↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Лезвие нагинаты входит точно в живот. Протыкает меня насквозь, пришпиливая к потолку. Я знал, что ято сильны. Я видел, насколько сильна Кагура... но только теперь понимаю, что они полностью отличаются от нас. Аманто. Совершенно другой уровень. Во рту много крови — сплевываю ее на пол, но она не прекращает течь. То ли легкие, то ли трахея, то ли желудок с кишками. Что-то из этого пострадало. Такие мысли проносятся в голове. Странно, я скоро умру, но думаю о такой ерунде!
-Не трожь его! -кричит Кагура. Вернее, пытается кричать. Трудно кричать, или даже говорить, когда тебе на горло давит тяжелый, с высокой шнуровкой ботинок мужчины, тяжелее тебя раз в пять.
Мы подвели Гин-сана. А какой уверенности были полны... идите, Гин-сан, мы тут и сами справимся. Наивные. Хотя нет, справились бы, не будь нашим противником один из Ято. Итог краткого боя — пара царапин на лице и теле у этого амбала. Про наше крайне печальное состояние молчу. Ибо оценить повреждения тела не получается.
-Отказавшись от своей сути ято, ты потеряла все! -хрипло смеется здоровяк. Имеет право. Всего лишь с одной рукой одолел не самых слабых бойцов. Сломал мою катану. И сломал мое тело. А сейчас пытается сломать и Кагуру. Но она всегда была крепкой. Чуть глуповатой, прямой как кунай, но упорной и крепкой. Пару секунд гляжу в глаза девочке, а затем улыбаюсь. Судя по ее встревоженному взгляду, и усилившимся попыткам освободиться — в этот момент я представляю из себя жалкое зрелище. Плевать.
Выхватываю последний оставшийся кунай, и взявшись за древко нагинаты, насаживаю себя на лезвие. Боль почти не чувствуется. Это хорошо. Руки почти не слушаются. Это плохо. Теряю момент, когда под действием силы тяжести начинаю скользить по древку, преодолев лезвие. Но зато не теряю момент, оказавшись над головой здоровяка. Кунай вонзается ему в глаз, этот удар должен быть смертелен...
Он рычит, отбросив нагинату в сторону вместе со мной, но перед тем как повстречаться со стеной, я успеваю заметить, что он жив. Лишился глаза — но жив. Провал. Еще один провал. Удар выбивает из меня дух, я слышу как ломаются ребра, и искренне удивляюсь тому что остались целые после нашей короткой но напряженной схватки. Лежа на полу, пытаюсь снова научиться дышать. Это трудно. И больно. Но я вроде бы справляюсь.
-Шинпачи!!! -раздается яростный крик, в котором нет ничего человеческого. Так могла бы рычать пума, научись она говорить. Только через десяток-другой секунд я понимаю, что это кричала Кагура. А еще через десяток секунд до меня доходит что схватка не кончилась — звуки боя раздаются во всей комнате. Но все перекрывает тяжелое дыхание, и истеричный, нездоровый смех девочки.
Надо помочь. Спасти. Защитить. Лениво проносятся мысли. Лениво, потому что я прекрасно понимаю, что в таком состоянии ничего из вышеперечисленного попросту не осилю. Мне встать-то за подвиг! И оружия нет. Да и вообще... на миг словно теряю сознание, и прихожу в себя стоя на карачках. Часть нагинаты, та часть что без лезвия, покрытая кровью, валяется рядом. Вытащил, или при ударе выпала? Не знаю...
-Убью! Я убью тебя! -безумные крики, в которых я сходу опознаю голос Кагуры заставляет меня шевелиться побыстрее. Нагината пригождается — я использую ее как трость.
Встав, осматриваюсь. И поражаюсь разгрому. Снесли даже несущую стену, ведущую на улицу, и именно оттуда слышатся голоса. И раздаются звуки ударов. Никогда не думал, что звук удара может быть таким громким. Ято доказали — может. Ковыляя, двигаюсь к цели. Тело ведет из стороны в сторону, ноги норовят подломиться, но я все же двигаюсь! Мелькает мысль, что это все же малость ненормально. По идее, я давно должен быть откинуть копыта. Но смотри... живой ведь!
