Христианский век в Японии (1549-1650). Перевод книги Ч.Р. Боксера. Глава 7. Триумф христианской стойкости

Глава VII

Венец христианской стойкости

Внимательное прочтение переписки епископа Серкейры и его коллег за первое десятилетие XVII в. показывает, что иезуиты не питали иллюзий относительно причины вынужденной терпимости Иэясу к их присутствию в Японии. Это происходило исключительно из-за его убежденности в том, что они были незаменимыми посредниками для бесперебойного функционирования торговли шелком между Макао и Нагасаки. Этот факт признают современные историки, хотя они никогда не говорят о точной природе этой связи между Богом и мамоной. Из конфиденциальной переписки Валиньяно, Серкейры и Карвальо ясно, что иезуиты были важными посредниками до тех пор, пока они одни обладали достаточным знанием языка, нравов и обычаев страны, чтобы выступать в качестве удовлетворительных переводчиков. К 1613 г. такое положение вещей уже не соответствовало действительности. Отца Жуана Родригеша Тгуззу при дворе заменил Уилл Адамс, и в Нагасаки проживало несколько португальских купцов, женатых на японках, которые свободно говорили на этом языке. Более того, многие японцы на северо-западе Кюсю хорошо владели португальским языком, о чем свидетельствует перевод черновой версии петиции Пессоа, сделанный в 1609 г. без ведома иезуитов. В Японии было также несколько додзюку-отступников, услугами которых можно было воспользоваться в крайнем случае (1).

Что еще более важно, большой корабль больше не был так необходим японской экономике, как раньше. Правда, он по-прежнему оставался самым важным фактором во внешней торговле Японии; но, как мы видели, доставленный им в 1612 г. груз шелка составлял менее половины от его общего количества, поступавшего из других источников, среди которых корабли с красной печатью фигурировали с возрастающей энергией и успехом. Результат дела Пессоа показал, что португальцы, вероятно, в любом случае захотят торговать с Японией, хотя переговоры о возобновлении торговли в 1612 г. частично велись через посредничество иезуитов. Конкуренция со стороны голландцев и англичан, удручающе слабая на первых порах с точки зрения Иэясу, сулила большие надежды на будущее, особенно если еретикам удалось бы вытеснить иберийцев из Манилы или Макао, как они угрожали сделать. Короче говоря, хотя бакуфу считало торговлю в Макао чрезвычайно желательной, она больше не являлась абсолютно необходимой, если поставить ее на одну чашу весов, а на другую — политическую угрозу стабильности страны в целом и гегемонии дома Токугава в частности.

Потенциальная угроза, исходящая от христианской пятой колонны, никогда полностью не исчезала из поля зрения японских правителей с тех пор, как ее внушало буддийское духовенство во времена Нобунаги. Это правда, что он пренебрежительно отверг эти инсинуации, но другие, едва ли менее влиятельные даймё, отнеслись к ним более серьезно. Подозрения Хидэёси были вызваны компрометирующими предложениями Коэльо в 1586-1587 гг. и резко обострились вследствие предполагаемой неосмотрительности штурмана Сан-Фелипе десять лет спустя. Иэясу вначале неожиданно проявил себя милостивым по отношению к христианству и даже разрешал купцам обращаться в другую веру в целях поощрения внешней торговли; но с политической точки зрения он всегда был противником христианской веры и никогда не позволял обращения даймё. Взаимные обвинения, которыми обменивались португальцы и испанцы в Японии, особенно в связи с потерей Сан-Фелипе и Носса-Сеньора-де-Граса соответственно, нисколько не ослабили его подозрений в отношении честности иберийцев. Эти подозрения были еще более подкреплены утверждениями и инсинуациями рыжеволосых варваров о характере и мотивах их соперников-католиков — обвинения, которые иногда были оправданы, а чаще нет, но в любом случае оставляли определенный след в сознании японцев.

