Глава 23-24

Время — странная субстанция. Иногда оно превращает мгновение в вечность. А иной раз летит быстрей сверхзвуковой.

Возможно, дело в беременности, общей усталости или в том, что, потеряв почти всех приближенных каждому из нас пришлось работать минимум за троих. Но я просто не успевала за событиями. Пыталась сделать все возможное и еще немного больше.

Встреча дипломатических миссий. И я отчего-то должна на них присутствовать. Глупость, если подумать. Проку от меня там, как от вазы с цветами. Стою молчу. Вежливо улыбаюсь. И так часами. А ведь могла бы это время потратить на что-нибудь полезное.

Перестройка нашего общества от нужд войны, диктовавшей повестку на восстановление мира. Солдатам требовалась реабилитация. Сиротам — опека. Детям, вступившим в пору юности — образование.

А где найти столько специалистов?

И все это сейчас. Ничего не отложишь до лучших времен. Потому что речь идет о жизнях людей, их судьбах.

Война кончилась. А у нас не было ни минуты на отдых. Мы не жили — работали на износ, как будто бы никакого завтра для нас нет.

Наверное тем, кто верит в воздаяние и жизнь после смерти, легче.

А что остается мне?

Надежда.

Глупая. Иррациональная.

Надежда на то, что я хоть немного изменю этот мир к лучшему.

Но кто будет всем этим заниматься если не мы? Тяжелые нудные обязанности нам скинуть не на кого.

Да и должность у меня... обязывающая. Жена наследника престола — будущая княгиня.

Я так устала от обращения: 'Ваша светлость'. И того, что за ним следует.

Вы должны...

Вам необходимо...

Ждем ваших указаний...

Говорить, что мои приказы неисполнимы или наносят урон их чести, я их отучила. В конце концов, что не зазорно делать мне, остальным и подавно. В Талие нет такого понятия, как 'Первая Леди'. Ее роль выполняет княгиня. А за неимением оной на политической арене, главной женщиной княжества стала я, как супруга наследника.

Этот статус до сих пор вызывает смешанные чувства. Ну какая из меня высшая аристократка? Забыть, что я — нищая сирота из захолустья 'Закрытого' мира. Даже спустя столько времени чувствую себя то ли самозванкой, то ли заложницей династических игр. С другой стороны, власть, которая есть у княжны позволяет мне оставаться самой собой, делать то, что именно я считаю правильным.

Осталось еще понять, почему я такая дура, что пашу, как ломовая лошадь на благо народа, который считает меня чем-то средним между навязанной чужачкой и бесплатным приложением к Энираду? А ведь могла бы жить ни в чем себе не отказывая. Но включилась советь. Весьма вредное для комфортной жизни качество. Особенно в нынешних реалиях.

И вот не знаю, то ли я какие-то неправильные книжки читала, то ли папа Миша меня до сих пор за руку держит.

Я не рассчитывала на всеобщую любовь, но и не ожидала такого... А ведь Лель и даже Ратмир пытались предупредить. Но отвлекаться на всякие глупости сейчас, когда на счету каждый человек и каждая минута, мне казалось преступлением.

Наивная идиотка.

Пока мы работали на пределе человеческих возможностей, по-местному телевиденью уже вовсю крутили сериалы, где талийскую княжну представляли весьма своеобразно. Нет, не явно, а как бы исподволь, вскользь. Наверное, поэтому данный факт остался без внимания. Ведь те, чьей работой это было оказались заняты более важными делами, чем образ жены наследника во второсортных медиа.

Мне по большому счету было плевать на то, что там обо мне думают. Да и не должны меня все любить. 'Делай, что должно и будь, что будет' — хороший девиз. Я старалась, так жить. Но прозрение оказалось неприятным.

То, что я некрасива — не новость. Впрочем, в княжестве достаточно эмигрантов во втором-третьем поколении. И они тоже далеки от местных канонов привлекательности. Да и талийки бывают разными. Не все похожи на фарфоровые статуэтки. Лада — яркий тому пример. Быть не такой, как большинство — не стыдно. Мне, по крайней мере.