Выбравшись на крышу, вижу поверженного ято, лежащего на земле. В смысле, на крыше... короче, лежащего здоровяка, и стоящую над ним Кагуру, с совершенно безумной улыбкой на лице. Она мерзко хихикает, явно получая кайф от того, что тыкает второй частью нагинаты в свою жертву. Но ей, видать, наскучивает. Подняв свое оружие повыше, она явно целится в голову. Или в шею. Решила убить... Кагура, та самая мелкая девчонка, что презирает насилие, а уж тем более убийство!
Не знаю, как я успеваю преодолеть десяток метров, что нас разделяет. Не знаю, как у меня получается схватиться за девочку, и не упасть. Оттащить ее чуть назад. И пока она рычит и вырывается, явно намереваясь закончить свое дело, я делаю единственное, что могу сделать. Я кричу, зову ее по имени, молясь всем богам чтобы Кагура пришла в себя. Если сейчас убьет кого-то — она себя не простит. Я знаю. Боевое безумие ято. Проклятие этого клана. И после первого убийства, оно полностью завладевает ято. Я не хочу чтобы вместо светлой и теплой Кагуры, появилось темное, жаждущее крови существо... не хочу! И потому я кричу, и удерживаю ее маленькое но сильное тельце в воздухе, не чувствуя ни ран ни боли.
-Шин...пачи? -опуская руки, и прекращая рычать, вдруг спрашивает девочка.
-Он... самый. -хрипло каркаю я, ибо горло сорвал. Да и кровушка в горле ясно выражаться мешает.
Вдруг разом теряя все силы, оседаю вниз, на твердую поверхность. И с теплом в душе понимаю, что тот кто придумал что полежать — лучшее средство от всех дел был прав. Главное не переборщить. Но сейчас — можно. Заслужил я немного отдыха. Да.
-Шинпачи! Шинпачи! Ты только не умирай! Я сейчас... бинты найду, потом в больницу пойдем, ты только не умирай, ладно? -частит Кагура, суетясь, и явно не зная что делать. Улыбаюсь. Обычно собранная и непрошибаемая как танк, она сейчас... такая забавная.
-Не смей так улыбаться! И когда свет в тоннеле увидишь, только попробуй за ним пойти! Я тебя тогда сама убью! И Гин-чан тоже тебя убьет! И вообще... Шинпачи... не умирай, пожалуйста. -тихо шепчет девочка, уже не сдерживая слезы. Вот же заладила. Помру я... как же! Кто ж тогда за Отаэ приглядит? Да и бухгалтерия Йородзуи вся на мне. Пропадут же без меня эти два ребенка. Гин-сан и Кагура. Оба доверчивые и дурные.
Внезапно крыша оседает, и мы отправляемся в свободный полет. Невольно мелькает мысль о том, что все же помру. Если чисто гипотетически и были у меня шансы выжить после боя, то вот после падения с такой высоты... без шансов. А вот Кагура может и не помрет. Она ведь ято.
-Ну уж нет. Живите, щенки! -вдруг раздается рев прямо под нами, и сильный удар бросает нас с девочкой на скат крыши, впечатывая в черепицу. А здоровяк ято, чуть не убивший нас, со странной улыбкой летит вниз.
-Боже, как же я хочу домой. -со слезами на глазах шепчу я.
-Я тоже. И учти, твоя очередь готовить! Так что ты точно не умрешь! -решительно разрывая подол своего платья на полосы, выговаривает мне Кагура.
-Угу. -нахожу в себе силы кивнуть.
-Сейчас больно будет. Потерпи. -наклоняется надо мной девочка, а в следующее мгновение мир оказывается переполнен болью, но я, к счастью, уже через секунду теряю сознание...
* * *
История, которую я хотел бы поведать, начинается гораздо раньше выше описанных событий. Примерно лет на пять раньше. Думаю, именно тот день можно назвать поворотным. Двадцатое июля. Неделей раньше умер наш отец, оставляя десятилетнего меня и двенадцатилетнюю сестру одних. Похороны, лживые сочувствия — все это было тяжко. Однако еще хуже было когда выяснилось, что родственников то, по сути, у нас и нет. А друзьям отца, которые сочувствовали нам на похоронах, и жрали в три горла, мы не особо нужны.
