|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Посвящается Сансет, крестной матери моей героини
В калиновской музыкальной школе-интернате им. Глюка царило радостное оживление, вызванное постановкой оперы "Евгений Онегин" в актовом зале этим вечером. Любой, кто распахивал тяжелые двойные двери — что было своеобразным подвигом, ибо пружины давно проржавели, а завхоз украл смазку, — и вступал в вестибюль, сразу окунался в атмосферу праздника. Вернее, в атмосферу организованного праздничного мероприятия, согласованного со школьной администрацией.
Когда вы попадете в вестибюль и минуете старушку-вахтершу, которая, подкрутив слуховой аппарат на полную мощность, смотрит фильм с Чарли Чаплином, то перед вашими глазами предстанет огромная лестница, с мраморными ступенями и причудливыми медными перилами, отполированными до блеска невольной лаской тысяч рук. Откуда такая лестница в школе-интернате города Калиновка Воронежской области? О, но ведь сама школа — это не просто серый параллелепипед, порожденный унылой фантазией архитектора-конформиста, а настоящая усадьба!
Да-да, до революции здание было дворянским гнездом то ли баронов, то ли князей, чьи имена затерялись в иммиграционных книгах Эллис Айленда. Торжествующий пролетариат вернул усадьбу народу, который за несколько десятков лет успел спилить старинный сад, разобрать барскую конюшню, чтобы построить колхозный коровник, и устроить сессию ликбеза на заборе. После, когда усадьба была передана школе-интернату им. Глюка, здание отремонтировали, будуар прежней владелицы переоборудовали в раздевалку, бальную залу — в класс для занятий балетом, большую гостиную — в спальню для воспитанников. О прежних днях напоминала лишь парадная лестница, да актовый зал, ранее крепостной театр, да еще пара строений. Но как бы его не калечили, здание все равно было окутано аурой величия и строгой торжественности. Ее нужно лишь почувствовать — это одновременно и просто, и почти недосягаемо. Пройдемте же по лестнице, стараясь не обращать внимания на растрескавшийся мрамор — ведь мы приличные люди и не должны задирать нос. В конце концов, эта лестница — гордость школьной администрации (и вместе с тем сущее наказание для воспитанников, которым приходится драить ее в рамках трудового обучения). Миновав лестницу, мы оказываемся в полутемном коридоре и после недолгих блужданий попадаем в актовый зал. Дверь туда нужно открывать мало помалу. Если вы резко откроете дверь, то все эти децибелы, как шрапнель, вопьются в ваши барабанные перепонки, и до конца дней вы будете приветствовать друзей словам "Ась?" Вот мы вошли в актовый зал, растворившись среди снующих туда-сюда людей, и взглянули на сцену, обрамленную перештопанными шторами.
И представление началось...
* * *
— О Боже мой, у меня сейчас голова просто взорвется! — тихо взмолилась Кристина Метелкина, совершая пируэт и одновременно ненавязчиво зажимая уши.
— Она воет, как сирена во время воздушного налета. Я слышала такое в фильме про войну, — вторила ей Мег Жири.
Вообще-то, верную подругу Кристины звали Рита, но она отзывалась исключительно на "Мег", потому что так романтичней. И фамилия у нее была не Жири, но Мег и ее мама, преподавательница балета, решили оставить только первые два слога от своей настоящей фамилии. Нет, в ней самой не было ничего крамольного, но Господь наказал их известным однофамильцем.
Мег и Кристина, а так же остальные девушки из выпускного класса, были массовкой на предстоящей премьере. Им достались скромные роли крепостных девушек, которым помещица поручила петь, дабы их "лукавые уста" не касались господских ягод ("Наверняка они натырили ягоды в карманы", говорила практичная Мег). Продолжая дело Лариной, Антонина Жири придумала для девушек еще и танец, так что им приходилось одновременно и петь, и выделывать замысловатые па. ("Говорю вам, ягоды можно тырить даже так", не сдавалась Мег).
