|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Идея со штандартом оказалась исключительно удачной. Сквозь валившие из окон горящей библиотеки клубы дыма было видно, как гвинны отчаянно пытаются тушить пожар — но толку от всех их стараний было столько же, как если бы они пытались потушить камин водой из ложки. Вслух сэр Ирем насмехался над усилиями мельтешивших внизу гвиннов, но в душе мучительно завидовал. У этих дикарей и варваров была вода — целые ведра, полные воды, которую они даже не пили, а бесцельно выливали себе под ноги. А Ирем сначала несколько часов подряд сражался на улицах города, а потом выбирался из пожара, и сейчас он чувствовал себя способным в одиночку осушить подобное ведро.
В разгар этих терзаний Ирем обнаружил, что глаза Валларикса открыты, и он смотрит прямо на него. Ирем тут же забыл про гвиннов и поспешно опустился на колени рядом с императором.
— Кровь, кажется, остановилась, — сказал тот неестественным, бесцветным голосом, которым говорят только измученные продолжительной и сильной болью люди.
— Совсем плохо?.. — стиснув зубы, спросил Ирем.
Валларикс покачал головой.
За свою жизнь сэр Ирем видел много раненых, и сам не раз бывал серьёзно ранен, но видеть в таком состоянии Вальдера было нестерпимо.
— У кого-нибудь есть люцер?.. — без особой надежды спросил коадъютор у своих людей. Как и следовало ожидать, люцера ни у кого не было — запасы зёрен, полученные от Аденора, давно были израсходованы подчистую.
— У меня в лаборатории, в шкатулке с ядами, кажется, должен был остаться твисс, — вспомнил Саккронис неожиданно. Он начал подниматься на ноги, но Ирем встал быстрее и поддержал старика под локоть. Саккронис замахал на него рукой. — Не нужно меня провожать, вы все рано не знаете, где что лежит...
— Пойдем вдвоем, — отрезал Ирем, направляясь к лестнице. Хотя после того, как архивариуса вырвало, ему явно стало получше, лицо у Саккрониса по-прежнему было зеленым. Не хватало только, чтобы он свалился в обморок от дыма, а кому-нибудь потом пришлось искать его в этом чаду.
Чтобы помешать распространению пожара, ставни в башне были задвинуты наглухо, так что в лаборатории Саккрониса было темно, как в погребе. От этой темноты разъедавший легкие дым казался еще более густым. Ирем не представлял, как можно что-то отыскать в подобной темноте, но непрерывно кашлявший Саккронис, ощупью двигаясь вдоль полок, каким-то одним ему ведомым способом сумел отыскать нужную и сунул в руки коадъютора резную деревянную шкатулку. Как только они выбрались на верхнюю площадку башни, их товарищи захлопнули за их спиной тяжелый деревянный люк.
Ирему доводилось пользоваться твиссом, и он знал, что, в отличие от люцера, тот действует далеко не сразу, но сегодня эффект твисса показался ему прямо-таки издевательски медлительным. Прошла, по меньшей мере, четверть часа, прежде чем закаменевшее лицо Валларикса расслабилось, и стало ясно, что боль понемногу отступает.
Император облизнул сухие губы и спросил :
— Воды у нас, конечно, нет?..
Ирем покачал головой. Чтобы отвлечь Валларикса — и остальных, напрягшихся от одного слова "вода", — он стал рассказывать о том, как благодаря хладнокровию и выдержке Саккрониса им удалось сначала выбраться из бушевавшего в Книгохранилище пожара, а потом и вовсе вывесить прямо под носом у захватчиков штандарт дан-Энриксов, и это так взбесило Олварга, что его люди уже целый час таскают ведра и мешки с песком, пытаясь потушить пожар.
Сообщение о знамени на башне вызвало у Валларикса бледную улыбку, но она исчезла так же быстро, как и появилась.
— Как ты думаешь, корабль королевы уцелел? — тихо спросил он коадъютора.
Сэр Ирем выдохнул сквозь стиснутые зубы. Последнюю пару дней он старательно отгонял от себя мысли о недавнем шторме и о том, что стало с кораблем, если эта буря застигла их в открытом море. Как же всё-таки глупо!.. Они с Валлариксом ещё живы, а вот те, кого они надеялись уберечь от опасности, наверняка уже...
