Сильное взаимодействие

Если удавалось выпросить у охраны таблетку обезболивающего, на черном пластике потолка возникали интересные картинки. Яркие, объемные, красочные сценки, без которых становилось не только раздражающе больно, но и почти до слез неуютно.

Саймон облизнул потрескавшиеся губы и сдержал рвущийся смешок. Первый искренний за три дня, но слишком много усилий было приложено, чтобы загубить эффект. Надзиратель только начал, выставляя возле кровати лотки с пайком, скрещивать пальцы в отводящем безумие знаке. Вот уж кто боится совершенно напрасно. Каждая болезнь на свой орган. Никогда не получить вывих концевого сустава крыла, если ты землеройка.

Но и не взлететь. Саймон опустил руку вниз, подхватил с подноса россыпь мелких ягод и ссыпал их в рот. Вкус был приятным, но кому пришло в голову, что этим можно наесться? Или лучше заключенный-психопат, чем он же, но имеющий силы для побега?

Следующую горсть он зачерпнуть не успел, так и замер, с интересом глядя на овал отъезжающей двери. А потом на остатки его обеда рухнул черно-бело-красный клубок и тут же откатился к поддону душа. Охранник заглянул внутрь, потирая разодранный кулак, удовлетворенно кивнул, вздрогнул, упершись взглядом в безмятежную улыбку Саймона, и клацнул замком с внешней стороны.

Саймон подтянул ноги к груди, с любопытством уставившись на очередного соседа. При ближайшем рассмотрении цветовая гамма оказалась разнообразнее. От серой ткани брюк до оливковой смуглости кожи. Черными были волосы, длинными прядями закрывающие лицо, белыми — полоски бинтов, неровными рядами по животу и груди. А вот если весь объем красного — это его кровь, то парень уже должен быть мертвым. Или...

... он усмехнулся, вспоминая такое же загорелое видение в черном комбинезоне, застывшее в штурманском кресле его яхты...

... офицером особого отряда. Именно офицером, а не курсантом. Саймон снова улыбнулся воспоминаниям и с ласковой предупредительностью встретил изучающий взгляд прищуренных глаз.

— Саймон. — дружелюбно представился он, не расцепляя обнимающих колени рук.

Солдат поднялся, придерживаясь ладонью за трубу подачи питьевой воды. Покосился на поднос, приделанный Саймоном над умывальником, присвистнул и кое-как оттер кровь с разодранной скулы.

— Каору. — отозвался в итоге, разглядывая перепачканные пальцы.

— Раскрыли инкогнито? — почти с сочувствием спросил Саймон. Не притворялся совсем. Знал, как неприятно обычно разоблачение для организма.

— Я могу где-нибудь присесть? — если судить по тому, с какой силой он цеплялся за хрупкий пластик, это действительно было необходимо. Причем, для трубы же.

— Правее не стена, а пленка, — окончательно сжалился Саймон. — За ней такая же койка.

На коричневое, стеганое покрывало солдат уже упал. Лицом к сокамернику, разумеется, но с закрытыми глазами. Саймон недовольно поморщился и вытащил из внутреннего кармана куртки три круглые горошины. Одну проглотил сам, вторую растворил в стакане воды, сначала, для верности, потыкав пальцем в коммуникации.

— Пока жив? — он присел на корточки возле солдата, ладонью ловя тепло дыхания. — Выпей тогда.

Не пытаясь подняться, Каору проглотил лекарство и благодарно кивнул.

— Думал... не прекратишь, — признался он, усмехнувшись.

— Я потом продолжу, — пообещал Саймон, отрывая клок от остатков рубашки солдата. — Проще так.

— Они действительно боятся психов, — сообщил солдат, позволяя размотать засохшие бинты. — Жалко я это поздно понял.

Полюбовавшись на то, что было под ними, Саймон аккуратно приподнял бровь и пожалел, что сам не прошел схожую подготовку. Завернул оставшуюся горошину в тряпку, с силой растер каблуком и, насколько хватило, присыпал промытые язвы.

