"Ванька-взводный"

Глава 1. Войны не будет, но отпуска — отменены

Москва, Кремль, 12 июня 1941 года, Советский зал Большого Кремлевского дворца. Идет торжественное вручение дипломов об окончании Московского Краснознаменного пехотного училища имени Верховного Совета РСФСР. В зале только отличники боевой и политической подготовки. "Красные дипломы" вручают Нарком Обороны маршал Советского Союза товарищ Семен Константинович Тимошенко и Председатель Комитета Обороны СССР маршал Ворошилов. Представляет всех отличников генерал-майор Калмыков, начальник училища. Он назначен на эту должность всего три месяца назад, но успел "не понравиться" всем курсантам третьего курса. Он был "паркетным генералом", служил в отдельном эскадроне охраны НКО, любимчик Ворошилова, "показушник" и..., а что там говорить! Все равно все это уже позади! Сейчас получим дипломы и в отпуск!

— Я! — громко сказал лейтенант Иван Артемьев, и четким строевым шагом направился к столам, на которых были разложены их бумаги и перед которыми стояло "большое начальство".

— Лейтенант Артемьев, представляюсь по поводу получения воинского звания лейтенант и завершения учебы в Московском Краснознаменном училище имени Верховного Совета РСФСР!

— Поздравляю Вас, лейтенант Артемьев! Куда направили?

— В Западный Особый, товарищ маршал Советского Союза.

— Удачи тебе, лейтенант! — Тимошенко правой рукой передал документы, пожал руку лейтенанту, выслушал его ответ, и, после поворота кругом бывшего курсанта, потряс пальцем ухо. Фальцет у мальчишки был громким и высоким. Иван прошел на место, и встал в строй. Все, училище закончено! Еще несколько раз он пропускал вызываемых из строя, но больше всего он ждал команду разойтись, однако внешне это никак не проявлялось. Что-то, а строевая подготовка в училище была на высоте! Буквально "замордовали" ей. За три года службы каменное выражение лица и строевой шаг въелись в мозг, как антрацит у шахтера в морщинки глаз, стали неотъемлемой частью самого себя. Но, маршал Ворошилов в последнем слове, после вручения последнего диплома лейтенанту Яхонтову, обрадовал всех, кто распределился в приграничные округа:

— Проездные документы выписаны на завтрашнее число. Во всех западных округах отпуска отменены, товарищи лейтенанты.

Шума дисциплинированные бывшие курсанты не подняли, хотя перед этим маршал уверял их в том, что слухи о скорой войне с Германией распространяют британские империалисты и они лишены какого-либо основания. Им скомандовали "Кругом" и вывели из дворца. Калмыков еще раз выстроил их и строго предупредил, что через три часа их пропуска будут аннулированы. После этого скомандовал "Вольно" и "Разойдись". Как только он отвернулся, в воздух взлетели новенькие фуражки и прозвучало троекратное "Ура". Калмыков повернулся и погрозил пальцем, но "строить" никого не стал. В "батальоне" все уже было готово, остальные курсанты-выпускники с серыми дипломами еще утром покинули родные стены. Через тридцать минут Артемьев, Иванов и Захаров, неразлучные друзья все эти три года, отдали честь часовым у Никольской башни, курсантам 2-го курса, и вышли на Красную площадь. Отойдя на 10 шагов, там, где на брусчатке была нарисована полоса, они еще раз подбросили фуражки, прокричали "Ура", и направились на Болотный остров, где у Виктора Захарова проживала тетка, супруга довольно большого начальника, его родного дяди, в распоряжение которого он и распределился. Ему на юг, в Одесский округ, Константина направили на Северо-Запад, он тянул на красный диплом из последних сил, ему требовалось попасть "домой", в Ленинград, и двое друзей ему в этом помогали. Сам Иван своим правом выбрать округ, где будет служить, не воспользовался. Незадолго до выпуска он поссорился с Зоей, своей подружкой, работавшей в училище. Та дала согласие на брак, но другому человеку, одному из преподавателей. Предварительно у него был записан Московский, было предложение остаться в училище, но в этих условиях ему совершенно этого не хотелось. Вот и сказал, чтобы посылали туда, куда необходимо. В итоге: 125-й стрелковый полк 6-й стрелковой дивизии ЗОВО.

