|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Глава 1.
Тело царя со скрещенными руками как будто плывет над головами близких ему людей и верных подданных. Слуги несут саркофаг на поднятых руках. Ночь прохладная, безлунная. В черной бездне слабо мерцают звезды, миллионы и миллионы одиночеств. Свет факела выхватывает заплаканное враз постаревшее лицо Великой царской супруги Тиу; посыпая голову пеплом, она причитает: 'Ты живешь в веках, и ты вечно молод'.
Нефертити проснулась. В спальне царил сумрак, от раскрашенных яркими красками стен веяло тоской и смертью. Ее тело и простыни были мокрыми от пота. Царица провела рукой по лицу, тяжелый вздох вырвался из ее груди. Воспоминания, воспоминания... Она всхлипнула. Сев на край постели, долго разглядывала ноги: толстые, ухоженные, ее ступни никогда не знали грубой обуви, горячего песка, камней на дороге, их холили, любили, берегли. Самые красивые мужчины целовали ее ноги, но тогда они были стройными, молодыми, желанными. Царица хлопнула себя по колену. Опять день не задаться, будет унылым, скучным, без настроения. Устав от собственного молчания Нефертити позвала:
— Мерита!
Из смежной маленькой комнатки вышла старая служанка. Протирая на ходу глаза, она склонилась в почтительном поклоне.
— Новый день приветствует вас, Прекраснейшая!
Царица бросила на нее недовольный взгляд.
— Сколько раз тебе повторять, обращайся ко мне только Божественная!
Пропустив слова Нефертити мимо ушей, Мерита подошла к окну и сорвала льняное полотно. В царскую спальню ворвалась утренняя прохлада и свежесть. В то же мгновение яркие краски на стенах заиграли, заискрились, тоска и недавние мысли о смерти и прошлом растворились в солнечных лучах. На мозаичном полу, где зелень травы резала глаз, дрожала роса, на стенах колыхались маки и орхидеи, на мраморном потолке в голубой синеве летали птицы.
— Божественная, я слышала, как ночью вы стонали во сне, но не осмелилась нарушить ваш покой. Вам приснилось, что-то дурное?
Служанка аккуратно расставляла крема и краски на прикроватном столике, готовила кисточки. Теперь только она имела право заботиться о красоте царского лица и тела.
— Вы должны обязательно рассказать сон до того, как Атон будет в зените, тогда все плохое и темное не подступится к вам.
Нефертити слабо улыбнулась. Раньше вместо бога солнца Атона называли Ра, и первые годы жизни в Ахетатоне Мерита так и говорила. Но царица никогда не упрекала ее за это. Нефертити рано поняла, что даже цари должны заслужить истинную преданность слуг и уметь закрывать глаза на их маленькие слабости.
— Мне снилось погребение фараона Аменхотепа.
— О-о-о! — оставив краски, Мерита внимательно слушала Божественную.
— Снилась царица Тиу, она горько плакала и причитала. Я почти кожей ощущала ее боль. Будто это не она, а я потеряла самое важное и самое дорогое в своей жизни.
— Это плохой сон, госпожа, вы правильно сделали, что рассказали его. Сейчас! — Мерита сделала неопределенный жест рукой. — Нефета, ты уже приготовила ванну для госпожи?
В спальне тут же появилась молоденькая служанка.
— Божественная, ванна готова.
Нефертити кивнула.
— Хорошо.
Ее нисколько не удивила неожиданная перемена разговора, от царского сна к приготовлению ванны. Это было в духе Мериты. И в том ли она сейчас положении чтобы требовать к себе полного внимания? Все это осталось в прошлом, чем скорее она научиться жить, как все обычные люди, тем быстрее пройдет боль.
Мерита грозно посмотрела на девушку.
— Ты должна это делать без моего напоминания!
— Но уважаемая Мерита, я же только учусь! Я во дворце совсем недавно!
— Без напоминания! Ты поняла? Ступай!
