|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Лезвие нагинаты входит точно в живот. Протыкает меня насквозь, пришпиливая к потолку. Я знал, что ято сильны. Я видел, насколько сильна Кагура... но только теперь понимаю, что они полностью отличаются от нас. Аманто. Совершенно другой уровень. Во рту много крови — сплевываю ее на пол, но она не прекращает течь. То ли легкие, то ли трахея, то ли желудок с кишками. Что-то из этого пострадало. Такие мысли проносятся в голове. Странно, я скоро умру, но думаю о такой ерунде!
-Не трожь его! -кричит Кагура. Вернее, пытается кричать. Трудно кричать, или даже говорить, когда тебе на горло давит тяжелый, с высокой шнуровкой ботинок мужчины, тяжелее тебя раз в пять.
Мы подвели Гин-сана. А какой уверенности были полны... идите, Гин-сан, мы тут и сами справимся. Наивные. Хотя нет, справились бы, не будь нашим противником один из Ято. Итог краткого боя — пара царапин на лице и теле у этого амбала. Про наше крайне печальное состояние молчу. Ибо оценить повреждения тела не получается.
-Отказавшись от своей сути ято, ты потеряла все! -хрипло смеется здоровяк. Имеет право. Всего лишь с одной рукой одолел не самых слабых бойцов. Сломал мою катану. И сломал мое тело. А сейчас пытается сломать и Кагуру. Но она всегда была крепкой. Чуть глуповатой, прямой как кунай, но упорной и крепкой. Пару секунд гляжу в глаза девочке, а затем улыбаюсь. Судя по ее встревоженному взгляду, и усилившимся попыткам освободиться — в этот момент я представляю из себя жалкое зрелище. Плевать.
Выхватываю последний оставшийся кунай, и взявшись за древко нагинаты, насаживаю себя на лезвие. Боль почти не чувствуется. Это хорошо. Руки почти не слушаются. Это плохо. Теряю момент, когда под действием силы тяжести начинаю скользить по древку, преодолев лезвие. Но зато не теряю момент, оказавшись над головой здоровяка. Кунай вонзается ему в глаз, этот удар должен быть смертелен...
Он рычит, отбросив нагинату в сторону вместе со мной, но перед тем как повстречаться со стеной, я успеваю заметить, что он жив. Лишился глаза — но жив. Провал. Еще один провал. Удар выбивает из меня дух, я слышу как ломаются ребра, и искренне удивляюсь тому что остались целые после нашей короткой но напряженной схватки. Лежа на полу, пытаюсь снова научиться дышать. Это трудно. И больно. Но я вроде бы справляюсь.
-Шинпачи!!! -раздается яростный крик, в котором нет ничего человеческого. Так могла бы рычать пума, научись она говорить. Только через десяток-другой секунд я понимаю, что это кричала Кагура. А еще через десяток секунд до меня доходит что схватка не кончилась — звуки боя раздаются во всей комнате. Но все перекрывает тяжелое дыхание, и истеричный, нездоровый смех девочки.
Надо помочь. Спасти. Защитить. Лениво проносятся мысли. Лениво, потому что я прекрасно понимаю, что в таком состоянии ничего из вышеперечисленного попросту не осилю. Мне встать-то за подвиг! И оружия нет. Да и вообще... на миг словно теряю сознание, и прихожу в себя стоя на карачках. Часть нагинаты, та часть что без лезвия, покрытая кровью, валяется рядом. Вытащил, или при ударе выпала? Не знаю...
-Убью! Я убью тебя! -безумные крики, в которых я сходу опознаю голос Кагуры заставляет меня шевелиться побыстрее. Нагината пригождается — я использую ее как трость.
Встав, осматриваюсь. И поражаюсь разгрому. Снесли даже несущую стену, ведущую на улицу, и именно оттуда слышатся голоса. И раздаются звуки ударов. Никогда не думал, что звук удара может быть таким громким. Ято доказали — может. Ковыляя, двигаюсь к цели. Тело ведет из стороны в сторону, ноги норовят подломиться, но я все же двигаюсь! Мелькает мысль, что это все же малость ненормально. По идее, я давно должен быть откинуть копыта. Но смотри... живой ведь!
Выбравшись на крышу, вижу поверженного ято, лежащего на земле. В смысле, на крыше... короче, лежащего здоровяка, и стоящую над ним Кагуру, с совершенно безумной улыбкой на лице. Она мерзко хихикает, явно получая кайф от того, что тыкает второй частью нагинаты в свою жертву. Но ей, видать, наскучивает. Подняв свое оружие повыше, она явно целится в голову. Или в шею. Решила убить... Кагура, та самая мелкая девчонка, что презирает насилие, а уж тем более убийство!
Не знаю, как я успеваю преодолеть десяток метров, что нас разделяет. Не знаю, как у меня получается схватиться за девочку, и не упасть. Оттащить ее чуть назад. И пока она рычит и вырывается, явно намереваясь закончить свое дело, я делаю единственное, что могу сделать. Я кричу, зову ее по имени, молясь всем богам чтобы Кагура пришла в себя. Если сейчас убьет кого-то — она себя не простит. Я знаю. Боевое безумие ято. Проклятие этого клана. И после первого убийства, оно полностью завладевает ято. Я не хочу чтобы вместо светлой и теплой Кагуры, появилось темное, жаждущее крови существо... не хочу! И потому я кричу, и удерживаю ее маленькое но сильное тельце в воздухе, не чувствуя ни ран ни боли.
