|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Загорские костры поднимались до неба. Трещали, разбрасывали искры. Люди танцевали вокруг и пели под звуки бубна, ночь напролет.
Ночи напролет.
Управляющий центр Семь Радуг восставал из обломков. Сегодня мы высаживали деревья, позавчера штукатурили жертвенник, а потом отдыхали. На восстановление центров стекались люди со всей страны: в Загорье немного развлечений.
По дороге сюда я встретил путешественников, которые шли от самих Семи Рек, и скоро мы болтали так, будто знали друг друга всю жизнь. Я говорил правильно, вел себя так, как они ожидали, а рассказывать небылицы о своем прошлом я всегда умел.
У нас бы сказали — Семиречье... неважно.
Вчера я помогал выкладывать мозаику. Расплавленное золото, янтарь, лимонное стекло, молочно-белое, большие солнца, малые солнца, красное солнце, синее солнце. Культисты из новой секты "Знаки Солнца" постоянно останавливались и хвалили. Не за талант, за старание.
Культисты Знаков помогали с охотой и делали самую сложную работу. Сюда пришли другие мелкие секты, у них были свои костры: я сразу со всеми перезнакомился, но они так рьяно рассказывали о себе, что в голове все перепуталось. Я постарался проскользнуть мимо незамеченным, избегая приглашений посидеть у огня, поучаствовать в ритуальных плясках или подискутировать на важные культисткие темы. Очень общительные сектанты.
Яркие цвета, яркие тени, изобилие, солнце и кровь. Загорье пело и плясало и щедро делилось своими дарами.
В дом, где поселили рабочих, я сегодня пришел чуть ли не раньше всех; ряды коек уходили в темноту, и я прилег отдохнуть на свою.
Солнце, пыль и горькая полынь. Солнце, ветки, ломящиеся от спелых плодов, кровь, втоптанная в пыль.
Солнце, соленая вода, улыбки...
В голове тихо звенело.
К полуночи шум снаружи стал громче. Мои спутники пришли, чтобы меня разбудить, перебудили всех, и со смехом потащили наружу. На главной площади поставили медную чашу, и культисты Знаков Солнца выстраивали гомонящих людей в очередь. Каждый человек подходил и доставал из чаши камешек. Кто-то сильно расстраивался, кто-то держался спокойно.
Чаша оказалась почти с меня ростом. Толпа сомкнулась за спиной; стоящие полукругом культисты смотрели испытующе, пристально. Я протянул руку и вытащил пустую белую гальку.
Твой камешек белый, твой камешек черный, пустой, линия, полоса, точка, крест.
Очередной соискатель с радостным криком поднял над головой камень с меткой. Круг и лучи. Люди окружили его, обнимали, хлопали по плечам, пожимали руки, а он широко улыбался.
Я тоже подошел поздравить, стараясь выглядеть радостно. У меня не получилось, и человек снисходительно потрепал меня по голове:
— Не переживай! Однажды и тебе повезет.
Это был культист из малой секты, судя по амулетам. Культисты из другой малой секты, которые вытянули пустые камни, сгрудились кругом, глядя на счастливчика с завистью, а потом ушли к своему костру.
— Мы сейчас рядом с будущим хранителем Семи Радуг, — сказали мои спутники. — Ну и ну!
— Везет достойным, — к нашему костру подсел культист в красном. Его мгновенно завалили вопросами, и он с терпеливым дружелюбием отвечал.
Чтобы дом стоял крепко, у дома должен быть прочный фундамент. Жертва ляжет в основу.
Культист попросил помочь ему отнести чашу и собрать камни. Я согласился.
Под арками-радугами, ведущими к ритуальному центру, было темно. Культист с наслаждением втянул жаркий воздух:
— Как нам повезло, что мы родились в нашей стране!
Конечно же, повезло.
В долине горели костры, и люд планировал веселиться всю ночь. После жертвоприношения обещали недельную плату, и жизнь была хороша. Со Знаками Солнца я встретился случайно.
