Люди, которые...

Я отдал бы немало за пару крыльев

Я отдал бы немало за третий глаз

За руку, на которой четырнадцать пальцев

Мне нужен для дыхания другой газ!

(с) НАУ

Бог возник из лучей, соткался и сотворился из яростного полуденного сверкания. Сверкали февральские сосульки, смесь воды и солнца разлеталась из луж брызгами. Февраль все-таки месяц зимний; пусть зима в Столице Людей не так сурова, как в северных пределах, но и тут солнечный день зимой редкость.

Редкость — и предвестник весны.

— Не плачь, — бог наклонился к упавшей модели. Руки бога оказались широкими, крепкими руками мастера: с мелкими ожогами, с царапинками и порезами; наконец, с ничем не стираемыми мозолями.

Подняв модель, бог заслонил неистовый свет, и только тогда она смогла проморгаться, выпрямиться и утереть лицо.

— Что случилось?

— Складывается. Шатается. Мне уже и заклепки вбили до предела. Я не понимаю, что не так!

Бог хмыкнул. Повертел модель в руках.

— А распорки?

— Учитель не велит. Говорит, с распорками любой дурак сможет. Орк из Южной орды, подкос веревками привязал, и все! А если на подкос места нет?

Бог вынул из полуденного сверкания за спиной обычный плотницкий сундук с крышкой-верстаком. А из-под крышки вынул кусачки и срезал обе непослушные заклепки, подобрал зазвеневшую по каменному порогу драгоценную медь, протянул:

— Возьми.

Затем вынул короткую палочку, повертел в пальцах, проворчал:

— Не пойдет. Круглая.

Добыл короткий брусок, топорик — она и не заметила, откуда — живо расколол брусок на два коротеньких толстых нагеля. Примерился к модели — и быстро, ловко, даже артистично, прямо как у отца в домашнем одеоне! — вколотил вместо изящных медных заклепок простецкие граненые нагеля.

— Вот.

Модель табуретки встала на каменный порог.

— Не шатается. Смотри, — довольный бог сложил инструменты, задвинул сундучок за спину.

— В самом деле, я даже опереться на нее могу... Но как?

— Очень просто. Дерево тут мягкое, лиственное, похоже на иву. Заклепка круглая, сколь ни бей, провернуться всегда сможет. А нагель граненый, дубовый, вокруг него никак. Узел получается жесткий... Про все это хорошо рассказано в книжке Септимия Дер Ши, он построил много крепостей и причалов на юге.

— Септимий Дер Ши... Как называется книга?

— Так и называется: "Форты и причалы", — ответил бог и несколько подвинулся, чтобы она могла положить восковую табличку на модель табуретки, а потом на этой табличке сделать запись.

— Причалы через "и", — поправил бог и вздохнул:

— Не сочти за обиду, госпожа — но зачем тебе это знание? Ты из приличной семьи, это видно.

Кому иному она бы не ответила. Но бог — невысокий, широкий в плечах, сверкающий даже лицом — спас ее от завтрашнего позора на уроке. Как же, счетная магия доступна лишь мальчишкам! Разумеется, она в школе только потому, что побочная дочь нобиля!

Выкусите, вредины. Сегодня же заказать в читальне свиток этого самого Дер Ши — и пусть завидуют. Если сами доросли до понимания!

— Девушке из приличной семьи надо задумываться о приличной партии, — ответила она, уже вытерев слезы. — Вся столица полна слухами о магах с востока. Это значит, сейчас маги пойдут в гору.

— А тут в училище сплошные мальчики и никаких соперниц, — догадался бог с мощной, теплой улыбкой.

И тут она догадалась тоже.

Бог скрывал глаза в черных очках на половину лица. Вторая половина лица сверкала от защитной мази.

— Ты... Ты гном из Маджарата!

— Истинно так, юная госпожа.

— А очки и мазь на лице потому, что ты...

* * *

— ... Из истинных подгорных. На солнце даже выходить больно. Так что проводите его в малую гостиную и подайте нам... Что там пьют гномы?

— Пиво, ваше высочество.

— И к пиву что придумаете. А как принесете все это, встаньте у двери и проследите, чтобы никто нас не подслушал.

— Слушаю, ваше высочество.

Его высочество Клавдий вздохнул, отложил стило и прошел по громадному рабочему залу, сопровождаемый встревоженным шепотом переписчиков и чертежников.

Здесь, конечно, гостя принимать не стоило. И вовсе не потому, что его высочество Клавдий — ненаследный принц громадной Империи Людей, сильнейшей державы в Ойкумене, а гость всего лишь вольный странствующий мастер.

Просто его высочество Клавдий, давным-давно забывший мечты об отцовском престоле, обратился сердцем и кошельком — почти бездонным кошельком пусть ненаследного, но все-таки принца — к архитектуре. И за сорок лет, без ложной скромности, кое-чего достиг. И поэтому в рабочем зале его высочества царил свет. Солнце через высокие окна, через остекленный потолок. Основная масса гномов Маджарата жила в долинах-ущельях, и за многие поколения к свету привыкла. Но истинные подгорные до сих пор переносили свет не очень хорошо.