-Шин...пачи? -опуская руки, и прекращая рычать, вдруг спрашивает девочка.
-Он... самый. -хрипло каркаю я, ибо горло сорвал. Да и кровушка в горле ясно выражаться мешает.
Вдруг разом теряя все силы, оседаю вниз, на твердую поверхность. И с теплом в душе понимаю, что тот кто придумал что полежать — лучшее средство от всех дел был прав. Главное не переборщить. Но сейчас — можно. Заслужил я немного отдыха. Да.
-Шинпачи! Шинпачи! Ты только не умирай! Я сейчас... бинты найду, потом в больницу пойдем, ты только не умирай, ладно? -частит Кагура, суетясь, и явно не зная что делать. Улыбаюсь. Обычно собранная и непрошибаемая как танк, она сейчас... такая забавная.
-Не смей так улыбаться! И когда свет в тоннеле увидишь, только попробуй за ним пойти! Я тебя тогда сама убью! И Гин-чан тоже тебя убьет! И вообще... Шинпачи... не умирай, пожалуйста. -тихо шепчет девочка, уже не сдерживая слезы. Вот же заладила. Помру я... как же! Кто ж тогда за Отаэ приглядит? Да и бухгалтерия Йородзуи вся на мне. Пропадут же без меня эти два ребенка. Гин-сан и Кагура. Оба доверчивые и дурные.
Внезапно крыша оседает, и мы отправляемся в свободный полет. Невольно мелькает мысль о том, что все же помру. Если чисто гипотетически и были у меня шансы выжить после боя, то вот после падения с такой высоты... без шансов. А вот Кагура может и не помрет. Она ведь ято.
-Ну уж нет. Живите, щенки! -вдруг раздается рев прямо под нами, и сильный удар бросает нас с девочкой на скат крыши, впечатывая в черепицу. А здоровяк ято, чуть не убивший нас, со странной улыбкой летит вниз.
-Боже, как же я хочу домой. -со слезами на глазах шепчу я.
-Я тоже. И учти, твоя очередь готовить! Так что ты точно не умрешь! -решительно разрывая подол своего платья на полосы, выговаривает мне Кагура.
-Угу. -нахожу в себе силы кивнуть.
-Сейчас больно будет. Потерпи. -наклоняется надо мной девочка, а в следующее мгновение мир оказывается переполнен болью, но я, к счастью, уже через секунду теряю сознание...
* * *
История, которую я хотел бы поведать, начинается гораздо раньше выше описанных событий. Примерно лет на пять раньше. Думаю, именно тот день можно назвать поворотным. Двадцатое июля. Неделей раньше умер наш отец, оставляя десятилетнего меня и двенадцатилетнюю сестру одних. Похороны, лживые сочувствия — все это было тяжко. Однако еще хуже было когда выяснилось, что родственников то, по сути, у нас и нет. А друзьям отца, которые сочувствовали нам на похоронах, и жрали в три горла, мы не особо нужны.
Дети, оставшиеся одни. Как ни странно, соц. работники как пришли так и ушли, выписав хиленькую пенсию, и оставив все как есть. Ни дет. дома, ни опекунов. Сейчас я понимаю, что им кто-то дал приказ так сделать, а тогда просто принял это как данность. Что теперь мы с сестрой одни. Неделя пролетела как миг. В заботах по дому, готовке, стирке, уборке. Отаэ, как старшая, пыталась найти работу. Хоть какую-то. Я же старался не тревожить сестру. Даже гулять с друзьями бросил. Школу, за которую нужно было платить, и платить немало, бросил еще раньше.
Я искренне считал, что хуже просто быть не может. Как выяснилось — ошибался. Когда к нам в дом постучали коллекторы, и показав расписку отца, предупредили что либо мы выплачиваем долг, либо продаем додзе и дом, я понял — хуже все же бывает. Для своих лет я всегда был на редкость сообразительным парнем. Смею надеяться, что эта черта осталась со мной и по сей день, и в будущем не оставит.
Сроку для выплаты долга нам дали две недели. Катана отца и часть оборудования с додзе за это время нашли новых хозяев, точно так же как немалая часть обстановки дома. Счет в банке опустел. Но даже так, когда они явились за долгом, нам не хватило. Не слишком большой суммы, но для нас она была неподъемной. Как сейчас помню, просьбы Отаэ не продавать додзе. Дать нам больше времени. И цедящего слова аманто, отказывающего ей. Как он выразился, хоть сама в рабство продайся, но долг верни. И после посмотрел на сестру так, что я понял — мысль его заинтересовала. Как я уже говорил, я был сообразительным мальчиком. И даже уже знал для чего мужчины ходят в дома с красными фонарями. В конце концов, я ведь вырос в квартале Кабуки. К счастью, мысль о продаже моей сестры в рабыни как пришла так и ушла — Отаэ всегда была не слишком одаренной в плане... выпуклостей. А в том возрасте и вовсе напоминала мальчика. С длинными волосами. (Молюсь всем богам чтобы сестра НИКОГДА не прочла эти строки)
Именно тогда я совершил свой первый безумный поступок. Предложил в рабство себя. В тот момент воцарилась тишина, а затем раздался хохот. Хохотали все, кроме Отаэ, глядящей на меня с ужасом, и меня самого. Отсмеявшись, аманто посмотрел на меня с таким пренебрежением, что я сходу вызвал его телохранителя на дуэль. На мечах. Через минуту я встретился со стеной. Но развеселившийся аманто дал нам отсрочку. И даже, подумав и обозрев додзе, согласился на выплату долга по частям. Первая победа, пусть и ходил я в синяках еще две недели. Причем большая часть синяков была получена не от поединка, а от разъяренной сестры!
