Unknown
Осада Дьенбьенфу
Дороти, которая три года жила с призраками Дьенбьенфу
Бернард Фолл
Предисловие
Даже в новейшей истории было много осад, которые длились дольше, чем оборона гарнизоном Французского Союза маленького городка в северо-восточном Вьетнаме с неуклюжим названием «Резиденция префектуры Пограничного округа» или по-вьетнамски, Дьенбьенфу. Повторное занятие долины французами продолжалась в общей сложности 209 дней, а сама осада — 56 дней. Немцы удерживали Сталинград в течении 76 дней, в то время как американцы удерживали Батаан в течении 66 дней, а Коррехидор в течении 26 дней; войска британского Содружества удерживали Тобрук 241 день. Рекордной осадой Второй мировой войны, без сомнения, стала французская прибрежная крепость Лорьян, удерживаемая немецкими войсками в течении 270 дней с 1944 до самого Дня Победы. Во многих крупных осадах последних лет участвовало большое количество войск с обеих сторон: в начале осады под Сталинградом было окружено 330 000 немецких войск, а окружившие их советские войска насчитывали более миллиона. Для сравнения, Дьенбьенфу с гарнизоном, едва превышавшим 13 000 человек и осаждающими войсками Вьетминя, насчитывавшими 49 500 бойцов и 55 000 человек частей обеспечения, вряд ли можно было квалифицировать как крупное сражение, не говоря уже о решающем.
Тем не менее, именно таким оно и было, и в некотором смысле, это делает его одним из действительно решающих сражений двадцатого века, в том же смысле, как и Первая битва на Марне, Сталинград и Мидуэй были решающими в свое время: хотя боевые действия продолжались после конкретной битвы — иногда в течении многих лет — весь «тон» конфликта, так сказать, изменялся. Одна из сторон конфликта теряла свой шанс достичь того, чего она добивалась в ходе войны.
Это было верно для французов, после того как они проиграли битву при Дьенбьенфу. Французская война в Индокитае нерешительно тянулась с 19 декабря 1946 года, и неохотно — слишком неохотно, чтобы извлечь из этого жеста какую-либо политическую или психологическую выгоду — французы предоставили некоммунистическому режиму бывшего император Бао Дай некоторые атрибуты независимости, но мало реальной национальной независимости. Фактически, по мере того как война все глубже проникала в жизненно важные органы французской профессиональной армии и поглощала всё возрастающие средства послевоенной Франции (в конечном счете, она обошлась Франции примерно в 10 миллиардов долларов в дополнение к 954 миллионам долларов американской помощи, фактически израсходованной в Индокитае до июля 1954 года), становилось все более очевидным, что Франция полностью потеряла из виду какие-либо четко определенные военные цели. Генерал Анри-Эжен Наварр, невезучий французский главнокомандующий во время битвы при Дьенбьенфу, позже в своей книге «Agonie de l'Indochine» утверждал, что существуют две приемлемые, но противоречивые цели войны: Франция может вести войну в Индокитае одна, но со всей своей мощью, только если государства Индокитая примут «особые отношения», которые оправдают трату крови и денег, которые повлекут за собой, и если они будут готовы помочь в борьбе в меру своих возможностей. Если, с другой стороны, Индокитайская война стала неотъемлемой частью всемирной борьбы за сдерживание коммунизма, возглавляемой Соединенными Штатами, то все другие страны, заинтересованные в том, чтобы остановить коммунизм, были обязаны участвовать в этой борьбе наравне с Францией.
Именно потому, что сами Соединенные Штаты теперь занимают последнюю позицию, государственный секретарь Дин Раск и министр обороны Роберт С. Макнамара отправились в Париж в декабре 1965 года, чтобы просить более широкой и непосредственной поддержки со стороны союзников Америки по НАТО в борьбе, которую Соединенные Штаты ведут почти в одиночку (за исключением южновьетнамской армии и незначительных контингентов из нескольких небольших стран). Результаты, по-видимому, были ничтожны. В отличии от Соединенных Штатов, Франция никогда не имела сил для крупномасштабных односторонних обязательств и знала, что общественное мнение внутри страны, а также усталость от войны среди населения стран на территории которых велась война (фактор, который кажется, слишком часто сейчас забывается) требовали, чтобы было найдено быстрое решение конфликта. Или, за исключением победы, создать ситуацию, в которой национальные армии Ассоциированных стран Камбоджи, Лаоса и Вьетнама, могли бы иметь дело с остатками коммунистических партизан после того, как французские регулярные войска уничтожили основные боевые силы противника в серии крупных сражений.