Хотя кому я лгу.
— Сплошные хорошие знамения, — культист с натугой втащил чашу в хранилище. Я помедлил, переступая через порог. — В тебе есть подходящая искра, я вижу. Ты бы хотел получить жребий?
Загорские культисты были весьма внезапны. Сквозь закрытые двери почти не проникал шум снаружи; мы были в хранилище одни.
— Я должен?
— Тогда еще рано, — с сожалением ответил он. — Сомнений быть не должно. Будешь точно уверен, всегда обращайся к любому из наших.
Культист смотрел с вдохновением. Я не был похож на загорца, но не был похож и на жителей Аринди. Мне пришлось изменить внешность, но я знал, что это хилая маскировка. Я был светлым магом, который вызывал у людей доверие; этот загорский культист тоже был магом. Но вряд ли ему когда-либо удавалось поговорить с настоящим идеологическим противником. Доказать что-то противнику.
— Жертва должна быть добровольной. Что сумеет сохранить хранитель, который сомневается и ненавидит?
И культист считал, что мне некуда деваться.
— Везет достойным, — я едва разлепил губы. — Разве хорошо, когда достойные умирают?
— Каждый гражданин должен быть готов пожертвовать свою жизнь, свою кровь и плоть своей родине.
— Но ваши жертвоприношения не работают.
Как любой светлый, я постоянно пытался понять — если мы поймем причину, то найдем способ. Хотя ритуал не обязан действовать на внешний мир. Ритуал может действовать на участников ритуала.
— Что стоят пустые обещания? Обещание жертвы имеет силу только тогда, когда каждый действительно может ей стать.
Загорье было тонко настроенной системой. У нас пытались придумать, что с ним делать: но что сделать с миллионами людей, которые так чисто и слепо верят в то, чего нет.
Когда я уходил из Загорья, на перевале горели жертвенные костры. Еще один отряд, возвращающийся с победой или с поражением, расстался с жизнью.
Хищные звери бродили у алтарей и слизывали замерзшую кровь. На меня они отвлеклись и передали, что над перевалами чистое небо и путь открыт. Некоторые хищные звери носили рваные красные тряпки, в которых угадывались одежды культистов.
Наверное, если спросить, кто любит Загорье искренне и сильно, то здесь будет ответ. Хищные звери считали, что светлейшее Загорье существует ради них.
* * *
Аринди. Семь лет спустя
Мне снился пустынный морской берег. Низкое хмурое небо; легкий неуютный ветер, треплющий траву, плавно накатывающие на песчаную косу волны. Ничего, кроме воды, земли и неба. Казалось, никто и никогда не ступал на этот берег. Волны шелестели, вечно, ветер пересыпал песок, вечно.
Я еще хранил образ в сознании, когда открыл глаза.
Рассвет только начинался, и свет в комнате был туманным и белым. На столе в гостиной лежала гроздь рябины, и я кивнул в пустоту. Пора.
Море сливалось с небом. Лица коснулся теплый влажный ветер со сладким запахом цветов. Где-то там, в молочной дали, лежали беззаботные цветущие Острова, и я внезапно понял, что хотел бы увидеть их еще хотя бы раз. Я никогда не скучал по ним.
Я вышел на балкон, выходящий на город, и пораженно остановился. Весь город на склоне был украшен реющими в воздухе рыбами — серебряными, многоцветными, с яркими плавниками.
Матиас оделся в шелковую накидку с плывущими по ней серебряными рыбками и был сама таинственность. Но его распирало от гордости, и долго хранить секрет он не смог.
— Побережье решило поддержать своего магистра и пожелать скорейшего выздоровления!
Это было... трогательно.
Вчера вечером я сидел перед камином и держал на коленях две бумажные папки. Их оставил для меня в сейфе Нэттэйдж. Всего две.
Без Нэттэйджа Нэтар казался опустевшим. Даже его рыбы грустно висели в аквариуме, сбившись в угол. Я удивительно привязывался к людям, даже ко врагам. Но это не могло их спасти.