Как описать следующие три года? Трудовой подвиг во имя додзе, или рис с рисом — шикарная еда? Даже не знаю, что больше подходит. Отаэ работала посудомойкой при хост-клубе. Меня же брать на работу отказывались. Мелкий, худой очкарик с взъерошенными волосами в поношенной одежде доверия ни у кого не вызывал. А деньги были нужны. Я уже начал подумывать о том, чтобы заняться банальным воровством, как ко мне пришла идея почти легального заработка.
Я стал макиварой. Прихватив два деревянных тренировочных меча из запасов додзе, а вместе с ними и плохонькую защиту, я бродил по всему кварталу Кабуки, предлагая бывшим самураям вспомнить былые времена. За небольшую, чисто символическую плату. Иногда перепадали чаевые — хороший бонус. Чаще перепадали побои. Ссадины, кровоподтеки, синяки — под одеждой мое тело было избито в хлам! Однако взамен я наконец-то начал зарабатывать деньги. Небольшие, но деньги!
Пища стала разнообразней, сестра — чуть веселее. День выплаты очередного взноса уже не казался Концом Света. Жить стало проще. Постепенно, месяц за месяцем я совершенствовал свое владение катаной. Особенно в части уклонения от ударов и парирования. На атаки самураи могли и обидеться, а так — кто не против за сотню йен погонять зарвавшегося пацана?
Через два года столь веселой жизни мышцы мои окрепли, и заодно я обзавелся самым ценным — опытом. Отныне спарринги стал вести в другом формате. Не просто давал себя побить, нет, теперь я ставил деньги на свою победу. И чаще побеждал, забирая ставку проигравшего самурая. Впрочем, иногда и проигрывал, теряя весь банк за день. Мясо на нашем столе теперь появлялось чаще. Отаэ перестала набирать только ночные смены, за них хоть и платили больше, но выматывали они так, что приходя утром домой, она не вставала до самого вечера.
Так прошел еще год теперь уже сытой жизни. Долг постепенно гасился, и две последние выплаты казались нам ничем. Особенно после трех лет мытарств. В очередной раз отправившись на заработки, я так же как обычно пристроился на перекрестке, выбрав место где толпа в основном мужского рода, и нет полиции, и выставив объявление, натянул на себя защиту.
День был урожайным. Причем как на деньги, так и на умелых мечников. Последний самурай меня так потрепал, что пришлось закрываться раньше, чем обычно. Ибо в следующем поединке, вне зависимости от умений противника, я бы проиграл все заработанные деньги. Зрители разочарованно погудели, и разошлись. А я, сняв защиту и собрав все свои вещи в сумку, сделал десяток шагов, и был вынужден прислониться к стене, дабы не упасть. Болело все тело, и кружилась голова.
-Ну и что ты творишь, малец? -вдруг раздался сзади женский голос. Повернувшись, я увидел старушенцию в темной юкате, со смешной на мой взгляд прической, и сигаретой в углу рта.
-Вы о чем? -стараясь сохранять уважительный тон, ибо за иной в стенах квартала Кабуки можно знатно огрести, спросил я.
-Чего так надрываешься, спрашиваю? -задала вопрос в иной форме старуха. С ответом я не сразу нашелся, зажимая нос, из которого вдруг потекла кровь. То ли от перенапряжения, то ли от того что по голове пару ударов все же словил.
-Кушать хочется. -кратко прогундосил я, не желая делиться своей историей с первым встречным.
-А школа? Родители? -прищурилась старуха.
-Родители — мертвы. Школу — бросил. Простите, но мне надо идти. Мне еще ужин готовить. -попытался смыться я, но не вышло — старуха нагло перегородила мне путь.
-Сколько ты здесь зарабатываешь? -вдруг резко спросила она. Ответил я прежде чем смог подумать, а какого черта вообще должен отвечать.
-От пятисот до десяти тысяч йен, значит. Ну, десять тысяч йен в день я тебе предложить не могу, но вот две тысячи за смену — запросто. -выдохнув просто гигантское облако сигаретного дыма, сказала старуха. И до меня далеко не сразу дошло что она... предлагает работу?
-А чего делать? -осторожно спросил я, ибо пытались с год назад меня закадрить какие-то извраты... в женских юкатах, с явственно проклевывающейся щетиной, и кадыками чуть ли не с мой кулак. Никогда не думал, что умею так быстро бегать, да еще и с грузом!
-Полы мыть. Посуду мыть. Если надо будет — будешь выпивку с едой разносить. Столы протирать. Ну а если парнем хорошим окажешься, то иногда будешь меня подменять. Следить за кассой. -задумчиво перечислила старуха.
Мозг мой закипел, перебирая варианты. То что оставаться на улице не вариант, это ясно. Итак уже пару раз ребра ломали, а разок в лучевой кости трещину оставили. Остальные травмы не считаю. Необходимость платить "налог" тоже радости не доставляет. Да и от полиции мне бегать, если честно, уже надоело. Но вот слишком щедрое предложение наводит на подозрения. И оплата хорошая, и делать практически ничего не надо... слишком уж подозрительно!