Энираду следует сочувствовать. Ибо супружеский долг он исполняет, простите за тавтологию, из чувства долга перед родиной. Закрывает глаза и думает о Талие. Ну, это хотя бы понять можно. Мой муж с виду — та еще ледышка.

Я вульгарна. И не имею ни только что вкуса, но даже и зачатка мозгов.

Все к чему я прикладываю руку, выходит через одно место. А все, что сделано полезного для княжества, получилось совершенно случайно — практически вопреки моему изначальному желанию. Звучало бредово, если вдуматься.

Но вот беда. Сериалы снимают не для того, чтобы зрители думали. А тем, кто к такому склонен, время на помесь агитки с космооперой не тратит.

В надежде, что Талие станет моим домом, я делала для княжества все, что могла. И признаться, не ждала предательства.

Пусть бы не любили. Это понятно. Любовь невозможно заслужить. Ее дарят. Тем, кому хотят подарить. Кто же виноват в том, что у меня не получается тронуть сердца чужих, совершенно незнакомых мне людей?

Пусть бы не приняли до конца. Я ведь действительно не такая, как они. Что поделаешь?

Но задержания именем Верховного совета?

Сопровождение. Вооружённое. Как будто я — опасная преступница и могу напасть на шестерых здоровенных мужиков, а потом сбежать. На седьмом месяце беременности.

Предписание немедленно явиться для дачи показаний. Желательно, сразу признательных.

Лель рванулся за мной. Пришлось рыкнуть на него. Неизвестно, чем все кончится. В конце концов, я — девочка большая. Справлюсь. А даже, если и нет, он мне точно ничем не поможет. А вот усугубить собственное положение — мой друг может. Пусть побудет с Хаят. Он ей нужнее.

Отступление.

Князь ждал. Затаился, как хищник и ждал, когда жертва подберется поближе.

Возможно, есть и другой путь. Спокойнее. Безопаснее. И дольше... а времени жаль. Не так его много. Поэтому придется чем-то поступиться.

Спокойствием сына, например. Энираду едва сдерживается. Того и гляди — кинется на тех, кто посмел покуситься на его. Страну. Женщину. Жизнь. Он своего никогда не отдаст.

Конечно, хотелось бы обойтись без всего этого спектакля. Беременным лишние волнения ни к чему. Но такой повод прихлопнуть всех, кто ставит личную власть и обогащение превыше интересов своей страны, упускать нельзя. Нет, даже не так. Позволить им самим провалиться в ловушку, которую они старательно готовили. Да и здоровы они: и девчонка, и его будущий внук. А значит, все это, хоть и, безусловно, неприятно, однако не должно им сильно повредить.

Впрочем, сам князь без особых сожалений пожертвовал бы невесткой. Слишком уж она резка и своевольна. Да и бесполезна уже. Война окончена. А, соответственно, роль залога мира подошла к концу. На своего отца или брата у нее влияния нет. Император, наоборот, спит и видит, как избавить мир от неуправляемой пешки, в которой проснулась кровь Ас-Шааров.

Да и с Джаннатом все не так просто. Это сейчас раздражающий фактор в ее лице можно использовать. А потом? Это станет еще одним неразрешимым противоречием, между двумя странами.

Только Раду не позволит как-то серьезно навредить ей. Впрочем, наследник имеет право на маленькие слабости. Любовь к матери своих детей приемлема. Пока эта женщина ему верна и не лезет в большую политику. В этом же плане княжна являлась образцовой супругой будущего правителя. Растит ребенка. Занимается благотворительностью. И бесконечно далека от интриг. Последнее — весьма спорное достоинство. Могла бы хоть немного вникнуть в политический расклад. Принять в свою свиту младшего Эстерази! Впрочем, вышло все неплохо. Молодой человек оказался полезен. Верность его, также, не вызывает сомнений. А с отцом он примирился. Спустя пять лет. И теперь Ратмир стал гораздо более лоялен трону. Это едва не вызвало неожиданные проблемы.

