Тетрадь 94

ТЕТРАДЬ ДЕВЯНОСТО ЧЕТВЁРТАЯ

* * *

Конец июля выдался дождливым, чему Майкл, как и остальные парни, радовался. В жару учиться, да ещё экзамены сдавать уж слишком тяжко. И так времени ни на что не хватает, от работы же их никто не освободил, дыхнуть некогда, а если б ещё и жара... Но вот всё позади: и экзамены, и выдача аттестатов, и дожди, как по заказу, кончились. Голубое, промытое дождями, блестящее, как кафель — а ну его, хотя вроде уже привыкли, и не боятся, но всё равно не слишком приятно — небо, сочная, словно заново живущая листва...

В первый же выходной после экзаменов Майкл поехал в Царьград. Собирались ещё парни, но каждый сам по себе и за себя. И теперь он сидел за столиком кафе-мороженого и не так ел, как разглядывал город. Красные черепичные серебряные цинковые крыши домов, между ними зелёные кудрявые кроны, шпили и купола церквей и дворцов. Крепостной холм — самый высокий, да, правильно, Царьград — город на семи холмах, а холмы? Крепостной, Царский, лесной, Лысый, Галочий, Сухов и... да, правильно, Ишкин холм. Сколько всего он за этот месяц вызубрил, аж голова пухнет и трещит. И одно: а дальше что? И вроде бы, всё ясно и думать не о чем. Месяц каникул и с сентября снова в школу, уже в трёхлетнюю, чтобы иметь полный аттестат. Ну, этого ему на три года во как хватит, а потом? Техникум? Институт? Университет? А зачем?

Народу в кафе немного: день-то будний, а туристы сюда по вечерам заходят, чтобы столицей в огнях полюбоваться и поговорить, что вот кончилась война, затемнение до самого конца держали и как хорошо. И закат, говорят, отсюда самый красивый.

Майкл не спеша доел мороженое и, оставив на столе деньги, встал. Сейчас, может, сходит в кино или просто погуляет, ни в одежде, ни в чём ещё он не отличим, разве только... цветом, но тут уж ничего не поделаешь, он — не мулат, не трёхкровка, негр, чёрный. Но... но здесь это не опасно. Попыталась их как-то местная шпана зацепить, так обошлись без милиции, наглядно, нет, наглазно и позубно объяснили, что драться мы умеем и нас лучше не цеплять. Теперь в упор друг друга не замечаем. И здесь, парни рассказывали, было пару раз, и так же обошлось.

По крутой полутропе-полулестнице он спустился с Крепостного холма к мостику через ров. По прозрачно-чёрной воде важно плавали белые лебеди и шныряли неброские утки. Рассказывали, что птицы здесь исстари, и даже в войну, когда было голодно, птиц никто не трогал, рабу только на удочки да, ловили, а птицы так и жили себе. Майкл остановился и так постоял, облокотившись на перила. Птицы подплыли, ожидая подачки, но у него ни хлеба, ни печенья с собой нет, и они быстро перестали его замечать. Воду рябило, и разглядеть своё отражение он не мог, да и не пытался. Нагляделся он на себя в зеркалах... до отвращения.

Майкл с силой оттолкнулся от перил и пошёл дальше. За рвом переплетались узкие улицы, застроенные маленькими — в один-два этажа — домиками, между домами каменные, в рост человека, ограды с фигурной решёткой по верху. Над оградами и крышами вздымаются деревья. Дома все жёлтые, с белыми лепными украшениями, окна закрыты изнутри белыми занавесками, да, кисейными называются, Тётя Паша говорила, и между стеклом и занавесками уставлены цветами. Майкл не один уже раз гулял по этиму кварталу и прохожих никогда не видел. Странно, в Царьграде каждый квартал как свой особый город, совсем не похожий на остальные. Интересно, почему так?

Подумал и тут же забыл об этом. Такая сонная, солнечная тишина на этих улицах. Глухие резные двери с кнопочками звонков. А если взять и позвонить? Зачем? А просто так, из озорства! И зная, что никогда такого себе не позволит, тихо посмеялся над собой.

Ещё поворот, ещё... И Майкл с ходу оказался на шумной улице, полной вывесок, витрин машин и прохожих. Во, еу, совсем другой город!