В тот день в актовом зале царила привычная суматоха. Кто-то не дошил чье-то платье. Кто-то украл чьи-то туфли, чтобы пойти на дискотеку. Преподаватель музыки отчитывал флейтиста — тот вместо бессмертной музыки Петра Ильича наигрывал что-то из Раммштайна. Антонина Жири, прямая и высокая, одетая в черное "старорежимное" платье, орала на балерин. А выпускницы интерната порхали по сцене, наступали друг другу на сарафаны, хлестали друг друга косами — разумеется, не нарочно — и пытались игнорировать вопли, доносившиеся из левого угла зала.
Ибо там репетировала Карлыгаш Гуидичелевна.
Эта славная женщина работала завучем по воспитательной работе. Что именно входило в ее обязанности, никто не знал. Зато про нее совершенно точно было известно две вещи. Во-первых, у нее была сногсшибательная протекция в областной администрации. Во-вторых, она ОЧЕНЬ любила петь.
Этим вечером она исполняла партию Татьяны, хотя, согласно общему невысказанному мнению, по возрасту ей подходила роль няни. Карлыгаш Гуидичелевна, уроженица южноказахстанской области, обладала дивным голосом, особенно если слушать его в записи, поставив магнитофон на Mute. После воспитательных бесед с завучем, воспитанники шли к отоларингологу. Если она пела в зале, стекла начинали мелко дрожать. Если она пела на улице, птицы падали замертво.
Но никто не смел возразить Карлыгаш Гуидичелевне, ибо у нее была сногсшибательная протекция в областной администрации.
Я вам пишууууУУУУ — чего же боле?!!!!!! Что я (!!!!) могу ЕЩЕ сказаааать!!!
— Браво, браво, Карлыгаш Гуидичелевна! — агрессивную песнь Татьяны вдруг прервали аплодисменты. Полуэкт Иванович, директор школы, подошел к сцене и послал примадонне кисло-сладкую улыбку. За директором следовали два немолодых представительных мужчины — один из них приветливо улыбнулся и подмигнул воспитанникам, другой лишь поджал губы. Впрочем, оба имели весьма деловой вид.
— Ну что, господа-товарищи, сколько месяцев вся школа болтала о моем якобы уходе на пенсию? — директор обвел всю честную компанию приятельским взглядом. — В общем, считайте это подарком к Новому Году. Я действительно ухожу на пенсию и уезжаю в Австралию — говорят, там климат получше, чем у нас в Воронежской области. И коалы повсюду скачут, лови не хочу. А мое место займут господа Андреев и Фирмович — прошу любить и жаловать.
Новые директора неуверенно помахали руками, оказавшись в кольце любопытных взглядов. Пока Полуэкт Иванович знакомил директоров с официальными лицами школы, не исключая и Антонину Жири с Карлыгаш Гуидичелевной, присутствующие разбились на группки и зашептались.
— Ага, в Австралию он собрался. А нас который месяц одной перловкой кормят, поневоле задумаешься куда...
— Два директора? А бюджет, между прочем, не резиновый...
— Вы гляньте на Карлыгаш! Интересно, кого из них она первым...
Из-за разговоров никто не обратил внимание, как по проходу тихо прошел и встал у сцены юноша лет 20. На молодом человеке была белоснежная рубашка стильного покроя и потертые джинсы. Его вещи не кричали о своей дороговизне и поэтому были, наверное, ужасно дороги. Из бокового кармана джинсов выглядывал серебристый плеер. Молодой человек обладал приятной внешностью, его белокурые волосы ниспадали на плечи, а в ухе была золотая серьга — неслыханное дело по меркам Калиновки.
Юноша с интересом огляделся и мысленно отметил, что актовый зал был довольно симпатичным и почти не уступал размерами ванной в питерской квартире его отца. Правда, штукатурка на потолке пошла волдырями, но простой косметический ремонт это исправит. И шторы придется заменить, а то они больше походили на лоскутное одеяло, вроде тех, что его мать шила в качестве хобби.
— О, а вот и наш Рауль! Разрешите представить — Рауль Шаньин, сын наших спонсоров. Он учится на финансовом факультете в Сорбонне, а в свободное время помогает отцу с благотворительностью, — Полуэкт Иванович протянул юноше руку и помог ему вскарабкаться на сцену.
