Очередная глава "Иного"

Hunt the hunters: Мойлин

Он мечтал о могуществе и власти. Всегда. Невероятно долгий путь начался с того, что отца забрали колдуны, чтобы использовать в виде материала. Зарядить им ритуал. Им и ещё десятком «неудачников». Владыка Перемен ведает удачами и неудачами, поэтому на Люосе просто взять и использовать случайного прохожего было в порядке вещей. Никто не смеет покуситься на «порядок», выстроенный его слугами. В тот день он поклялся себе, что возвысится, несмотря ни на что! Он — не неудачник.

Оглядываясь назад, он понимал, что был таким же рабом, какими были те колдуны. Раб не желает свободы. Раб желает самому надсмотрщиком стать. О свободе раб имеет нулевое представление. Что же, надсмотрщиком Алфред стал. Затем и надсмотрщиком над надсмотрщиками. После — после он понял, что настоящая власть кроется не на Люосе. Вернее, на Люосе она есть, но взять её, оставаясь на планете, не получится. Не было на планете достижений, за которые его б признали. Разве что — свергнуть одного из высших слуг. Одного из высших рабов-надсмотрщиков — чтобы занять «освободившееся» место! Но где взять силы, чтобы это сделать? Он не был приближённым по рождению. Владыке и его слугам, впрочем, всегда было на это наплевать. Сфера Владыки — перемены. Возвыситься мог каждый, вопрос лишь в риске и цене.

И он отправился за властью. Тогда он не понимал, что это не настоящая власть, а иллюзия, на кои столь горазд Владыка. Заёмная власть — не собственная. Заёмная сила — не своя. У него был психический потенциал. Ха, да у половины планеты он был! Но, конечно, раздуть искру мог только какой-нибудь слуга, а многие за «раздувание» считали применение чужой силы, взывающие ритуалы, способности, даруемые демонами... Хоть в этом он не ошибался. И как только его по-настоящему заметили, то попросил раздуть свою искру. Его желание исполнили.

Он интриговал и воевал за Владыку столько, что счёт лет остановился где-то на тысяче. Или больше? Или меньше? Время в варпе идёт не так же, как в Материуме. Нет хороших точек отсчёта, а однажды воля Владыки и вовсе пробросила его в недалёкое прошлое. Он был хорошим агентом. Полагающимся больше на колдовство и сложные, черпающие силу из нейтрального варпа, не у конкретных сущностей, ритуалы. Как специфичный инструмент, его отправляли туда, где не срабатывали манипуляции людьми, будь то соблазнение, подкуп, шантаж или что-то более тонкое, как основание тайной секты. Туда, где и привычное другим слугам колдовство засекалось ещё на подходе. Именно там он плёл тончайшую сеть, и в лучшем случае искали нелицензированного псайкера, а не его, могучего и преданного «еретическому» божеству.

Со временем его выделили. Он стал слышать Голоса Истины напрямую — не через демонов-миньонов, не через артефакты и не от высших слуг. Он сам стал как высший слуга, сохраняя, однако, человеческую форму. Порой для этого приходилось менять тело, в конце концов, внимание Владыки «награждало» его мутациями, но его миссии — они требовали чистоты. Он должен был быть таким же, как люди. Со временем он научился находить в этом преимущество, а свой не такой уж великий, пусть и «раздутый» дар — применять всё более филигранно, незаметно... эффективно.

Однажды наивный псайкер, жаждущий продемонстрировать свою силу (признаться, много превышающую его дар) одному из высших слуг, взял — и атаковал на ровном месте. Сжал его разум хваткой своей воли, а тело — телекинезом. Дурачок даже не понял, от чего умер! Ментальный удар отвлёк внимание, и дотянуться до сердца недоумка было делом техники. Сильный — не значит, что искусный. Он выучил этот урок.

И много позже, заполучив Великий Кристалл Сердца, не использовал его как дурак, которому в руки сунули чудо-пушку. Поэтому он победил Фло. Поэтому он едва не убил Эллу. А стремление к власти было так велико, что он держался против самого Калдора Драйго. Держался — но не победил. В момент, когда тело рассыпалось прахом, а дух проводил уже не только «силу», но и «правду», он понял.