— И чем тебя поливали? — поинтересовался он, перевязав солдата и дождавшись, пока тот снова сможет дышать.

— Не интересовался, — губы дрогнули в улыбке. — Я должен сказать спасибо?

— За пытки — на твое усмотрение. А мне еще успеешь.

Саймон выпрямился, продолжая разглядывать Каору. Или ровесник или чуть моложе. Но лет двадцать уже есть. Хорошо, что не мальчишка.

— Придумываешь благодарность? — солдат тоже смотрел на него пристально. Нарочито пристально.

— О, ее я придумал уже давно. — Саймон расплылся в широкой улыбке. — И вряд ли стану рассматривать иные варианты.

Каору задумчиво провел кончиком языка по нижней губе, поморщился и осторожно приподнялся, опираясь на локоть. Брезгливо стер с плеча сок загубленных ягод и вопросительно посмотрел на Саймона. Тот отрицательно покачал головой.

— Уверен? — нахмурился солдат.

— Я здесь уже третий месяц. — Саймон не прекращал улыбаться.

— Хорошо. Тебе же лучше не ошибиться. Мне на восстановление нужно не меньше недели. Стандартной недели, — подумав, уточнил он.

— Всего-то? — не сдержал завистливого возгласа Саймон.

Солдат усмехнулся.

— Чтобы быть способным действовать — да. О полном выздоровлении я помечтаю потом. Если представится возможность.

-Я ее не исключаю, — взор Саймона был безмятежен.

— Уже третий месяц? — ирония в голосе солдата была лишь легким фоном. Радиационным. Теперь стоит подумать, как отнестись к характеру долгожданного напарника. Достойный противник или наказание чьих-нибудь богов за схожую натуру самого Саймона?

— Может быть, я психопат, но не самоубийца. Камер здесь нет, можешь даже не сомневаться, но толщина стен от этого меньше не становится. И дверей с окнами не прибавляется.

— Ладно, понял, — солдат устало махнул рукой. — Но, раз нет окон, должен быть план?

— Он есть, — радостно закивал Саймон, решив не уточнять пока ничего.

И, если судить по скептическому взгляду Каору, решил правильно.

— Не боишься, что меня перевербовали? — все-таки спросил солдат. Видимо, плохо ему совсем, если такие глупости озвучивает.

— А что я смогу поделать? — развел руками Саймон. — Не вижу особого выбора для обоих.

— Я... знаю, кто ты такой, — помолчав, признался Каору. — Саймон Тейлор. Заподозрить тебя в работе на повстанцев можно, но ты же первый не оценишь.

Первый раз за долгое время Саймон не нашелся, что сказать. Теряет форму. Но на ком тут оттачивать язык? Даже насекомых повывели.

— Никогда бы не подумал, что когда-нибудь буду не рад известности, — буркнул он.

— Я не собираюсь ни с кем делиться информацией, — заметил солдат.

— И откуда такая лояльность? — Саймон снова присел рядом и, заодно, ощупал скулу Каору. Нет, кости целы.

Солдат поморщился, раздраженно откинул руку Саймона.

— В тщетной надежде на взаимность.

— Я о тебе никогда не слышал, — не об этом бы думать, но время заключения дает о себе знать: забавный малый.

— Хочется верить, что это же ты будешь говорить и потом.

— Не имею привычки быстро менять свое мнение. — Саймон расплылся в широченной улыбке. — Только ты уверен, что за это время тебе ничего не отобьют?

— Уверен, что отобьют, — солдат пожал плечами. Саймон снова позавидовал: у него настолько равнодушно относиться к боли не получалось. Даже сломанный палец мог стать причиной долговременной порчи настроения.

— Откуда тогда сроки? — следовало бы насторожиться и расспросить поинтенсивнее, но Саймону внезапно стало лень. Все равно не объяснит, нервничай только. Прискорбно, но придется пока поиграть в доверие.

— Из личной практики. — Каору спокойно встретил взгляд Саймона и улыбнулся уголком рта.