-Глазищами-то не зыркай! -вдруг добродушно усмехнулась старуха. И повернувшись, бросила:
-Поспрашивай про Отосе. Мою репутацию все Кабуки знает. Коль надумаешь, приходи.
-Стойте! -окрикнул я старуху. И когда она повернулась, пообещал:
-Я завтра приду. Я и правда про вас слышал.
-Приходи. Но смотри мне, будешь лентяйничать, вылетишь как пробка из бутылки! -погрозила кулаком Отосе, и усмехнувшись чему-то, неторопливо двинулась дальше по улице.
До дома я добрался не как обычно — за пятнадцать-двадцать минут, а почти за час. И долго лежал на траве в саде, отдыхая. Там меня и нашла сестра. Сев рядом, она положила мою голову себе на колени, и перебирая волосы, спросила:
-Тяжелый день был?
-Девять тысяч йен. В сумке. -улыбаясь, ответил я.
-Я не о том тебя спросила, дурачок. -наказав меня чисто символическим подзатыльником, покачала головой Отаэ.
-Бывало и хуже. И еще, мне одна старуха предложила у нее поработать. Обещала четыре тысячи йен за смену. -поделился я новостями.
-Что за старуха? -явственно напрягшись потребовала ответа сестра.
-Назвалась Отосэ.
-Отосэ... одна из Дэвов квартала Кабуки. По слухам, вроде как приличная женщина. -с толикой сомнения произнесла Отаэ.
-Попробую завтра к ней сходить. Там сориентируюсь. Все лучше чем... -я не договорил, осекшись. Ни разу ведь до этого не жаловался! Не хотел расстраивать сестру. А сейчас вот чего-то вырвалось.
-Сходи. У меня хоть сердце на месте будет, а то всякий раз как ты утром уходишь, мне целый день покоя нет. Гадаю, с какими ранами ты придешь на этот раз... и придешь ли вообще? -сдерживая слезы, призналась сестренка.
-Ну ты чего! Нормально все было! И весело! А будет еще лучше! -старательно оскалясь, изображая улыбку, попробовал я успокоить девушку. Но не преуспел — прижав меня к груди, Отаэ тихо заплакала.
-Все хорошо будет. -обнимая ее в ответ, пообещал я.
-Я тебе верю. -улыбаясь, кивнула сестра.
На следующий день я стоял перед двухэтажным, не особо крупным зданием, внизу которого располагался бар, а сверху, судя по не ухоженности здания, были заброшенные комнаты. Открыв раздвижную дверь, сделанную в лучших традициях Японии, из бумаги, реек деревянных, и большого количества соплей, я вошел внутрь. Передо мной открылась небольшая но уютная зала, с барной стойкой, и несколькими столиками в глубине помещения. За стойкой обнаружилась Отосэ, невозмутимо курящая сигарету.
-Пришел таки. -усмехнулась она.
-Пришел. -просто кивнул я.
-В конце смены буду выплачивать зарплату. Все что разобьешь — возместишь. С клиентами не наглей, у каждого из них хватит влияния чтобы тебя даже в канализации нашли. Но и не заискивай, ты все же у меня работаешь. Дальше, ни одно слово, сказанное клиентами не должно покинуть этот зал. Смекаешь? -уставилась на меня Отосэ, и дрожь бодрящей волной прошла по всему позвоночнику. Знал ведь, что не все так просто! И не зря такая щедрая зарплата!
-Не боись. Против меня тут никто не пойдет, да и детей обижать не принято. Веди себя вежливо, не болтай попусту, и все будет хорошо. -подбодрила меня старуха.
-Д-да. -кивнул я, искренне обещая всем богам и самому себе в первую очередь, что буду тих, вежлив, и молчалив.
-За работу тогда! Перво-наперво — вымой здесь полы. А дальше... дальше я найду тебе занятие. -бросила мне Отосэ, возвращаясь к своему занятию, прерванному моим появлением — изничтожением сигареты.
Работа в баре, первое время доводящая меня чуть ли не до истерики, стоило появиться в оном очередному главарю банды, наемнику, высокопоставленному чиновнику, через пару месяцев начала мне даже нравится. В первую очередь — своей зарплатой и более чем щедрыми чаевыми. Во вторую — довольно свободным графиком посещения. В третьих — отсутствием необходимости платить налоги, ибо работал я неофициально.
Спектр моих занятий постепенно менялся. Если поначалу я был посудомойкой, поломойкой, стено-окно-потолоко-мойкой, то вскоре уже занимался исключительно обслуживанием дорогих гостей. А затем, когда выяснилось что я умею готовить, стал еще и поваром. Впрочем, слишком громко звучит. Ибо приготовить салатик-другой, яишенку или пару бутербродов смог бы любой... кроме моей сестры. Однако поварскими обязанностями Отосэ не ограничилась, так, выяснив что раньше я хорошо учился, она стала учить меня следить за расходными книгами, сводить дебет и кредит. В общем и целом — бухгалтерству.
Дела у нашей семьи Шимура постепенно стали идти в гору. Отаэ с должности посудомойки перешла в хосты, несмотря на мои требования бросить работу и идти учиться — с долгом мы рассчитались, а моей зарплаты вроде как хватало и на содержание дома, и вполне комфортное проживание. Если работать дней пять-семь в неделю. Сестра отказалась, заявив что работу должен бросить я. Ибо мелкий еще. А она, Отаэ, будет содержать семью и поднимать брата. И вообще, она в этом хост-клубе не первый год, и знает всю эту кухню изнутри. Чести ее ничего не угрожает.