— Это Рауль! — воскликнула Кристина, от волнения оторвав бутафорскую косу.
— Ну так ясен конь, что Рауль! Директор только что назвал его по имени.
— Нет, Мег, ты не понимаешь! Я была с ним знакома в детстве. Когда папа все еще работал в консерватории, нам по блату досталась путевка в Крым. Мы жили в одной гостинице с Раулем и его родителями — тогда они еще не подались в большой бизнес. А однажды мы с Раулем гуляли по пляжу, и волна унесла мои красные шлепанцы, а Рауль бросился в воду и достал мне... один шлепанец... Но это не важно...
— А почему его так зовут? Он с Кавказа, что ли? — спросила Мег, помогая подруге привязывать косу.
— Нет, его мама в свое время просто бредила Дюма. Раулем, кажется, звали виконта де Бражелона.
— Я и мои родители рады оказать спонсорскую помощь вашей замечательной школе, — юноша улыбнулся белозубой улыбкой на миллион долларов — вернее, на 40 тысяч долларов, именно во столько его отцу обошлись скобы.
— Мы закупили для вас целый компьютерный класс с подключением к интернету.
— Какой еще интернет? — просипел завхоз Ведеркин, обдав окружающих смачным ароматом перегара. — У нас даже телефон не работает, бомжи кабель на той неделе сперли.
— Это не бомжи, это Призрак, — пискнул кто-то из танцовщиц.
— Так что, Призрак что ли кабель спер? Да на кой ему, Призраку, кабель? Что он, цепи из него точить будет? Нет, я понимаю, когда он на первое мая вышиб стекло в учительской...
— Что еще за Призрак? — осведомился Фирмович, наиболее сообразительный из директоров.
— Призрак? Ах, глупости какие! — фальшиво рассмеялся Полуэкт Иванович и зачем-то почесал ухо большим пальцем. — Знаете, детишки вечно выдумывают — то черная шаль, то гроб на колесиках, то Призрак какой-то... несуществующий. А давайте попросим Карлыгаш Гуидичелевну нам спеть?
Карлыгаш Гуидичелевна поломалась для вида, и за это время бывший директор и юный спонсор успели сбежать под сурдинку. Наконец она одарила новых директоров жарким взглядом южных глаз, набрала полную грудь воздуха, из-за чего пуговицы на платье Татьяны предупредительно заскрипели, и запела:
Но вы к маааааееей несчастной доОООооолеееЕЕЕееее Хоть...
Певица так и не успела досказать про несчастную долю, потому что БАХХХ!!!! На ее злополучную голову внезапно обрушился задник, изображавший набережную Невы.
Охх! По рядам пробежал вздох ужаса смешанного с восхищением и безумной надеждой, что может быть...
Но череп Карлыгаш Гуидичелевны по прочности не уступал черепу кроманьонца, поэтому он без труда пробил картон, причем в том самом месте, где была нарисована морда сфинкса. Сфинкс повернул голову и посмотрел по сторонам. Наверное, еще ни один сфинкс не выглядел таким разгневанным с тех самых пор, когда Эдип проявил чудеса логического мышления. Прикусив косы, девушки сдавленно хихикали, директорам едва удавалось сохранить серьезные мины, а Карлыгаш запоминала фамилии наиболее смешливых товарищей.
— Вот это точно Призрак. Вот это он могёт, — философски отметил завхоз, сворачивая самокрутку.
Директора ринулись было к несчастной певице, чтобы помочь ей освободится из картонного плена, но вдруг замерли на месте. И ни они одни. Все взгляды были были прикованы к листку бумаги, который, неторопливо кружась в воздухе, падал откуда-то с потолка...
Господин Андреев схватил листок и нетерпеливо пробежал по нему глазами. Показал послание партнеру. Тот, хмурясь, громко прочел письмо притихшей аудитории.