Стены зала до высоты два человеческих роста покрывали чертежи, наброски, большие картины проектируемого и построенного. Всякий клочок пола занимали столы с чертежами, сметами, механическими счетными машинками работы тех же гномов — ну и сами чертежники и сметчики... А что среди них больше половины молодых девчонок, так девушки старательны и аккуратны, это давно известно.

Ну и потом, неужели кому-то приятнее смотреть на старых кошелок? Или, сохрани Венера, на мужиков?

Сплетни-то про гарем принца распускать все равно не перестанут, и тут не важно, хоть чертежниц набери, хоть актрис в домашний одеон, хоть просто горничных в дом.

Кто сплетничает?

Принц поморщился: люди сплетничают, на богов не списать. Люди, которые завидуют, люди, которые за что-то на него обижены, люди, которые желают сплетнями придать себе весу...

Его высочество Клавдий взялся за дверную ручку. Верный титан прикрыл за ним дверь в боковушку и для надежности привалился к двери спиной. Из тугодумов-силачей не получаются офицеры, зато пройти сквозь титана-телохранителя можно только после его смерти. А пройти сквозь телохранителя императорского дома и после смерти получается не всегда, потому как магия не дремлет, и на такой случай тоже кое-что предусматривает.

За круглым столиком сидел гость; прежде всего принц Клавдий заметил густую шапку черных волос, а сразу под волосами зеркальные очки почти на все лицо, от уха до уха, от лба до губ. Открытая кожа, цветом белее самой лучшей бумаги, несильно лоснилась от защитной мази.

Гость поднялся, повернулся к принцу лицом, поклонился, выпрямился и оказался ростом до пряжки пояса Клавдия, с плечами шириной почти в собственный гномский рост.

— Ваше высочество, сир, по вашему пожеланию я...

— Оставим титулования.

— Как пожелает господин.

Гном разгладил черную куртку, пересчитал пальцами серебряные пуговицы, притопнул начищенными по случаю важной встречи черными же сапожками. Но сел в кресло лишь тогда, когда его высочество разместился напротив и протянул руку над парой высоких полированных кружек:

— Угощайтесь.

Гном деликатно подтащил высокую кружку вороненой стали, повертел перед лицом, явно разглядывая изумруды по верхнему пояску, и лишь потом одним глотком уполовинил здоровенную емкость. Выдохнул:

— Во здравие вашего высочества.

— Скажу честно, — принц свою кружку пил не торопясь. — Я ожидал обычного гнома. Вы же подгорный. Мы для вас... Кстати, как вам наш мир? Мир без неба?

Гном допил кружку вторым глотком:

— Пиво превосходное. Из грибов такого вкуса не получить никакими приправами.

Клавдий поймал себя на желании снять с гнома зеркальную маску. То ли хмурится, то ли ухмыляется — как понять?

— ... Воздух... Крепче пива. У нас он совсем иной. Здесь воздух сухой, непривычно сухой. Наши горные собратья, живущие более в долинах, чем под сводами, привычны к нему, а мы нет. Я привыкал пять лет, и до сих пор мне иногда кажется, что еще немного, и я взлечу, до того густой и чистый здесь вдох. Свет... — гном провел пальцами по закаленному стеклу маски, — понятно.

Гном быстрым движением опустил кружку и хлопнул по носу литого дракона на крышечке:

— Ваше высочество весьма любезно, однако же чем-то весьма опечалено.

— Вы правы. — Клавдий поставил кружку с заметным сожалением. — Перейдем к делу. Мне буквально вчера отец... Его Величество, понятно... Изволил показать иллюзию. С востока. С Далекого Отечества. Это ужас, во имя всех светлых богов! Наши крепости можно теперь списывать все. Иные принципы построения армии, фортификация другая, все не так, абсолютно все!

— Так слухи не лгали...

— Никоим образом, — принц вздохнул. — И для всех наша с вами встреча посвящена новым образцам пороховых оружий. Мушкеты, пушки, что там еще... Отсюда и тайна. Империя не должна показывать слабость перед лицом Далекого Отечества. И так далее, и тому подобное.

Гном постучал пальцами по крышечке и отодвинул кружку.

Клавдий постучал пальцами по крышечке и отодвинул кружку.

— Дочь, — выдохнул принц. — Побочная, но я все равно ее люблю.

— А! — вдохнул гном. — Сбежала с кем-то? Скажу не хвастаясь, у меня огромный опыт именно в расследовании похищений. Иногда они оказывались ложными. Увы, редко... В наших горах до сих пор женщин крадут почем зря. Если же врагам вашего высочества известно, что вы любите дочь...

Клавдий повертел безукоризненно причесанной и портретно-красивой головой:

— Пока что до побега далеко... Смею надеяться. Девочка выросла и превратилась в девушку.

— Плохая компания? Друзья... С большими деньгами и, да простит ваше высочество, невеликим умом?

Принц неожиданно рассмеялся:

— Это дело привычное. В Столице с этим давно научились бороться. То есть, люди, которые не пускают воспитание наследников на самотек. Помнится, мы и сами в известные годы пели: "До основанья, а затем"... Тоже откуда-то с Востока пришла песенка, но давненько, да...

Принц опять заставил себя не отводить взгляда от черной маски.

— У меня, знаете ли, особый случай. Дочь захотела поступить в мою же собственную счетную школу. А молодежь в школах подвержена... М-м... Влияниям. Наконец, ее попросту могут украсть. Люди, которые... Понимаете, да?