Его подвела собственная гордыня, как и многих прежде. Он мог уйти с Кристаллом. Никто не успел бы ему помешать. Люос был не нужен. Никто и ничто в сеансе не было нужно. Он мог вернуться в варп в любом месте. Он мог покорить любую планету. Он остался, ослеплённый ложным величием, и проиграл. Потому что он был рабом. Рабом, который стремился стать надсмотрщиком — просто другим, старшим рабом, звеном рабской цепи. Пусть даже на нём бы эта цепь заканчивалась — ну и что? Тзинч сковал его разум без капли колдовства, и Алфред даже помыслить не мог, каково это — быть свободным, свободным и от хозяев, и от слуг. Быть самим по себе. Быть — человеком?

Как и прежде, его дух уцелел. Мойлин, избранный ученик, а заодно источник всяческой информации об игроках и сеансе, стал его новым вместилищем. Но в этот раз Алфред не подавил разум ученика. Позволил ему влиться в свой. Соединиться. Потому что у Мойлина было то, чего Алфред никогда не имел. Мойлин был свободен. Не телом, внутри коего был высечен ритуал. Душой. Разумом. Имел то, чего Алфреду так не хватало! То, что он осознал перед вселением на жалкие секунды!

Он принял новое имя и новую судьбу. Он разделил не только память, но и эмоции, чувства и желания Мойлина. Он стал Мойлином. Конечно, это было непросто. Это было больно. Боль осознания от Алфреда — и боль принятия огромной памяти, искажения самой души у Мойлина. Возможно, он бы умер. К счастью, до того как «нестабильность» сопряжения души, разума и тела стала критической, его вылечили. Джулия Сайнс. Просто Джу.

Она не выдала его и помогла. Он никогда не встречался с такими людьми... если Джулия была человеком. Впрочем, все прочие, не люди, будь то демоны, альдари, орки... никто и никогда не относился к нему так. Исцелить, помочь найти новое равновесие, нащупать новый смысл, новую цель и новый путь. Или, лучше сказать, старый, ведь он оказался столь похож на выбор прошлого-сосуда Мойлина, чьё имя разделил? Он запомнил это навсегда — чистый, прекрасный, целительный свет чужой души, которая могла быть смертью, концом всех циклов, могла быть мучением и умиранием, борьбою быть могла, но обернулась к нему самой лучшей своею стороной. Настолько далеко от привычного Алфреду шаблона рабов-и-надсмотрщиков, что даже мыслью в тот шаблон возвращаться стало отвратительно и мерзко!

Окончательно придя в себя, он понял, что не может медлить. У него нет ни единой лишней ни секунды. Игроки занимаются Анхом — он займётся остальным. Тщательно защищённый тайник пополнил жалкий запас вооружения, которое Мойлин носил при себе. Заодно забрал запасную слезу Иши. Долго смотрел на неё, надел с неожиданным колебанием. Если верить легендам, Иша чем-то Джулию напоминала. Но его опыт был слишком велик, чтобы позволить ассоциациям заставить медлить, сомневаться. Есть дела, которые нужно завершить.

Найти ноктилитовый обелиск, ориентируясь на собственный маяк — легчайшее дело. Уничтожить демонов, используя оставленную лазейку во вроде бы разорванных оковах и частичное знанье их имён, — не менее просто. Кристо, въедливый парнишка, думал вывести его на чистую воду, но не то чтобы он скрывался. Джулия смотрела в его душу. Ему было нечего скрывать. Больше не раб, жаждущий попасть в главные надсмотрщики! Нет больше Голосов Истины, нет больше чужой воли, довлеющей над собственной. Есть только искренний, почти забытый детский интерес: а что же будет дальше? И долг. Элла и Джулия открыли ему глаза. Джулии, лучерождённой, помощь не требуется, а вот Элле, отказавшейся от защиты собственного спрайта...

