сила рождает могущество четвертый курс

Джейн Грейнджер

Я наконец-то вижу Мишу, он лежит на кровати и выглядит сейчас таким измождённым, весь осунулся, похудел, кожа словно пергамент, сам весь бледный. Как же это страшно, когда твой ребёнок находится в таком состоянии.

— Здравствуйте, я Эвелина Лавгуд, колдомедик — услышала я за спиной и обернулась, у дверей стояла блондинка с растрёпанной прической, явно только что вставшая с постели. Это было видно и по её наряду — халату, с торчащими из под него подолом длинной ночнушки, и по тому, как она заразительно зевала, прикрыв рот рукой. На вид я бы дала ей лет тридцать-тридцать пять, хотя, может и больше, возраст магов определить трудно. Сама ниже среднего роста, среднего телосложения, миловидное лицо, на котором выделяются большие тёмно-серые выразительные глаза. Приятная женщина.

— Доброй ночи, я Джейн Грейнджер, мать вот этого оболтуса, извините что разбудили.

— Я догадалась. Не беспокойтесь, сейчас худшее позади, утром я приведу его в сознание и уже к вечеру я думаю, он встанет с постели, но использовать магию ему можно будет не раньше среды.

— Я с мужем так благодарна за то, что вы для него с Гермионой сделали.

— Не стоит, Луна моя единственная племянница, почти дочь, и её с вашими детьми связывают очень крепкие магические узы, можно сказать мы почти родственники.

Они немного помолчали. Джейн повернулась обратно к сыну, подошла и пригладила тому волосы. Она просто осознавала, что в данный момент времени для Миши она не может сделать вообще ничего, и её чувства были в смятении. А Эвелина просто наблюдала за обоими.

— Простите, но Луна мне рассказала о вашей проблеме и я хочу вам помочь, а раз уж я всё равно встала то давайте я вас обследую. Пройдёмте в мою комнату.

Я только и смогла, что молча кивнуть в ответ, вообще в её присутствии я, почему-то смущалась, как будто мы не ровесницы вовсе.

— Вы зря назвали его оболтусом, — она говорила со мной прикладывая какие-то амулеты, накладывая невербальные заклинания, в общем обследуя, — у вас очень умные и талантливые дети, я не могу назвать их даже самонадеянными, они просто не доверяют, кроме друг друга, вообще никому, и при этом очень нетерпеливы. Они всё делают сами, ни с кем не советуясь, даже с друзьями. Вот недавно, проводя ритуал привязки фамильяров, они приняли на себя всю боль изменений, защищая девочек. Это благородно, но глупо, они только навредили себе, а ведь девочек можно было оградить от боли, просто включив в ритуал тотем. — Сказав это, она полоснула меня серебреным ножом по запястью, аккуратно перерезав артерию. И продолжила свой монолог, наполняя небольшой золотой кубок моей кровью. — И самое грустное, Луна знала об этом, но она не могла подсказать, они её не спросили, не рассказали, что и как будут делать. Поймите, магический мир стоит на древних традициях, многие из которых, скажем чтобы понятнее было, как лётный устав, написаны кровью тех, кто пренебрёг ими. — Прикосновение палочки и кровь остановлена, а рана на глазах затянулась не оставляя следа, кубок был полон примерно на половину. — И одна из традиций — ученик не смеет отвлекать учителя вопросом или советом, пока учитель не спросит его. Сколько погибло хороших людей из-за того, что во время подготовки сложного ритуала их отвлекли разговором, и они, отвлекшись, допустили ошибку.

Эвелина подняла чашу, что-то в неё налила, первый раз у меня на глазах произнесла вслух заклинание, опустила в неё амулет, достала, провела над амулетом рукой, коснулась палочкой кубка что-то скороговоркой прошептала, влила ещё один пузырёк какого-то зелья, добавила пару капель третьего, и, протянув мне, коротко приказала: "Выпей" — я подчинилась и выпила свою кровь... хм, вкус очень странный, на кровь не похож, почти как вино, и также как от бокала вина лёгкий хмель туманит мой разум.