Майкл шёл теперь быстро, будто спешил куда-то, будто по делу, но сам понимал, что просто подстраивается под окружающих, привычно стараясь не выделяться. Магазины, лотки, киоски, шум, толкотня, машины на мостовой в четыре ряда, ещё не пробка, но едут медленно, и прохожие, если надо на другую сторону, то до перехода не идут, а просто перебегают, с явно привычной ловкостью лавируя между машинами. И он перебежал. Ни за чем, просто так. Эта сторона ничем не лучше той. Но и не хуже.

Пожалуй, вот это, бесцельное и безопасное блуждание ему и нравилось в России больше всего. Там, в Спрингфилде, он тоже ходил в город, но только с парнями, и с опаской, зорко поглядывая по сторонам, ни на секунду не забывая, кто он и чем ему опасна встреча... со знающим. А здесь... ну, совсем другое дело... Нигде ему не было так хорошо. Всюду могла вспомнится прошлое, питомник, Паласы, хозяева, но не здесь, не на этих улицах. У него же никогда такого раньше не было. Никогда... а... что это? Чёрт, это же...

Она шла так же быстро, как все, и одета, как все, но он не мог ошибиться. Чёрные кудри до плеч, плечи, талия, бёдра... и... да нет, дело не в волосах и фигуре, а в том, как она идёт, танцуя, играя бёдрами и спиной, не завлекая, не разжигая, а просто иначе не умеет.

Майкл прибавил шагу, побежал, ловко лавируя между людьми. Догнал, почти догнал, поравнялся и пошёл рядом. Она думала о своём и не замечала, что её разглядывают, или настолько привыкла к чужим взглядам. Тёмная, темнее мулатки, но не чёрная. И джи, не элка. Надо же, и чего её в Россию понесло, спальницы все устроились и гореть не стали, а эта чего?

Она по-прежнему не замечала ничего и никого, и Майкл тихонько свистнул по-питомничьи.

Она вздрогнула и остановилась, будто налетела на невидимую преграду. Остановился и он. Теперь они стояли и рассматривали друг друга, а толпа обтекала их. Оба высокие стройные, и оба как негативы: светлая одежда и тёмные лица и руки.

— Еды тебе, — улыбнулся Майкл.

— И тебе от пуза, — кивнула она, настороженно оглядывая его. — Джи?

— Да, — согласился с очевидным Майкл.

Она усмехнулась.

— М кто тебя привёз?

Её вопрос и удивил, и как-то обидел его.

— Я сам приехал.

— Ловок, — кивнула она. — А меня привезли, — и вдруг: — Пожрать купишь? А то, — и по-русски: — Ни копья.

— Хорошо, — кивнул он. — Пошли.

Они шли рядом, но не касаясь друг друга. Майкл замедлил шаг у первого же кафе, но она покачала головой. — Слишком шикарно. Дорогое заведение.

Он упрямо мотнул головой. — Деньги есть.

— Ну, как знаешь, — пожала она плечами и повторила: — У меня ни копья.

— Я слышал.

В кафе они сели за столик, и он взял листок меню.

— Ого-о! — протянула она, видя, как он водит глазами по тексту.

— А ты думала, — гордо хмыкнул Майкл. — Так тебе как, полный обед?

— Спрашиваешь!

К ним подошла официантка, И Майкл заказал два обеда. Его бойкая русская речь тоже произвела впечатление.

— Здоровско ты! — сказала она, когда официантка, спрятав свой блокнотик в карман фартучка, отошла.

Майкл самодовольно улыбнулся.

— А чего ж нет. Слушай, а ты чего так? Ну...

— Без денег? — она усмехнулась. — Приехала на неделю, полторы протянула, а теперь всё... как ни тянула... работы нет. Перегорела я, — и твёрдый насмешливый взгляд.

Майкл выдержал его и кивнул.

— Я тоже. Я Майкл, тьфу, Михаил. А ты?

— Ну да, — кивнула она. — Раз перегорел, то имя можно. А я Мария, по-русски — Маша. Чем живёшь?

— В госпитале, медбрат и массажист.

— Ого! Это ж...

Она недоговорила, потому что им принесли салат. Майкл не собирался так рано обедать, но сидеть и смотреть, как другой ест, тоже не хотел.

