Котенок пустыни

Котенок пустыни.

— Я тебе не котенок! — Грозно возвестил Артур и, вскочив, опрокинул кружку прямо на расшитую бисером подушку. Сверкнул глазами на Ирвина, но тот в ответ на это заявление лишь коротко и от этого еще обиднее рассмеялся, уточнив:

— Да?

Артур открыл рот, чтобы громко подтвердить сказанное ранее, но тут, же оказался пойман в ловушку.

Ирвин схватил с расстеленного прямо на песке пестрого покрывала мешочек с особым душистым перцем, который любил добавлять в еду, и, взяв приправу щепотью, сыпанул её в сторону парня. Поперчил, можно сказать. Артур злобно ощерился, демонстрируя острые клыки, но тут, же сморщил нос, схватил ртом воздух, словно начал задыхаться, и, оглушительно чихнув, стал котом. Точнее, котенком. Вот такая вот аллергия!

И как его только угораздило присоединиться именно к Ирвину. Хотя... как-как? Его рекомендовали, как самого надежного из всех. Караваны, которые водил Ирвин, никогда не терялись в песках и всегда достигали конечного пункта назначения. Но, если бы Артур заранее знал, что тот так быстро сумеет раскусить его, да еще и издеваться будет, никогда бы не пошел с ним. Зачем вообще он выбрал этот караван!

Ирвин невозмутимо убрал любимую приправу, предварительно крепко стянув края мешочка, и только после этого с улыбкой на строгом лице посмотрел на пушистый комочек дымчато-серой шерсти, который в это время активно забавлялся с одной из кисточек на краю покрывала. Тихо вздохнув, рослый мужчина с восточным разрезом хищных глаз поднял котенка за шкирку. Тот протестующе мяукнул, но тут, же затих, поджав под себя лапки и хвостик. Ирвин отправил своего беспокойного спутника себе за пазуху, где тот сразу же нашел себе новую игрушку — миниатюрный кулон, выполненный в виде золотой лампы, болтающийся на длинной шнурке на шее мужчины. Стоило котику пару раз потереться о лампу усатой мордашкой в попытке отгрызть от столь любопытного предмета что-нибудь не очень нужное, как из золотого носика вырвалась небольшая струйка дыма. Котенок испуганно дернулся, да так, что Ирвину пришлось придержать его рукой через плотную, богато расшитую ткань халата, пока оба джина не покинули лампу и не склонились перед своим господином.

— Чего изволите, хозяин? — Хором протянули джины.

Ирвин благосклонно наклонил голову и приказал:

— Уберите тут за нами, чтобы ни один шакал следов не нашел. А мы, пожалуй, вернемся к каравану, пора поднимать этих лентяев, правильно я говорю? — Это он спросил не у джинов, а у котенка, которого все еще придерживал, прижимая руку к груди.

Его пушистый сосед по халату высунул наружу любопытную мордочку. Придирчиво осмотрел хлопочущих джинов, которые складывали покрывало, собирали подушки и размещали в одной из седельных сумок Ирвина остатки их сегодняшнего завтрака. Судя по всему, увиденным остался доволен. Ибо деловито мякнул и снова спрятался. Ирвин хмыкнул, то ли поддерживая мнение котенка, то ли, напротив, не одобряя его поведение, и зашагал к каравану.

Когда через час они снова двинулись в путь, солнце, как и десять дней назад, палило нещадно. Котенок спал, пригревшись под сердцем грозного караванщика, о котором вот уже, какое десятилетие ходили по пустыне легенды — одна страшнее и загадочнее другой. Ирвин не опасался гнева Артура, так как уже знал, что вернувшись в человеческую форму, тот не будет помнить о том, что с ним произошло, пока он был котенком. В памяти юноши всегда оставался лишь сам эпизод перехода, но не то, что было после него. Это можно было бы принять за защитную реакцию психики на такое вот сомнительное превращение, на первый взгляд схожее с проклятьем. Но Ирвин, в отличие от Артура, точно знал причину появления у мальчика столь странной способности. Правда, по личным мотивам пока не спешил того на сей счет просвещать.