Эстерази не был в числе лидеров консервативной партии. Но авторитет он имел немалый. Как человек, который мало говорит, но всегда по делу и весьма редко ошибается. К нему прислушивались. Сейчас же он выражал явное расположение к Энираду и его жене.

Благо, настоящие предатели слышали лишь то, что слышать желали. А мудрые предостережения ими были гордо проигнорированы.

Эти люди так хотели дискредитировать единственно достойного наследника. Избавившись этим самым и от него самого, и его детей.

Возвести на его место безвольного и управляемого Алеса, который, дня не пройдет, вернет в столицу свою обожаемую мать и будет радостно плясать под дудку тех, кому нужен лишь номинальный правитель.

А самого князя заставить смириться с невозможностью что-либо изменить.

Но для этой цели они выбрали весьма опасное оружие, которое погребет их под обломками той конструкции из правды и лжи, к которой лучше бы не приближаться. Впрочем, их выбор.

Ее привели в зал верховного совета гвардейцы из личной охраны князя. Поэтому это смотрелось скорее почетным караулом. Ребята получили подробную инструкцию о том, как надлежало вести себя с княжной. Вежливо. Предупредительно. Крайне деликатно. Впрочем, этого особо и не требовалось. В армии ее любили. Особенно, простые солдаты. А тем, кто имел что-то против жены Энираду быстро объясняли, их неправоту. Порой, кулаками. Не так давно один молодой и не блистающий умом офицер назвал княжну джаннатской подстилкой. И через пять секунд оказался на полу. Просто, ему одновременно прилетел кулак в лицо и от рядового, и от собственного командира. А медики сутки отказывались лечить сломанные нос и челюсть.

Яра была бледна, но держалась уверено. Даже несколько высокомерно. Она оказывала милость своим присутствием. Это многих покоробило. А Энираду не посчитал нужным скрыть злую усмешку после того, как его жена потребовала стул, отказавшись отвечать на вопросы стоя.

— Мне тяжело долго оставаться на ногах. Отвечать на ваши вопросы я могу и сидя. Или мене надлежит молча выслушать приговор? Так для начала потрудитесь предъявить обвинение, — трепала она нервы Герарду Новаку. — По всей форме. Далее дать отчет о проведенных следственных действиях. А после рассказать, когда это я давала показания? Не помню такого.

В общем допрос начался с извинений, заверений в том, что происходящее — лишь беседа. И массивного кресла, напоминающего трон, которое принесли с оскорбительной задержкой, за которую председателю Верховного совета снова пришлось извиняться. Он сделал это, скрепя сердце, надеясь вскоре поквитаться с наглой выскочкой о которой узнал кое-что. Глупость, если подумать. Но жажда безграничной власти так застила глаза когда-то умному и осторожному политику, что мыслительный процесс явно страдал.

Княжне ввели энтал — 'сыворотку правды', если по-простому. Быстро. Безопасно. Безболезненно. И начался допрос, замаскированный под светскую беседу.

— Ну, что ж... начнем, — сытой акулой улыбался Герард Новак. — Для начала прошу вас ответить. Вы — урождённая Яра Доаннан — дочь императора Тиверии?

— Нет, — девушка расслаблено откинулась на спинку кресла. Улыбнулась. Светло и радостно. И легкомысленно добавила. — Наверное.

— Вынужден просить вашу светлость пояснить.

Председатель Верховного совета удостоился еще одной солнечной улыбки.

— При рождении мне дали другое имя. Ярослава. Император сказал, что дочь. Вряд ли он врал. Но я его отцом не считаю.

— Ваша мать Ванесса Доаннан, урожденная Эн-Син.

— Нет.

— А кто?

— Игрушка на пару ночей.

— Почему тогда Император назвал вас дочерью?