Власть над Нэтаром решили передать заместителям Нэттэйджа. Все равно в делах Нэтара никто не разбирался, а беспомощность замов была притворной, и после гибели начальника они вняли и присмирели. Нэттэйдж оставил послание для каждого: после вскрытия сейфа его заместители заперлись в кабинете и долго совещались. Потом дверь открылась; одна из волшебниц поклонилась и села за стол:
— Меня зовут Нефер. Внутренняя служба продолжает работать в штатном режиме, — и сняла серый колпак.
...— Что это? — Матиас любопытно уселся рядом.
— Это, — я положил руку на первую папку. — Правдивая история про светлого магистра, что родился на волшебном острове и пришел сюда, чтобы всех спасти.
Увесистая папка, полная всяческих чудес.
— А это — то, как было на самом деле.
Я взвесил в руках обе папки и бросил одну в огонь.
Огонь горел ярко.
— Мир не существует без нас, Матиас. Но верно и то, что мы не существуем для внешнего мира. Только то, что видят другие, что слышат другие. В итоге от нас не останется ничего, кроме той истории, что мы сами рассказали. А настоящих нас — нас не останется.
Огонь бросал на лицо Матиаса мрачные тени.
— Мне не нравятся твои речи, Тсо Кэрэа Рейни, — сухо сказал он.
— Я тренирую речь перед Первым Лордом Заарнея. Может быть, ему тоже не понравится, и он уйдет.
Мои светлые уезжали на север, и я пришел их проводить. Как и всегда, без моего надзора они вели себя почти как живые люди. Хотя стоит ли их винить, если я сам не видел в них людей? Они просто принадлежали мне.
Островитяне-заговорщики ехали вместе с ними. Я долго выбирал наказание, которое звучало бы грозно, но таковым не являлось, и в последний момент напоказ заменил казнь ссылкой на север. Островитяне не выезжали с побережья, и наш островной квартал в Полыни был единственным и не продержался долго. С берегов теплого моря север виделся дремучим и очень страшным.
В тюремных стенах заговорщики выглядели поникшими — как все островитяне, пойманные в клетку. Но, по крайней мере, они не успели забыть, почему здесь находятся. А если забывали, то спрашивали у охраны, а те объясняли, почему им нельзя домой. Местные жители пытались носить им передачки и каждый раз как в первый изумлялись, что двери закрыты, а у дверей караульные, пели под окнами жалостливые песни, а потом все рыдали, обнявшись. Беловолосые люди клонились к земле как цветы и изо всех сил упивались своей горькой ссыльной судьбинушкой.
Охрана очень радовалась их отбытию.
Компания Бринвен хохотала над понятной им одним шуткой. Костыли Бринвен были изрезаны в деревянное кружево; локтем она опиралась на плечо Кайи. Когда светлые прикасались к Кайе, они помнили, что он здесь.
Я помнил, как Кайя сидел в одиночестве в темной столовой: я должен был это сделать, и потому отодвинул стул и сел напротив. Кайя не поднял глаз, растирая ладонь с навеки отпечатавшимися линиями, и уклончиво сказал:
— Интересно, как там Кималеа?
Не очень хорошо, если вулкан Кималеа держали во сне печати Кайи.
Искра Кайи не восстановилась. Мы пытались провести инициацию снова, но искра гасла, как будто ее мгновенно задувал ветер. Возможно, второе гашение дара критично. Маги с погашенным даром жили недолго.
— Теперь я понимаю, почему вы так смотрели, — криво улыбнулся он. — Со стороны община выглядит ужасно.
Почему же. Главное привыкнуть.
— Возможно, это знак. Темное посвящение может сработать.
Может. Не думаю, что темные будут рады. Я не хотел рассказывать сказки, что все наладится — я не знал это точно. И я не думал, что Кайе нужны сказки.
— Не торопись, Кайя. Что бы ни случилось, ты останешься в светлой гильдии. Мы продолжим пытаться. Лично я считаю, что твоя искра вновь зажжется.