Хвастовство Уилла Адамса тем, что он платил добром за зло, помогая португальцам и испанцам в их делах при дворе, можно принять за чистую монету только в том случае, если считать, что он ограничивался ходатайством за частных лиц и их собственные интересы. В остальных случаях он сплошь и рядом не упускал ни одной возможности очернить католическую Церковь и короля; а Ричард Кокс и другие его соотечественники не отставали в осуждении презренной папистской черни, будь то в Нагасаки или где-то еще. Следующие отрывки из переписки английских торговцев в Японии типичны для их отношения к этому вопросу. В октябре 1615 г. Кокс написал Уикхему в округе Кансай о том, чтобы добиться освобождения двоих его агентов, которых завлекли обманом на борт Носса-Сеньора-да-Вида в Нагасаки. Он просил Уикхема сказать, что король Филипп узурпировал власть в Португалии силой оружия и сделал бы то же самое с Японией, если бы мог, а падре были подходящими инструментами, чтобы побудить людей к восстанию: Играйте на этой струне, но убедитесь, чтобы они тайно не причинили вам вреда.

Точно так же поступал сам Кокс, как видно из записей, относящихся к его разговору с Хонда и Дои при дворе сёгуна в следующем году.

Члены Совета посылали за нами, я думаю, более двадцати раз, чтобы узнать, христиане ли англичане или нет. Я ответил, что да, и что они знали об этом и ранее из письма, отправленного нашим Королевским Величеством к Императору, его отцу (и ему самому), в котором говорилось, что он является защитником христианской веры. Но, — сказали они, — разве иезуиты и монахи — не христиане также? На что я ответил, что они христиане, но не такие, как мы, потому что все иезуиты и монахи были изгнаны из Англии еще до моего рождения, и английский народ не подчиняется папе римскому или его доктрине, чьими последователями являются эти падре (как они их называли). Удивительно видеть, как часто они обращались ко мне по этому поводу, и в конце концов предупредили нас, чтобы мы не причащались, не исповедовались и не крестились вместе с ними, потому что тогда они будут считать нас всех членами одной секты. На что я ответил, что их милостям нет нужды сомневаться в этом отношении, поскольку это не в обычае у нашего народа.

Это замечание Кокса привело к тому, что один из членов родзю, или Большого Совета, возразил португальскому посланнику, который пожаловался на изгнание миссионеров, на том же основании: Неужели у императора Японии нет стольких же причин изгнать ваших иезуитов и монахов из Японии и противостоять их тайному въезду в страну, зная, что они подстрекают людей к мятежу и возмущению? Иэясу произнес аналогичную реплику тремя годами ранее, после того как выслушал объявление Уиллом Адамсом иезуитов потенциальными предателями: Если короли и принцы Европы изгнали отцов из своих стран, я не причиню им вреда, но вышлю их из моей.

Самый смертоносный удар из всех Кокс приберег для двух испанских кораблей, направлявшихся из Мексики на Филиппины, которые были вынуждены зайти в порты на острове Кюсю из-за встречного ветра. Испанцы отправили ко двору посланника, который сообщил, что англичане и голландцы грабят китайские корабли в море, что было причиной того, что в том году в Японию их пришло мало или совсем ни одного. Разъяренный этой историей, которая, вероятно, была правдивой, по крайней мере, в отношении голландцев, Кокс сказал "Oyendono" (Дои) и "Codsquin Dono" (Хонда),

что, если они как следует разузнают об этих двух испанских кораблях, прибывших в Шашаму [Сацума], полных людей и сокровищ, то поймут, что эти корабли были намеренно посланы королем Испании, узнавшим о смерти старого императора, думая, что некоторые папистские Тоно могли бы взбунтоваться и восстать и, таким образом, побудить всех папистов примкнуть к ним и принять участие в восстании, благодаря чему они могли бы внезапно захватить несколько сильно укрепленных мест и удерживать их до тех пор, пока не получат подкрепления, поскольку они не испытывают недостатка ни в деньгах, ни в людях для осуществления такой стратагемы. Эти мои речи произвели такое впечатление, что император приказал задержать их (испанские корабли), и, если бы большой корабль не перерезал свой якорный трос, чтобы уйти из гавани, он был бы захвачен, но в спешке он оставил некоторых своих людей на берегу; а другой корабль, водоизмещением около 300 тонн, попал в шторм и был выброшен на берег, но все люди спаслись. Вот так я расквитался с испанцами за то, что они распространяли о нас ложные слухи, но искренне считали их правдой, как я у них узнал.

