Кей 018

Кей 018

Этот мир был создан многие века, если не тысячелетия тому назад. Избранным жителям высокоразвитой цивилизации захотелось поиграть в жизнь античных времен. Естественно, самим предстать в роли патрициев, а мнения будущих илотов никто не спрашивал. В новом мире есть только две группы людей — патриции и илоты.

Да то ли игры в какой-то момент прискучили, то ли произошла катастрофа почти вселенского масштаба, но в итоге не осталось ни важных и гордых патрициев с их охранными боевыми андроидами, ни бесправных илотов. Впрочем, погибли, исчезнув с лица земли, не все. Цивилизация, и без того приведенная к античному уровню, рухнула, оставив после себя пустоши да изредка встречаемые мертвые осколки цивилизации, среди которых, если посчастливится, можно найти ценные для потомков выживших артефакты.

Сильные и хваткие из числа этих потомков возродили патрицианскую аристократию, а пустоши вновь стали заселяться. Вначале понемногу, а по мере роста населения, охватывая новые и новые земли, заселяя родами и племенами, пока, наконец, не произошел ожидаемый демографический взрыв.

А еще, как выяснилось, не вся кровь древних патрициев исчезла. Иначе как объяснишь, почему кому-то удавалось отворить древние, запечатанные на код крови, патрицианские схроны?..

Однажды в далеком от центральных земель маленьком поселке племени терманов у одинокой женщины родился мальчик, названный Вилрихом...

(P.S. от автора: на МС и рояли не рассчитывать)

"... Случилось это в далеком, укутанном дымкой легенд прошлом?

Или, быть может, история любой цивилизации действительно напоминает собой бесконечное движение по спирали, где каждый новый виток повторяет некоторые события предыдущего, вознося их на более высокий уровень прогресса, — и тогда все описанное произойдет в далеком от нас будущем?

Я не знаю. Пусть каждый из вас судит об этом сам..."

Андрей Ливадный, "Ковчег"

Часть первая. Поход

Глава 1

424 год. Пуния. К западу от военного лагеря.

— Отец, это же конги! — Гумкар в возбуждении даже взмахнул правой рукой, отпустив поводок своего коня. — Они же ничего не поймут, ничему не научатся. Наоборот, еще посчитают за нашу слабость.

— Ошейники надежные, что нам беспокоиться, — Самбал, старший сын, как всегда отличался спокойствием.

Спокойствием — да, но, увы, не рассудительностью. Здесь ему до младшего брата, импульсивного Гумкара было как до неба. Жаль все-таки, что командовать этим походом Самбалу, а сможет ли он принять правильное решение в нужный момент? Впрочем, Гумкар подскажет. И младший сын, кажется, прав, не стоит давать конгам возможность пограбить после предстоящей этим днем резни. Ничего ценного у маркитантов и соседствующих с ними шлюх не найдется. Так, по мелочам, — гуси, масло и прочая нехитрая снедь, которой подторговывали обозники. Трофеи ненужными в походе, конечно, не будут, но и лишнего времени потратится немало. Пока оприходуют, пересчитают, переложат в повозки... А вот если достанется конгам, — те большую часть разольют да перетопчут. Зато все произойдет быстро. Но Гумкар прав, конги ничего не поймут. Дикари. Они и в Ромуле будут вести себя так же. Но Ромул надо наказать, их город следует отдать конгам на разграбление. Не весь, конечно. К виллам патрициев темнокожих дикарей допускать нельзя, слишком много там всякого ценного. Для этого есть свои воины, из пуников. Приворуют, конечно, но крупные вещи, мебель останется в целости. А золото... что же, золото можно и отобрать. Нужно отобрать. Сыновья так и поступят.

— Хорошо, — Гамилар кивнул головой. — Конгам грабить не давать.

Верховный правитель Пунии потянулся рукой за своим посохом, сделанным из редкого сандалового дерева, источающего чудный аромат. Длинная и узкая трость ткнула в спину ближайшего к нему носильщика, и паланкин, покоящийся на плечах восьмерых чернокожих рабов, вновь пришел в движение. Пальцы, унизанные драгоценными перстнями, дернулись в привычном жесте, подскочивший откуда-то сбоку слуга, одетый в чистую и дорогую тунику, но с рабским ошейником на шее, быстрым движением задернул пурпурный навес с золотой бахромой, скрывший одутловатое и надменное лицо немолодого мужчины, на груди которого заметно выделялось тройное ожерелье с крупными рубиновыми камнями.

Мускулистые, сверкающие на жарком солнце темнокожие тела рабов двинулись следом за идущей в авангарде войска передовой когортой. Серые туники воинов, среди которых были исключительно коренные жители страны — пуники, равномерно колыхались в паре сотен футов от паланкина Гамилара и двух всадников, его сыновей, легатов войска. А сзади, вытянувшись длинной черной змейкой, двигалась по мощеной камнем дороге основная часть пунийского воинства, костяк которой составляли чернокожие конги, все, как один, в кожаных ошейниках. Лишь небольшие грязные набедренные повязки являли собой одежду воинов-рабов. Впрочем, среди темных тел нет-нет да мелькали более светлые оттенки кожи. Это рабы с севера, в основном из Пустошей, впрочем, и островные грики были в их числе. Совсем немного, но были. Колонну, растянувшуюся на целую милю, завершали пуники. Эти, в отличие от конгов, являлись свободными людьми, наемниками, которым метрополия платила неплохие деньги. Зато как воины они считались сильными бойцами, поэтому пуников сыновья верховного правителя должны поберечь в предстоящем походе.