— Союзный договор. Талие требовало, чтобы он был скреплен браком наследников. Ланиссу отдать было нельзя. Принцесса несколько лет принимала наркотики и находилась в столь нестабильном эмоциональном состоянии, что ее к людям выпускать опасно, не то, что замуж выдавать. Кроме меня других дочерей у него нет. Наверное.

— Знал ли ваш супруг о подлоге?

— Да.

— Как интересно...

— Что? — Наивно захлопала глазками Яра. А князь удивленно хмыкнул. Сильна. Не настолько, чтобы перебороть действие препарата и молчать. Впрочем, для той, кого не учили энталу сопротивляться ведет она себя очень достойно. Вон как бойко отвечает. Из эмоций пропал лишь страх и агрессия. Воля не подавлена. Просто приглушена эйфорией.

— Ничего, Ваша светлость.

— А мне интересно. Это точно безопасно? Я так странно себя чувствую. Так хорошо. Если с моим сыном что-то случиться, вы ответите. По закону. В этой стране он, к счастью, соблюдается. Перед ним все равны. И нет тех, что ровнее.

— Вам надлежит отвечать ена вопросы. А в остальное время молчать.

— Нельзя быть таким злым.

Новак закипал. Раздражение бурлило в его глазах и выплескивалось словах, которые он цедил сквозь зубы. Он начинал понимать, что все идет не совсем так, как ему виделось ранее. Легкая жертва превратилась в ядовитую тварь, играющую с ним.

А ведь этот спектакль не остановишь. Его онлайн транслируют все главные каналы. А в информации о вещании все могут увидеть вопросы, на которые должна ответить княжна. И не пропустишь ничего.

— Напоминаю вам о необходимости молчания во всех случаях, кроме ответа на прямой вопрос. В каких отношениях вы состоите с шахдияром Джанната Гаяром?

— Мы — дальние родственники. Моя прабабка и его прадед были сводными братом и сестрой.

— Тогда как вы прокомментируете это свое признание?

Голограмма отразила двух молодых людей в которых без труда угадывались сама Яра и шахди.

'Я тебя люблю' — немного неуверенно произносит девушка. А мужчина молчит. Впрочем, если здесь и сейчас покажут его ответ, вопросы отпадут сами собой.

В сеть, кстати, уже минут двадцать, как полная версия этого разговора загружена. И ссылка на него внизу экрана красуется.

— Мне было страшно и совсем не хотелось умирать. А Гаяру я нужна была живой. Мне казалось, что для Энираду этот брак — помеха и он будет рад, если меня убьют. И вел он себя, как индюк напыщенный. Грубил. И я не думала, что найду у него защиты.

— И кто же мог угрожать вашей жизни?

— Император.

— Вы полагаете, что отец, который так берег вашу жизнь, мог навредить своему любимому ребенку?

— Мой биологический отец просто не посчитал необходимым предохраняться, когда спал с моей матерью. Просто, улетая отдал приказ уничтожить последствия. Но 'зачистка' допустила ошибку. Это спустя двадцать лет решено было обратить в пользу Тиверии. Ему нужен был лишь союзный договор с Талие. Сажать же меня на княжеский трон — затея весьма спорная. Он понимал, что не имеет на меня никаких безопасных для него способов воздействия. Более того, я испытываю к семейству Доаннан заслуженную неприязнь. И кто знает, как скоро могу заговорить о маленькой слабость Ланиссы к 'Звездной пыли', о том, как Император выкинул на произвол судьбы свою старшую дочь?

— Оставим ваши отношения с отцом. Что вы чувствуете к Шахдияру Джанната Гаяру сейчас? Вы его любите?

— Уважение. Симпатию. Я бы могла его полюбить. Он хороший. И войны не хотел. Просто у него не получилось это остановить. Иногда один человек может свести с ума половину мира. Но мне никогда не доводилось слышать, чтобы кому-то одному удавалось остановить безумие государств. А ведь вы все не меньше виноваты. Кто позволил начаться войне?