Гном кивнул.

— Вот мне и потребовался знаток из Маджарата. Никому в Столице не известный.

* * *

— Никому в Столице не известный... — человек в маске Льва значительно покосился на вход святилища. Растерянный подгорник в этой своей уродливой стекляшке на пол-головы почтительно склонил колено, а братия подносила ему ритуальные блюда. Гном пробовал и благодарил.

— Его посвящение?

— Воин. Всего на ступень выше Жениха.

— Ну хотя бы не Ворон, и на том спасибо...

— Он говорит, что прошел все пять испытаний. Водой, огнем, холодом, голодом, жаждой. А в столицу прибыл, ибо такова воля Отца его общины. Испытание странствием.

— Он остановился где-то?

— Он сперва обратился к принцу Клавдию, однако же наш ненаследный строитель... Принц-каменщик... — говоривший позволил себе чуть заметную ухмылку, но человек в маске Перса давно знал человека в маске Льва и насмешку безошибочно понял. — ... Не принял нашего скитальца на службу.

— Что и неудивительно, — человек в маске Перса протянул братии последнее священное блюдо с крупным виноградом и оно поплыло из рук в руки вдоль святилища. — В Маджарате до сих пор полагают, что чем вычурнее предлагаемое оружие, тем охотнее купит его Империя. Но Империи нужен единый образец, ведь легионы же, все однообразно. А когда два гнома сделают пару одинаковых подков, рухнут небеса, не иначе...

Святилище представляло короткий сводчатый тоннель, прорытый на глубине двух-трех человеческих ростов. На поверхность выступал один только портик с крутой лестницей. Служители низшего ранга — Вороны — в приметных клювастых масках и плащах из черных перьев, стерегли портик снаружи. Сейчас они тоже вошли и закрыли за собой дверь.

От входа к дальнему торцу святилища пролегал неширокий проход. По обе стороны прохода ступенями возвышались вытесанные прямо в скале лавки. На лавках по рангам располагались верующие, не более трех десятков. Если в какой-либо местности культ Непобедимого Солнца расширялся, то строилось еще одно святилище, и еще, и еще — но все они оставались такой величины, чтобы вместить вождя с ближней дружиной, либо три-четыре контуберния легиона, и ни в коем случае не более.

На каменных стенах святилища горели только грубокованые светильники, заполняя потерну густым запахом обычного походного костра. Никаких картин, гобеленов, занавесей, шелков, благовоний. Митра — бог военных и торговцев, бог походников, расплывшихся колей, растоптанных сапог, кислого запаха сохнущей над огнем шерстяной одежды. Бог усилия, превозмогания и победы.

У самого входа сидели новички в ранге Жениха. Они пока не допускались ни в какие мистерии, ни в какие секреты. Все их отличие от Воронов заключалось в праве сидеть — еще не возлежать за трапезой — на каменных скамьях чуть ближе к алтарю, да еще в праве завести жену.

Затем возлежали посвященные в ранге Воина — этим община доверяла защиту, понятное дело. Воинов набиралось более всего, ибо Непобедимое Солнце бог легионеров куда больше, нежели торгашей.

В ранге Перса и следующего за ним Льва набралось по одному человеку ровно. Ближе них, у самого алтаря, с обеих сторон от ниши, скрывались в масках Вестник Солнца и Отец, глава культа.

Гость из Маджарата оказался в самом распространенном ранге — Воин Митры — и занял место примерно в середине святилища.

Отец передал Вестнику чашу со священным кисло-сладким напитком, и та пошла из рук в руки посолонь, и началась молчаливая ритуальная трапеза. Только Перс обменивался со Львом короткими замечаниями:

— ... Не приняв его предложений, принц посоветовал ему поискать работу в счетном училище. А наш храм ближайший к училищу. Так вот гость и оказался у нас.

В сквозняках из отдушины к отдушине пламя светильников шевелилось лениво, словно бы тоже молча вкушало священную пищу.

— Нам это выгодно. Чрезвычайно. Настолько, что я подозреваю ловушку.

Блестела мозаика на торцевой стене крипты: бог Митра, упирающийся коленом в спину поверженного быка, добивал зверя длинным кинжалом. Бог носил не римскую тунику, а варварские штаны, длинную рубаху, на голове длинный варварский же колпак, за спиной бога переливался мозаикой алый плащ. Скорпион вцепился в пах умирающего быка, собака и змея пили сочащуюся из раны кровь. Из раны быка прорастали колосья: смертью своей жертвенный зверь породил все злаки, все травы, пригодные для прокормления людей и животных.

— Отчего вдруг ловушка? — едва-едва слышно проронил человек в маске Льва.

По сторонам ниши тоже мозаикой, но заметно иного стиля, наверное, делали уже другие мастера, позже, когда община собрала следующую порцию денег — молодые богатыри Кауропат и Каурос держали факелы. Один возносил факел под своды, второй опустил его к полу, символизируя тем самым рождение и смерть Солнца.

— Оттого, что странно видеть у подгорника и вдруг любовь к Солнцу, — проворчал Перс.

— Согласись, брат, что вера в Тьму... Не то, что здесь допустят и примут.

— Нелогично. Глупо. Подгорный гном — и Непобедимое Солнце.