Он забрал ноктилит в капчалог, не забыв обезопасить. Печати из крови демонов — не лучший метод, но если украсить их жертвоприношением этих же самых демонов и добавить их боль, бессильный гнев и собственную решимость... В конце концов, он был мастером ритуалов. И он познавал варп и саму варповость напрямую через Великий Кристалл Сердца. Сама по себе печать не была стабильной и спустя считанные минуты распалась бы, вновь открыв пока не дорогу, но тропку из Имматериума в сеанс. Однако время в привычном смысле не шло внутри инфомагического схрона — точно так же, как в инвентеке игроков. Он позаботился, чтобы при смерти обелиск в реальность не извлёкся, а остался висеть «около неё» незримой точкой.

Прибыл как раз вовремя, чтобы Элле дать подсказку и помощь предложить. Он открыл ей свой разум в качестве доказательства. Никаких барьеров — было удивительно открываться и при этом не испытывать жуткого страха. Так — смутная тревога. Быть искренним, быть откровенным, оказывается, вполне себе приятно! Он доверился Элле и заслужил её доверие взамен.

Следить за Эллой было — как там Бета говаривает? — круто, да. Элла была гением. В прошлых жизнях, сотнях поддельных жизней, прожитых в Империуме, чтобы проникнуть, вызнать, выкрасть, организовать диверсию, а то и демоническое вторжение, Мойлин уже встречался с гениями. Однажды — с гением-техножрецом. Все они меркли перед Эллой. Дело не в скорости мысли — за тем техножрецом Элла могла б и не поспеть. Дело не в псайкерской силе — в конце концов, тот же Драйго превосходил Эллу на порядок. И даже не в особых способностях, таких как эссенциалистика, инфопрограммирование или игровая алхимия. Дело в универсальности её мышления и способности понять и интегрировать совершенно разные, разнородные вещи в рабочий механизм.

На самом деле, это длинное описание было... неверным? Мойлин просто не мог сформулировать то полуинтуитивное ощущение, исходящее от Эллы. От того, кем она может стать. Станет, если ей не помешают, раньше не убьют. И махинации с границей реальностного пузыря, и творческое применение магии, и создание Резчика, и восприятие, а затем и запись истории Зел-Нага, и превращение пузыря в боевой истребитель, и воскрешение недавно умершего мага, и подчинение Охотника, и общение с Учеником, и испытание Зел-Нага с сотворением Разума и разума — всё это части мозаики. Того, что Мойлин интуитивно улавливал, но сформулировать — не смог. Да не особо и хотел! Ему нравилось быть вместе с Эллой, сражаться вместе, проблемы преодолевать.

Совсем не так, как прежде. Стоять рядом с той, кто был сильнее, но не рабом. Не слугой, союзником, пусть младшим. Элла — не надсмотрщик. И Снейп, присоединившийся к ним позже, не стал ей ни слугой, ни господином. Даже Храм, он же Ученик, не претендовал на эту роль! Так непривычно, так ново, странно так! Иное и иначе.

Иное, да. Это ведь и была тема сеанса? Живой разум прежнего Мойлина и огромный опыт Алфреда, уставшего взламывать головоломки Тзинча, соединились в сей догадке. Каждый из них изменился. И он сам, и Элла, и каждый из игроков, и даже Триликая Моргана-Модрон-Морриган! И Лиа, он уверен, и Ученик, и Лилит, и Хранящая — они все есть часть единой темы. Иное. Не изменение. Не так! Не только изменение. Выбор? Эволюция? Путь?

Иное. Иномаги и волшебники. Иномаги и люди. Индустриалы и люди, индустриалы и иномаги, индустриалы и волшебники. Лес и Солнце, Лес и Поток, Твердь и Небо. Альтернатива, но не совсем, а нечто, выскальзывающее из сознания, нечто, разум расширяющее, расширяющее пространство возможностей, нечто... иное. Десятки историй, о которых он знал, слышал или догадывался только. Лиа-оружие и Лиа-человек. Грэм-историк и Грэм-игрок. Бета-сестра и Бета-спрайт. Сэм-наёмник и Сэм-герой. Гвен-герой и Гвен — кто? Какой путь прошли Элиза, Марк, Эбби и Эшер, Алиса и Хранящая? Даже Вера, по словам Кристо, изменилась, умудрившись остаться такой же, как была, — словно в зеркале отражая само иное, саму тему преломляя.