В итоге так ни к чему мы и не пришли. Отаэ продолжила работать, теперь уже хостом, а я продолжил подрабатывать у Отосэ, проникаясь науками, кои она преподавала мне с самого утра и до первого клиента, который появлялся обычно в районе обеда, а то и ужина. Вообще, самое важное в баре происходило ночью, в час-два ночи. Потому старуха отсылала меня домой в полночь. И постепенно, я начинал замещать ее утром и днем. Она в это время отсыпалась, иди уходила по делам.
Такая жизнь меня более чем устраивала. Сестра зарабатывала все больше, найдя какой-то свой подход к клиентам, и разыгрывая из себя садистку. Удивительно, сколько сильных мужчин хотят подчиняться слабой женщине. Только дома, сидя возле телевизора, сестра становилась такой, какая она есть на самом деле — девчонкой, рано потерявшей родителей, и больше всего на свете боящейся потерять меня — своего брата. Она смеялась, когда я рассказывал смешные истории, и упорно пыталась научиться готовить. Большинство из кулинарных поделок Отаэ есть я бы не стал даже под угрозой голодной смерти. Ибо гуманнее умереть от голода, чем от пищевого отравления.
Минул год, а за ним и еще один. В доме появился какой-никакой, а достаток. Мы даже завели счет в банке. И это помимо трех литровых банок, под завязку забитых йенами, закопанных в саду! Но вот привычка ничего не выбрасывать, и даже из вчерашнего хлеба делать сухари — осталась. Что поделать, трудное детство — шутили мы. Шутили, но не смеялись. Не хотелось смеяться над прошлым.
Тот день в баре, когда я увидел человека, в очередной раз заставившего мою жизнь измениться, мне не очень запомнился. Забавно, да? Вроде бы такой значимый момент, а запомнилось лишь то, что Отосэ привела с собой какого-то бродягу, одетого в поношенную одежду, с кучерявыми, почти белыми волосами, и велела его накормить от пуза.
Яичница из десятка яиц, пара помидор, внушительный шмат буженины, шесть кусков хлеба, и два салата, сделанные наспех — все это он проглотил не жуя. И запив еду почти что литровой пиалой с чаем, заснул прямо на стойке бара. История о том, как мне выпала честь тащить этого бродягу наверх, в комнаты которые Отосэ решила отдать ему, достойна отдельной повести. Тем не менее, обстучав все перила и пару стен головой бродяги, а затем вытерев им же пол от входа до дивана, я успокоился, и даже настроение чуть поднялось. Потому в бар я вернулся миролюбиво настроенный, и преисполненный радушия.
С той поры бродяга начал столоваться в баре, выполняя взамен мелкие поручения. Принеси. Подай. Выгрузи. Погрузи. Изредка, если дел Отосэ ему не находила, заставляла мыть полы, и постоянно гундела о том, что ему, бездарю и лентяю, надо найти работу. Бездарь и лентяй ругался, обзывал ее старухой, по десять раз на дню хватался за деревянный меч, с которым не расставался, но продолжал послушно выполнять поручения Отосэ, и ни разу не перешел от ругани к действиям. Чем-то мне эта парочка напоминала сына и мать, о чем я благоразумно молчал. Получить по лицу с кулака или меча, а затем еще и ощутить как толстостенная бутылка разбивается о затылок — это не то, о чем я мечтаю.
День, когда бродяга и бездельник Гинтоки решил открыть Йородзуи — бюро мастера на все руки, запомнился мне тем, как вышеупомянутый Гинтоки пытался прибить собственноручно намалеванный и откровенно убогий постер на стену своего этажа. И поминутно матерился, делая перерывы. Стены там тонкие, и гвоздь нормально не держали. Наконец, придя к каким-то своим выводам, он стребовал у Отосэ рабскую силу в моем лице в помощь, и мне пришлось ему помогать.
Постер в итоге мы решили не прибивать, а за веревку повесили на ограждении второго этажа, прямо на фасад. Отпраздновав это дело двумя ломтиками шоколада — больше у бродяги не было, мы распрощались. Я вернулся в бар, а Гинтоки — к себе в дом, ждать клиентов, ибо иначе, убежденно заявил он, жаждущие помощи клиенты обидятся.
В течение трех дней Гинтоки ждал клиентуру, я тихо посмеивался его наивности, а Отосэ ходила странно довольная. Настолько довольная, что даже подкинула премию. На бедность. Ибо я, как всякий нормальный адекватный человек, о том что семья Шимура находится над чертой бедности, и стремительно приближается к черте зажиточности умалчивал. Ибо это могло сказаться на моем жаловании.
На четвертый день к Гинтоки пришел клиент. Я был в шоке. В еще больший шок я впал, когда выяснилось что клиент готов заплатить тысячу йен за выносу мусора. Гинтоки с радостью согласился... и вернулся только под вечер, с двумя тысячами йен. Вынеся весь строительный мусор с десятого этажа на первый, в доме без лифта. Услышав об этой новости, я поспешил удалиться, дабы не травмировать психику присутствующих громким смехом.