Через несколько часов котенок завозился и выбрался наружу. Устроился на переднем крае седла между ног Ирвина и подозрительно замер. Караванщик быстро понял, что сейчас произойдет, поэтому заранее придержал скакуна и отодвинулся назад, ближе к крупу.

Через минуту в седле перед ним сидел мальчишка. Спина напряжена, плечи словно одеревенели. Даже со стороны взлохмаченного затылка он выглядел обиженным и самую малость злым. Но подолгу выдерживать оскорбленную мину у Артура никогда не получалось. Ирвин знал и об этом. Поэтому не спешил отвлекаться на своего спутника. Захочет, сам заговорит. Что тот через какое-то время и попытался сделать.

— Знаешь, это нечестно, что ты постоянно делаешь это со мной. Конечно, я для тебя еще малец совсем, к тому же, вроде как нахлебник. Но я ведь предлагал отработать! Ты сам отказываешься! Но я не понимаю, почему ты считаешь, что это дает тебе право так ко мне относиться? Пусть по твоим меркам я мал еще, необразован и вообще сирота подшатерная, да и вор к тому же, но все равно личность! И, как личность, я требую к себе уважения!

— Закончил? — Проигнорировав все сказанное им, тихо, почти чувственно прошептал Ирвин над самым ухом.

Артур дернулся. И дело тут было даже не в обиде, а в дыхании. Кожа за ушами, как правило, так нежна, особенно, у молоденьких мальчиков, да и у девочек, что греха таить, тоже. Пока мальчишка боролся с остротой собственного восприятия, караванщик указал:

— Посмотри налево, только не поворачивай головы.

Артур, если и хотел возмутиться, тут же забыл об этом и сделал, как было велено.

— Разбойники? — Недоверчиво выдохнул он, рассмотрев всадников за барханами.

— Да, — подтвердил караванщик.

Артур оживился и даже обернулся на него.

— Будет драка, да? — Глаза его засияли восторгом.

Ирвин укоризненно покачал головой. Мальчишка! Пахлавой не корми, дай подраться. Вот только он как никто другой знал, что Артур — самый опасный противник из всех, кого только можно встретить в песках. Поэтому не спешил его одергивать.

А мальчишка радовался как ребенок. Путешествие через пустыню, в сущности, ужасно нудное занятие. От скуки и безделья его спасали только ежедневные стычки с Ирвином, за которые в глубине души он был благодарен караванщику, но, конечно, никогда бы не сознался в этом вслух.

— Спешивайся, — приказал тот. Артур ловко спрыгнул на песок. Вскинул голову, щуря глаза от солнца. Ирвин свесился с седла и шепнул: — Когда налетят, держись рядом.

— Не учи ученого! — Залихвацки подмигнув, воскликнул тот, и помчался предупреждать о предстоящей схватке остальной караван.

Если бы Ирвин изменил свое положение в строю и ускакал бы далеко вперед, или, напротив, отстал, у разбойников, что второй день шли за ними, не решаясь приблизиться, это могло бы вызвать подозрения. Участок пути до оазиса Иглималь считался относительно спокойным. Именно тут легко было потерять бдительность. На что, судя по всему, и рассчитывали бандиты. Ирвин не дал им заподозрить неладное. Остался в той же части каравана, где и был, зато шустрый на ноги Артур, быстро сообщил другим караванщикам, что следует ждать нападения.

Разбойники налетели внезапно. С улюлюканьем, диким ржанием опоенных шмышмысом коней, безумных, оскаленных, жутких, готовых рвать подобных себе зубами, топтать копытами, с каждым новым скачком вставая на дыбы. Все полегли как один. Таких коней уже не спасти. Дьявольский отвар убивал саму душу зверя. Поэтому заклинатель, с которым Ирвин всегда путешествовал в паре, подул в свирель иклака. Кони сдохли прямо под седоками. Те полетели через конские голову, когда ноги животных начали подгибаться прямо на скаку. Кто-то быстрее остальных сообразил, в чем дело, и сам спрыгнул с коня, не успевшего еще испустить дух. Но такие были в меньшинстве. Завязалась схватка. Нападавшие превратились в жертв. Но загнанная в угол жертва, всегда хватается за жизнь из последних сил, даже если уже понимает — не скрыться, не спастись.