Есть все основания полагать, что это утверждение Кокса, которое не было ни первым, ни последним в своем роде, попало на подготовленную почву. Падре Валентим Карвалью, писавший в изгнании в Макао примерно в то же время, утверждал, что Иэясу (или, если уж на то пошло, Хидэёси) действительно боялся не перспективы завоевания Японии королем Филиппом для себя, а перспективы испанской военной помощи для христианских даймё, которые могли стремиться к захвату верховной власти. Кокс действительно ошибался, полагая — или делая вид, что считает, — что у испанцев не было недостатка ни в деньгах, ни в людях для осуществления такой стратагемы; но читатель помнит, что падре Гашпар Коэльо действительно предложил укрепить Нагасаки с помощью испанцев в 1587 г., чтобы превратить город в point d`appui (плацдарм (франц.)), вокруг которого можно было бы сплотить христианских даймё Кюсю против Хидэёси. Просьба Коэльо была отклонена всеми заинтересованными сторонами, и центральное правительство в Мадриде проявило столь же прохладное отношение к более поздним планам завоевания, разработанным религиозными или военными горячими головами в Маниле. Тем не менее, такие проекты время от времени обсуждались; так что утверждения Кокса, хотя и безосновательные в данном конкретном случае, были восприняты более серьезно, чем они того заслуживали. Паника бакуфу еще больше усилилась из-за того, что Симадзу из Сацума ошибочно сообщил, что с кораблей тайно высадилось много монахов и скрылось в глубине страны (2).

Этот инцидент произошел через пару лет после официального изгнания миссионеров, но семена подозрений были посеяны много лет назад. Помимо реальных или предполагаемых жалоб португальцев на испанскую агрессию во время инцидента с Сан-Фелипе, множество негативных отзывов вызвали действия Себастьяна Вискайно в 1611-1612 гг. Этот испанский мореплаватель, известный своими исследованиями побережья Калифорнии, получил от бакуфу разрешение обследовать восточное побережье Японии, чтобы галеоны из Манилы, направлявшиеся в Мексику, могли использовать порты Канто с большей безопасностью, чем в 1596-1602 гг., если отклонятся от курса из-за плохой погоды. После предоставления желаемого разрешения у бывшего сёгуна возникли некоторые опасения по поводу уступки, и он спросил Уилла Адамса, что он думает об этом. Английский штурман ответил, что в Европе любые подобные действия были бы расценены как предварительная рекогносцировка для армии вторжения. Современные источники сильно расходятся во мнениях о том, оказало ли это замечание какое-либо влияние на бакуфу. Вискайно утверждает, что Иэясу высмеял предупреждение Адамса, и что ему было позволено спокойно закончить свою съемку побережья. Независимо от этой точки зрения, очевидно, что испанец нанес большое оскорбление японцам опрометчивым проявлением своей жестоковыйной гордости. Он отказался соблюдать требования японского этикета во время переговоров с Иэясу и Хидэтадой, и, как следствие, обнаружил, что они с ним плохо обращаются. Вискайно отнюдь не восхищался японцами, и его испанская трезвость была возмущена тем, как они напивались допьяна хересом, которым он их время от времени угощал. Он ехидно заметил, что лучший способ обратить их в католическую веру — сделать так, чтобы их небесным покровителем стал св. Мартин-де-Вальдеиглесиас-и-Херес.

Об огромной пропасти между двумя сторонами свидетельствует переписка Иэясу с вице-королем Мексики по поводу миссии Вискайно. Бывший сёгун заметил: Вероучение, которого придерживаются в вашей стране, полностью отличается от нашего. Поэтому я убежден, что оно нам не подходит. В буддийских сутрах говорится, что трудно обратить в свою веру тех, кто не расположен к этому. Поэтому лучше всего положить конец проповеди вашей веры на нашей земле. С другой стороны, вы можете увеличить количество рейсов торговых судов и тем самым укрепить взаимные интересы и связи. Ваши корабли могут заходить во все японские порты без исключения. Я отдал строгие распоряжения на этот счет.