Нефертити не вмешивалась в подобные перебранки, тем более что в последнее время они стали довольно частыми. Во дворце действительно не хватало опытных и знающих людей. Разбирательством со слугами, их подбором, обучением, всем этим занималась Мерита.
Склонившись в поклоне, старая и мудрая Мерита, как ни в чем не бывало, продолжила:
— Сейчас госпожа примет ванну, и плохой сон смоет вода.
Тяжело встав с кровати, Нефертити потянулась.
Старая служанка украдкой бросила взгляд на тело царицы. Само время восхищалось гордой красотой царского лица, не обезображивая его морщинами. Но вот тело...после шести родов оно потеряло женскую притягательность, стройность, упругость, подтянутость. Толстые ляжки, раздавшиеся бедра, свисающий живот, обвисшие груди. Такое тело требовало особой одежды, которая могла все это скрыть. Быть может из-за этого, Эхнатон, который в молодости упивался необычайно красивым телом Нефертити, со временем отказался от него и заинтересовался стройными юными телами своих дочерей?
Мерита отогнала от себя черные, грязные мысли. Не ее это дело, что да как там было, рассудила она.
Опустившись в воду, Нефертити недовольно поморщилась. Вода была недостаточно прохладной и освежающей.
— Где ты нашла эту девушку? — капризно спросила она.
— Госпожа, вы же знаете, что сейчас не приходится выбирать. Просто не из кого. Большая часть молодежи уже в Фивах, при дворе вашей дочери Анкесенатон. Дворец наполовину пуст. — Мерита горько вздохнула. — Разбегаются все...
— Да, ушли наши времена... безвозвратно...
Нефертити задумалась, горький ком подкатил к горлу. И без того тоскливое настроение окончательно испортилось. Так не хочется верить, что ее время прошло. Когда она жива, здорова и полна сил!
— Прикажи Хенесу подобрать мне платье. Сегодня Тутмос будет делать зарисовки для моей новой скульптуры. Чего ты молчишь?
— Дело в том... — замялась Мерита.
— В чем? Хенес болен?
— Нет, — наконец-то решилась служанка. — Просто вчера он со своей семьей ушел в Фивы, к Анкесенатон.
Резко встав, отчего вода расплескалась на пол, с трудом сдерживая гнев и раздражение, царица вытерла тело, бросив мокрую льняную простыню в лицо служанки.
— Да что ж они все по вечерам убегают! Можно и днем! Значит, я сама себе выберу платье!
Не дожидаясь помощи, Нефертити выбралась из ванны и направилась в свои покои, оставляя на мозаичном полу следы от мокрых ног. Да что ж за день сегодня такой!
Войдя в гардеробную, она зло крикнула:
— Принеси мне голубую корону, воротники и драгоценности!
В гневе перебирая платья, Нефертити мысленно твердила себе, что придворный гардероба Царицы Двух Земель Хенес, умевший не только делать ее прекрасной и обворожительной, но еще и любимый собеседник, к которому она искренне привязалась, попросту никогда не было в ее жизни. Злоба и отчаяние душили ее. Мерзавец! Крыса! Предатель! Да как он посмел! Жалкий придворный, ничтожный смертный пренебречь ею! Ею! Царицей Кемета!
Оперевшись на створки гардероба, Нефертити прикусила костяшки пальцев и тихонько завыла. Все, все предали, сбежали, бросили... Через какое-то время она успокоилась, подождала пока красные пятна от слез сойдут с лица.
Выбрав платье и сандалии, Нефертити направилась в утреннюю комнату. Там ее уже ждала Мерита. Голубая корона и шкатулки с драгоценностями стояли на невысоком мраморном столике, а на мозаичном полу, среди летающих бабочек и колышущихся на ветру маках, лежали царские воротники.
Внимательно посмотрев на служанку, она горестно сказала:
— А ты говоришь, вода смоет дурной сон! Нас она скоро смоет!
Мерита только плечами пожала.
Когда-то после принятия утренней ванны и умащивания тела благовониями, Нефертити садилась в удобное позолоченное кресло, а с десяток служанок порхали вокруг нее. Ей оставалось только капризничать или шутить, смотря какое было настроение. Теперь царица многое делала сама, а старую грузную Мериту тяжело было назвать порхающей.