— Думаю, да, — с нажимом сказал он. — Они могли пристать к Андару или же к Фелунду, и переждать шторм на берегу.
Валларикс медленно опустил веки, словно соглашаясь с собеседником.
— Ты так ничего и не сказал той девушке... Сейлес Ландор? — спросил он по-такийски несколько секунд спустя.
Сэр Ирем изумленно покосился на Вальдера. До сегодняшнего дня тот никогда не поминал про Сейлес, и Ирему даже в голову не приходило, что Валларикс что-нибудь заметил.
— Потому что не о чем тут говорить, — сухо ответил Ирем, понадеявшись, что архивариус, за прочими учеными занятиями, не успел овладеть еще и айшеритом.
Валларикс едва заметно улыбнулся.
— Ирем, я ведь не слепой... и знаю тебя уже очень, очень долго. Я уверен в том, что эта Сейлес тебе нравилась.
— Ну разумеется, она мне нравилась. Как и любая привлекательная женщина, с которой мне пришлось бы проводить столько же времени. — Ирем досадливо повел плечом. — Тебе этого не понять. Если ты любишь одну женщину, то остальные для тебя как будто бы не существуют. Но большинство мужчин устроены иначе. Мы влюбляемся в любую женщину, которая способна чем-то поразить наше воображение — особенно если эта женщина достаточно долго маячит у нас перед глазами.
— Неужели?.. — усмехнулся император.
— Безусловно так. Разница в том, что месс Ландор служила под моим началом, и поэтому не могло быть и речи о том, чтобы проявить к ней какой-то интерес. А когда ты не можешь что-то сделать — тебе, разумеется, хочется этого куда сильнее.
— А почему, собственно, "не можешь"?.. — не понял Валларикс. — Твои отношения с Эленой Эренс обсуждала вся столица. А потом ты вообще связался с известной на всю Адель преступницей — и даже не пытался этого скрывать.
— Это другое, — мрачно сказал Ирем. — В Сейлес было слишком много чисто детского восторга перед Орденом. Надо было быть законченной скотиной, чтобы дать ей перепутать это восхищение... с чем-то другим. Хотя, конечно, когда уже стало ясно, что она плывёт на Острова... Знаешь, она ведь пришла ко мне посреди ночи, прямо во дворце, и предложила выпить с ней! А я сидел и думал — Альды, ну какая теперь разница, мы ведь, скорее всего, никогда больше не встретимся, и я, по сути, уже не являюсь её командиром. Я бы мог сказать ей, что она всегда мне нравилась. Что я последние четыре года находил нелепые предлоги спуститься во двор, чтобы взглянуть на то, как она фехтовала с кем-то из своих друзей. Что, как дурак, смотрел на нее всякий раз, когда она стояла возле кресла королевы на советах... — Ирем принужденно рассмеялся. — Не поверишь — мне хотелось дать по морде Витто Арриконе, когда они с Сейлес напились в "Черном дрозде" и возвращались в Адельстан, повиснув друг у друга на плечах.
— Ты ничего ей не сказал, — заметил император утвердительно.
— Нет, не сказал. Даже не будь я ее командиром, все равно ничем хорошим это бы не кончилось. Ладно еще, если бы я погиб, а ей остались бы только воспоминания об этом вечере. Но если бы случилось чудо, и мы оба выжили, а Сейлес вместе с королевой возвратились бы назад в Адель... — Ирем поморщился. — Все женщины, которых я любил, в конце концов страдали от того, что рискнули со мной связаться. А я только успокаивал себя — я ведь предупреждал, что для меня на первом месте всегда будет Орден. Я же ничего не обещал!.. Но сейчас я думаю, что мало "ничего не обещать". Нельзя позволить другому человеку даже просто начать надеяться на то, что ты не сможешь дать.
— И ты при этом говоришь, что эта Сейлес тебе просто "нравилась"? "Как любая другая женщина"?.. Не помню, чтобы ты задумывался о таких вещах из-за кого-нибудь еще!
Ирем с досадой покосился на Вальдера. Он уже собирался саркастически заметить, что дело совсем не в Сейлес, и что всякий человек, которому нужна серьезная причина, чтобы в сорок пять смотреть на мир не так, как в двадцать пять — просто дурак, но тут башню тряхнуло от зловещего подземного толчка, и товарищи Ирема испуганно повскакивали на ноги.
Про себя рыцарь отстраненно удивился и чужому и — из песни слов не выкинешь — своему собственному страху перед содрогавшейся землей. Казалось бы, чего ещё бояться людям в таком отчаянном положении, как у них?.. Смерть под обвалом, если уж на то пошло, гораздо лучше гибели от жажды, не говоря уже о том, что ожидало их в том случае, если гвинны сумеют потушить пожар и захватить кого-нибудь из них живым. И, тем не менее, сэр Ирем чувствовал, что сердце у него колотится под самым горлом. Память о разрушившем Адель землетрясении была еще слишком свежа.
Камни под их ногами задрожали снова.
— Дворец!.. — воскликнул архивариус. Ирем перевел взгляд с земли на императорский дворец — и с изумлением и увидел, как балконы, угловые башенки и галереи рушатся, словно игрушечные домики из кубиков. А потом стены и венчавший дворец купол тоже стали проседать, взметая в воздух облака мраморной пыли. Ирему почудилось, что он оглох — уши мгновенно заложило, и грохот обвала доносился глухо, как через подушку. В Иреме вспыхнуло чувство мстительного торжества — ведь Олварг, несомненно, сейчас находился во дворце, и здание должно было обрушиться прямо ему на голову. Но потом коадъютор осознал, что, как и позапрошлой ночью, это было не обычное землетрясение, а магия. И Ирему было известно только одно обстоятельство, которое могло заставить Олварга прибегнуть к магии подобной силы...
Крикс, — подумал он.
Выходит, Браэнн не ошибся! Крикс и в самом деле уцелел. И теперь он добрался до...
-Ты что?! — забыв об Эвеллире, вскричал Ирем, видя, что бледный от напряжения Вальдер цепляется за парапет, пытаясь встать. — Совсем с ума сошёл?.. Сейчас же сядь!
В этом безумном грохоте Вальдер, конечно, его не услышал. Но зато он понял, что ему не хватит сил подняться на ноги, и требовательно посмотрел на коадъютора. Ирем разобрал по губам "помоги мне", и раздраженно сдвинул брови. Помогать Вальдеру ему совершенно не хотелось, но при этом в глубине души он должен был признать, что император по-своему прав. На его месте Ирем ни за что не согласился бы остаться в стороне и пропустить самое главное.
— Давай, — уступил он со вздохом, наклоняясь к императору и подхватив его под локти. Помогая Валлариксу подняться и присесть на парапет, рыцарь пробормотал — Только не вздумай истечь кровью или рухнуть вниз...
Самое странное началось в тот момент, когда обрушился каменный купол, находившийся прямо над залом Тысячи колонн.
Серое пасмурное небо над их головами начало стремительно светлеть, пока не засияло, как расплавленное серебро.
По небу быстро, словно птицы, пролетели кучевые облака, следом за ними полыхнул багрово-фиолетовый закат, со скоростью кометы пронеслись и растворились в предрассветном небе бледный кругляшок луны и по-летнему яркие созвездия. Ирем закрыл глаза, почувствовав, что у него кружится голова, а камни ускользают из-под ног. Чувство было таким, как будто бы недели, месяцы и дни несутся сквозь остановившееся время яркой ярмарочной каруселью.
— Как... красиво, — потрясенно выдохнул Валларикс где-то совсем рядом с ним.
— М-мм, — промычал Ирем, сам не зная, хочет ли он согласиться с императором — или пожаловаться, что его мутит.
А потом все исчезло — доспех, давящий ему на плечи, и мучительная жажда, тошнота и боль в разбитой голове.