— Вот именно! Верую, ибо абсурдно. Захоти кто нам его подставить, уж нашел бы легенду получше, — ухмыльнулся под маской Лев. — А это живое. Это невыдуманное.

Перс пригубил из священного кубка и передал его следующему. Решительно склонил голову и сидящий рядом Лев увидел под маской коротко стриженные седые волосы. Перс проворчал:

— Это несомненный знак. Знак того, кто превыше и Света, и Тьмы. Пусть приходит подгорник. Завтра я поручусь за него.

— А если он все-таки ловушка?

— Убить его, и дело с концом. У нас хватает людей и так. Люди, которые завидуют соседу. Люди, которые этим соседом обижены. Люди, которые желают придать себе весу. Справимся! Гном же понадобится нам только раз и только в одном деле.

* * *

— ... Но дело это чрезвычайно опасное, — принц Клавдий хлопнул в ладоши. Возникшая у столика девочка-коян, почтительно склонив голову, поставила подносик с плоской коробкой, крутанулась, махнула пышными юбками, среди них полосатым хвостом, и выбежала из комнаты быстрее солнечного луча.

— Поэтому возьмите, — принц вздохнул. — Это чрезвычайно могущественный амулет из Далекого Отечества. Амулет очень сильного барда-заклинателя, исключительно уважаемого среди inviridi. Настолько могущественного, что за пение его заклинаний без особого дозволения даже у inviridi можно угодить в тюрьму. Амулет нужно всегда иметь при себе. Я еще тут слова для усиления действия вам написал, но пользуйтесь с осторожностью.

Гном внимательно прочитал записку, кивнул:

— Я запомнил.

И тотчас растер клочок бумаги в порошок, в пыль — принц не заметил, чем, но колокольчик над столом звякнул, отмечая приличный уровень магии.

— Печать Праха... Вот оно что!

Гном пошевелил головой в черной стеклянной маске:

— Когда-то и мы служили Всевеликой. Теперь... Не то. Я отступник. Вместо каменного неба — никакое. Вместо Тьмы — Непобедимое Солнце.

— Можете ли вы сообщить, как планируете действовать?

Быстро и уверенно гном прибрал амулет и спрятал в глубине черной куртки. Поднялся и поклонился — поднялся и принц Клавдий, словно бы не он давал аудиенцию гному-сыскарю, а вовсе даже наоборот. Гном ответил без улыбки:

— Если они думают, что ты работаешь грубо, стань искусен и тонок, если же числишься ловкачом, сделайся грубым. Вот почему надо познать вершину мастерства, чтобы запросто дать в морду. Я считаюсь искусником, а потому рассчитываю вести себя так просто и грубо, как это вообще возможно.

Гном вышел в другую дверь, и солнечный луч из остекленного потолка высветил на черной куртке все складки, все пуговки, все морщинки на белесой коже подгорника, все волоски шевелюры и бороды; и напоследок блеснул на черных сапожках, вычищенных по случаю важной встречи со всем гномьим старанием.

* * *

— ... Со всем гномьим старанием отслужу!

— Да куда ты денешься, отслужишь, ясное дело... — управитель Счетной его Высочества Клавдия Школы забрал в горсть подбородок. Подбородок выскользнул: величиной он превосходил горсть как бы не втрое. — А умеешь что?

— Умею... Ну, умею! — радостно сказал гном. — Гвозди забивать, вот!

Собравшиеся засмеялись: и профессор счета, и мастер над приборами, и старший над слугами. Один только начальник охраны почесал объемистое пузо под звякнувшей чешуйчатой броней и пробасил:

— У меня в кордегарии окно болтается. Ну то, угловое, где с молотком не подлезть, замаха нет. Пусть поправит. Если хорошо сделает, я за то, чтобы его взять.

Профессура переглянулась и управитель согласился:

— Действуй. Поглядим, какой ты... Мастер художественного забивания гвоздей.

Гном поднял коричневый лакированный плотницкий сундучок и прошел за всеми по мощеному булыжником двору Школы. Мимо спального дома с резными карнизами, мимо учебного дома с цветными витражами, через маленький садик, где процессию приветствовали разогнувшиеся от граблей и лопат слуги, через короткое, полсотни шагов, стрельбище, укрытое со всех сторон каменными стенами — в кордегарию.

Тут гном понял, что задачка с подвохом. Раму углового окна просто вставили в проем, ничем не закрепив и не вложив предварительно стальные крючья в швы между камней. В сырую погоду — вот как сейчас, в феврале — рама набухала и держалась относительно плотно. В сухую же, когда наступит лето, рама начнет болтаться. Откроешь створку — пусть она и легонькая, и стекла в ней нет, а всего только полотно от мух — как бы за створкой не выпала и вся рама.

Гном ощупал в кармане амулет, но решил к столь могущественной силе пока что не прибегать. Осмотрев раму, гном скомандовал:

— Отойдите.

Затем попросту выдернул раму: при его комплекции особых усилий не потребовалось. В подходящих швах гном расковырял раствор и забил туда деревянные пробки, и только потом втиснул раму в проем обратно. Самым тонким буравчиком просверлил в раме отверстия под гвозди, которые уже и забил сквозь раму в пробки, забил с откровенно показной лихостью: правый гвоздь одним ударом, а левый, где молотком замахнуться места не нашлось — попросту кулаком.