Нефертити легла на кушетку, вокруг которой заблаговременно были расставлены коробочки с очищающими и молодящими кожу мазями. Старые пальцы служанки быстро и со знанием дела умащивали рыхлое тело царицы.
Царица прикрыла веки. Что-то ей подсказывало, что она услышала не все дурные вести. Неужели самое страшное еще впереди?
Закончив утренний туалет и легкий завтрак Нефертити одела прозрачное платье, кожаные сандалии с золотыми ремешками и застежками, выбрала воротник отделанный малахитом, лазуритом и бирюзой.
Помогая надеть корону, Мерита заметила:
— Платье простоватое.
— Что ж, — ответила царица после недолгого молчания, — теперь я хочу, чтобы в моей жизни все было просто. Хватит сложностей и премудростей.
— Как считаете нужным, госпожа.
Обняв старую служанку, Нефертити горько произнесла:
— Не держи на меня обиду, верная и преданная Мерита. Ты, как никто знаешь, как тяжело мне и как порою трудно сдержать себя в руках.
— Божественная, в моем сердце нет и никогда не будет обиды на вас. Я же все понимаю...
Перед встречей с Тутмосом царица решила побывать в саду, привести свои чувства и мысли в порядок. Она медленно шла по длинным расписанным фресками дворцовым галереям погруженная в мрачные размышления. Странная тишина преследовала ее тень, дрожащую в свете масляных ламп. Нефертити замерла, ей показалась, что ее кто-то зовет. Но в огромных галереях она была совсем одна. 'Все как в жизни', — саркастически усмехнулась царица. Выйдя в сад, она направилась в свою любимую беседку. Пальмовые листья тихо шелестели над головой, царские тропинки, по которым когда-то расхаживали фазаны и диковинные птицы, зарастали травой. На огромный в тысячу царских локтей дворцовый сад остался только один садовник, конечно же он не мог со всем управиться. Нефертити это понимала, но все равно частенько ругала его. Она знала, что старый и больной, помнивший ее мужа мальчиком, он никуда от нее не сбежит. 'Это подло, — прошептал ей внутренний голос, — подло, подло...'. Царица резко встала. Да что ж за день сегодня такой!
Нефертити вошла в Зал приемов величественно и с гордо поднятой головой. Тутмос, главный царский скульптор и художник, уже поджидавший ее, почтительно склонился.
— Приветствую тебя, Повелительница Двух Земель, Нефернеферуатон — Нефертити, пусть жизнь твоя длится долгие годы, живи вечно!
Подняв голову, Тутмос бесстыдно впился в необыкновенно прекрасное лицо царицы. Вольность и непосредственность в поведении придворных взрастил Эхнатон, ненавидевший лицемерие и строгий этикет. После смерти царственного супруга Нефертити сохранила проявление свободы и искренности.
— Многие годы любуюсь и восхищаюсь твоей божественной красотой и все никак не могу насытиться ею!
Нефертити засмеялась, ее глаза подобрели, лицо смягчилось, настороженность сменилась мягкостью. Только в присутствии Тутмоса, главного и верного певца ее красоты, Нефертити могла не опасаться удара в спину.
— Ах, Тутмос, ты как всегда льстишь мне, — кокетливо произнесла она.
— О, нет, моя прекрасная царица! Я как всегда скромен.
Удобно устроившись в позолоченном кресле возле окна, Нефертити спросила:
— Верно ли я села, Тутмос? Как мне лучше повернуть голову?
— Все верно, Божественная, как художник, я обожаю ваш профиль, поэтому, как всегда, смотрите в окно.
— Как всегда... — тихо прошептала Нефертити.