Друзья прошли по набережной мимо Английского посольства, миновали Большой Каменный мост, зашли в продовольственный магазин на улице Серафимовича, где купили тортик, вино и водку. Их "ждали": помимо тети Марии, красивой 33-хлетней женщины, там находились подружки двух друзей Ивана. Еще несколько дней назад среди них "царствовала" Зоинька-Заинька, но сейчас ее здесь не было: у нее на воскресенье свадьба назначена. Все знали об этом, поэтому старательно придерживались нейтральных тем и поздравлений. Были и танцы, не до упаду, но тем не менее. С Иваном танцевала хозяйка, от которой исходил пряный запах каких-то духов, заграничных. Тем не менее, Иван чувствовал себя "не совсем в своей тарелке", поэтому еще засветло засобирался на вокзал. Там в 20 часов отходил скорый поезд Москва-Варшава-Берлин: самый быстрый способ попасть в Брест. Его проводили друзья, их подружки и даже хозяйка квартиры, не выпускавшая его руки до самого поезда. Однако, количество старших командиров на вокзале было достаточно большим, поэтому второй рукой она держала племянника. Мало-ли кто-что подумает! Она же жена начальника штаба целого округа! Но молодая и красивая! В купе их не пустили, попрощались у дверей купейного вагона. Никто из них и не догадывался о своей дальнейшей судьбе и о том, что им предстоит. У всех одно пожелание: успешной службы!

Поезд дернулся и разорвал последнее рукопожатие друзей, сделанное через открытую форточку вагона. Махнув несколько раз левой рукой, Иван развернулся и прошел в купе. Три старших командира РККА, слегка улыбаясь, смотрели на него.

— Лейтенант Артемьев, направляюсь к месту службы после окончания МКПУ имени Версовета.

— Зовут как? — спросил худощавый и невысокий майор-танкист у очень высокого лейтенанта.

— Иваном.

— Во как точно: Ванька и взводный! Константин, корреспондент. — поддел его интендант 2-го ранга, который перед этим бурно прощался с двумя девушками на платформе. Самый старший из командиров, с тремя шпалами на петлицах, украшенных щитом и мечом, не только не назвал себя, но и приказал выйти из купе и дать возможность ему постелиться. Все трое вышли из купе и прошли в тамбур. Майора отозвали из отпуска, корреспондент только что получил предписание в окружную газету, и Иван пожаловался, что отпуск ему предоставить отказались. Все ехали в разные места: Иван в Брест, Константин в Минск, а Анатолий в Волковыск. Но до утра еще куча времени. Военюрист 1-го ранга всем не понравился, поэтому последовало предложение сходить в ресторан и поужинать со стороны Анатолия. По возращению юрист уже спал, в купе пахло хорошим коньяком, утром перед Минском всех разбудили, хотя самому Ивану еще ехать и ехать, без пересадки. В Минске выяснилось, что по меньшей мере в трех вагонах едут немцы, в том числе, и военные. В 16.20 во все купе заглянули проводники, и предупредили, чтобы все приготовили документы для проверки. Впереди была "станция Березай, хочешь не хочешь, а вылезай". Граница. До проверки документов из вагонов не выходить. Юрист, по-прежнему, все еще ехал на нижней полке под Иваном, и ни с кем не разговаривал. После стука в дверь он поднялся и облачился в гимнастерку.

— Вот и все, Иван свет Иванович. Прибыли, Брест-Литовск. Глаза б мои на него не смотрели.

Через 15 минут, козырнув стоящему у выхода вооруженному пограничнику, они оба вышли из вагона.

— Комендатура там. — буркнул на прощание юрист и зашагал к вокзалу. Ивану он показал в другую сторону. Туда потихоньку стекался одетый в хаки народ. Здесь все делалось быстро комендантом и тремя его помощниками. Сразу за забором, находились представители сборов приписного состава шести воинских частей брестского гарнизона. Иван подошел туда первым прибывшим с этим поездом из состава 6-й стрелковой дивизии. Капитан, командовавший на пункте, внимательно рассмотрел его бумаги.

— Тебе не с нами. Церковь видишь? И казармы? Вот тебе туда, да поспешай, через полчаса там никого из начальства не будет. Найдешь дежурного по части, он покажет куда и к кому идти, а мы в крепость.

Капитан внимательно посмотрел вслед лейтенанту и покачал головой:

— Во вымахал, ему б на флоте служить!

Идти было совсем недалеко, теперь в этом месте путепровод, бывшая слободка Граевcкая, Северный сквер и Северный городок. Там располагался, частично, 125-й стрелковый полк. От плаца полка до границы 2 тысячи 845 двойных шагов, 4 километра 230 метров. Казармы находились в прямой видимости из-за Буга. Но лейтенанта это совершенно не беспокоило. На КПП ему подсказали, что за военным городком (домами комсостава), есть еще казармы. Которые еще ближе к границе, так вот: ему туда. Железнодорожные пути не пересекать, арестуют. Там погранзона. Теперь это место носит название "имени Брестских дивизий", улица, переулок, тогда это все называлось Северный городок. Крепость находилась южнее. Ему повезло, и он застал командира 125-го полка майора Дулькейта еще в своем кабинете, хотя тот уже собирался идти домой. Иван представился и передал ему предписание.