Вискайно, с другой стороны, практически ничего не говорил о торговле в своих просьбах к бакуфу, а ограничился просьбой о свободном въезде монахов и изгнании голландцев. Он был даже настолько бестактен, что в разговоре с даймё сказал, что короля Испании не заботит ни торговля с Японией, ни какие-либо мирские интересы, потому что Бог дал ему много королевств и владений. Единственный побудительный мотив, который имеет его христианское величество [для отношений с Японией] — это благочестивое желание, чтобы все народы научились святой католической вере и таким образом обрели спасение. Справедливости ради следует добавить, что любые обещания, которые мог дать Вискайно относительно отправки галеонов, которые Иэясу так страстно желал увидеть из Новой Испании, были бы незамедлительно отвергнуты испанскими колониальными властями. Существовало нерушимое правило, согласно которому вся колониальная торговля должна была вестись исключительно с метрополией, и правительство в Мадриде всегда с подозрением относилось к неоднократным просьбам из Манилы о разрешении увеличения объема торговли с Китаем и Японией.

Когда Вискайно, наконец, в октябре 1613 г. отплыл в Мексику, ему пришлось взять с собой (к его немалому неудовольствию) любопытное сочетание сакрального и мирского в лице фрая Луиса Сотело, O.F.M., и Хасэкура Рокуэмона, которых Датэ Масамунэ, одноглазый дракон Сэндая, отправил в качестве посланников к королю Испании и папе римскому (Датэ Масамунэ (1567-1636) — японский даймё, основатель города Сэндай. Переболев оспой, потерял правый глаз, из-за чего получил прозвище Одноглазый дракон. В 1590 г. стал вассалом Тоётоми Хидэёси. Участвовал в Корейской войне (1592-1598). После смерти Тоётоми в начавшейся междоусобной войне принял сторону Токугава Иэясу и участвовал под его командованием в Осакской кампании в 1615 г. Проявлял интерес к христианству и направил в Европу посольство во главе со своим слугой, самураем Хасэкура Цунэнага в 1613 г. — Aspar). Цели и задачи этой миссии лучше всего сформулировал японский историк Токутоми, охарактеризовавший ее как объединение усилий тех, кто хотел использовать Царство Небесное для торговли, и тех, кто хотел использовать торговлю для Царства Небесного. Хасэкура вернулся в Сендай только в 1620 году; но поскольку это посольство, хотя и достаточно интересное в своем роде, не оказало никакого влияния на развитие внешней политики бакуфу, нет необходимости описывать его странствия по средиземноморской Европе (3).

Терпение Иэясу все более истощалось, и окончательно лопнуло из-за трех инцидентов. Первым из них было разоблачение придворной интриги с участием христианской семьи даймё Арима, которая в то время была главной опорой и оплотом христианства в Японии. Арима Харунобу стремился добиться возвращения некоторых земель, которые были отняты у него Мацурой из Хирадо в ходе гражданских войн предыдущего века. Для достижения этой цели он использовал некоторые средства, не столь соответствующие ни разуму, ни закону Божьему, как того хотелось бы, как выразился один иезуитский хронист. Другими словами, он женил своего сына и наследника Наодзуми (при крещении получившего имя Мигель) на приемной внучке Иэясу по имени Сенхимэ, не обращая внимания на тот факт, что подающий надежды юноша уже был связан узами брака перед лицом Матери-Церкви с племянницей-христианкой Кониси, Мартой. Кроме того, старого Ариму убедили дать взятку христианскому секретарю Хонды Кодзукэ-но-суке по имени Пауло или Окамото Дайхачи, полагая, что последний сможет добиться возвращения заветных земель при посредничестве своего господина. Арима заплатил большую сумму взяток, прежде чем выяснил, что Окамото не может и не будет ничего делать, чтобы помочь ему. Тогда он обратился за помощью к брату-иезуиту, но этот последний не смог примирить противоборствующие стороны; и заговор был незамедлительно выдан его сыном и невесткой, которые, очевидно, находились в союзе с Хасэгавой Сахиойе, бугё Нагасаки, против главы семьи. Иэясу пришел в ярость, когда ему стало известно об этом. Старый Арима был немедленно лишен своего владения в 1612 году и казнен в следующем году. Шалопай Мигель быстро отрекся от христианства и получил в награду вотчину своего незадачливого отца. Он недолго наслаждался ею, так как был сослан в Хюгу в 1614 г. Окамото был сожжен заживо на глазах у своей жены за подделку письма-патента Иэясу.