ему ритуальные блюда. Гном пробовал и благодарил.

— Его посвящение?

— Воин. Всего на ступень выше Жениха.

— Ну хотя бы не Ворон, и на том спасибо...

— Он говорит, что прошел все пять испытаний. Водой, огнем, холодом, голодом, жаждой. А в столицу прибыл, ибо такова воля Отца его общины. Испытание странствием.

— Он остановился где-то?

— Он сперва обратился к принцу Клавдию, однако же наш ненаследный строитель... Принц-каменщик... — говоривший позволил себе чуть заметную ухмылку, но человек в маске Перса давно знал человека в маске Льва и насмешку безошибочно понял. — ... Не принял нашего скитальца на службу.

— Что и неудивительно, — человек в маске Перса протянул братии последнее священное блюдо с крупным виноградом и оно поплыло из рук в руки вдоль святилища. — В Маджарате до сих пор полагают, что чем вычурнее предлагаемое оружие, тем охотнее купит его Империя. Но Империи нужен единый образец, ведь легионы же, все однообразно. А когда два гнома сделают пару одинаковых подков, рухнут небеса, не иначе...

Святилище представляло короткий сводчатый тоннель, прорытый на глубине двух-трех человеческих ростов. На поверхность выступал один только портик с крутой лестницей. Служители низшего ранга — Вороны — в приметных клювастых масках и плащах из черных перьев, стерегли портик снаружи. Сейчас они тоже вошли и закрыли за собой дверь.

От входа к дальнему торцу святилища пролегал неширокий проход. По обе стороны прохода ступенями возвышались вытесанные прямо в скале лавки. На лавках по рангам располагались верующие, не более трех десятков. Если в какой-либо местности культ Непобедимого Солнца расширялся, то строилось еще одно святилище, и еще, и еще — но все они оставались такой величины, чтобы вместить вождя с ближней дружиной, либо три-четыре контуберния легиона, и ни в коем случае не более.

На каменных стенах святилища горели только грубокованые светильники, заполняя потерну густым запахом обычного походного костра. Никаких картин, гобеленов, занавесей, шелков, благовоний. Митра — бог военных и торговцев, бог походников, расплывшихся колей, растоптанных сапог, кислого запаха сохнущей над огнем шерстяной одежды. Бог усилия, превозмогания и победы.

У самого входа сидели новички в ранге Жениха. Они пока не допускались ни в какие мистерии, ни в какие секреты. Все их отличие от Воронов заключалось в праве сидеть — еще не возлежать за трапезой — на каменных скамьях чуть ближе к алтарю, да еще в праве завести жену.

Затем возлежали посвященные в ранге Воина — этим община доверяла защиту, понятное дело. Воинов набиралось более всего, ибо Непобедимое Солнце бог легионеров куда больше, нежели торгашей.

В ранге Перса и следующего за ним Льва набралось по одному человеку ровно. Ближе них, у самого алтаря, с обеих сторон от ниши, скрывались в масках Вестник Солнца и Отец, глава культа.

Гость из Маджарата оказался в самом распространенном ранге — Воин Митры — и занял место примерно в середине святилища.

Отец передал Вестнику чашу со священным кисло-сладким напитком, и та пошла из рук в руки посолонь, и началась молчаливая ритуальная трапеза. Только Перс обменивался со Львом короткими замечаниями:

— ... Не приняв его предложений, принц посоветовал ему поискать работу в счетном училище. А наш храм ближайший к училищу. Так вот гость и оказался у нас.

В сквозняках из отдушины к отдушине пламя светильников шевелилось лениво, словно бы тоже молча вкушало священную пищу.

— Нам это выгодно. Чрезвычайно. Настолько, что я подозреваю ловушку.

Блестела мозаика на торцевой стене крипты: бог Митра, упирающийся коленом в спину поверженного быка, добивал зверя длинным кинжалом. Бог носил не римскую тунику, а варварские штаны, длинную рубаху, на голове длинный варварский же колпак, за спиной бога переливался мозаикой алый плащ. Скорпион вцепился в пах умирающего быка, собака и змея пили сочащуюся из раны кровь. Из раны быка прорастали колосья: смертью своей жертвенный зверь породил все злаки, все травы, пригодные для прокормления людей и животных.

— Отчего вдруг ловушка? — едва-едва слышно проронил человек в маске Льва.

По сторонам ниши тоже мозаикой, но заметно иного стиля, наверное, делали уже другие мастера, позже, когда община собрала следующую порцию денег — молодые богатыри Кауропат и Каурос держали факелы. Один возносил факел под своды, второй опустил его к полу, символизируя тем самым рождение и смерть Солнца.

— Оттого, что странно видеть у подгорника и вдруг любовь к Солнцу, — проворчал Перс.

123