— Ну что же, Луна была права, всё не так плохо. Основное я сейчас сделала, остальное доделают обычные зелья, их для вас смогут купить дети или я вам их сама закажу в Мунго, они обойдутся галеонов в сто пятьдесят. Пить их нужно будет в течение месяца, а потом спустя ещё один месяц, вы будете совершенно здоровы, и появление малыша будет зависеть только от вашей с мужем работы. — Она улыбнулась открытой тёплой улыбкой. — Прошу, поговорите с детьми, они всё же должны больше советоваться и главное, они должны знать, что Луна с Парвати не смеют им ничего подсказать, пока они их сами не спросят. А сейчас, пойдёмте в гостиную, попьём чаю, вы познакомите меня с мужем, а о Мише не беспокойтесь, думаю, не успели мы выйти, как там оказалась Гермиона. Она взяла меня под руку и вывела из комнаты...

Глотик, бывший полукнизл, фамильяр Гермионы. Обследует новое логово

Мрр, как здесь всё интересно, жаль сова тоже в стае, а то я уже хотел её, ну да съесть... А стая у нас стала больше, ещё трое двуногих, паук брр, и сова... мяв давайте её, ну, не примем а? Хозяйка ты жестокая очень. Вот только вожак, да вожак он ранен. Но как он подходит хозяйке, какие котята появятся... Мрряв я с ними буду играть... А вожак то не промах, он в стаю ещё двух самочек принял...

Мрряв, а вот для бедного котика нет ни одной подходящей. Хозяйка ты мне обещала такую, с кокетливым хвостиком, да-да вот именно с такими кисточками на ушах, да вот такую тёмненькую. Идти в лес? Что, правда, можно?! И что вот прямо сейчас отпускаешь? МРЯВВ ты просто лучшая, я убежал. Завтра не жди. Да-да знаю, услышу, приду. МРРР... МРРР всё убежал... Вот только, а донжуан, это кто? Я? Не, я Глотик, не путай хозяйка мрр...

Гермиона

Убежал Донжуан хвостатый. Вот я ещё думала передать ему, что до марта ни одна рысь на него не посмотрит, только по наглой усатой морде получит, коль подойдёт близко, у них сейчас котята уже растут в логовах. Но не буду, пусть получает по морде ему полезно. Нет, мне не жалко ротвейлеров, эти наглые пустолайки меня в том году довели своим лаем до того, что я применила силенцио... но заставлять папу их вывозить на машине за город, это уже явно лишнее, мог и сам закопать! А его постоянные образы о котятах моих с Михаилом? Вот хвостатый, опять вогнал в краску. Да он вообще обнаглел. Ещё передаёт образы, что такому как он или Миша, мол, одной кошечки мало, и Мишин выбор в стаю ещё пары молоденьких самок он мол целиком поддерживает! Вот сейчас обещал, что приведёт сюда минимум пару хвостатую. Говорю же Донжуан недоделанный, пусть обломится сам. А я ему причину потом объясню, может быть...

Мама со старшей Лавгуд наконец вышли из комнаты, значит я могу навестить Михаила, я очень соскучилась. Вхожу, смотрю, лежит бесчувственный, тихий, безвольный, как же при его виде щемит моё сердце. Я подошла, села на постель, обняла его безвольное тело, поцеловала, прижалась к нему и легла рядом, кровать ведь широкая и я смогу хоть немного погреться в его тепле. Сюда пока никто не посмеет зайти...

— Келли!

— Келли пришёл.

— Дверь опечатай и никого не пускай.

— Келли всё понял хозяйка, Келли не пустит.

Вот, а я сейчас хоть немного с ним полежу, пусть он спит, а я ему всё равно расскажу о том, что сегодня случилось, что я видела, где побывала, с кем дралась, чему научилась, и что сейчас чувствую, все свои надежды и страхи... я ему сейчас всё расскажу. Просто мне, не смотря ни на что, очень плохо, мне одиноко и страшно, а я даже это никому не могу показать. И ещё, мне весь день постоянно холодно, вот и сейчас, хотя холод у сердца и ласковый, и это уже вовсе не холод, а всего лишь прохлада, но, тем не менее, это прохлада, когда нет тепла, постепенно занимает всю душу. Из-за этого мне страшно, ведь стать рациональной, но полностью равнодушной ко всему, повелевающей мёртвыми я не хочу, не хочу! Миша ты слышишь — я не хочу! Так я и лежала, потихоньку отогревая саму свою душу, а мысли мои, естественно, крутились вокруг моего Михаила — "Миша, вот только очнись, я, паршивец такой, тебя воспитаю! Покажу тебе, как рисковать своей жизнью! Я научу тебя осторожности!"