Дети, оставшиеся одни. Как ни странно, соц. работники как пришли так и ушли, выписав хиленькую пенсию, и оставив все как есть. Ни дет. дома, ни опекунов. Сейчас я понимаю, что им кто-то дал приказ так сделать, а тогда просто принял это как данность. Что теперь мы с сестрой одни. Неделя пролетела как миг. В заботах по дому, готовке, стирке, уборке. Отаэ, как старшая, пыталась найти работу. Хоть какую-то. Я же старался не тревожить сестру. Даже гулять с друзьями бросил. Школу, за которую нужно было платить, и платить немало, бросил еще раньше.
Я искренне считал, что хуже просто быть не может. Как выяснилось — ошибался. Когда к нам в дом постучали коллекторы, и показав расписку отца, предупредили что либо мы выплачиваем долг, либо продаем додзе и дом, я понял — хуже все же бывает. Для своих лет я всегда был на редкость сообразительным парнем. Смею надеяться, что эта черта осталась со мной и по сей день, и в будущем не оставит.
Сроку для выплаты долга нам дали две недели. Катана отца и часть оборудования с додзе за это время нашли новых хозяев, точно так же как немалая часть обстановки дома. Счет в банке опустел. Но даже так, когда они явились за долгом, нам не хватило. Не слишком большой суммы, но для нас она была неподъемной. Как сейчас помню, просьбы Отаэ не продавать додзе. Дать нам больше времени. И цедящего слова аманто, отказывающего ей. Как он выразился, хоть сама в рабство продайся, но долг верни. И после посмотрел на сестру так, что я понял — мысль его заинтересовала. Как я уже говорил, я был сообразительным мальчиком. И даже уже знал для чего мужчины ходят в дома с красными фонарями. В конце концов, я ведь вырос в квартале Кабуки. К счастью, мысль о продаже моей сестры в рабыни как пришла так и ушла — Отаэ всегда была не слишком одаренной в плане... выпуклостей. А в том возрасте и вовсе напоминала мальчика. С длинными волосами. (Молюсь всем богам чтобы сестра НИКОГДА не прочла эти строки)
Именно тогда я совершил свой первый безумный поступок. Предложил в рабство себя. В тот момент воцарилась тишина, а затем раздался хохот. Хохотали все, кроме Отаэ, глядящей на меня с ужасом, и меня самого. Отсмеявшись, аманто посмотрел на меня с таким пренебрежением, что я сходу вызвал его телохранителя на дуэль. На мечах. Через минуту я встретился со стеной. Но развеселившийся аманто дал нам отсрочку. И даже, подумав и обозрев додзе, согласился на выплату долга по частям. Первая победа, пусть и ходил я в синяках еще две недели. Причем большая часть синяков была получена не от поединка, а от разъяренной сестры!
Как описать следующие три года? Трудовой подвиг во имя додзе, или рис с рисом — шикарная еда? Даже не знаю, что больше подходит. Отаэ работала посудомойкой при хост-клубе. Меня же брать на работу отказывались. Мелкий, худой очкарик с взъерошенными волосами в поношенной одежде доверия ни у кого не вызывал. А деньги были нужны. Я уже начал подумывать о том, чтобы заняться банальным воровством, как ко мне пришла идея почти легального заработка.
Я стал макиварой. Прихватив два деревянных тренировочных меча из запасов додзе, а вместе с ними и плохонькую защиту, я бродил по всему кварталу Кабуки, предлагая бывшим самураям вспомнить былые времена. За небольшую, чисто символическую плату. Иногда перепадали чаевые — хороший бонус. Чаще перепадали побои. Ссадины, кровоподтеки, синяки — под одеждой мое тело было избито в хлам! Однако взамен я наконец-то начал зарабатывать деньги. Небольшие, но деньги!
Пища стала разнообразней, сестра — чуть веселее. День выплаты очередного взноса уже не казался Концом Света. Жить стало проще. Постепенно, месяц за месяцем я совершенствовал свое владение катаной. Особенно в части уклонения от ударов и парирования. На атаки самураи могли и обидеться, а так — кто не против за сотню йен погонять зарвавшегося пацана?