— Просили художественно — нате вам художественно.

Начальник охраны открыл створку. Закрыл. Потом долбанул кулаком — створка едва не улетела, рама даже не скрипнула. Гном незаметно под маской хмыкнул: разве что летом заскрипит, по сухому. Сейчас тут сыровато. Ну да теперь-то рама не болтается, пусть затянут окно чем получше дерюги, еще и теплее станет...

Собравшиеся в кордегарии охранники Школы — тощий бледный лесной фиари, здоровенный рыжий орк и рядом такой же северянин, и несколько крепких невысоких уроженцев центральных провинций — переглянулись.

— Пошли, — управляющий Школой сделал еще одну безуспешную попытку отловить горстью подбородок, — запишу тебя в книги, и уже сегодня обедаешь за счет Школы.

— Эй, послушай! — старший над слугами придержал гнома за рукав. — Скоро День Перехода, начало марта.

— У вас в Империи от марта считается Новый Год, я знаю. — Теперь гном уже кивнул степенно, с важностью признанного мастера.

— Вот, — старшина тоже склонил стриженую голову, наморщил нос-картошку, прижмурился:

— Коли желаешь с нами праздновать, изволь серебряный дупондий вложить.

Гном порылся в отвороте черной куртки, выудил монету и вложил, как просили, в широкую ладонь старшины.

— Вот это я понимаю, деловой подход! Узнаю Маджарат! — старшина откровенно обрадовался. — Теперь нам и на вино хватит, и на соус. Чем раньше купим, тем дешевле, это ж...

И осекся.

— Это даже гномы знают, — хмыкнул гном. — Чего там, привык уже.

Люди засмеялись: военные раскатисто, профессор тоненько, мастер над приборами гулко, как в бочку. А управитель Школы пожевал губами и сказал:

— Пир дело решенное, но вместе с охраной сторожить на праздник тебе. Новичок ибо.

— Ну да, — подгорник согласно склонил черную маску. — И это тоже даже гномы знают.

Слух подгорника не подвел. Именно голос толстяка он уже слышал. Буквально вчера, буквально в ста шагах отсюда. В святилище Митры. От человека под маской Льва.

* * *

Человек под маской Льва подошел к чернолицему за двое суток до праздника:

— Братья из Маджарата хорошо отзываются о тебе, гном. В письмах они сообщают, что ты смелый и решительный, и вполне понятно, почему ты уехал в Столицу. Ты достоин большего. Много большего.

Гном хмыкнул:

— Хоть братья из Маджарата и не хвалят моего ума, но я все-таки способен догадаться, что ты хочешь предложить мне кое-что тайное, Лев Митры. Кое-что такое, что не всем понравится.

Человек под маской фыркнул непочтительно:

— Лев, Перс, Воин... Все это детские игрушки. Плащи из перьев, маски, перстни, тайные знаки... Вера в солдатского бога, забытого еще там, в Далеком Отечестве... Это все ложь. Тебе хорошо там, где тебе хорошо.

— Я же могу сообщить Отцу о твоих словах.

— И Отец тебя поздравит с прохождением испытания, и возвеличит стойкость твоей веры, только и всего. У меня есть разрешение Отца говорить неофитам что угодно. На то я и Лев. Забудем это, мы с тобой давно не мальчишки. Хочешь получить столько золота, сколько весишь сам?

— В слитках или в монетах?

Человек под маской Льва ухмыльнулся:

— Вот это я понимаю, деловой подход! Узнаю Маджарат!

* * *

Маджарат холоден, жесток, страшен. Скальные ребра, отвесные стенки, сизые искры кварцита. Молчаливый гранит, вечный базальт, не забывшие Белую Тишину снега на вершинах. За год и даже за десять лет здесь не меняется ничего.

Много терпения нужно, чтобы здесь просто выжить. Много терпения и много сил, чтобы сперва вытесывать а потом выгораживать каменные террасы на склонах. Много лет, чтобы отходы и мусор в этих загородках превратились в почву. И много удачи, чтобы взошедшая на террасах зелень пережила весенние заморозки.

Маджарат снизу черный, безнадежно черный. Поверху белый, снежный, серебристый, беспорочный, безжалостный.

Между черным и белым зеленая полоска: жизнь.

Суть Маджарата не долины — земли там немного, и смысла жить под лавинами, под весенними паводками немного тоже. Суть Маджарата — горы и рудники в горах.

Гномий доминион выдает половину всей стали в Империи, половину всего имперского оружия. На всех материках Эшарры — что на привольной раскидистой Пацифиде, что на строгой песчаной Хиспане, что на буйном зеленом Теплом Берегу — знают "гномью сталь".

Трудно уговорить гнома из Маджарата, купить же почти невозможно. "Золотом лавину не сдержишь", говорят в Маджарате. А еще говорят: "На золотых монетах не заводится даже плесени, разве только драконы".

Но уж если гном из Маджарата заключил с тобой сделку — можно более ни о чем не переживать. Кто бы из вас ни умер, или даже оба — наследники выплатят все долги предка до распоследнего медного квадранса.

Правда, они и твоих наследников тоже заставят все выплатить.

А что поделаешь: Маджарат.

Гномы.