Вновь грусть и тоска накатили на нее. Эти волшебные слова в ее сегодняшней жизни были пустым звуком. Теперь-то она по достоинству могла оценить постоянство и покой! В молодости она плохо понимала, что значит, когда вся жизнь определена и никакие превратности судьбы не способны омрачить ее. Она жила легко, весело, беззаботно, бездумно разбрасываясь счастьем, отмеренным ей на всю жизнь, она истратила за полжизни. Только все потеряв, пережив предательство мужа и детей, испытав и познав страх, от которого страдает большинство людей. Для них каждый новый день наполнен неизвестностью, а потому таит в себе угрозу, удары судьба наносит исподтишка и хладнокровно.
Взгляд Нефертити скользил по роскошным и вычурным домам знати, которые хорошо просматривались из окна. Они вызывали столько воспоминаний... Вон дом канцлера Нахти, его сосед царский знаменосец Сути. Они покинули ее вслед за царствующим фараоном Тутанхатоном и его женой Анкесенатон, переехавшими из Ахетатона в Фивы. В древнюю столицу Кемета, к старым святилищам Амона, которые когда-то царица пощадила. Нефертити молча проглотила предательство дочери и бывшего любимца — сводного брата Эхнатона, Тутанхатона. Приняв решение о переезде в Фивы под давлением жрецов Амона, которые после смерти ее царственного супруга вновь начали набирать былое влияние и могущество. Они даже не сочли нужным поставить ее в известность. Царица обо всем узнала случайно и что-либо изменить уже не могла. Точнее ей дали понять, что она уже ни на что не способна влиять. Вслед за ними потянулись и высокопоставленные придворные, армия и, что самое ужасное, родной и самый близкий человек, великий визирь Айя. Все приняли сторону юного, легкомысленного и неопытного Тутанхатона. Переворот, много лет готовившийся жрецами и сторонниками Амона, произошел быстро и бесшумно. Власть, словно вода, вытекала из ее рук. Предавали самые любимые и, как она наивно считала, самые надежные. Неужели столь коварное вероломство есть следствие враждебного и ужасного отношения к ней Эхнатона, разрушившего и погубившего в своем безумии не только царство, но и их семью? Сумевшего вызвать ненависть и презрение к Нефертити не только у придворных, но и у родных дочерей?
Царица с трудом подавила тяжелый вздох, ее руки сжались в кулаки, лицо напряглось. Вот она самая подлая и мерзкая крыса — безумный, трусливый Эхнатон. Ловко же он бросил ее на растерзание врагов. Какой-то древний мудрец сказал: своевременная смерть — важное и тонкое умение.
Царица отвела взгляд от пустых домов знати. Если бы было кому, она приказала бы снести их, стереть, обратить в пыль. Словно заноза в сердце они бередили ее кровоточащие раны. Тяжелые воспоминания о переезде придворных в Фивы вызвали в памяти царицы последний разговор с дочерью, который она больше всего на свете хотела бы забыть.
— Неужели ты не понимаешь, — говорила Нефертити Анкесенатон, — что этот город мы с отцом строили для тебя, для твоей будущей семьи? Неужели ты не понимаешь, что предаешь не только веру в которой я тебя вырастила, но и меня, свою мать?
Анкесенатон зло рассмеялась.
— Ты...мать?! Поздно же ты вспомнила об этом!
— Что? — царица потрясенно смотрела на тринадцатилетнюю девочку. — Я выкормила тебя своей грудью! Я оберегала тебя от болезней! Я...
— А что же ты не оберегала меня, когда в мою спальню на четвереньках вползал этот урод, которого я никогда не назову отцом! Где же ты была, когда он пыхтел и его слюни капали мне на лицо, а я кричала и звала тебя!
Нефертити закрыла лицо руками. Больше всего на свете она боялась этой страшной правды. Больше всего на свете она боялась того ужаса, который преследовал ее и дочерей. Ужаса, имя которому, Эхнатон. Больной и сошедший с ума Эхнатон.
— Я ненавижу Атона! Ненавижу этот проклятый город! Ненавижу все, что он любил! Ненавижу тебя! А еще я ненавижу ребенка, которого от него родила! — кричала, выплевывала из себя горькие, ядовитые слова худенькая девочка, когда-то больше всего на свете обожавшая отца и мать.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
