Бакалавр 3

БАКАЛАВР ЧАСТЬ 3

Глава 1 Снова не глава...

Тьма кромешная. Ни звука. Голова раскалывается.

Чувствую, что лежу. На спине.

Рукой попробовал двинуть. Правой. Получилось. Не больно даже.

Левой шевельнул. Работает.

С ногами тоже нормально. Чувствительность не потеряна...

Голову решил протестировать. Лучше бы не делал этого. Чуть шевельнул и в штанах помокрело... Такое впечатление, что внутри черепа что-то взорвалось... Что больно то как...

Замер. Думаю. По голове меня вроде в последнее время не били. Или били? Не помню.

Так. За стол сели. Колбасу резал. Консервы вскрывал. Самогон пил. Юра песню про скакунов исполнил...

Всё. На этом воспоминания обрываются...

Теперь то где я? Пошевелиться страшно. Болит голова, но это разве болит... Вот немного раньше, это болела... Чуть на части не распалась...

Рукой осторожно пощупал на чем лежу. На деревянные доски похоже. Чуть руку поднять попробовал и медленно-медленно опустил обратно. Голова не дала. Запротестовала. Замутило даже как бы.

Что делать? Спать. Бабушка всегда говорила, что сон — лучшее лекарство...

Так, погоди. Юра то где? Что с ним? Я то жив... Холодно то как...

Как понял, что холодно мне, так задрожал. Само как-то так получилось. Голова сразу же о себе напомнила, тело моё словно на карусели закрутило, затошнило, на бок попытался перевернуться — захлебнуться ведь на спине недолго... Уже почти воя от боли в мозгах сделал что хотел, на локти оперся, глаза зажмурил, руками голову подпер. Вырвало, вроде легче стало и опять вырубило...

Глава 2 Петрович

— Пьяницы и прочие алкоголики, подъём! — на пороге комнаты бородатый мужик стоит.

Сапоги кирзовые, штаны камуфляжные, безрукавка меховая, рубаха клетчатая. Поперёк себя шире. В мультфильмах такими русских богатырей показывают...

Лежу на полу. Чуть в сторонке лужа с вкраплениями колбасы непереваренной. Пахнет плохо. Стыдоба то какая...

У стены Юра расположился. Как вчера за столом сидел, так и спит. Кроссовки сменные даже не снял. Сам-то я не лучше. Аналогичная обувь мои ноги украшает.

Башку разламывает, но не как ночью.

На часы посмотрел. Ого, час дня скоро...

Вот и Юра зашевелился. Нечесаную голову поднял. Зевнул широко.

— Привет, Петрович. Опохмелишь? — на мужика бородатого жалобно смотрит. Плохо Юре. Бледный он какой-то. Пот со лба смахивает.

— Вставай, дерьма не жалко. — широко улыбается, рукой приглашающий жест делает. Пошли мол, осталось ещё много после вчерашнего...

— Башка трещит, — Юра на меня растерянно смотрит. Не виноват де он, само как-то всё получилось. Пьянка эта.

— Тряпки здесь где? — Юру спрашиваю. Прибрать за собой надо...

— В сенях хлама много, там посмотри, — сам лужу мою по дуге обошел, нос скривил.

— Да, посидели вчера... — усмехнулся. — В горницу потом приходи. Править здоровье будем.

Меня от этих слов опять чуть не вырвало. Замутило не по детски.

Убрал, подтер ночью наделанное. Мокрой тряпкой ещё до чистоты поелозил. Себя чуток поругал. Нечего пить, коль не умеешь...

Вышел из закутка, где мы с Юрой спали, в горницу.

Напарник за столом сидит. Уже не такой грустный. Остограмился.

— Слушай, Петрович, ты же в больнице должен быть? — Юра мужика спрашивает.

— Я там и есть. Вот за продуктами приехал. Картошки, морковки наберу и обратно поедем. Санитарка вон под окном стоит. Кормить больных в ЦРБ нечем, вот у кого что есть и собираем. Там у них на дверях больницы даже объявление висит, что помогите люди добрые кто чем может. Нагребут сейчас мои дураки мешки и дальше лечиться поеду, — мужик Юре отвечает, а потом и тоже стопочку замахивает.