* * *

Гном вошел в полутемный общий зал таверны и скоро отыскал нужного человека. Тот спал безмятежно и дышал ровно; ничего не подмешивал в горячее вино трактирщик — от глинтвейна или грога тянет в сон и без примесей. Так что защитный амулет не уловил никакой злокозненой магии, паче того яда, и не помешал государственному почтовому гонцу заснуть глубоко, спокойно и крепко.

Гном склонился над вещами спящего и быстро нашел его сандалии — прочные, с отличной подошвой из трехслойной кожи, подбитой множеством шипов. Раздвинув острием ножа первый и второй слои подошвы, гном поместил между ними листок — тонкий, почти прозрачный, провощенный от сырости. Затем копию донесения так же упаковал во вторую сандалию. Затем еще некоторое время постоял рядом, чтобы по резкой перемене в окружающей обстановке человек ничего не заподозрил и не проснулся.

А затем гном вышел и покинул таверну и по темным улицам добрался до Счетной Школы, и скоро вошел в свою каморку, и вытянулся на лежанке, подставив под голову невысокий, ухватистый плотницкий сундучок, и спал до восхода.

Поутру гном направился в обход Школы, снова притесывая расшатанное, поправляя скрипучее, заменяя подгнившее и время от времени улыбаясь звонкому голосу единственной на всю школу девчонки-ученицы. После знакомства с книгой древнего строителя Септимия Дер Ши девчонка получила среди ровесников немалый вес: "Хоть и глупая девка, но догадалась же, где искать!" Поэтому с выбором жениха у дочки принца Клавдия теперь все просто.

Сложно с другим, а через день, к празднику Нового Года, станет и вовсе тяжко.

Человек с заряженными сандалиями, совершенно не подозревая, что несет в подошвах, и потому нисколько не встревожив городскую стражу неуместным волнением, прошел всю Столицу и заночевал у самого берега огромной бухты. И тамошний трактирщик, выслушав приветы от своего дальнего родича, тоже налил почтальону глинтвейна. А стакан горячего вина со специями, как известно, годится на сон грядущий даже для Императора, долгих ему лет и одоления надо всеми врагами!

И выпил почтальон, и заснул крепко и глубоко, и в самый глухой предрассветный час чьи-то ловкие руки достали из обеих сандалий листочки тоненькой бумаги, и отнесли под мощные светильники, лучи которых проявили мелкую убористую скоропись.

Шифра записки проявитель не знал, не знал и отправителя и получателя. Когда тягаешься в разведке со старым, жестоким и сильным государством, за полторы тысячи лет выжившие поневоле научаются хранить секреты.

Получатель держал в руках уже не тонюсенькую полупрозрачную бумагу с бисеринками значков, а переписанную уставным шрифтом сводку; ее-то он и показал собравшимся вокруг стола людям и нелюдям.

— Почему Новый Год, понятно, — сказал один из собравшихся. — Это еще и День Перехода, когда предки имперцев тут вообще появились. Границы миров истончаются... Пожалуй, умно. Опять же, праздник, маски.

Второй сказал:

— Понятно, зачем святилище Митры. Первое, что этих ряженых мало кто берет в расчет. Второе, что там, опять же, все под масками.

Третий собрался сказать: "Понятно, зачем именно Школа" — но промолчал. Все собравшиеся это и без него понимали прекрасно, а когда ты водишь боевую группу несколько десятков лет, уже не нужно доказывать свой ум каждый день.

— Послезавтра, — подвел итог четвертый. — Начинаем подготовку. Нельзя нам разочаровать Столицу. Праздник же, Новый Год!

* * *

— Праздник же, Новый Год! — человек под маской Льва удивление изображал, а вот сердился вполне по-настоящему. — Отворяй ворота, Воин Митры, это приказ Льва!

— Что это значит?

Гном засмеялся через окошко в дубовых толстых створках. Нехорошо засмеялся, с подковыркой. Человек под маской Льва услышал стук — размеренные четкие удары, словно бы...

Ну точно!

— Ты там что, гвозди забиваешь?

— Ага, — снова засмеялся гном. — Люблю я это дело. Выйдешь так на досуге, заколотишь пару фунтов, на сердце и полегчает.

Он аккуратно, вежливо закрыл окошко и заколотил его тоже, пуская молоток вдоль направляющей палки, чтобы шатающиеся створки не уводили шляпку гвоздя в сторону, из-под удара.

— Слушай, но мы заключили сделку, — сказал тогда человек под маской Льва, управляющий Счетной Школой его Высочества принца Клавдия. — Разве ты не гном из Маджарата?

— Разве ты не служитель Хаоса? — хмыкнул за воротами гном. — Сам же учил, что несть ни Тьмы, ни Света, и потому несть ни права, ни долга. Чему теперь удивляешься? Что тебя накормили твоею же отрыжкой?

Гном отпрыгнул на три шага, и вовремя: Хаоситы за воротами ударили пятью заклинаниями сразу. Но печать на воротах гном сделал не рисунком и не резьбой даже, а заговоренными гвоздями, тем самым вплетя заклинание в доски ворот на всю глубину. Без шума такое не сломать; а городская стража именно в праздник несет службу вдвойне бдительней. Так что ворота скрипнули, но устояли.