Иное — это и путь, и результат. То, что создано в сеансе, и те, кто создавали. Всего лишь одна тема! Особенный, как говорила Элла, сеанс. Но один, один из миллиардов, из бесконечности сеансов. Что такое — Игра? Сравнима ли она с великой игрой между богами хаоса? Или она сама — как божество, равновеликое Владыке Перемен? Иное. Игра — это тоже иное, другое, не такое, как Лес, но и не такое, как Поток, и на Имматериум в равной мере непохожее. Как магия — иная для Игры, но влившаяся в неё, как иномагия, как...

Он читал старый чат с самого начала. Он читал все чаты, открытые ему, и Кристо не отказал поделиться кое-чем закрытым. В конце концов, Мойлин ведь стал иным. Научился... доверять? Доверять научились — и ему? Это было... иначе — ощущать себя одной из экстраординарных личностей, но вместе с тем — обычной экстраординарной личностью. На Люосе он был звездой первой величины. Он был на особом счету и у Владыки Перемен. Имперцы сколь угодно клеймили бы его еретиком, но он оставался особенным еретиком для них. Великим. Здесь он стал ординарным, одним из многих, при этом сохраняя, а не утрачивая особенность свою. Здесь всё было иначе.

Иначе было выражать свои чувства и желания, а не прятать под тысячами масок. Иначе было соединяться с молодым разумом, а не стирать его. Иначе было не просто не знать, что будет дальше, а не бояться этого незнания. И не надеяться, нет. Просто идти вперёд, без страха и надежды, с открытыми глазами и без далёкой цели. Иное — это новое ведь тоже. Будущее, к творению которого он приложил руку. Поток, в конце концов, выступивший альтернативой Бездне, стёрший прежнее иное, став иным иным. И сила инаковости этой была такова, что изменила Медузу, победительницу гонки, что та не стала Крак уничтожать, по загадочным причинам отказалась от плана Морриган, пусть Ориону не мешая.

Эта же сила столкнула его с Эбби и Эшером. Он сам выбрал этот путь — альтернативы были ведь. Иные пути. Обелиском можно было проломить ослабленную тогда ткань реальности, прыгнуть в варп, использовать одного из демонов в качестве навигатора и вернуться в демонические миры. Владыка Перемен, безусловно, будет разочарован его поражением, но за инфомагию — простит. Возможно, щедро одарит. Другая возможность — прочь, прочь из сеанса напрямую! В конце концов, Пространство Парадоксов, мультивселенная Игры — источник безграничного могущества и безумнейшей свободы. Как простой отдых, которого не видел очень, очень давно, так и понимание самих аспектов реальности — всё это Игра дарила. Он мог остаться в сеансе и вступить в бой с отродьями Морриган, а если б выжил — попытаться добыть знаний у Ученика или Модрон. Мог, наконец, с обшивки Крака спрыгнуть! Джеймс объяснил, что это пока что не смертельно, но вот куда вынесет прыжок через неопределённость, в какую вселенную или какую часть межвселенского потокового метапространства — полная случайность.

Он остался. Он остался, обсуждая с Джеймсом Игру. Оба они были чужды Пространству Парадоксов. Один — из Системы, другой — из мультивселенной, прозванной здесь «Warhammer 40000». Он не был уверен, почему остался. Из всех прежних мотиваций осталась та, которая и сформировала его прежнюю роль слуги Владыки — интерес к тому, как устроен мир. То, что прежде позволило ему достичь невероятного для других понимания ритуалов и сущности варп-колдовства. Мог ли он здесь удовлетворить свой интерес? Нет. Тогда почему он остался? Почему не в сеансе? Риск? А здесь риск разве меньше?