— Понятно, довели медицину... — напарник мой опять себе лекарство в рюмку наливает.

Как бы к вечеру опять до стаканов дело не дошло...

— Хотел ещё пару-тройку кролов забить, но родственнички мои почти всех сожрали. За неделю оглоеды чуть не полтора десятка приговорили. Ума то нет, забьют, кишки выпустят, а потом так со шкурой и варят. Что с них взять — больные. Жрут как не в себя.

— Угощали меня они вчера. Лапу с когтями как гостю дорогому выделили. — усмехнулся Юра. — В супчике.

— Во-во. Они такие. Эти могут, — подтвердил Петрович.

— Картошки больше набирайте, — крикнул он в квадратное отверстие в полу. Рядом с ним такая же крышка лежала. Вчера я её даже не заметил. Половиками пол заслан был.

— Загнал работничков в подполье. Для них считай — трудотерапия, — пояснил Петрович.

— Когда, выпишут-то? — напарник опять у хозяина дома поинтересовался.

— С неделю ещё проваляюсь. Долго некогда. За этими вон присматривать надо. Старшего брата это дети. Сам то он умер, а этих в психоинтернат для неизлечимых хроников направили. С головами у них не ладно. Дома стало некому за ними ухаживать. Потом денег в стране не хватать начало всех их содержать, берите де родственники кто может по домам. Я и взял в прошлом месяце. Куда их девать. — тяжело вздохнул мужик. — Пожалуй ещё одну приму, за дорогу выветрится.

Себе налил и Юре.

— А, ты чего? — на меня смотрит.

— Организм не принимает, — отвечаю.

— Поешь хоть. Крола в шкуре. — рюмку опрокинул и смеется. Весело ему, а меня до сих пор мутит.

— Юр, слушай. Сегодня никуда не поедем. Плохо что-то мне, — Юре говорю.

— Нет возражений, — сам себе опять рюмку наливает.

Ну всё, попала вожжа под хвост...

— Вы, парни, живите сколько хотите. За племянниками присмотрите. Перед больницей просил нашу вредную старуху, но она отказалась. Говорит, что у самой здоровья нет. — на Юру Петрович смотрит. За старшего его принял. — Выпишусь, на охоту сходим. По первому снежку.

— Не, Петрович. Спасибо. Сегодня ещё переночуем, в баньку у тебя сходим, а потом и дальше. Дела, — отказался Юра.

— Смотрите сами. А, то живите, — делает Петрович ещё один заход.

— Принимай, — из подполья голос раздался.

Петрович, хоть и больной, один все мешки из подполья в санитарную машину быстро стаскал. Нашу помощь отверг начисто. Сидите мол, дел то тут...

— Во, балда. Про мёд то доктору забыл. — опять Петрович из горницы чуть не бегом выбежал.

Вот тебе и больной. Меня с Юрой здоровее...

— Ладно, парни, бывайте. Машина и в больнице нужна, поехал я, — Петрович с нами попрощался. — Этих не обижайте.

Уже в дверях обернулся, на племянников своих нам указал.

— Поняли, как шкуру с кролов снимать? — сурово на родственников посмотрел. — Второй раз объяснять не надо?

Те стоят у раскрытого подполья. Молчат.

— Юр, покажи им ещё раз. Разделайте себе и племянникам на вечер кролика. — напарника моего попросил.

Вернулся опять в горницу, подполье закрыл. Сами то племянники не догадались...

С улицы посигналили.

— Ну, всем пока. — Петрович помахал в воздухе рукой и вышел.

Племянники как стояли, так в углу горницы торчать столбами остались.

Глава 3 Баня и самовар

— Юра, заканчивай лечиться, а то мы с тобой и завтра никуда не уедем. — у напарника уже глазки заблестели, опять сидит прямо в горнице курит.

— Всё нормально, Бакалавр, я свою норму знаю... — весело на меня смотрит.

Хорошо ему. Мне вот хреново. Скоро уж день к вечеру покатится, а я после вчерашнего никак в норму не приду. Нарезались самогонки Петровича. Попробовали натурпродукта.

Так, а монетки то где? Не потерял их с этой пьянкой?

Полез в карман. Фу... На месте. Никуда не делись. Вот бы потерял, напарник тогда с белого света меня бы сжил. Сказал бы, что опять его обманули и прочее...