— Прибыли? Это хорошо, что без опоздания, даже раньше, вас завтра ждали.

Командир снял трубку телефона и куда-то позвонил. Выслушал доклад и сказал:

— Старшего лейтенанта Матвеева ко мне. — и повесил трубку. Помял себе подбородок, подошел к шкафу, достал оттуда папку.

— Примешь взвод в 75-й ОРР, мы ее только формируем. Сейчас подойдет твой будущий командир. Собственно говоря, вы, оба, числитесь в дивизии, но формировать роту поручено мне. Отдельная разведрота. Работы у вас пока немного, а жаль, хотелось бы знать, что происходит на той стороне границы. Но приказа нет...

В дверь постучали и на пороге кабинета возник еще один командир РККА.

— Вызывали, товарищ майор? Старший лейтенант Матвеев прибыл по Вашему приказанию.

— Просил взводных? Вот тебе взводный. С корабля на бал, прямо с поезда сюда. Займись обустройством, введи в курс дела, завтра, в 11.00, оба ко мне, получите инструктаж по дальнейшей работе. Матвеев, больше среднего комсостава не предвидится, так что, крутись, Александр Иванович.

От командира заскочили в строевой отдел и в финчасть, Иван получил ордер на "квартиру". Из штаба в роту, на втором этаже казармы, построенной еще при царе-горохе. Из окон канцелярии была отлично видна река и железнодорожный мост. За рекой генерал-губернаторство. В полученном взводе всего 19 человек, в основном красноармейцы служат второй год, старослужащих всего три человека. Вечером, после отбоя, оба командира заглянули в местную "пиварню", где закусили кнедликами и выпили по кружке пива. Холостой Александр жил рядом, снимая комнату у железнодорожника, а Ивану предстояло идти в дом переменного состава, расположенный почти у здания казармы.

Утро началось с обычной физзарядки, и на ней к новому взводному сразу прилепилась кличка: "Лось". В училище он учился в первой роте, куда отбирали самых высоких, эта же рота считалась "разведывательной", но никаких особых премудростей там не преподавали: налегали на физподготовку и действия в разведдозоре. Бегали там много, и Иван попытался перенести это на занятия со взводом, не слишком удачно, так как выдержать такой темп сразу красноармейцы не могли. Требовалось время и тренировки. Место для занятий Иван с Александром подобрали: прямо за забором городка был холмик высотой 140,4 метра, за ним — второй 145,0. Вот между этими вершинками и носилась разведрота, численностью чуть больше взвода: 47 человек, списочного состава. Через неделю предстояли корпусные учения, которые должны были начаться в ночь с понедельника на вторник, с 23-го на 24-е июня. Появление второго среднего командира чуть сдвинуло безразличие интендантов, и личному составу выделили новенькое полевое обмундирование, маскхалаты, две радиостанции, ножи, даже буденновские рюкзаки нашлись в закромах у интендантов. Дело было в том, что командир полка заканчивал "Верховного Совета" во времена, когда она называлась 1-й пулеметной школой РККА. Он — из латышских стрелков и лично был знаком с Лениным. Стоял в карауле у его кабинета. Первая рота и тогда была разведывательной. Вот и решил "тряхнуть стариной", заполучив краснодипломника с Почетной грамотой НКО. В субботу 14-го июня, тогда это был полновесный рабочий день, он накрутил хвоста всем, начиная с Ивана и заканчивая зам по тылу, что формируем роту уже два месяца, а воз и ныне там. Провел строевой смотр, тыкая пальцем в недоработки. Заодно передал в роту три автомобиля: из-за близости границы стрельбище находилось в 12 километрах от полка под Кошицей, не набегаешься, хотя пару раз Иван устраивал такие пробежки для всего личного состава. "Лось" — он и есть лось. Ему эти 24 километра с полной выкладкой и со стрельбой были в порядке вещей. Летом училище находилось в лагерях под Солнечногорском, и там существовало только два режима перемещения: строевым и с песней, и бегом. Не скажу, что эти нововведения абсолютно всем нравились, тем более, что в воскресенье по поводу войны выступал сам Сталин по радио, и заявил, что это только слухи. Он пытался по реакции немцев определить сроки нападения, до которого оставалось 6 суток и несколько часов. Гарнизон в Бресте внимательно выслушал вождя, его слова многократно повторили политработники и все несколько расслабились. Учеба носила, в том числе, и формальный характер, тем более, что прибыло пополнение после полковой школы в Бульково, которое только предстояло "поставить в строй". Оно приехало в следующую пятницу, двадцатого числа. Всю субботу переобмундировывали молодежь из Минска и Барановичей. Большинство из них в разведку не слишком и годились, их срок службы состоял из трех недель в лагере и присяги. В субботу в 17 часов лейтенант Артемьев был направлен с двумя бойцами в комендантский патруль и до двух часов ночи находился в южной части города, следя за тем, чтобы военнослужащие после 24.00 по улицам не фланировали. После доклада помощнику коменданта об отсутствии происшествий, они отбыли в казарму, и Иван остался ночевать в канцелярии.