В полумиле от арьергарда следом за войском двигалась неорганизованная колонна маркитантов. Впрочем, колонной трудно назвать скопище разномастных повозок, запряженных худыми и вечно голодными ослами, но чаще в качестве тягловой силы использовались такие же худые и голодные рабы. Многие из них и вовсе не имели никакой одежды, их бледные, несмотря на яркое солнце тела, пожелтевшие от лихорадки, были усыпаны паразитами. На рынках Гиппона такие рабы не стоили и пары медных ассов.

Возницы то пытались обогнать едущих впереди конкурентов, то почему-то замедляли движение, создавая заторы на узкой каменистой дороге. Сами хозяева повозок недоуменно гадали, зачем это вдруг пунийское войско почти в полном составе вышло из западных ворот лагеря, направившись в сторону пустынных каменистых возвышенностей, окаймленных вдали на западе высокими непроходимыми горами, на противоположной стороне которых, как рассказывали сведущие люди, начинались земли карамов — дикарей-людоедов.

Карамами любили пугать непослушных детей, но самих людоедов на землях Пунии никто из ныне живущих людей не видел. Горы надежно держались непроходимыми благодаря знаниям предков, ныне утерянных, но продолжавших удерживать в неприступности Проход через горные кручи. Запоры, основанные на кодах крови, до сих пор не подводили.

На севере, на противоположном берегу моря располагались земли Ромула — самого сильного в этом мире государства. На памяти ныне живущих поколений властители Ромула дважды открывали Проходы в горной системе, совершая неожиданные для дикарей походы, возвращаясь обратно с неплохой добычей. Вместе с диковинными плодами и редкими кореньями в Ромул приводили и плененных карамов. Но то было на противоположном берегу Срединного моря, в саму же Пунию карамы не продавались, ромульцы почему-то накладывали запрет на такую торговлю. Вот почему среди пунийцев никто никогда не видел этих людоедов.

Меж тем растянувшаяся вдоль каменистой дороги колонна, обогнув высокий холм, втянулась в небольшую, но вытянутую к западу долину, окаймленную с обеих сторон крутыми каменистыми склонами, периодически прорезываемыми узкими расщелинами. Долина постепенно сужалась, пока не превратилась в ущелье, ширина которого не достигала и десяти футов. Местность к этому времени резко изменилась. Мощеная дорога пропала, перестали встречаться возделанные поля. Вместо них тянулась песчаная земля с редкими тернистыми кустами. Пропали и редкие стада овец.

К удивлению двигавшихся за войском торговцев, в одной из таких боковых расщелин, слегка затемненной пологими стенами и отличающейся от остальных только большими размерами, обнаружились сидящие на корточках конги, сверкающие белками глаз. Напор едущих в хвосте обоза не оставил передовым маркитантам выбора, как продолжить движение вслед за по-прежнему не снижающими темпа движения пуниками. К тому же, какие деньги могут быть у чернокожих рабов, чьим достоянием является только жалкая грязная набедренная повязка? Зато у свободных воинов-пуников деньги имелись — властители страны неплохо платили своим наемникам.

Когда за проехавшей последней повозкой из расщелины стали выходить конги, никто из двух сотен маркитантов не сообразил, что они оказались в окружении. И только тогда, когда из-за спин впереди идущих замыкающих военную колонну наемников появились все те же конги, лишь некоторые чуть более сообразительные торговцы забеспокоились, завертев головами. Картина, которую они наблюдали, заставила их сердца тревожно забиться. По бокам колонны маркитантов располагались высокие, почти отвесные скалы, сзади и спереди повозок торговцев стояли ряды конгов, а за курчавыми головами вооруженных пиками невольников маячили белые колпаки надсмотрщиков.

Во втором ряду чернокожих воинов стоял молодой невольник, чье тело отличалось более светлым оттенком, насколько это возможно после длительного пребывания под палящими лучами южного солнца. Ничего удивительного в том не было, ведь Дарех не являлся конгом, молодой раб родился далеко на севере в одном из поселков племени терманов.

Четыре года назад Дарех, тогда еще подросток, вместе с отцом и старшим братом принял участие в походе на ланов — людей племенного союза, чьи земли простирались к востоку от Тира — реки, несшей свои потоки далеко на юг, в воды Срединного моря. На обширных землях, обычно называемых Пустошами, обитало несколько больших племенных объединений, постоянно враждовавших друг с другом, устраивая набеги для захвата скота, различной утвари, ценностей и рабов, отправляемых на невольничьи рынки Ромула, а оттуда еще дальше — к грикам и в Пунию. Впрочем, и внутри племен не было единства. Нередко один род шел на другой и так же без жалости убивал и грабил своих одноплеменников.