В течение некоторого времени Гинтоки брался даже за самые бредовые заказы, неизменно умудряясь их выполнять, а в дни застоя просиживал задницу в баре, лакая сакэ с сахаром. Да-да, вы не ослышались, именно с сахаром. Ну или если были деньги — то с шоколадом. Отаэ все больше ругалась на меня, за то что я прихожу домой за полночь, и частенько требовала бросить работу и пойти учиться. В чем-то она была даже права, да и денег хватало. Но почему-то работу я не бросал. И не особо душа лежала к школе. Отосэ меня научила большему, чем четыре года в школе, и это всего за пару месяцев! То ли еще будет?
Так я и жил, плывя по течению, радуясь чаевым, и изредка в голос смеясь над историями Гинтоки о том, какое задание на этот раз дал ему очередной чокнутый клиент. Но вскоре я попал на очередную развилку своей жизни. В тот день Отосэ попросила нас сгонять в магазин. Благо у Гинтоки был свой скутер. Погрузившись на трещащий недомотоцикл, мы бодренько домчались до универсама, закупили натурального кофе пару пакетов, и несколько весьма экзотичных приправ, и отправились назад в бар. Гинтоки, к слову, попускав слюни возле стойки с мангой расщедрился на выпуск Джампа.
Обратно мы ехали чуть медленнее, ибо мне приходилось держать довольно объемные пакеты в руках. Держа равновесие, параллельно я хихикал над трогательной любовью здоровенного мужика к детской манге. Гинтоки огрызался, пусть и весьма лениво. И вот во время очередной перепалки бродяга повернулся ко мне, желая привести еще один довод за то, что читать Джамп — все равно что собственноручно строить дорогу в рай, как вдруг мы во что-то врезались. Вот вроде бы сижу на мопеде, а в следующем кадре целую лицом асфальт, чудом уберегши нос и очки от травм.
-Гин-сан, водитель из вас точно такой же как бизнесмен. -тонко ругнулся я, поднимаясь на ноги, и замер, уставившись на лежащую на земле без движения мелкую рыжеволосую девчонку.
-От жеж... -я не договорил, эмоционально махнув руками.
-А!!! Что делать... что делать... Шинпачи, давай скажем что это ты сидел за рулем? Или нет, давай найдем машину времени? -явно не отойдя от спора о Джампе, и довольно сильного, судя по тому бред что он нес, удара об асфальт, простонал Гинтоки.
-Предлагаю тихо перенести девчонку в тот проулок, и по тихой свалить. -вполголоса предложил я.
-Да? -с надеждой воззрился на меня бродяга, но помотав головой, вдруг возразил:
-Мы доставим девчонку в больницу! Скажем, что ее сбили какие-то подонки на байке, а мы спасли бедняжку. Думаю, вознаграждение можно будет стребовать с семьи. -выдал крайне толковую мысль Гинтоки, заставив меня покоситься на него с уважением.
-Я о вас был худшего мнения, Гин-сан! Действительно толковая мысль!
Сказано-сделано. Девчонку мы пристегнули поясами ко мне, собрали покупки, я подхватил ее странно тяжелый зонтик, явно дорогой, намереваясь сдать его в ломбард, и заметив взгляд бродяги понял, выручкой придется делиться. Погрузившись, мы двинулись с места. Мопед, бедняга, натружено рычал мотором, но не сдавался, двигаясь вперед. Впрочем, нас с девчонкой можно считать за одного человека. По весу.
-Да что они никак не отстанут. -раздраженно пробормотал Гинтоки, сбрасывая скорость чтобы пропустить черную, тонированную иномарку вперед. Однако автомобиль тоже сбросил скорость, затем медленно опустилось боковое стекло, и оттуда выглянуло дуло автомата.
Мир замер. Метаясь по всей своей прошлой жизни, я отчаянно искал, за что меня можно вот так вот расстрелять из машины... не находил. Остаются девчонка и Гинтоки. И что же, меня из-за них тут прикончат?! Спрятаться — негде. От автоматной очереди не увернуться. Даже атаковать — нечем! Закрыв глаза, я малодушно приготовился к смерти. Раскатистым эхом прозвучала дробь выстрелов... но ничего не изменилось, и появления новых отверстий в своей нежно любимой тушке я не почувствовал. Только мопед прибавил газу, под тихий ритмичный мат Гинтоки.
-Вы кто? -раздался девчоночий голос с жутким акцентом, и повернувшись я наткнулся на внимательный взгляд голубых глаз.
-Тебя это... сбили. И мы вот решили тебя в больницу доставить. -следуя легенде, ответил я, рассматривая зонт, которым девчонка умудрилась отбить все до единой пули.
-Так вы же меня и сбили! -удивленно сказала девочка.
-Тебе все кажется! Это были не мы! Лучше скажи, что это за жуткие типы за нами гонятся?! -торопливо перевел стрелки Гинтоки.
-А, это моя бывшая банда. Я работала на них. -ковыряясь мизинцем в ухе, призналась девочка.
-Я же говорил, лучше бы спрятали тело в том переулке! -яростно зарычал я на ухо Гинтоки.
-Да кто ж знал... -растерянно проблеял тот.
-Очкастый, не беси меня. -рыкнула девочка, одним движением разрывая наши пояса, и на ходу меняя позу. А затем крепко-крепко, так что воздух полностью покинул мои легкие, обнимая меня.
-Если не оторвемся от них, я ему ребра переломаю. -предупредила террористка бродягу.
-Мне бы от вас оторваться... -задумчиво ответил Гинтоки, и увидев нехорошее сомнение в его глазах, я торопливо вытянул руки вперед, хватая его за шею. И взяв оную в захват, прохрипел:
-Либо все вместе выберемся, либо я и тебя с собой заберу!