* * *

Через два местных аналога суток солдат уже довольно бодро перемещался по небольшой камере. Честь и слава демонам, повстанцы не считали необходимым содержать пленников в цепях и сырости, а вот на жилплощадь поскупились. И, еще больше, на санузел. Для туалета отдельный закуток все же был, тут извращенная фантазия проектировщиков спасовала, а душ... Пока Саймон наслаждался гордым одиночеством, ему было даже удобно. Он и ограждающее от брызг поле не всегда включал, не мешал ему мокрый пол, даже развлекал и давал пищу для фантазий.

Непрошеный сосед был на удивление уживчив и молчалив, если Саймона и доставал, то лишь с осознанным расчетом, но зато приходилось теперь делиться нормой воды еще и с ним. Нормой, совершенно роскошной, не каждой планете о такой мечталось. Поэтому приходилось не менее десяти минут утром, днем и вечером выносить нездоровое пристрастие солдата к водным процедурам.

Каору не забывал о силовом поле, не пел в душе, даже мыло расходовал экономно. Зато Саймон был вынужден или глотать драгоценное лекарство и счастливо улыбаться любимым картинкам, или смотреть, не понимая, чем так прогневил Космос.

А продукт заговора природы и армейских инструкторов словно не чувствовал отчаянных взглядов. Саймон почти решил уже считать, что и это нарочитая провокация неизвестного назначения, когда солдат, выронив зубную щетку, присел на корточки и повернулся к Саймону. Вернуть лицу приличное выражение тот не успел, и Каору улыбнулся. До отвращения тепло и понимающе.

— Почти три месяца? — негромко спросил он.

— Желаешь помочь? — автоматически огрызнулся Саймон.

— Вряд ли, — солдат поднялся, поворачиваясь спиной, и тряхнул мокрыми волосами. — Ты же снизу быть откажешься.

Саймон проглотил опасные вопросы, снова сожрал взглядом тело, которое не портили ни старые шрамы, ни свежие раны, представил лишнее и почти простонал:

— Я был бы осторожен.

Солдат покосился уже почти встревожено. Да Саймон и сам знал, насколько не вяжется этот крик души с его образом. Вырвалось.

— Я бы тоже, — усмехнулся Каору, выключая воду и активизируя режим сушки.

Необходимые для перевязки медикаменты ему вчера принесли. Как и в случае с Саймоном, в медотсек предпочитали не водить, справедливо опасаясь за сохранность базы. Но и не измывались за пределами пыточных камер. Саймон лично так и не понял, зачем он сам повстанцам. Каору, очевидно, был более осведомлен, но знания не афишировал. Когда вооруженная до ушей охрана вручила ему ящик с лекарствами, солдат смеялся долго и весело. Правда, уже после их ухода. С трудом, но довольно уверенно усевшись на койке. А под дулами разнокалиберного оружия, Саймон поклясться мог, он был зеленее, чем во время отдирания бинтов по сухому. Выводы делать, само собой, никто не спешил, но информация на подкорку записалась.

Вчера с перевязкой ему опять помогал Саймон, сегодня он демонстративно скрипнул зубами и принялся ожесточенно опустошать лоток с ягодами. Солдат не настаивал. Но, изучив внимательно россыпь длинных, розовато-припухших борозд на животе, на Саймона посмотрел почти с ужасом.

— Не смущает? — несмело поинтересовался он.

— Не смешно, — хмуро буркнул Саймон. — Охотно верю, что выгляжу очень забавно, сам бы посмеялся. И посмеюсь, наверное, только оденься.

— Я и не смеюсь, — солдат наложил повязку и, неловко нагнувшись, натянул штаны. — Не думал, что в таком состоянии буду способен вызывать желание. Даже... в наших обстоятельствах. Видимо, должен извиниться.

— И за что конкретно? — ехидно заинтересовался Саймон, подперев ладонью щеку.

— Ты ведь сейчас справишься со мной, — проигнорировал его вопрос Каору.