Через два года столь веселой жизни мышцы мои окрепли, и заодно я обзавелся самым ценным — опытом. Отныне спарринги стал вести в другом формате. Не просто давал себя побить, нет, теперь я ставил деньги на свою победу. И чаще побеждал, забирая ставку проигравшего самурая. Впрочем, иногда и проигрывал, теряя весь банк за день. Мясо на нашем столе теперь появлялось чаще. Отаэ перестала набирать только ночные смены, за них хоть и платили больше, но выматывали они так, что приходя утром домой, она не вставала до самого вечера.
Так прошел еще год теперь уже сытой жизни. Долг постепенно гасился, и две последние выплаты казались нам ничем. Особенно после трех лет мытарств. В очередной раз отправившись на заработки, я так же как обычно пристроился на перекрестке, выбрав место где толпа в основном мужского рода, и нет полиции, и выставив объявление, натянул на себя защиту.
День был урожайным. Причем как на деньги, так и на умелых мечников. Последний самурай меня так потрепал, что пришлось закрываться раньше, чем обычно. Ибо в следующем поединке, вне зависимости от умений противника, я бы проиграл все заработанные деньги. Зрители разочарованно погудели, и разошлись. А я, сняв защиту и собрав все свои вещи в сумку, сделал десяток шагов, и был вынужден прислониться к стене, дабы не упасть. Болело все тело, и кружилась голова.
-Ну и что ты творишь, малец? -вдруг раздался сзади женский голос. Повернувшись, я увидел старушенцию в темной юкате, со смешной на мой взгляд прической, и сигаретой в углу рта.
-Вы о чем? -стараясь сохранять уважительный тон, ибо за иной в стенах квартала Кабуки можно знатно огрести, спросил я.
-Чего так надрываешься, спрашиваю? -задала вопрос в иной форме старуха. С ответом я не сразу нашелся, зажимая нос, из которого вдруг потекла кровь. То ли от перенапряжения, то ли от того что по голове пару ударов все же словил.
-Кушать хочется. -кратко прогундосил я, не желая делиться своей историей с первым встречным.
-А школа? Родители? -прищурилась старуха.
-Родители — мертвы. Школу — бросил. Простите, но мне надо идти. Мне еще ужин готовить. -попытался смыться я, но не вышло — старуха нагло перегородила мне путь.
-Сколько ты здесь зарабатываешь? -вдруг резко спросила она. Ответил я прежде чем смог подумать, а какого черта вообще должен отвечать.
-От пятисот до десяти тысяч йен, значит. Ну, десять тысяч йен в день я тебе предложить не могу, но вот две тысячи за смену — запросто. -выдохнув просто гигантское облако сигаретного дыма, сказала старуха. И до меня далеко не сразу дошло что она... предлагает работу?
-А чего делать? -осторожно спросил я, ибо пытались с год назад меня закадрить какие-то извраты... в женских юкатах, с явственно проклевывающейся щетиной, и кадыками чуть ли не с мой кулак. Никогда не думал, что умею так быстро бегать, да еще и с грузом!
-Полы мыть. Посуду мыть. Если надо будет — будешь выпивку с едой разносить. Столы протирать. Ну а если парнем хорошим окажешься, то иногда будешь меня подменять. Следить за кассой. -задумчиво перечислила старуха.
Мозг мой закипел, перебирая варианты. То что оставаться на улице не вариант, это ясно. Итак уже пару раз ребра ломали, а разок в лучевой кости трещину оставили. Остальные травмы не считаю. Необходимость платить "налог" тоже радости не доставляет. Да и от полиции мне бегать, если честно, уже надоело. Но вот слишком щедрое предложение наводит на подозрения. И оплата хорошая, и делать практически ничего не надо... слишком уж подозрительно!
-Глазищами-то не зыркай! -вдруг добродушно усмехнулась старуха. И повернувшись, бросила:
-Поспрашивай про Отосе. Мою репутацию все Кабуки знает. Коль надумаешь, приходи.
-Стойте! -окрикнул я старуху. И когда она повернулась, пообещал:
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |