Цапковски

Глава 1.

— Не ной, идём быстрее-подгонял еле тащившуюся по темному лесу наследницу рода. Да было тяжело, да еле ушли от напавших, и да, наследница вряд ли в своей жизни подвергалась чему-то подобному. Представить ситуацию, в которой стройная белоснежная крольчиха могла бы в платье и сапожках на себе тащить два объёмных тюка и увесистую дорожную сумку, было сложно. Она конечно молодец. Держалась сильно лучше, чем можно было от нее ожидать. Но все равно требовалось прилагать силы, чтобы ее высочество, окончательно не раскисло посреди этого леса.

Цапковски не был профессиональным охранником или бойцом, в эту авантюру его заставило влезть безденежье. Толковых заказов на не упокоенных давно не было, дикие в преддверии зимы попрятались по своим логовам и в целом не беспокоили селян, а сбережения очень неожиданно и к большому сожалению закончились. Цапковски относился к деньгам очень легко, многие сказали бы — легкомысленно. Даже для своего вида, что имел весьма определенную репутацию, Цапковски был с одной стороны жаден до них, а с другой, очень просто их транжирил. Главным образом на разгульное веселье. Он сильно отличался от своих сородичей. Он не имел дома, с бесчисленными кладовыми и хранилищами, не вел как прочие еноты финансовых дел, не имел даже лавки, что казалось и вовсе не мыслимым, для его вида. Все знали, что енот или имеет свою лавку, или работает в ней на своего родственника. И живет в одной большой и многочисленной семье. Многим бы хотелось наложить лапу на полные серебра, по слухам и сплетням, закрома енотовой семьи. Но вот начинать вражду с целой енотовой семьей или того хуже кланом, было себе дороже.

Кроме того, хоть енотов многие не любили, но признавали, они были нужны и очень полезны в ряде ситуаций. Торговля с пустынниками и займы под проценты, многим казались если уж и не постыдным занятием, то очень близко к этому. Но Цапковски был не таков.

Его влекла жажда странствий, приключений и легкой наживы. И когда знакомый проныра предложил выгодное дельце, отказываться не стал, хотя и сразу почувствовал, что будут проблемы. Во-первых, сама цель, казалась странной. Препроводить из земель Ротозвока до границ Пашен ХьельдСквара, юною особу из древнего и почитаемого рода. В дела высокородных Цапковски никогда особо не вникал. Но тем не менее, у него сразу же возник вопрос, почему для такого дела, собирают наемных бойцов, а не выставляют собственных живых? Род Червоннохвостых был многочисленней, в нем хватало младших сынов, коих вполне можно было отправить с такой миссией, но вместо этого, во главе был поставлен всего лишь десятник. Следующий момент что с одной стороны сильно обрадовал, а с другой премного удивил его. Выплата задатка серебром и в полном объёме. Ну и на последний, и, пожалуй, самый важный момент, это состав их отряда. Во главе десятник псовый с двумя своими подручными, безродными метисами, но весьма крепкими и молчаливыми малыми. Десяток копытных, что должны были тащить паланкин с особой, и прочею поклажу. Тоже большей частью метисы, кто из них от кого произошел понять было сложно, разве что главный среди них точно имел в отцах быка. Не будь он туп как пробка и столь неуклюж, был бы первый среди бойцов. В качестве охраны, были выбраны крысюки, подлое племя, но как бойцы слыли неплохими как минимум. Их Цапковски не переносил на дух. Сам же енот, был одним из тех, кто значился как следопыт, хотя и тут возникали сомнения. Лис и кот, что были эдакими напарниками, не вызывали никаких сомнений в себе, к ним спиной поворачиваться было не разумно и крайне опасно.

Проблем Цапковски ждал, и ждал не напрасно, они не заставили себя долго ждать. На третий день, они угодили в засаду, достаточно грамотную и добротно организованную. Один секрет кошачьих Цапковски вскрыл удачно, те через чур понадеялись на свой нюх, а это не всегда оправданно. Если бы по примеру других он позволил бы себе выпивать и потреблять нюхательную соль, то тогда бы закончил свои дни, как раз в том овражке, где расположились стрелки кошачьих. Но вышло удачно, и ветерок благоприятствовал, да и засадники были безалаберно расслаблены. Гросс мессер, служивший Цапковски основным орудием смертоубийства, не подвел и на этот раз. По одному удару в спину ближним двум, все такие уверенные, такие якобы ловкие и неуловимые коты, в предсмертной агонии. Третий же, то ли самый осторожный, то ли более опытный, сумел парировать, первый выпад, но на этом его удача и воинское искусство и кончалось. Мало взять клинок или лук в лапы, надо уметь еще ими пользоваться. Добивал кошачьих деловито, выворачивать карманы сподручнее уже у мертвых, а то мало ли, напоследок решат ткнуть железкой какой, да и бессмысленные мучения не приносят радости. Так всю жизнь считал енот. Особой неприязни к этим, Цапковски не испытывал, жизнь такая скверная сука, сегодня ты, завтра тебя. Так вышло, что оказался чуть хитрее, чуть удачливее, а от того это он прятал медяки себе в кошель, а не его мертвую тушку обирали.

Но вот дальше, все пошло кувырком, вернуться и предупредить, как честно и хотел сделать Цапковски, не вышло. Звуки битвы разносились далеко, к тому времени как удалось вернуться к отряду, там вовсю кипела самая настоящая резня. Знамен не было видно, официально никто и ничего не объявлял, и это было скверно. Значит, настала "плохая война". Что именно дернуло Цапковски ринуться на выручку юной особы, он и сам не очень понял, по-хорошему надо было немедленно драть когти, довольствуясь задатком да медью. Но вместо этого, он дождался, когда здоровенный волчара вынырнул из-за спин копейщиков, увлеченных шинкованием остатка его недавних сотоварищей, и подскочив к нему резким ударом снизу-вверх вспороть его плоть. Гроссмесерр для таких дел подходил плохо, воспользовался штурмножом, своим запасным клинком. Он то, как раз легко скользнул под кирасу, рассекая плоть и высвобождая потроха.

Дальнейшее помнилось смутно, в основном бег, с буксируемой за лапу белоснежной особой. Та вообще видимо уже свыклась с мыслью что она, эдакий переходящий приз, и не особо возмущалась, вначале. Бежать пришлось долго, очень долго. Когда успел подцепить еще и сумку волка, Цапковски припомнить не смог, видимо сработал рефлекс. Вопрос о том, кто на них конкретно напал, что за дом или клан, естественно волновал авантюриста, очень не хотелось оказаться в немилости у кого ни будь из влиятельных. Напрягая память, пытался соотнести внешний вид и цвета хоть к одному из известных домов, выходило плохо. Мешал и бег по пересеченной местности, и груз, да и особа уже начала канючить, прося остановиться. К тому же местность была незнакомой, в этих краях Цапковски бывал и редко, и давно. Что творилось в здешних лесах, одному прародителю известно. Как дела обстояли с неупокоенными, бушуют ли болезни, сколько диких, как тут себя чувствует церковь, енот не знал, полагаясь больше на чутье да на авось, такие вещи узнавал обычно редко. До сего дня, он был еще одним авантюристом, не сильно интересовавший влиятельных мира сего, знай себе делай разного рода заказы на упыря или трупоеда, отлавливай обнаглевших диких, да прогуливай в свое удовольствие серебро, снимая на ночь понравившеюся, а то и понравившегося живого. Желающих поднять хвост за серебро хватало.

Но теперь, все изменилось. Один только взгляд на лапки Крольчихи, выдавал в ней весомую потенциальную проблему. Как алмаз грязью не замазывай, алмаз останется алмазом. Пальчики тоненькие и холеные, шерстка белоснежная, не знавшая что такое грязь и пыль дорог. Пожалуй, ничего тяжелее чаши эти лапки и не подымали. От того сейчас особа буквально изнывала от усталости.