А в последние годы борьба за новые земли намного ожесточилась. Ведь в каждой семье обитателей Пустошей рождалось по пять, а то и по десять детей. И учитывая, что подавляющее большинство рожденных вполне могло дожить до детородного возраста, можно представить, насколько значимой проблемой стали природные ресурсы. И если бы не большая убыль людей во время междоусобных набегов, Пустоши давно взорвались изнутри от перенаселения. Поэтому и не удивительны бесконечные людские потоки продаваемых на юг рабов. Из года в год больше рабов — и меньше их стоимость. А раз так, то и ценить дешевый расходный материал особо не нужно. Главное — выжать из раба много и быстро, получить прибыль, на малую часть которой можно опять купить свежих рабов, к тому же по вновь упавшей на них цене.

Вот и сородичи Дареха, сцепивших с ланами, думали немного разбогатеть, а то и вовсе прибавить себе лишний кусочек соседней земли. Но, видимо, им не повезло, древние боги повернулись лицом к их противникам. Отец и брат погибли, а Дарех, получивший дубинкой удар по голове, попал в плен.

В отличие от многих других пленных, юного Дареха вместе с остальными выжившими сородичами отправили на торжище в южный портовый городок, облюбованный купцами из Пунии. Здесь его и еще трех терманцев прикупили для рабского вспомогательного войска, основная масса которого состояла из конгов, населявших дикие малоисследованные районы саванн, что находились к югу от пунийских земель. Конги представляли собой диких и необузданных дикарей, абсолютно не знакомых со словами "порядок" и "дисциплина". В любом другом войске такие рабы давно бы взбунтовались, перебив малочисленных надсмотрщиков. Да и со свободными воинами-наемниками из числа коренных жителей Пунии шансы на победу у конгов могли быть. Хотя бы по причине их многочисленности.

Могли... но не стали. И все благодаря наследству Ушедших. Кому и каким образом в счастливые руки попало одно из древних устройств, знали, наверное, только правители Пунии из рода Гакаров. А устройство представляло собой небольшую металлическую конструкцию, к которой прилагались почти обычные кожаные ошейники, отличающиеся от простых лишь наличием зашитого внутрь кожи металлического ободка. Изготовление этих ошейников оказалось вполне по силам местным умельцам. Как работала конструкция, никто не знал, но человек с таким кольцом на шее не мог причинить вреда ни себе, ни тем более хозяевам. И пытаться сбежать не давал. От робкой попытки поднять руку на хозяина или даже на раба в таком же ошейнике, человека скручивало от невыносимой боли. Вот потому необузданные дикари конги беспрекословно выполняли приказы надсмотрщиков и командиров. В противном случае помимо боли от действия ошейника строптивому рабу доставалось еще и плетей.

Дарех быстро осознал безвыходность ситуации, в которой оказался. Ведь он наглядно видел, с какими мучениями погибали рабы, посмевшие сорвать ошейник. А надеяться на то, что хозяева когда-нибудь снимут его с шеи ... Надеяться, конечно, можно, тем более желать этого, но за четыре прошедших года ни один раб не стал свободным, а ошейников здесь лишались только после того, как покидали мир живых. И в будущем вряд ли что-то изменится. А раз так, то нужно примириться с реальностью. По крайней мере, он до сих пор жив, в отличие от отца и брата.

Когда их колонну неожиданно завернули в обратную сторону, Дарех совсем не удивился. Хозяевам, значит, так нужно. И когда командир их центурии лар Картук объявил, что воинам-рабам сейчас предстоит перебить всех, кто следует за войском, молодой терманец воспринял это почти равнодушно. Ведь торговцев, едущих вслед за воинами, всего-то сотни две, а умеющих держать оружие среди них не наберется и полутора десятков. Остальные — люди в возрасте, женщины, даже дети есть. Еще имеются возчики — рабы, которые толкали повозки, ведь тягловая сила в виде лошади или мула стоит намного дороже, чем пара полудохлых рабов.

Поэтому торговцы и их рабы совсем не проблема для центурии, насчитывающей шестьдесят человек. К тому же позади маркитантов, по словам лара, находится еще одна центурия конгов.

Зато у торговцев есть чем поживиться. Еда, вино. И женщины. Дарех слюной исходил, видя, как свободные наемники-пуники возвращались от маркитантов не с пустыми руками. А еще больше завидовал тем из пуников, кто мог себе купить продажное тело, ведь он, Дарех, лишен женщины уже четыре года! Сейчас же они пойдут убивать. И там есть женщины. Нельзя упускать возможность воспользоваться таким шансом. А выполнить приказ центуриона можно и после этого. Чуть раньше, чуть позже — не все ли равно лару? Заодно появляется возможность порыться в повозках. Вино, лепешки, сладкая масса — ничего упускать нельзя. Правда, и соседи по строю тоже так думают. Ну, те, у кого есть мозги. Безмозглых среди конгов, конечно, больше, но теми движут инстинкты, которые, к сожалению, полностью совпадают с его собственными мыслями. Женщины, еда, вино — всё, как и у него. Значит, надо успеть первым. Или вторым, пока первые расправляются с малочисленными защитниками.