Ирвин сражался парными ятаганами. Артур, как и было сказано, держался рядом с ним, не упуская караванщика из виду. Он ему завидовал. У него самого с двух рук так ловко пока не получалось, хоть он и тренировался изо дня в день, причем с момента, как Ирвин раскрыл его, караванщик сам тренировал мальчишку. И все равно, Артуру хотелось овладеть техникой двойного клинка уже сейчас, сразу. А не получалось. Подспудно он понимал, что десять дней — ничтожный срок, но они уже сейчас казались ему вечностью. У него даже появилось ощущение, что он знал Ирвина всегда, только никак не мог вспомнить. Он гнал от себя эти мысли. Они казались ему слишком странными.

Артур был быстр и ловок, как истинный вор. Но, когда Ирвин спросил, кто учил его обращаться с оружием, как он начал воровать, откуда он, мальчишка не смог ничего ответить. В памяти зияла жуткая дыра, которую, как бы он не пытался, никак не удавалось заполнить. Но Ирвин оказался достаточно чуток, чтобы не давить на него. Просто принял как данность. Поэтому, да, именно поэтому, Артур остался с караваном, а не вернулся, обратно в Сулейманат.

Один день пути — не так уж и много. Он бы сумел не заблудиться и добраться до города в одиночестве. Артур был в этом уверен. Ирвин, если и подозревал о тех его амбициозных планах, ничего не сказал ни тогда, ни сейчас, когда гонимый все теми же амбициями, мальчишка схлестнулся сразу с двумя противниками. Но вот когда к ним присоединился третий, расправился с теми, что достались ему самому, и кинулся на помощь парню, но было поздно. Артура уже окружили. Он отчаянно отбивался. Но что может один клинок против трех? Особенно, если его сжимает столь юная, еще не успевшая войти в полную силу рука?

Ирвин почти успел. Но почти, как всем прекрасно известно, не считается. Артура ранили. Не сильно. Царапина, гордо скажет он, когда все кончится. Но в тот момент, резкая боль и запах собственной крови выпустили на волю инстинкты, которые до поры до времени скрывало черное пятно в его памяти. Артур ощерился, как зверь, оскалил зубы, и издал пронзительный рык разъяренной крупной кошки. Нападавшие отшатнулись от него, но было поздно. Путь к бегству им преградило пламя. Песчаное пламя пустыни. Сначала поднялся песок, облепив их с ног до головы, вырывая из глоток предсмертные крики, потом вверх, прямо по песку, взобралось алчное пламя. Синее, самое горячее из всех. И через считанные мгновения перед Артуром стояли уже не люди, а статуи, стеклянные статуи, застывшие в гротескных, неестественных позах, с перекошенными лицами и вскинутыми вверх руками.

Ирвин убрал ятаганы. Шагнул к нему. Мальчишка перестал скалиться. Опомнился. Теперь рот его кривился не в оскале, а в испуге. Он испугался сам себя. Он не понимал, что произошло. Хлопал светлыми ресницами, остекленевшим взглядом смотрел на дело рук своих. Даже меч выронил. Было такое ощущение, что еще миг, и он заплачет.

Ирвин, не задумываясь, схватил его за руку и дернул на себя. Мальчишка слегка отошел от шока, вскинул глаза. "Иди за мной", — сказал ему караванщик одними губами и повел за собой через ряды повозок, верблюдов, коней, ликующих людей, одержавших победу над верной смертью. Где-то радостные возгласы мешались с болезненными стонами, где-то песок был алым от пролитой крови. То там, то тут бездыханными валялись лошади нападавших, напоминающие большие уродливые камни, на которых какой-то безумец решил нацепить седла, попоны, уздечки. Артур шел мимо них и старался не смотреть в их сторону. Смерть животного ранила его сильнее, чем смерть людей. Он и сам не мог объяснить это в себе. Да и не собирался никому ничего объяснять. Сейчас ему было просто страшно.