Саймон вздрогнул. И не меньше минуты, читая все известные мантры, от канонических до матерных, таращился на металл двери. Солдат ударил с той меткостью, которая была доступна только особому отряду. И не понял этого. Понять и не мог, тут и требовать нечего, но как же хочется перегрызть зубами глотку. Дать волю тому вечно озлобленному зверьку, который так удачно маскируется под обаятельного шизофреника.

— Я не получаю удовольствия от насилия, — ровным голосом произнес Саймон заготовленную пять лет назад фразу.

И впервые увидел в ответ на нее не удивленное одобрение, а настороженное недоверие. Слишком умный парень. Вот подложили демоны напарничка. Несколько секунд казалось, что Каору хочет что-то сказать, но потом солдат опустил голову и начал старательно смазывать заживляющим гелем порезы на груди и руках.

А Саймон с тоской перевернулся на живот и ткнулся носом в плоскую подушку. Может быть, если все получится, солдата удастся убрать? Рассчитывать, что он не раскрутит хотя бы половину чертят, в броуновском движении кружащихся в Саймоновой голове, не приходится. А Саймон успел привыкнуть добиваться уничтожения всех, кто знал что-либо о его юности. Удобная привычка, грех отказываться. Предупредить только солдата, что сейчас ему ничего не грозит, или обойдется? А то ведь ночью спать не будет.

Узнать, как провел ночь Каору, Саймон так и не удосужился, сам спал настолько крепко, насколько позволила паранойя. И умудрился проспать даже утреннее омовение солдата. Едва не разрыдавшись от предупредительности сокамерника, Саймон сам нырнул под душ, не оглядываясь и не желая знать, смотрит ли на него солдат. Невыносимо. Слишком хорош, чтобы не привлекать внимания, слишком недоступен, чтобы сохранять адекватность. Еще несколько дней, и Саймон будет готов признаться в любви, лишь бы хоть что-нибудь разрешил.

Остатков извилин хватало, чтобы сознавать: в привычной жизни Каору понравился бы ему, но ничего кроме. Основным, что притягивало в солдате, была его личность, а ее Саймон не искал в партнере на час. На больший же срок ему никто не требовался. А красота — на таком уровне она не редкость во Вселенной. Мальчишка, которому он помог сбежать от трибунала, уже куда опаснее в плане внешности и для мужчин и для женщин. Когда-нибудь, кому-нибудь точно предстоит крепко об него обжечься, а Каору...

... сидел на своей койке с ногами и задумчиво пил кофеиновое пойло. Метнуться к нему и натворить то, чего потом сам себе не простит, Саймону помешал шорох отпираемой двери. Солдат тут же рухнул на одеяло, образцово изобразив труп в агонии. Саймон застыл на месте, сознавая, насколько унизительны разборки голого человека с вооруженной охраной. Но он никого и не интересовал.

Когда камеру снова заперли, Саймон оделся и навзничь упал на койку. Солдат знал, что так будет. Почему Саймону так противно, словно кто-то на нем мокрицу раздавил? Маловероятно, что жаль Каору. Тошнит от собственной беспомощности по старой привычке? Отвращение к отсутствию контроля с его стороны? Все еще не привык, или солдат разбудил старый гонор?

Саймон тихонько зарычал. Солдат понимал, что происходит. Остается надеяться, что это было не обреченное осознание неизбежности, а просчитанный вариант. Как и каждое произнесенное солдатом слово. Одно хорошо в отсутствии соседа: будет время успокоиться. Восстановить в сознании подробности созданного имиджа и помечтать о чем-нибудь вроде элитных шлюх гостевого сектора любой уважающей себя станции. Или не только помечтать, а как раз в процессе и успокоиться.

Вернули солдата под вечер. Остатков аптечки не хватило уже и на треть ран. Саймон, шипя и матерясь, собрался потребовать новую, чтобы не ночевать в одной камере с мертвецом, но Каору схватил его за руку и едва заметно помотал головой. Играть в гляделки Саймон не стал, сплюнул, выругался позаковыристее и вернулся на свою койку.

На полчаса. Потом снова подсел к солдату, с интересом изучая, что могут сотворить за полдня несколько квалифицированных палачей.