-Не ной говорю, вроде бы тут где-то должна быть дорога. Если мне память не изменяет. И не просто дорога, а имперский пост сборщика податей. А при нем вроде как была корчма. Вот в ней ваше высокородие и заночуем. — Успокаивал наследницу рода. В отношении неё пока еще не сложилось определенных планов, скорее было интуитивное понимание, что в отличие от его жизни, её стоила дорого, и теоретически, можно рассчитывать на солидную прибавку, если суметь, сохранив свою довести ее до места назначения. Но с другой стороны, если уж роду Червоннохвостых был брошен вызов, если речь идет охоте на наследниц рода, то находится рядом с ней, значит ежеминутно рисковать. И не просто умереть, а умереть, как-нибудь особо затейливо, чего вовсе не хотелось. Пока с выбором дальнейших действий не определился, Цапковски, выискивал признаки дороги, боясь признаться себе в том, что видимо заплутал. Организм требовал передышки и осмысления, видимой погони пока не ощущал, но то, что она будет не сомневался. Вот так просто взять и забыть о высокородной, кто бы не устроил охоту в мирных вроде бы землях, не сможет. Как и смириться с убийством одного из своих важных живых.

-Слушай, высокородие, как тебя звать то? И второй вопрос, ты того серого, у которого я тебе отобрал, не знаешь случаем? Чей он пёс? — решив прекратить тихое, но постоянное и уже порядком надоевшее нытьё, задал вопрос крольчихе. На ответ, впрочем, особо не надеялся, просто хотел, чтобы она наконец прекратила, -"давай остановимся, и дай передохнуть". Пару минут крольчиха и вправду молчала, за это время енот наконец заприметил дорогу, правда не ту которую искал. Узкую сельскую, упиравшуюся в хутор посреди леса. Огней никаких, признаков живых тоже, но оно было и к лучшему. Утаить принадлежность крольчихи к благородным было нереальным. Даже в сумерках, что уже опустились, одного взгляда было бы достаточно, чтобы понять, она даже на мещанку не тянет. Слишком гордо держит осанку, слишком много властных ноток в словах, да и взгляды что бросала она на Цапковского, нет, так простые живые не смотрят.

-Меня зовут Оливия, из рода Червоннохвостых, я одиннадцатая из шестнадцати наследников рода. Повенчана с рождения с виконтом Албозоном, сыном Форре Верного. Мой брак был бы очень неприятен, некоторым из окружения графа Форре Верного. Старый хряк плотно окружен как завистниками, так и прихлебателями. Перечислять их всех, займет очень много времени. Стоит упомянуть лишь наверное, самых влиятельных. Это управляющие пашнями Высокодуцбовы, почитаемы ловчие Серого Дома, и пожалуй, самые вероятные исполнители этого бесчестного нападения. Молодые и амбициозные — ревнители света Создателя. Хотя уверенности у меня нет. На него замахнуться в открытую никто не осмеливается. Брак давно одобрен, что-либо менять не в привычках графа, а ведь несмотря на старость, этот кабан еще запросто подымет на клыки любого, тем более, что он по-прежнему доверенное лицо самого императора. — Голос крольчихи чист и нежен. От усталости как будто не осталось и следа.

Глава 2.

Речь крольчихи заставила Цапковски по-новому взглянуть на неё. Высокая, стройная, с неожиданно очень умными глазами, она не была привлекательна с точки зрения енота. Он предпочитал, чтобы самочку было за что подержать, тут же шкура да кости. Но помимо отсутствия привлекательных форм, было еще и четкое понимание, что на достоинство крольчихи не стоило даже думать покуситься. За это могли уже младшие сыновья Червоннохвостых устроить охоту на одного не в меру разгоряченного пушистого в маске. Пускай каких то особых зверств за ушастыми не водилось, они славились крепким хозяйством и большим количеством живых под их началом.