Племянники в углу горницы постояли-постояли и куда-то ушли. Дела какие-то у них видно были. Не крола ли опять забивать? Растил-растил Петрович своих кролов, попал в больницу, а родственнички их за неделю чуть не всех съели... Что сделаешь — больные. Бывает такое проявление их болезни — волчий голод. Как моя подружка из меда в прошлой жизни говорила — булимия. Сильно умная была, латынью и греческим так и сыпала. Определения разные знала. Булимия, по её словам, это психическое расстройство, характеризующееся приступами бесконтрольного обильного потребления пищи. Не знаю, так ли это, я в универе, а не в меде учился...

Как там дома то сейчас? Потеряли меня? Переживают? Само-собой... А я тут самогонку лопаю. Чуть не отравился. Нашли бы утром хладный труп и вздохнули — ещё один запился...

Стоп. Юра что-то про баню говорил. После пьянки самое то, сейчас в баньку сходить. Так здесь говорят. Дома то я в баню не ходил, в ванне мылся. Нет, в сауну бывало, с друзьями заглядывал. Но там мытьё не главное...

— Юр, когда баню то топить будем? — как-то напарника из-за стола вытаскивать надо. Скоро до песен опять дело дойти может. Про коня.

— О. Точно. Пошли баню топить. — встал, к выходу из горницы двинул.

Во доре племянники нашлись. Дрова они кололи. Назначил им Петрович видно трудотерапию. Наказание за невинно съеденных кролов. Со шкурами. Нет, шкуры то они явно не ели. Со шкурами то точно заворот кишок получишь...

— Где баня то? — у напарника спрашиваю.

— На огороде, — отвечает.

Пошли на огород. Большой он у Петровича. Много всего выращивает. Вот и смог поделиться с районной больницей продуктами. Вон сколько мешков картошки, а ещё и моркови в санитарную машину грузил. Сам вырастил. Сам погрузил. Бензином санитарку, тоже, скорее всего сам заправил. Плохо в больницах и с бензином.

В самом углу огорода баня у Петровича. Правильно. Соблюдает противопожарную безопасность. Дом сгорит — можно в бане жить.

— Мылся в бане по-чёрному? — Юра меня спрашивает.

Странный вопрос задает. Откуда?

— Нет. Не мылся, — честно отвечаю.

— Вот и помоешься. Как чёрт после бани будешь. — смеется опять. Напился уже. Заметно.

Баня у Петровича с пристроечкой. Предбанником. Ну, там одеться-раздеться, за столиком на лавке посидеть, пивка глотнуть.

Про пиво мне Юра опять же сказал. Есть де у Петровича и деревенское пиво. Ну, кроме самогонки. Лучше всякого магазинского. Кто такого хоть раз попьет, на бурду, что в бутылках продают, смотреть не захочет. Во как. Я и деревенского пива не пивал.

В бане по-чёрному не мылся, пива деревенского не пил — одни у меня пробелы. Ничего, сегодня то и то попробуем.

В предбаннике на столике самовар стоит. Круглый такой. Как шарик. Интересная форма. Опять же никогда такой не видел.

Юра как зашли, сразу на самовар этот мне кивнул.

— Смотри, какая конфетка. Не первый год уж у Петровича его прошу продать. Не соглашается. Дедов говорит. Память. Меняться тоже не хочет. Я ему даже два самовара за него предлагал — ни в какую. Хороших денег такой шарик стоит. У него он рабочий. В идеальной сохранности, нигде ничего не течет и не прогорело.

Если дорогой я лекцию про бутылки слушал, то теперь настал черёд самоваров. Юра и экскурс в историю вопроса сделал. Я то, думал, что у нас в Туле самовары начали производить. Ничего подобного. На Урале. На Иргинском заводе. Оказывается, что в архивных документах 1740 года нашли запись, что там в этом году изготовили медный луженый 16-фунтовый самовар.

Уточнил даже напарник, что раньше цена самовара зависела не от его размера, а сколько металла на его изготовление пошло. Вот и указали, что потратили на тот самовар шестнадцать фунтов меди.

Рассказал мне Юра и о формах самоваров. Какие редкие и дорогие, а какую находку только в цветмет и сдать.