Они скрылись от посторонних глаз за барханом. По дороге Ирвин окрикнул нескольких помощников, в том числе заклинателя, и приказал присмотреть за всеми. Сам уединился с Артуром. Ему было, что сказать мальчишке.

— Вспомнил, наконец? — Спросил караванщик, повернувшись к нему.

— Наконец? — Застыв лишь на секунду, взвился Артур, когда смысл дошел до него, — Ты знал, что я так могу?!

— А ты на самом деле считал, что твое превращение — вид аллергии на незнакомую специю? Можешь не отвечать, вижу, так и было.

— Но шаман сказал... — растерявшись под строгим взглядом мужчины, стушевался воришка.

— Не тот ли это шаман, с которым ты в сети познакомился? — Осведомился Ирвин.

Артур снова взбесился. Один раз караванщик уже высмеял его за чрезмерное увлечение современными технологиями. Жестоко высмеял, надо признать. Мальчишка затаил обиду, и вот сейчас, наконец, получил возможность выплеснуть её.

— Тот, и что с того? Он мой сетевой друг! И шаман, к тому же. Ему лучше знать!

— Вот как? — Насмешка в голосе караванщика стала еще ощутимее. — Раз он у тебя такой знающий, что ж тогда не предупредил о подобных побочных эффектах?

Артур уже рот открыл, чтобы возразить, но был вынужден его захлопнуть. Он уже и думать забыл, что натворил. Поистине, легкое создание — живет лишь тем, что здесь и сейчас. Не потому ли память у него так коротка? А ведь легким созданием его Ирвин прозвал, это не считая набившее оскомину "котенок".

— Что ты знаешь обо мне? — Прошептал Артур беспомощно. — Что ты можешь знать?

— Достаточно, чтобы не дать тебе сделать глупость, — со вздохом обронил Ирвин и шагнул к нему. Взял зачем-то за руку. Перевернул ладонью вверх.

Артур даже опомниться не успел, как караванщик вонзил тонкую иглу прямо в центр ладони. И это было больно, что б его! На этот раз мальчишка не зарычал, а зашипел. Грозно и возмущенно. Перца не понадобилось, иглы оказалось достаточно. Через миг перед караванщиком прямо на песке сидел уже знакомый котенок.

Для проверки собственной теории Ирвин уже отработанным жестом попытался схватить его за шкирку. За что и получил парочку довольно глубоких царапин, а когда присел на корточки и снова протянул руку в сторону котенка, то и вовсе был покусан. Котенок рвал его руку зубами, брыкаясь когтистыми задними лапами, с отчаянием Артура, рассуждающего о свободе личности. Значит, на этот раз он помнил себя человеком. Но будет ли помнить мальчик?

— Мне больно, — тихо сказал Ирвин, но руку у котенка отбирать не стал.

Тот повел светло-серым ушком, посмотрел на него исподлобья, не выпуская палец изо рта, но кусаться перестал. Успокоился. А потом и вовсе, словно извиняясь, пару раз лизнул его. И превратился в человека. Причем, это стало неожиданностью для обоих. Поэтому не стоит удивляться, что палец караванщика так и остался во рту мальчишки. Ирвин тут же попытался его вытащить, но Артур неожиданно для него сжал зубы, не пуская. Караванщик с вопросом посмотрел на мальчишку. Тот покраснел. Обхватил его запястье и сам отвел от лица его ладонь. Сглотнул.

— Теперь вкус твоей крови на языке, — плохо соображая, зачем он это говорит, пробормотал Артур.

— И как она? — Ирвин улыбнулся, не спеша отбирать у него руку.

— Горчит.

— Что ты вспомнил? — Этот вопрос был важнее, чем вкусовые пристрастия некоторых хвостатых.

— Я кот. Всегда им был.

— Песчаный кот, — с нажимом поправил Ирвин.

— Мы жили в стеклянном доме... я и сестра, а еще мама с папой и мы... а как же тогда? Почему они не ищут меня?