— Ревнители света? Мда, и если вправду это они, то дела наши ваша ушастость, сильно плохи. Я с ними особо не связывался, но наслышан, наслышан. Ладно, кажется я нашел, где можно будет переждать ночь, да привести себя в порядок-

Брошенный хутор, всегда плохой знак. Причин может быть много разных, но все они сулят проблемы разного толка. Но если живая мертвечина, поднятая отродьями Мортис или дикие, что смогли перебить живших здесь, не пугали Цапковски, с ними привык иметь дело и довольно успешно справлялся с ними и раньше. То вот чумные поветрия, что порой случались, развеять гросс мессером не выйдет. Ступая осторожно, тщательнейшим образом принюхивался, пытаясь уловить сладковатый запах разложения, или сырный дух. Но вместо этого учуял острый тяжелый запах, что с одной стороны и порадовал и встревожил. Дикие!

Дикие бывают разными, в силу разных причин, порой живые возвращались к состоянию пращуров, теряя разум, взамен приобретая чудовищные силы и нескончаемый голод. Какой-то зависимости от рода не было, одичать мог любой, и толстый рогатый увалень, и поджарый псовый. Единственное что роднило всех диких, это бедность и зачастую голод. Высокородным, дикость не грозила, у них то всегда сыто брюхо. Цапковски же по себе знал, каково это когда уснуть было невозможно из-за рези в животе. Когда голод толкал на поиск хоть чего-то съестного, в любую погоду, знал каков на вкус вареный ремень. Обычные живые относились к ним по-разному. Одни диких презирали, другие боялись, третьи старались не замечать их и не думать, до тех пор, пока дикие не выходили к живым в поисках пропитания. Случалось, порой, что диких, даже пытались приручить и использовать в хозяйстве. И каждый раз потом находили поутру растерзанных умников в лужах крови.

Диких было не много, оставив крольчиху у изгороди, в бою она бы только мешалась, Цапковски обошел хутор по кругу осматриваясь и принюхиваясь. Три дома образовавшие собственно двор, собственно общий жилой, сеновал и сарай. С сеновала и сарая опасностью не веяло, только сырость и запах прелого сена и инструментов. А вот в общем доме было минимум пять диких. Не больших, с большими, Цапковски в одиночку даже и не подумал бы связываться, не малых, с такими можно было бы даже не раздумывать. А соизмеримых, причем все одного вида, что несколько упрощало дело.

Если бы не необходимость в доме, и не опасения насчёт погони, енот просто бы подпер бы выход поленом, да поджог бы хутор. Все одно серебра там быть не могло, чего-то особо ценного тоже. Разве что в подполе, в крепком сундуке, да только подпол вряд ли сгорит, и можно потом разобрать пепелище да вынуть то, что беднота могла считать ценным. Куски ткани, новые железные ножи и топорища, да горсточки меди. На хуторе вряд ли дела шли как-то очень хорошо, чтобы можно было заподозрить наличие чего-то действительно ценного. В лучшем случае думалось Цапковски, найдется новенький топор, ну или зеркальце, полученное в приданное вместе со стеклянными бусами.

Бить диких енот приготовился как обычно наверняка пускай и не быстро. Оконца были маленькими, через такие особо не сбежишь. Целая слюда не даст дыму выходить, а значит у дикого иного выхода кроме как через сенцы не будет. Готовясь, выход забаррикадировал поленом, благо дверь отпиралась наружу, а не вовнутрь. Из сарая притащил деревянных вил и рогатин, сподручнее было бы бить копьем, вот только копье стоит денег. А его не было, обычно еноту оно было без надобности, да для диких сойдут и деревянные рогатины. Следом, занялся отработанным выкуриванием диких, с собой давно и всюду таскал запас сушеных травок, что давали едкий раздражающий нос и глаза дым, и почти не давали собственно огня. Пещера ли, нора, берлога или как сейчас бревенчатый дом, все едино, дикие ломились от такого дыма, не разбирая дороги. Жаль дом был большой, и на то чтобы выкурить ушла половина запаса. А это значит, что скоро вновь надо будет покупать у травников восполняя запас, ведь впереди длинная зима, и кто знает, вдруг травки опять понадобятся.