— "Господа, я рад приветствовать вас в моем учебном заведении. Я так же надеюсь, что мое жалование и впредь будет выплачиваться без задержки. Остаюсь вашим покорным слугою, Призрак", — директор с негодованием пошевелил усами. — Это что такое, а? Кажется, сегодня не первое апреля. Повторяю, что еще за Призрак?
— И что еще за жалование? — поддакнул г-н Андреев.
Антонина Жири ступила вперед и засияла светской улыбкой, постукивая своей тростью по скрипучей сцене.
— Наша школа расположена в старинной усадьбе, — начала она, — так что не удивительно, что в ее стенах обитает Призрак. Как говорится, noblesse oblige. Наш Призрак следит, чтобы все шло гладко и просит за свои труды скромную зарплату — 20 тысяч рублей.
— 20 тысяч?! — Фирмович задохнулся, как от припадка астмы. — Что-то я не видел в вашей бухгалтерии упоминания о зарплате этого товарища!
— Бывший директор платил ему черным налом, — пояснила преподавательница балета, улыбаясь так же мило.
— Но зачем, зачем?!
— Как бы вам объяснить... хммм... думаю, что самым близким по семантике словом будет "крыша".
— Иными словами, Призрак вас крышует?!
— Да! А если он не получит свою зарплату, то сделает с нами страшные вещи! — крикнула пейзанка в синем сарафане. — Например, намажет нам лица зубной пастой!!!
— Настя, не говори глупостей, — резко оборвала Антонина Жири. — Хотя девочка не далека от истины. Вам придется платить ему, господа. И оставлять ложу номер пять не занятой.
— Что?!
Преподавательница балета указала на ложу первого яруса. Ее поддерживали монументальные колонны с облупившейся позолотой, и вид из этой ложи открывался просто изумительный. Не удивительно, что директора пообещали отдать лакомый кусочек мэру города.
— Но я пообещал эту ложу мэру!
— Тогда вам придется сказать, что ложа временно недоступна... по приказу санэпидемстанции. Что мы там тараканов травим. Это ложа Призрака. В ней не будет сидеть никто.
— НИКТО ВООБЩЕ НИГДЕ НЕ БУДЕТ СИДЕТЬ!!! ПОТОМУ ЧТО ОПЕРА ОТМЕНЯЕТСЯ!
Завуч мощным движением разодрала картонный задник на две части, а потом в порыве вдохновения порвала его на кусочки поменьше и разбросала их по сцене, как конфетти. Потирая руки и плотоядно улыбаясь, она двинулась к директорам, которые в свою очередь отступили назад и чуть было не упали со сцены.
— Ну так вот, — Карлыгаш смилостивилась и взяла на две октавы ниже, за что уши директоров были ей очень благодарны, — я сегодня вечером петь не буду! Я вообще не буду петь в этой забегаловке, покуда вы не разберетесь с вашим шайтаном! Ой-бай-пырмай, в нашем ауле Узынкулак было больше порядка, чем в этой вашей хваленой музыкальной школе! Ха! И будьте уверены, что в администрации области об этом узнают!
Не дав директорам промолвить и слова оправдания, она прошествовала по проходу, бормоча про засилье криминала, и громко хлопнула дверью. С потолка посыпался снежок штукатурки и припорошил дорогие костюмы директоров, надетые специально к случаю.
— Ну все, накрылся нам бюджет медным тазом, — мрачно произнес г-н Фирмович, сразу уловивший весь ужас своего положения, — и новый спортзал, и поездка творческого коллектива в Москву на фестиваль. Придут к нам вечером гости вместе с мэром, а у нас ничего не готово. И Татьяны тоже нет. Все, господа, нам конец, интернат можно закрывать, а детей отправлять по домам.
— Не горячитесь так, — остановила его Антонина Жири, — если вы насчет Карлыгаш Гуидичелевны, то, как говорится, леди с дилижанса — пони легче. А партию Татьяны может спеть Кристина Метелкина. Подойди сюда, девочка.
Головы повернулись в сторону Кристины, спрятавшейся в углу сцены. Повисла тишина. В воздухе ощутимо витало междометие "Чу!"
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