-Отпусти! Отпусти, кому говорят! -орал бродяга, пытаясь одной рукой рулить, а второй отцепить меня от себя. Наивный! Более десяти лет занятий кендо сделали мою схватку смертельной!
Так и ехала наша славная гоп-компания, угрожая друг другу, и отчаянно переругиваясь. Ехала ровно до ближайшего моста. С которого не справившийся с управлением Гинтоки уронил мопед вместе с нами в водоканал, оказавшийся на диво глубоким. Отцепившись от бродяги, я попытался выплыть на поверхность, но вцепившаяся ногами и руками в меня девчонка была категорически против. Только после пары ударов локтем в висок она затихла, и я устремился к поверхности, все же прихватив с собой и ее безжизненную тушку. Благо в таком виде — смирно лежащей без сознания, хлопот она не доставляла.
Выбравшись из воды, и вытянув тушку девчонки на мостовую рядом с собой, я оглушительно чихнул, и только настроился рассказать всему миру в стихотворной форме, что я думаю об этом самом мире, о лежащей рядом юной террористке, и о безруком Гинтоки, как меня смутила одна маленькая делать. Девчонка не дышала.
Помянув всех богов разом, я бросился к ней, и приложил ухо к груди... ну, к тому месту где она когда-нибудь будет. И не услышал биения сердца. Мгновение я раздумывал, не свалить ли отсюда, но в итоге пришел к выводу что свидетелей слишком много. И потому глянув на белое лицо девочки, и диагностировав самый удобный тип утопления — бледное, расстегнув куртку девчонки, я принялся делать искусственное дыхание, совмещенное с интенсивным массажем сердца. Мне повезло. Всего через десяток движений она очнулась, и закашлявшись, повернулась на бок. Затем беднягу вывернуло прямо в воду.
И именно этот момент выбрал Гинтоки, чтобы появиться со дна речного вместе мопедом. Я помог ему вытащить ни в чем не повинную технику, и глядя на то, как он, ругаясь, отмывается от того, что извергла из себя девчонка, истерически хохотал, вдруг осознав что за неполный час трижды побывал на краю гибели.
-Меня Кагура зовут. -вдруг сказала девочка, глядя куда-то вверх.
-Гинтоки. -мрачно бросил бродяга.
-Шинпачи. -чуть поклонился я, старательно протирая чудом уцелевшие очки. С учетом того, что протирка была столь же мокрой сколь и я сам — безуспешно.
-Предлагаю пойти к виновнику аварии. Сушиться. -предложил я, не желая идти в таком виде домой. Ибо дома — Отаэ, взявшая небольшой отгул. И за такой вид она меня... того, или вообще этого!
-За мной, молодежь. -хмуро бросил Гинтоки, поднимая с земли мопед.
Дорога до бара, косые взгляды прохожих, ржущая в голос Отосэ — все это пролетело как-то незаметно. Казалось сном, нереальностью. Реальным был только толстый шерстяной плед, в который я замотался, успев первым принять ванную. И стакан с горячим чаем и большой шоколадкой, отданные нам старухой из жалости. Сердито бродящий из угла в угол комнаты, мокрый насквозь Гинтоки сердито шипел что-то о наглой молодежи, поминутно отламывая от шоколадки кусочек за кусочком, и утешаясь только этим.
Наконец из ванной вышла Кагура, натянувшая одно из хаори Гинтоки. Во втором, к слову, красовался я. Добравшись до дивана, на котором я расположился, она цапнула кусок шоколадки, без спроса и без зазрения совести схватила мою кружку, и разом ее ополовинила. А затем, ни капли не сомневаясь, залезла ко мне под плед. И засунув холодные руки под мое хаори, замерла.
-Ты чего такая холодная? -поежился я, решив не поднимать тему "дерзости". Мало ли, шок и все такое.
-Я не поняла, как у вас там теплую воду включать. Сначала она была, а затем исчезла. -мрачно ответила девочка.
-О, точно. Водонагреватель же после меня почти пустой был. "вспомнил" я. Правда, ловушка была рассчитана на Гинтоки... ну да ладно. Кагура тоже виновата в том, что сегодняшний день был просто ужасен! Правда, ощущая как дрожит тело бедняжки, я даже ощутил легкий укус совести. Но вспомнив о том, что спас ее от смерти, успокоился. И даже милостиво приобнял, даруя ей тепло своего тела.
-Спасибо. -вдруг буркнула Кагура.
-За что? -удивился я, вспомнив о водонагревателе.
-За то, что спасли. Дважды. -вздохнула она, закапываясь поглубже в плед, и прижимаясь теснее. И наконец-то прекращая дрожать.
-Шинпачи, Кагура! Вы сволочи! -раздался крик из ванной.
-Гин-сан, потерпите минут десять, вода как раз согреется! -мерзко хихикнул я. Даже со своей точки зрения — мерзко. Но! Заслужено.
Когда в комнату вошел недовольный Гинтоки, завернутый в халат, Кагура уже безмятежно дрыхла. Он, посмотрев на нас, только махнул рукой, и съев за раз все остатки шоколада, что пережили меня и Кагуру, сел за стол. И достав из ящика стола бумаги и калькулятор, с безмерной тоской во взгляде принялся что-то подсчитывать. Однако вскоре бросил, и просто замер на месте, задумчиво глядя куда-то вдаль.