— Там у них этих самоваров целые горы валяются. Сначала метальщики не разбирались в самоварах, и мы даже у них редкие выкупали. Ну, давали цену металла и ещё немного сверху. Потом они это дело прочухали и теперь хрен что у них за копейки купишь. Быстро народ учится, если это денег касается. Но и сейчас к ним ходим за запчастями. Вертки там берём и прочее... — Юра баню топил и одновременно моим просвещением занимался.

Излагал он гладко и доходчиво, ему бы лекции в универе читать. Правильно, человек Плешку закончил, не хухры-мухры...

Не только про старые самовары всё по полочкам разложил, но и про изделия советского периода. Сыпал названиями заводов, цифрами. Не смотри что с утра пьяный. Что мне не понятно было, я переспрашивал. Спросить не грех, если сразу не понял.

Баня по-чёрному, это отдельная песня. Внутри её все стены сажей покрыты. Поэтому, когда моешься, их лучше не касаться. Больше каких-то значимых отличий и не было.

Зря Юра меня пугал, что как чёрт буду. Всё у меня хорошо получилось. После бани как заново родился. Даже стопочку самогонки Петровича выпил. Одну только. Напарнику тоже много не дал. Завтра в деревню поедем, где монеты нашли. Будем её дом за домом прочёсывать, выгребать всё ценное. Перед домом, скорее всего, опять к Петровичу заедем. В бане у него попаримся. Самогонки выпьем, но в меру.

Глава 4 Второй заход в деревню

Утром попрощались с племянниками Петровича, чайку попили и в деревню двинулись.

— Чёрт, я же как с крола шкуру снимать им не показал, забыл совсем. Просил же меня Петрович... — напарник Бакалавра по колену даже ладонью ударил.

— Возвращаемся? — Вадик к Юре лицо повернул. Притормаживать начал.

— Да не, поехали дальше. Посмотрим, как поработается. Если сегодня хорошо загрузимся, так ночевать к Петровичу вернёмся. Тогда и покажу как всё правильно делать. Премудрость то не велика. — принял решение Юра.

— Поехали так поехали, — не возражал Бакалавр.

Дорога знакомая. Не заплутали. Ночью опять снежок небольшой валил. Целостность его как на самой дороге, так и в деревне не была нарушена. На земле ни следочка не наблюдалось. Никто на данный ненаселенный пункт не покусился в их отсутствие.

— Заезжай в деревню. У второго дома с краю тормози. — указал место парковки Юра.

Встали. Тишина то какая. В городе такой нет.

— Всё, двинули. Волка ноги кормят. — Юра к первому с края деревни дому двинулся. Цепочка следов за ним потянулась.

В этом доме особо интересного ничего не нашлось. Не считать же за добычу трёхгранную бутылочку с выпуклыми буковками из-под уксуса и керосиновую лампу. Лампу напарник вообще сказал не брать — только место в машине занимать будет. Бутылочку взяли. Пусть будет.

Во втором доме, напротив копеечки, сундук обнаружился. Большой уж больно, тяжелый. Поэтому, наверное, хозяева его уезжая и оставили. Железом оббит, правда красили его много раз. Какой он первоначально цветом был теперь и не скажешь. Внутри сундук был обклеен деньгами. Красненькими по сорок рублей и какими-то желто-коричневыми по двадцать рублей. Причем, не по одной бумажке, а целыми листами чьи-то руки внутренности сундука украшали. Большинство листов держались крепко, а один всё же отошел немного от стенки и смог отделиться. С надрывами, правда. Сорок бумажек было в листе. Пять в ширину и восемь в длину.

Вот придёшь с таким листом в магазин, а ещё и ножницы тебе потребуются. Нужное количество денег отрезать...

— Выброси, ничего эти керенки не стоят. Тем более попорченные, — дал заключение о находке Юра. — Столько их выпустили, что земной шар завернуть можно. Как с семнадцатого года начали печатать, так до двадцать первого и не останавливались. Все руку приложили — и Временное правительство, и советская власть. До двадцать второго года они ходили, а потом уж их и обменяли на новые деньги. Тогда уж они меньше бумаги стоили, на которой их печатали. Как-то туалет я видел, ими обклеенный...