В противоположность американскому главнокомандующему, способному направлять американские войска в неограниченном количестве в необъявленные войны за рубежом, французский парламент поправкой к Закону о бюджете 1950 года ограничил использование призывников на французской «родной» территории (т. е. Франции и Алжире, а также на оккупированных французами районах Германии), тем самым резко ограничив количество войск, которые могли быть представлены для действий на Индокитайском ТВД. Пойманные в паутину противоречивых обязательств и приоритетов — НАТО и коммунизм в Европе против сдерживания в периферийной области Азии — постоянно сменяющиеся правительства французской Четвертой республики обсчитали их всех: французские части в Европе, лишенные большей части своих регулярных кадров, были непригодны в случае войны, а регулярные части, отправленные в Индокитай были едва ли больше чем костяком подразделений, которые должны были спешно пополняться набранными на месте войсками. Когда генерал Наварр, приняв командование в мае 1953 года, запросил 12 пехотных батальонов и различные вспомогательные части, а также еще 750 офицеров и 2250 сержантов для доукомплектования своих подразделений, он в итоге получил 8 батальонов, 320 офицеров и 200 сержантов — и ему заявили, что «подкрепления» на самом деле были отправленными авансом пополнениями, которые он получил бы в следующем году для восполнения боевых потерь 1953 года.
Тем временем, противник становился сильнее с каждым днем, особенно в хорошо обученных регулярных боевых дивизиях, которые могли выдержать все, что могли противопоставить им французы. Двенадцать лет спустя, северовьетнамцы были способны без страха сражаться с лучшими войсками, которые могли выставить Соединенные Штаты. С окончанием корейской войны в тупиковой ситуации в июле 1953 года, китайские инструкторы и предоставленное Китаем советское и американское снаряжение начали массово прибывать в Северный Вьетнам. Теперь у противника было семь подвижных дивизий и одна полноценная артиллерийская дивизия, и еще больше, вероятно, быстро прибудет из дивизионных учебных лагерей в Китае, вблизи Цзинси и Наньина. Поэтому французам было необходимо как можно быстрее уничтожить, по крайней мере, значительную часть основных сил противника. Это было осуществимо только в том случае, если французы могли заставить противника встретиться с ними лицом к лицу в решающем бою, предложив Вьетминю цель, достаточно заманчивую, чтобы наброситься на нее, но достаточно сильную, чтобы противостоять его натиску. Это была невероятная авантюра, ибо от ее успеха зависела не только судьба французских войск в Индокитае и политическая роль Франции в Юго-Восточной Азии, но и выживание Вьетнама как некоммунистического государства, а также, в определенной степени, Лаоса и Камбоджи — и возможно (в зависимости от того, насколько можно принять теорию «падающих костяшек домино»), сохранение некоего остаточного западного присутствия на обширной материковой территории между Калькуттой, Сингапуром и Гонконгом.
Эта книга — история этой азартной игры. Когда в 1962 году главный редактор серии «Великие сражения», выдающийся военный историк и писатель Хэнсон Болдуин обратился ко мне с этим заданием, я взялся за него с большим трепетом. Из предыдущих исследований, посвященных гораздо менее чувствительным аспектам войны в Индокитае, я понял, что без доступа к существующим военным архивам было бы чрезвычайно трудно составить достаточно точную картину того, что на самом деле произошло в Дьенбьенфу. Чтение доступной литературы, с ее очевидными противоречиями и ошибками, только усилило мою тревогу. Представляя мою просьбу о доступе к документам французским властям, я подчеркнул, что любой научно-точный отчет о том, что самом деле произошло в Дьенбьенфу, вряд ли будет представлять собой лестную картину для французского политического или военного руководства на Дальнем Востоке в то время. Но я утверждал, что мифы и дезинформация, которые с годами превратились в «факты», не только непоправимо исказят историю, но и помешают другим, кто имеет более непосредственное отношение к Вьетнаму, понять сегодняшние события, которые во многом сформированы событиями в Дьенбьенфу весной 1954 года.
В ожидании разрешения доступа к официальной документации, я продолжил устанавливать контакты с выжившими в битве. Довольно большое количество выживших из французов были доступны. Поскольку французы занимали все командные посты на дружественной стороне, они будут иметь в рассказе этой истории первостепенное значение. Но, как я узнал позже, что часто бывает когда выжившие пересказывают свой собственный опыт разным слушателям в разное время, в их рассказах были понятные пробелы и предубеждения, часть которых имела в основе соперничество между родами войск. Десантник чувствовал что его части несут основную тяжесть боев; офицер Иностранного легиона был уверен, что именного его люди стали оплотом обороны. Были офицеры частей, которые проявили себя не лучшим образом, согласно большинству отчетов, но были готовы подтвердить, что такие отчеты были не обоснованы. Кроме того, ни один отчет о Дьенбьенфу (включая нижеследующий) не может остаться полностью вне влияния ожесточенных дебатов (разгоревшихся в ходе судебного процесса в Париже) между генералом Наварром, в то время французским главнокомандующим в Индокитае и его непосредственным подчиненным в Северном Вьетнаме, генерал-майором Рене Коньи. Почти каждый оставшийся в живых, занял одну из сторон в этом споре, и в определенной степени, это могло повлиять на сохранившиеся архивные документы.