— Здоровско устроился, — заговорила Мария.

— Не жалуюсь. А ты?

Она вздохнула.

— Было хреново, стало дерьмово. Я ведь... сбежала.

— Чего-о? — изумился Майкл. — Ты что?! Свободе уже... полтора года, а ты...

— А я вот только сбежала. Да не от хозяина. От мужа.

Майкл окончательно онемел. Но им принесли окрошку. С мясом, яйцами и сметаной. К половине тарелки Майкл немного пришёл в себя.

— Он что? Обидел тебя? Ну...

— Да нет, — Мария вздохнула, доедая окрошку. — Это я его обидела. Ладно. Ты как, один?

— Да нет, нас с госпиталем, знаешь, сколько приехало.

— С госпиталем? — переспросила она. — Слушай, как же ты исследования проскочил? Ведь трепали, что всех наших, ну, кто уцелел, на исследования вывозили.

— Трепотня, она и есть трепотня. Лечили нас, ну, кто раненый был, из горячки, из чёрного тумана вытаскивали, это да.

Она невольно поёжилась, как от холода.

— Чёрный туман... да, горячку ещё выдержишь, а из чёрного тумана в одиночку не встанешь.

Поджаристые котлеты с мелко нарезанными жареными картошкой и луком надолго прекратили их разговор. Завершал обед яблочный компот.

— Спасибо тебе, — взяла она стакан. — А то...

— Ладно тебе, — отмахнулся Майкл. — Если мы не за себя, то кто за нас.

Мария улыбнулась.

— Здоровско.

— И куда ты теперь? — спросил Майкл, когда они вышли из кафе.

Она пожала плечами.

— Не знаю. Наверное... — и не договорила.

— Вернёшься?

— К мужу? — уточнила она. И вздохнула, — а больше некуда.

— Он что? — повторил свой вопрос Майкл.

— Он-то ничего, — Мария сердито повела плечом, — он... а! Я это, понимаешь, моя вина. Вот уехала, сказала на неделю, а сегодня двенадцатый день. Нельзя мне возвращаться. Нельзя и всё. И жить здесь не на что и уехать некуда, и... — она усмехнулась. — И подушку просить не у кого.

— И незачем, — твёрдо ответил Майкл. — Пошли.

— Это куда? — насмешливо спросила она, но послушно пошла рядом.

— Увидишь, — пообещал Майкл. — Не бойсь, всё будет нормально. Выдумала тоже... подушку. Дура. Кто выжил, тот и победил. Я, знаешь, каких видел... без рук, без ног, глаза выжгло, и живёт, а ты... всё же на месте.

Он говорил быстро и сердито, но тихо, по-камерному. И она так же отвечала ему.

— Без рук, без ног... так он же беляк. А мы... я ж перегорела, кому я, такая, нужна?

— И я перегорел. Да чего там, мы все, кто в госпитале, перегорели. И живём.

— И кому вы нужны? — съязвила Мария. — Ну, вот ты, кому ты нужен?

— Я? — на мгновение растерялся Майкл, но тут же нашёлся, вспомнив, как однажды спорили ещё там, в Спрингфилде. — Я сам себе нужен.

— А зачем?

На этот вопрос он ответить не смог и угрюмо буркнул.

— Ничего, вот я сведу тебя, он тебе на все вопросы ответит.

— Поп, что ли? — фыркнула Мария.

— Нет, он психолог.

— Кто-о?! Это что ещё за хренотень?

Майкл улыбнулся покровительственной усмешкой знающего.

— Увидишь. Он нас из чёрного тумана вытаскивал. Так что... ты только не ври ему. А плохого он не посоветует.

— Это беляк-то?!

— Он русский, — внушительно ответил Майкл. — Это раз. Он врач и давал клятву Гиппократа, это два. И он... мой крёстный, это три.

В их разговоре всё чаше проскакивали русские слова, и незаметно для себя Майкл, а за ним и Мария, полностью перешли на русский.

— Крёстный? — удивилась Мария. — Ты крестился?

— Ну да. Когда решили уехать, — весело объяснил Майкл, — ну, в Россию, мы все себе русские имена взяли. И крестились.

— Иначе не пускали? — удивилась Мария.