Всё, вот я уже и в норме, как всегда — злая и гордая и могу у других на глазах появиться, мою слабость не дам разглядеть никому! Я вновь поцеловала Мишу, прижалась всем телом, наслаждаясь теплом и последними секундами близости и решительно встала. Поправила одежду и вышла из комнаты. Пойду в гостиную, но в начале умоюсь, следы слёз ни к чему, а то, что глаза покраснели от слёз, так к этому вообще все привыкли, ведь когда я в трансе они вообще красные с вертикальным кошачьим зрачком.

Эвелина Лавгуд

Наученная горьким опытом сегодня утром я в комнату к Михаилу никого не пустила, а нечего им там делать. Я серьёзно, нечего волновать пациента, вот придёт в себя, я проверю его состояние, и только потом буду пускать их, по одной! Во всяком случае, будет так, пока он не окрепнет достаточно, чтобы суметь самостоятельно покинуть комнату! И вообще я вначале его маму пущу, пусть она ему хоть немного мозги вправит на место, вот как очухается чуть-чуть так её и пущу, пока он от зелий не совсем отошёл, так он проникнется глубже.

— Ну как самочувствие? Молчи пока не отвечай, сама знаю плохо тебе, озноб, тошнит, общая слабость, все мышцы болят даже те, о которых не знал, до этого утра, вот выпей пока, тебе станет легче. Вот знал бы ты, как хочется поучить тебя розгами... но я не буду сама, здесь за дверью две дамы просто изнывают от желания высказать тебе всё, что они о тебе думают. И начну я, пожалуй, с твоей мамы, — сказала я выходя, — Джейн он в полном твоём распоряжении, — и я обернулась к нему улыбнувшись.

Михаил

Ох, как мне, однако хреново сейчас, но скоро станет ещё хуже. Мама здесь и сейчас я узнаю очень много всего о себе интересного, ох Кощей и Морана, а ведь потом придёт Герми, заавадте меня поскорей, бля поздно мама вошла.

— Ну, здравствуй сын, хреново ты выглядишь. — Ой, как я попал! Голос холодный, без признаков гнева совсем, это значит всё, она уже перегорела, а сейчас с меня начнёт, фигурально выражаясь — снимать шкуру. — Ты вообще, что творишь?! Ты что, совсем не соображаешь?! Ты до какого состояния себя с Гермионой довёл?! Себя чуть не убил, а она вытаскивая тебя с того света сама едва не погибла!

— Мама я...

— Слушай молча! Пока с тобой ещё вообще говорят, с тобой не говорить, тебя уже давно пора учить розгами! Но ладно продолжим, ты сын должен вначале всё обдумать, а тут за одну неделю допускаешь как минимум три смертельно опасных ошибки. Во-первых, вы с Гермионой стали наставниками девочек, а сами даже не удосужились уточнить, что это значит для них! Вы вообще в курсе, что из-за традиций, кстати, вполне разумных в обычном случае, они не могут вас сами ни о чём спросить или подсказать даже когда знают?! Поэтому, хотя Луна знала об опасности ритуала создания фамильяров, она не подсказала вам, как обезопаситься от отката! Она даже и подумать не могла, что вы это не предусмотрели сами! О выборе для Парвати паука я вообще помолчу, одним словом — придурки! Сын, только имей в виду, вы с Гермионой сейчас за неё в ответе.

— Мама я знаю...