К гному подбежал начальник школьной охраны:

— Я послал за помощью, но пройдет ли гонец?

— На все воля богов, — гном повертел маской. — Ученики что?

— Закладывают входы, как велено...

Мягкий, тошнотворно-хрустящий, неимоверной силы удар вынес ворота. Начальнику охраны створкой оторвало голову. Гном успел опрокинуться навзничь. Дубовые крылья пролетели над ним и ударились в стену спального дома, обрушив кусок резного карниза.

Под каменной аркой входа проявился человек в маске Льва. Только маска плыла в свете праздничных фейерверков, только медные губы зверя кривились, как живые.

И губы эти сказали:

— Ну что ж, мелочь черномордая... Хаос так Хаос!

За медногривым Львом во двор вбегали служки, и тотчас один за другим падали под стрелами из окон учебного дома. Демон-Лев повел рукой с уже нечеловеческими когтями, незримым вихрем исторг из дома взрослых стрелков-защитников и разбил их о стену Школы.

Когда Лев снова обратил взор на брусчатку двора, то проклятый черномордый гном уже исчез. А вокруг здания слабо замерцало охранное кольцо — управитель Школы сам его настраивал и теперь надеялся, что его-то руны пропустят. Но от человека в твари Хаоса ничего не осталось; медногривый демон отлетел на несколько шагов, сел на теперь уже совсем звериную задницу и задумался.

Гном же укрылся в холле учебного дома. Захлопнул дверь и оказался перед столпившимися подростками.

— Ну что? — трясущимися губами спросил его самый лихой из пацанов. — Мы им живыми нужны, т-так?

А единственная в Школе девочка, обхватив себя за плечи, выдохнула:

— Может, им нужна я. Кровь Корнелиев... Есть много ритуалов, где...

Самый лихой из пацанов подвинулся ближе, но даже в такой момент обнять внучку Императора не осмелился. Гном снова повертел головой под черной маской, а потом снял маску и аккуратно положил на столик у входа, как зонтик или там шляпу.

— Молоток дайте.

Некоторое время гном сосредоточенно вбивал гвозди теперь уже во входную дверь, покрывая дубовые створки узором блестящих шляпок. По холлу все больше разливался запах пота.

Снаружи горели деревья школьного садика. Рядовые хаоситы бросались на сверкающую пелену и отлетали шариками, словно бы в телах у них исчезли все кости, после чего вскакивали и напрыгивали снова.

За воротами Школы городская стража выстраивала стену щитов. После того как демон растерзал полдесятка самых отважных, стража на медного Льва не лезла. Стражники ждали прибытия магов, но те запаздывали. Видимо, Новый Год праздновал не один человек в маске, и маги требовались не только здесь.

Укрепив дверь, гном с подростками — теми, кто не оцепенел в ужасе — принялся таким же узором заколачивать окна столешницами и полками шкафов. Хоть какое-то занятие, позволяющее не думать, не представлять, что случится после падения защиты.

Защита держалась на удивление: демон-Лев, еще в человеческой ипостаси, делиться добычей не собирался ни с кем, и настроил рунное кольцо прочно, чтобы не ворвались хаоситы-соперники.

А теперь и сам войти не мог, и не понимал, отчего. И знал, что гадать бесполезно: Хаос. Как получится, так и получится, после призыва уже ни на что повлиять невозможно.

— Давай поговорим, гном из Маджарата, — Лев растянулся на брусчатке. — Кого ты защищаешь? Это же люди. Люди, которые жгли твоих сородичей в погромах. Люди, которые кидали в тебя грязью еще месяц назад, узнав, что ты идешь в Столицу и там заработаешь денег, а они так и останутся нищими в хуторе над переправой. Люди, которые и тебя продадут, если я угадаю, что им посулить.

Лев хмыкнул:

— Кстати, посулить... Я и сейчас готов уплатить золотом по весу. Тебе... Или всякому, кто откроет мне дверь.

Подростки переглянулись и как-то даже несколько отодвинулись друг от дружки, гном же прохрипел:

— Ты несешь смерть.

Лев засмеялся: словно в плавильной печи заклекотала кипящая медь, и заплескали по двору багровые отсветы, и золотые блики затанцевали на остатках стекол.

— Смерть и муки — это к Тьме. Я всего лишь Хаос. Я родился до Тьмы и Света. Они и умрут раньше меня, ибо всего лишь ярлыки. Я начало и конец, я величайший из владык хотя бы потому, что мне не нужно ни ваше поклонение, ни ваша сила, ни ваша вера. Вы заперты в телах, вы заперты в мире, вы заперты в сети глупых законов. Узрите это, и вам не понадоблюсь я, ибо вы не просто станете равны богам — но сможете их создавать сами!

Тогда единственная в Школе девочка засмеялась, и дико зазвенел смех среди горящего двора, над комками мяса, над шипящей кровью:

— Ты опоздал, меднозадый! Этой весной я и без тебя создала бога, и он спас меня от участи хуже смерти!

— Я не стыжусь признавать ни свою ошибку, ни свою слабость, — Лев замурлыкал почти дружелюбно. — Выйди же ко мне, поделись же со мной знанием! Слабость и сила тоже ярлыки, а я Хаос, не больше...

Демон выпрямился над стеной, над крышей учебного дома, но и так не смог войти: ведь он сам настроил защиту против таких же.