Глава 2. 04:00 декретного, 22 июня 1941, казармы 125-го СП

В 04.00 был разбужен начавшейся артподготовкой. Немцы били из орудий по восточной окраине города. У Ивана было 10 минут времени, но он потратил их на бесполезные попытки созвониться хоть с кем-нибудь. Им еще на разводе вчера говорили, что возможны провокации, на которые не нужно поддаваться. В казарме отсутствовало электропитание, сигнала тревоги никто не подал, позже он узнал, что дежурный по части был убит за несколько секунд до начала войны. Сам он тоже не подал команду и не приказал открыть оружейку. Он — растерялся! Лишь вылетевшие из рам стекла заставили его оторваться от молчащих телефонов. Он выскочил в коридор, а в стену канцелярии воткнулся снаряд и грохнул разрыв. Крики раненых, вопли ужаса, толпа полуодетых красноармейцев ринулась по лестницам вниз, кто-то выпрыгивал из окон. Паника подхватила и лейтенанта, и через несколько десятков секунд он выскочил из напрочь распахнутых дверей на плац, но был сбит с ног взрывной волной крупнокалиберного снаряда, и отброшен к стене казармы. Придя в себя, лейтенант перевалился через пролом в стене и пополз в сторону оружейки "чужой роты". Взрывы продолжали грохотать, и встать он даже не пытался. Дверь в оружейную комнату была закрыта на стальной засов и амбарный замок, но рядом лежал убитый дежурный по роте с ключами в руках. Лейтенанта вырвало, когда вместе с ключами он поднял руку убитого сержанта, которая отделилась от тела. Двойной поворот ключа, засов в сторону и Иван встал, чтобы открыть первый ящик, там стояли автоматы командиров и самозарядные винтовки. Но автоматы были без патронов. Магазины "светок" были снаряжены и один из цинков не был полным, внутри были картонные пачки. Обстрел оборвался, стали слышны гортанные крики и трели свистков. Этого хватило, чтобы лейтенант опять запаниковал, и рванул из здания через плац в сторону высоты 140 и 4. Несколько раз что-то свистнуло возле головы, но Иван только втянул глубже голову в плечи и немного запетлял. Перевалился через провал в стене, и только сейчас вспомнил, что он не зарядил "светку". За спиной у него вспыхнула стрельба, где-то у домов комсостава, но туда надо было бежать опять через плац, на котором лежало множество трупов и раненых, а с первого этажа казармы уже бил незнакомый пулемет. Лейтенант вставил магазин, передернул затвор и дважды выстрелил в сторону мерцающего огонька, и пришлось снова драпать, так как пулемет свободно пробивал кирпичную стену забора. От полевого аэродрома связной эскадрильи дивизии бежали техники и мотористы, вырвавшиеся из-под огня, стадный инстинкт подхватил и лейтенанта, и остановился он вместе со всеми только за Брзозовкой. Местность он знал плохо, местные названия ему ни о чем не говорили. Все напились из лесного ручейка, никто ничего не говорил, а появление мотоциклетного отряда немцев на пыльной дороге обратило всех в бегство. Но десятку человек "не повезло". Их увидели немцы, свернули с дороги и очередями сбили в "стадо". С поднятыми руками заставили выйти на дорогу и направили их в тыл, предварительно быстренько их обыскав. Где-то на юге спорадически вспыхивала перестрелка. Шел бой на вокзале. Изредка грохотали взрывы гранат у казарм Северного городка. Прошло меньше часа с момента нападения, 6-я стрелковая дивизия была разбита, разрезана на части и практически прекратила сопротивление. После пленения части авиаторов, которым немцы ничего не сделали, идти с молчаливыми техниками стало как-то не по себе. Иван от них отстал и свернул в сторону поросшего густым кустарником болота. Где находился его взвод он не знал, вокруг никого из начальства. Где-то грохочет война, а он идет навстречу солнцу. Но, впереди вновь проселок и небольшая деревня. Сняв со "светки" ПУ (прицел Универсальный), лейтенант осмотрелся. Село казалось пустынным, но заходить туда он не решился: еще недавно это была Польша, языка он не знал, от слова совсем. Рывком перебежал через проселок с подбитой "эмкой" и шмыгнул в кусты.