-Бухгалтерия? -высунув нос из-под пледа, поинтересовался я.
-Она самая, чтоб ее. Никак не могу ее в порядок привести. То меньше получается, то больше. И то можно идти в Пачинко сыграть, то на еду не хватает. -тяжко вздохнул он в ответ.
-Ну на самом деле просто все. Только посчитать надо правильно. И если все сводится в ноль или плюс — считай что работаешь не в убыток. -хмыкнул я, излагая начала науки, что преподавала мне Отосэ.
-Шинпачи, такой сон спугнул. -недовольно завозилась девочка.
-А ты, значит, разбираешься во всем этом? -прищурился Гинтоки.
-Если чая еще принесешь, то могу посмотреть чего ты там накалякал. -пообещал я. Воодушевленный бродяга подкинул мне тетрадку, ручку и калькулятор, а сам умотал вниз, за чаем. Я погрузился в мир цифр, искренне недоумевая что может быть сложного в высчитывании прибыли и расходов. Искусством этим я овладел с одиннадцати лет, и под руководством Отосэ отточил его... ну, не то чтобы до высот, но до комфортного для себя уровня.
-Держите. -поставив две кружки с чаем на столик перед диваном, буркнул Гинтоки, а сам устроился скромненько — на стуле, закинув ноги на стол, и наслаждаясь горячим чайком из третьей, самой большой кружки.
-Гин-сан, вы идиот. Записи совершенно между собой не связаны. Отчетности нет. -вздохнул я, пролистав всю тетрадку, жалкую пародию на гроссбух.
-И? -с намеком уставился на меня бродяга.
-И все. Вы идиот, и не умеете вести гроссбух. -пожал я плечами, цепляя со стола свою кружку. С чаем. Горячим, сладким, и что самое главное — халявным.
-Ты же обещал все исправить. Я тебе и чай принес. Цени, Шинпачи! -хитро прищурился Гинтоки.
-Я обещал только посмотреть, что ты там накалякал, Гин-сан. О правках речи не шло. -ухмыльнулся я в ответ.
-Сволочь очкастая. -фыркнул бродяга в ответ обиженно.
-Не я такой, жизнь такая. -пожал я плечами в ответ. Но сжалившись над в сущности неплохим мужиком, все же дал пару советов:
-Во-первых рекомендую расширить штат. Судя по твоим историям, три-четыре человека будут как раз. Во-вторых, начни вести отчетность. Сколько в день пришло, сколько ушло. В конце месяца или недели сверяй баланс, и либо копи, либо потроши заначки. Активней работай на рекламу, работая качественно и уважительно с клиентом, ты увеличиваешь вероятность того, что он расскажет знакомым о тебе. Ну и все в таком же духе. -смутился я, обратив внимание на взгляды Кагуры и Гинтоки, направленные на меня.
-Слушай, Шинпачи. А ты не хотел бы вступить в Йородзуи? -покачавшись на стуле, вдруг подался вперед бродяга.
-Нет, спасибо. Меня и у Отосэ работа устраивает. -покачал я головой.
-Я бы хотела! -вдруг ожила девочка.
-Да что ты умеешь, кроме того что по бандам шляешься? -нахмурился Гинтоки. В ответ Кагура выбравшись из-по пледа спрыгнула на пол с дивана, а в следующее мгновение диван взмыл в воздух. Вместе со мной.
-Я сильная! -гордо пропыхтела девочка.
-Угу. А теперь положь обратно. -скомандовал я.
Диван плавно опустился на пол, а через пару секунд Кагура снова оказалась под пледом, беспардонно и нагло используя меня в качестве грелки. И ладно бы прижималась выпуклостями приятными — я был бы не против! Но увы, все что я чувствовал — это кости. Девочка, на мой взгляд, целиком и полностью состояла из них.
-Ладно. Беру. Если убедишь этого упрямца вступить в Йородзуи. -ковыряясь пальцем в носу, заявил вдруг Гинтоки.
Голубые глаза Кагуры сосредоточились на мне. В них я не видели ни тепла, ни жалости, только лишь близость смерти. Тем не менее, храбро закрыв глаза, я отвернулся в сторону, делая вид что меня это не касается. Я имею в виду все происходящее. Да и вообще, шел бы Гинтоки с такими предложениями! Судя по гроссбуху, доход его "компании" не слишком велик. Оно мне надо?
Посмотрев на девочку, я обратил внимание на странные гримасы, пробегающие по ее лицу. Нервный тик затронул как ее глаза, так и губы, и вообще грозил перекинуться на все мимические мышцы разом. С опаской отодвинувшись от нее, я переглянулся с Гинтоки, и старательно сдерживая панику в голосе, спросил что с ней, Кагурой, происходит.
-Я использую на тебе свои женские чары. -заявила девочка.
-Кагура, прости конечно, но до того момента, когда у тебя "чары" вырастут, минет еще не один год. Прости еще раз. -сочувственно ответил я.
-Да. Прости. Задание было слишком сложным. У тебя попросту не было шансов без подходящего... оборудования. -покачал головой Гинтоки, нарисовав в воздухе фигуру с такими формами, которые тянули не на набор оборудования, а на целый склад!
-Вы идиоты! -закутываясь в плед, и отвернувшись от нас, обиженно бросила девочка. Мы с Гинтоки снова переглянулись, и вспомнив как хрупкая и маленькая на вид Кагура подняла диван, причем вместе со мной, судорожно сглотнули.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