Кайя наконец поднял голову и посмотрел на меня. Мне было жаль, что я держал его за какое-то чудовище: он был обычным человеком, и не стоило мерить всех по себе.
— Я не боюсь будущего, — Кайя не был радостен; но глубокая убежденность звучала у него внутри подобно светлой искре, давая опору. — Я должен вам признаться, магистр. Когда на острове я утешал отчаявшихся... я говорил, что светлый магистр помнит о нас и спасет нас. Но я сам в это не верил. А потом вы пришли за нами и нас спасли.
...Техники пропустили последний поезд, перегородили рельсы, и начали устанавливать на въезде бетонные блоки.
Высший Джиллиан тихо и незаметно пришел пешком. Остановился перед лабиринтом бетонных блоков; смысл приготовлений он понял. Я впервые видел, как что-то в человеке ломается так стремительно.
Высший Джиллиан аккуратно обогнул приготовленные для него преграды, перекинулся словом с островитянами и остановился рядом со светлыми.
— И что между ними может быть общего? — ревниво спросил Иллерни.
Покушения? Островитяне сказали Джиллиану, что боятся ехать к темным; Джиллиан сообщил, что нечего бояться, ведь он поедет с ними, и бедные островитяне совсем забоялись.
Из Вальтоны докладывали, что темные отряды блестяще зачистили территорию от нэртэс. Руководил отрядами темный маг Ринвель.
Когда в Вальтоне я взялся подвезти Миля, нэртэс взялись преследовать нас по морю, но темные отряды выехали навстречу. Ринвель выскочил из машины, увидел меня и заскочил обратно. Он и правда старался перевестись как можно дальше.
Позже Матиас передал мне конверт — стандартный конверт внутренней службы. Было заметно, что конверт долго носили с собой и помяли, а потом пытались разгладить утюгом. Письмо поспешным, дрожащим почерком гласило:
"Я понял.
Вы сказали это прямо.
Вы не важны для меня, сказали Вы мне, это была Случайность. На моем месте мог быть любой.
Дела магистра говорят за него. Вы пришли за нами в Иву.
Вы пришли не потому, что я важен для ваших планов.
Мы — Не пыль под колесами темной гильдии".
Смешно.
Одна из маленьких островных акул все-таки погибла. Остальные акулы были живы и здоровы, но эта нет.
Я выкопал для нее могилу в сухой земле и похоронил, завернутую в ткань. Я бы мог положить ее в лодку и оттолкнуть от берега, чтобы она плыла на восток, но в этом не было смысла.
Со мной был только Матиас: Матиас наблюдал с интересом, а потом отвлекся на ловлю стрекоз. Матиас не знал, что такое смерть.
В моих покоях все лежало по местам, был порядок. Я взял держатель для папки, об который когда-то поранил руку, неторопливо разогнул и метнул не глядя. Железка глубоко вошла в деревянную оконную раму.
Побережье готовилось.
Корабли и лодки завели в доки. В побережных общинах окна домов были закрыты ставнями, по пустым улицам ветер гонял пыль. Мелкие деревни уже вывезли, горожане заканчивали эвакуацию, а на закрытых боковых входах убежищ горел алый цветок. Джиллиан проверял двери после всех и запечатывал их.
На опустевшей площади Кипариса стояла рыба из железных прутьев, а внутри нее — модель побережья с горами, пляжами и маленькими домиками.
— Говорят, что наш мир — большая рыба, которая плывет в очень темном и очень глубоком море, — сказал я Матиасу.
На чешуе плоских тканевых рыб тоже было изображение берега. Но не страшно то, что мир рыба; страшно то, что мы в океане не одни.
Джиллиан что-то подробно расписывал на табличке, а Матиас внимательно читал, иногда начиная хихикать.
— Я не господин Кэрэа Рейни, — наконец смилостивился он.
Джиллиан отшатнулся с диким лицом. Ничего странного в моем поведении он до того не замечал.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