— Заткнись и слушай! Ты уже много думал, вот только я не уверена, что головой, поэтому сейчас слушай молча! Ладно с тем ритуалом, а то что ты сделал дальше! Ты что совсем рехнулся?! Зачем взял этот проклятый нож, забыл, что сказала Августа?! "Сможете использовать их после обретения всей силы, в день семнадцатилетия, проведя специальный ритуал"! А ты придурок что сделал?! И даже не подумал о том, что тебя должны страховать! Всё держал в тайне, Гермиона случайно узнала и едва успела девчонок спасти!!! Придурок! — Она развернулась и пошла к двери, обернулась, вновь подошла ко мне, на лице появилась улыбка, голос смягчился. — Я понимаю, ты хотел уберечь Гермиону, и всё сделать сам, я догадываюсь, ты провёл жертвоприношение, и не хотел, чтобы она погрузилась в эту грязь... но ты заигрался, — её голос опять стал стальным, — ты сам из-за этого чуть не погиб, и она, кстати, тоже. Никогда! Слышишь! Никогда больше не поступай так! Всегда обсуждай предстоящее с ней, она подстрахует, поможет. Понял?!

— Мама и ты... ты не чего не скажешь о жертвоприношении?!

— Я ничего не понимаю в этом и я уверена, раз ты так поступил, то имел очень веские основания, и знаю, ты не убивал не виновных. — Она поцеловала меняв лоб и обняла, а когда отпустила, я увидел, что она плачет.

— Мама не плачь, я буду очень осторожным в будущем.

— Всё-таки ты у меня пока такой глупый, сын. Ты уже повзрослел и мне очень больно, что в четырнадцать лет тебе уже пришлось через всё это пройти, — она улыбнулась сквозь слёзы, — а сейчас готовься, тебя хочет видеть одна юная, но сейчас очень свирепая особа, — она сделала паузу, — Гермиона просто в ярости из-за того, как ты с ней поступил. Сын ты всё же дурак. — она грустно так улыбалась, глядя на меня. — Удачи! Она тебе сейчас точно понадобится. — Встала и тихо вышла из комнаты.

А спустя пару секунд, в комнату залетел вихрь, вначале она меня поцеловала, а вот потом...

— Наконец ты очнулся! — поцеловала опять, сделала паузу, внимательно всего осмотрела, тряхнула своей сейчас розовой! шевелюрой! (Значит, тогда был всё же не бред!) я услышал тихое — Выживет — и моя голова от звучной и сильной пощёчины описала почти полукруг, в глазах потемнело, нокдаун. — Придурок!!! — Она просто кричала. — Да как ты посмел?! — на меня накатилась её первобытная ярость — Почему мне ничего не сказал?! — к ярости добавился холод, равнодушие и пустота... Интересно, вот как это сейчас в ней всё уживается?

— Ты понимаешь, что я случайно узнала от управляющего, что именно ты взял из банка, и успела спасти девочек в последний момент, ты их уже убить собирался!!! — Я думал, что вот это и есть — ужас, когда на тебя кричит любимая, когда ты её обидел... но ужас начался позже. — Она отвернулась и просто расплакалась стоя рядом с кроватью. Прошло несколько минут, я боялся что-то сказать, хоть и очень хотелось успокоить, унять её слёзы, но двигаться я ещё не мог (хоть и попробовал), а что-то сказать не мог по причине того, что просто не знал, что мне ей сказать. Через ещё несколько минут молчания, после стихших слёз, я услышал тихое и совершенно бесэмоциональное повествование о том, что она пережила в тот день из-за меня. А потом она, так и не обернувшись, тихо вышла из комнаты... А я остался один на один с осознанием того, что я сам причинил ужасную боль той, кого я люблю больше жизни, люблю до беспамятства, до сумасшествия. Мне было больно и очень обидно, но правда в том, что во всём виноват только я сам, и я заслужил такие её слова, и такое её поведение... Но погрузиться в невесёлые размышления мне было не суждено, мыслеобраз о том как Вива кусает Герми за попу, пришёл почти сразу, как только за любимой захлопнулась дверь.

— Не смей! — послал я ей мысленный возмущённый ответ.

— Тихонько... без яда... я не наврежу твоей самке...

— Не смей! Я тебе запрещаю! Лучше давай ко мне на кровать, поглажу и почешу брюшко.

— Ладно хосяин. — И это крылатое чудо стремительной тенью вылетело из под кровати и мгновенно забралось ко мне. Ого, а она подросла, уже килограмм двадцать!