— ... Не меньше!

Гном опустил руку за отворот куртки — в руку легла плоская коробочка с амулетом Далекого Отечества; принц говорил — пока амулет при себе, все хорошо. И гном пробормотал то, записанное на бумаге, заученное в кабинете принца:

— ...Если есть в кармане пачка сигарет, значит, все не так уж плохо на сегодняшний день...

То ли сработал амулет из Далекого Отечества, то ли донесение на тонкой бумаге — в следующий миг двор исчертили белые стрелы, разорвавшие медного Льва на неровные клочки, словно бы не существо из плоти и крови, а рисунок, плоскую картинку. И все, собравшиеся в холле, почувствовали, что и слова Льва, несмотря на кажущуюся глубину, в самом деле такая же картинка, рисунок, тонкий покров умствования над сложностью живого мира.

С воплем:

— Глаза закрыть!!! — гном повалился на пол, обхватывая голову руками, и уже не видел, как бойцы семьдесят пятой когорты и маги из легиона "Гелиос" белым пламенем стерли последние следы медного Льва, как на двор вбежали спасатели и лекари, высланные принцем Клавдием, и как собравшиеся архимаги — те четверо, что вчера читали донесение гнома — поджимали губы, недовольные собственным опозданием и проистекшими от этого жертвами.

Не в срок полыхнуло над городом утро: где прошел Хаос, долго еще останутся перепутаны Время и Вечность.

Первый архимаг, высший фейри Эльвенгарда — рослый, белокурый, синеглазый, точь-в-точь с картинки — наклонился над упавшим гномом, протянул ему маску:

— Ты-то что здесь делаешь? Ты знаток совершенно в ином.

— Долги семьи, — фыркнул гном, натягивая на лицо спасительное черное зеркало. — Меня и отправили.

— А согласился ты почему? Ты не мальчик, мог настоять на своем.

— Пытался сбежать от себя, — гном оперся на руки, попал правой ладонью в лужицу грязи, выругался и принялся обтирать ладонь о булыжники. — Сменить занятие. Отчаянная попытка вернуть старое время — пусть не счастливое, так хотя бы ясное...

Гном посмотрел на ладонь: вроде бы отчистилась.

— Снова ничего не вышло. Снова приземленность происходящего, моральные вопросы в сторону Вселенной, опять уличные бои, а раз бои, то случайно-напрасные жертвы и столкновение правд...

Архимаг помог чернолицему подняться. Вышли за разбитые ворота Школы и встали чуть в стороне от лекарей, суетящихся над спасенными подростками — гном так и не привык выделять из толпы учеников хоть кого-то. Слишком уж мало прошло времени, вот бы месяц... И месяц еще очень быстро, по-столичному, надо усилие приложить. В Маджарате он бы понял, кто чего стоит, разве что через год.

Архимаг подвернул край мантии, обнося коричневую лужу.

— Как раньше уже не получится. — Сколько раз он это говорил за последние сто лет!

— Ну да, конечно. Взошла Алая Звезда, сквозь Врата из Далекого Отечества явились предки... Ах, наш мир уже никогда не станет прежним! — гном покривился одними губами; на месте сощуренных глаз или гневно раздутых крыльев носа архимаг видел только черное зеркало, а в нем себя самого. Колдун сказал своему отражению:

— Кому Алая Звезда, а кому и возраста хватит.

— Кто про что, — гном отряхнул колени, просунул пальцы в дырки штанов, — а маги про возраст.

Архимаг заставил себя не отворачиваться от собственного отражения в гномьей маске: все лучше, чем отражаться в глазах поднятых для допроса мертвецов... Мотнул головой:

— У тебя тоже прошлое на страх, не на зависть.

Гном фыркнул без малейшего почтения к великолепному магу:

— Прошлое даже у сапога есть. А вот будущее у кого?

Маг молча указал на подростков рукой. Гном еще раз покривился, но тему сменил:

— А у вас? Что в Столице? Какая падла это все устроила?

Над Столицей дымилось еще в двух местах: над речным портом и питомником императорских драконов. Но там всегда что-то горело или парило, так что гном успокоился. Не то, чтобы он любил Столицу, только вот Хаос он любил еще меньше.

Из толпы выскочила та самая девочка — русые волосы, уже чистое платье, уже не разорванные сапожки; а ведь ночью в холле гном и не запомнил, во что та одевалась. Дочь принца Клавдия... Имя... Имя гном помнил мертвой памятью, как цвет пуговиц на куртке, как номинал монеты, как общее число украденного в описи. Всякого запоминать никакой жизни не хватит.

Девочка поклонилась архимагу вежливо и спешно, и тут же вцепилась в рукав его сине-золотой мантии:

— Господин гном задал очень верный вопрос. Кто?

Высший фиари поморщился, скользя взглядом по сверкающим на стеклах башен солнечным полосам и звездам, по черепичным крышам Столицы — море крыш простиралось во все стороны, сколько хватало взгляда. Над крышами так же без берегов синело чистейшее небо, просвеченное золотым солнцем, Непобедимым Солнцем. От жуткой ночи следа не осталось.

Архимаг повертел пальцами в воздухе:

— Люди, девочка. Люди, которые...

КоТ

Гомель

Начало декабря 2020