Вскоре я с удивлением обнаружил, что никто, по-видимому, не стремился узнать мнение почти семидесяти процентов гарнизона, которые не были французами: легионеров, североафриканцев и вьетнамцев. Здесь же я встретил почти невероятную доброту и понимание в самых трудных обстоятельствах. Менее чем через год после завоевания независимости от Франции в кровопролитной войне, которая длилась даже дольше чем война в Индокитае, Алжирская республика позволила мне взять интервью у военнослужащих алжирских вооруженных сил, которые служили в Дьенбьенфу и во многих случаях, воевали против Франции в Алжире. В 1962 году, в коммунистическом Северном Вьетнаме, я без труда встретился с людьми, которые с гордостью говорили о своей победе над Францией. Их было легко узнать, потому что они все еще носили, даже на своей гражданской одежде, специальный знак отличия, врученный им президентом Хо Ши Мином по случаю победы. Как оказалось, мой собственный водитель был там пулеметчиком. В южном Вьетнаме и во Франции многие выжившие вьетнамцы, не являющиеся коммунистами, откликнулись на мои объявления в газете. Один таможенник в аэропорту Таити был в Дьенбьенфу; иностранный легионер из немцев был встречен возле могилы Наполеона; еще один был упомянут в статье «Нью-Йорк Таймс», посвященной путешествиям по Сахаре.
Когда в 1963-м году мсье Пьер Мессмер, французский министр вооруженных сил, наконец-то разрешил мне ознакомиться с архивами, я был поражен почти смертельной болезнью. Но в 1964-65 годах, благодаря небольшому исследовательскому гранту Говардского университета, я смог завершить свои документальные исследования. С самого начала следует сказать, что почти все документы, находящиеся в Дьенбьенфу (военные дневники, письменные сообщения от одной части к другой и т. д.) были уничтожены перед падением крепости, или попали в руки коммунистов. Кроме того, только Вьетнамская народная армия — армия Северного Вьетнама, которую в 1954 году мы все еще называли «Вьетминь» — приступила к методичному допросу всех выживших сразу после битвы. Только генерал Во Нгуен Зиап из Ханоя был компетентен для написания этой книги, но из-за многих других своих забот, он до сих пор на эту тему опубликовал лишь несколько поверхностных брошюр.
Французские архивы, которые до сих пор частично разбираются (отличный штат исторической службы армии ничтожен, и в соответствии с собственным графиком работы, в значительной степени ограничен пятидесятилетним правилом о публикации in extenso последних документов), довольно полны с точки зрения военных планов, записей попыток освобождения крепости и ее материально-технического обеспечения за период до 24 марта 1954 года, когда крепость была отрезана от внешнего мира. Большинство документов после этой даты являются копиями радиообмена между Ханоем и Дьенбьенфу. Неизвестное количество (говорят, небольшое) документов находится в руках французской правительственной комиссии, которая расследовала битву при Дьенбьенфу. Некоторые документы, не найденные в архивах, хотя и носят официальный характер, очевидно находятся во владении некоторых главных действующих лиц драмы, поскольку они были опубликованы в некоторых французских изданиях, которые приняли ту или иную сторону в споре Наварры и Коньи. Наконец отдельные архивы француского военно-морского флота и французских военно-воздушных сил дали много подходящих данных о жизненно важных военно-воздушных аспектах сражения.
С этими документами в руках, интервью, и во многих случаях, последующая переписка с большинством тактических командиров оказались чрезвычайно полезными. К сожалению, за исключением редких случаев, мне не удалось опросить двух или более офицеров одновременно — по той простой причине, что выжившие сейчас рассеяны по всей Франции. Метод коллективного интервью, используемый, в частности, выдающимся военным историком бригадным генералом С. Л. Э. Маршаллом, особенно полезен для воссоздания запутанных и быстро меняющихся действий — а их было много в Дьенбьенфу. В одном конкретном случае потребовалось согласие нескольких офицеров, чтобы точно определить позицию, которая была ошибочно расположена на официальных картах, подготовленных французской армией после битвы. Это не означает, что настоящий том закрывает все пробелы в информации о битве при Дьенбьенфу; слишком много людей унесло свои секреты в могилу, слишком много документов пропало, и слишком много мифов уже воспринимаются как факты. Но мои собственные записи и магнитофонные записи интервью никто не просматривал, а тем более никто не одобрял или подвергал цензуре. Все разговоры и высказывания в тексте — прямые цитаты, а не мои реконструкции. И если избитая фраза «говорить правду без страха и благосклонности» имеет какой-то смысл, то ее вполне можно применить и здесь.