— Да нет, — так же удивлённо ответил Майкл. — Просто мы решили. Едем в Россию, должны быть как русские. Сами решили, понимаешь?

Она задумчиво покачала головой.

— И много вас?

— Здесь? — уточнил он. — Двадцать четыре.

— И все джи?

— Все перегорели, — поправил он её. — А так-то элов больше.

— Ну, как везде, — кивнула Мария. — И что, все в госптале?

— Ну да.

Где жил Жариков, Майкл знал. Они уже у него как-то в гостях были. Когда в первый раз поехали в Царьград, просто хоть город посмотреть. Доктор ваня встретил их на вокзале, они походили все вместе по улицам, а потом у него на квартире чай пили. Так что... и сегодня он не в госпитале, это точно, дежурство у него... ну да во вторник. Ну, конечно, они незваны, но ведь не просто поболтать, а по делу, так что...

За разговором добрались неожиданно быстро. Тёмно-серый шестиэтажный дом стеной вздымался над тротуаром. Первый этаж высоко, в окна не заглянешь, полуподвальные окна забраны узорчатыми решётками. Глухая, без стёкол и украшений, высокая дверь. Мария невольно поёжилась, входя следом за майклом, в гулкий просторный вестибюль.

Дверь, тамбур, четыре ступеньки, широкая лестница... Но Майкл свернул вбок к малоприметной железной двери.

— На лифте поедем, — важно сказал он Марии.

Так важно, что она насмешливо улыбнулась, но промолчала.

В обшитой красновато-коричневым деревом кабине было большое зеркало. И Мария заботливо оглядела себя: не слишком ли заношено и измято платье. Ну, как глаза мужчине отвести — это не проблема. Хотя... если он на джи падок, будет сложнее. Но чистых таких мало, скольких она перевидала, что и бабу, и парня за раз трахнут, так что если умеючи... а она умеет. Чему-чему, а этому выучили.

Лифт остановился на пятом этаже. Вымощенная под тёмный мрамор площадка, , шесть дверей, на дверях одинаковые золотистые таблички с цифрами, коробки почтовых ящиков и даже кнопки звонков одинаковые.

Майкл уверенно позвонил в третью слева дверь. Тишина... быстрые шаги... и звонкий весёлый голос:

— Я открою, сейчас...

Майкл нахмурился.

Щёлкнул замок... и перед Майклом возник и застыл изумлённый до немоты Андрей.

— Т-ты?! — наконец выдохнул он. — Зачем?!

— Затем!

Майкл грудью. Вперёд пошёл на него, и Андрей отступил, впуская их в квартиру. Майкл сам захлопнул за Марией дверь и камерным шёпотом обрушился на Андрея.

— Ты чего, поганец, доктору Ване отдохнуть не даёшь?

— Тебя не спросил, — огрызнулся Андрей. — А ты чего припёрся? И с собой притащил...она ж...

— Не зарывайся, малец, — вмешалась Мария. — А то живо красоту попорчу.

Андрей немедленно ответил забористой руганью.

— И что тут такое?

Мария вздрогнула и обернулась. Высокий белый мужчина в костюме, но он... но он явно не из таких, зачем ему джи? Да ещё двое?

— Здравствуйте, Иван Дормидонтович, — улыбнулся Майкл. — Вот, она перегорела и сбежала, и ей деваться некуда.

— Здравствуй, Михаил, — спокойно кивнул Жариков. — Всё понятно.

Взгляд беляка, которым он окатил её, сначала Марии не понравился. Он не был обычным мужским взглядом, так смотрели врачи в питомниках и Паласах, где как ты ни улыбайся, как ни играй телом, не поможет. Но... вляпаться она, конечно, вляпалась, но...выход всегда найдёшь. И всё-таки... чуть другой взгляд, не совсем... врачебный.

В первый момент Жариков растерялся. Нет, понятно, что любой из парней мог вот так заявиться, но чтобы привести с собой перегоревшую спальницу... И меньше всего он ожидал такого от Майкла. И сказал первое, что пришло даже не в голову, а на язык.

— Давайте чаю попьём.

— Ага, сразу кивнул Андрей. — На кухне пить будем, да?

И Жариков, уже начавший соображать, сразу понял: да, на кухне, не в гостиной, сделать обстановку простой и полудомашней для парней, а, значит, и для неё.