...В тот день он, как обычно, засиделся с солдатами до поздней ночи, потому что Яррен, который присматривал за ним по поручению его отца, не возражал против того, чтобы Ирем торчал на кухне, во дворе или в солдатской караулке в такой час, когда ему давно полагалось быть в постели.
Яррен вообще всегда вел себя так, как будто полагал, что Ирем сам вполне способен о себе позаботиться. Утром, когда они спускались в кухню, где обедали солдаты из замковой стражи, Яррен брал поднос и собирал на него все, что собирался есть на завтрак — водружал в центр подноса миску с кашей, отрезал ломоть хлеба, мазал золотистую горбушку маслом и накладывал в тарелку остатки жаркого с ужина. На Ирема он при этом даже не смотрел. Если тот ограничивался ломтиком поджаренной ветчины или каким-то другим лакомством, то Яррен, в отличие от его бывшей няньки, не обращал на это ни малейшего внимания. Но если днем Ирем начинал ныть, что он проголодался, то наемник поднимал его на смех и советовал в следующий раз поесть нормально, а не строить из себя знатную леди, которая боится располнеть.
С Ярреном Ирем наслаждался ощущением свободы и мужского братства. С того дня, как он избавился от няньки и перешел под надзор наемника, никто больше не говорил ему, что следует тепло одеться или что пора ложиться спать. Ирему ему льстило. Иногда ему казалось, что они заключили безмолвный уговор — Яррен обращается с ним, как со взрослым, а в ответ он должен вести себя соответственно. То есть не ныть, не жаловаться, не быть чересчур назойливым и не мешать Яррену развлекаться.
Вот и теперь Яррен торчал на кухне и играл в пинтар с парой своих друзей, а Ирем сидел рядом с ним и чувствовал, что, несмотря на все свои старания держать глаза открытыми, вот-вот заснет прямо на табурете, уронив голову на руки. С ним подобное уже случалось, и он знал, что, если он действительно заснет, то пробуждение будет не из приятных — в лучшем случае, Яррен без лишней нежности встряхнет воспитанника за плечо и посоветует идти к себе, а в худшем — кто-то из солдат треснет ладонью или кружкой по столу, заставив его подскочить от неожиданности. Лучше уж встать и дотащиться до кровати.
— Я пойду спать, — объявил Ирем вслух.
— Давай, — небрежно согласился Яррен, бросив кости. И, покосившись на единственный светильник на столе, спросил — Тебе ведь не нужна свеча?..
Ирем представил темноту на лестнице, пугающее ощущение, что в каждом углу затаились какие-то призрачные чудовища... До спальни он, положим, доберется, но потом придется лежать одному, вдали от кухни и от караульных помещений, в абсолютном мраке. Ирем по опыту знал, что ему будут мерещиться движения и шорохи в каждом углу, и это будет продолжаться до тех пор, пока он не намучается страхами настолько, чтобы у него не осталось сил бояться — и только тогда ему удастся провалиться в сон.
Но Яррену определенно не хотелось расставаться со свечой. При свете очага гораздо хуже видно фишки, значит — больше риска, что кому-то из противников удастся потихоньку смухлевать. Если Ирем заявит, что ему нужна свеча, то Яррен будет недоволен — и наверняка поймет, что дело тут не в том, что он не хочет разбить лоб на лестнице.
Яррен не должен думать, будто он чего-нибудь боится... а тем более — что он может бояться темноты.
— Конечно, нет, — ответил он, слезая с табурета. Ноги Ирема не доставали до пола, так что ему пришлось буквально сползти вниз.
Ирем гордился тем, что все солдаты гарнизона уважали и побаивались Яррена — вероятно, потому, что сам наемник не боялся никого и ничего, и ко всему на свете относился, как к безделице, не стоящей внимания. Отца Ирем видел не чаще раза в месяц — лорду приграничной марки некогда рассиживаться дома. Мать, которую Ирему полагалось ежедневно навещать в ее покоях, была озабочена, по большей части, качеством его рубашек, чистотой ногтей и колтунами в волосах. Но Ирема все это совершенно не смущало, потому что Яррен всегда был с ним рядом и, казалось, искренне хотел, чтобы Ирем вырос таким же сильным, ловким и бесстрашным, как он сам.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
