↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Пролог
Старик стоял у окна.
Когда-то это было красивое, классическое немецкое окно, с благородным бронзовым переплётом, и прозрачнейшими стёклами производства лучших стеклодувов. Теперь же бронза скрутилась и почернела от невыносимого жара, а кое-где сохранившиеся остатки стёкол таращились старой, уродливой, и при этом голодной пастью.
Именно так должна выглядеть война, — подумал старик, осторожно касаясь дрожащим пальцем острого стекольного зубца. — Гнусная пасть, которая пожирает всех! Сначала она пожирает беззащитных, потом невиновных, за ними и непричастных, но в конце-концов очередь доходит и до защищённых, причастных и виноватых. До нас. До таких, как я.
В ультрамариново-синем небе плыли лёгкие перинки облаков. Солнечные лучи играли в них, бросая отсветы на окружающий мир. Тёплый ветерок доносил запах свежей пашни, юной листвы и растёртого в руках листа дуба. Это был запах надежды. Запах жизни.
Старик вздохнул. Он не обманывал себя — для него эта весна была последней. Возмездие неотвратимо надвигалось — ветерок доносил отдалённый гул канонады, помимо весенних запахов, и даже среди них чуткий нюх старика отличал резкий запах пороха и сладковатый смрад горелой плоти и горелого железа. Или это воображение разыгралось, играя с хозяином злую шутку из-за осознания неотвратимо надвигающегося будущего? Старик понимал — в лучшем случае, его ждёт тюрьма — надолго, на десятилетия. Сырой каменный мешок, страшная и неподкупная охрана, высасывающая силы и лишающая надежды, ещё до того, как успеешь её испытать. Там не получится стоять у окна высокой башни своего родового Зелёного замка, наслаждаясь весенним теплом, и замирая от обжигающе-острого осознания — эти невинные удовольствия в его жизни последние. Дальше будет только страх, лишь холод и сплошное отчаяние.
Может, покончить разом со всем этим? — рука выхватила волшебную палочку, а глаза блеснули былым огнём, и стало ясно — не такой уж он и старик, несмотря на седину, сгорбленную спину и дрожащие пальцы. Лет пятьдесят, не больше. — Как там говорил тот русский: "Лучше ужасный конец, чем ужас без конца"? Одно короткое заклинание, энергии наверняка хватит, должно хватить — это ведь не отклонять снаряды и не взрывать полутонные бомбы на подлёте, это попроще и совсем не больно, так говорят — одно движение, два слова, и...
Рука бессильно опустилась. Рукав утёр вспотевший лоб, вздрогнув от холода — пот был ледяным (как у мертвеца, — мелькнула мысль), и игла страха вновь пронзила сердце. Чем больше старик думал о том, что ждёт его там, за чертой, тем сильнее его это пугало.
"За всё приходится платить", — вспомнились спокойные слова того проклятого русского. — "И лучше расплатиться здесь, в этой жизни, пока есть шанс хоть что-то исправить. Потому что там — нет милосердия. Там — справедливость. И каждое мгновение боли, испытанной человеком здесь по твоей вине — там вернётся тебе, и покажется вечностью. А уж после того, что твои натворили здесь — вечность вечностей мук тебе гарантирована. За всё надо платить. За силу — тем более".
Позади раздался шорох, и старик неожиданно мягким и плавным движением скользнул в сторону, разворачиваясь и поднимая палочку. Но это оказался один из своих. Чёрный мундир, серебристые молнии, стилизованные под готические руны, в петлице. Усталое лицо, оловянные, ничего не выражающие глаза (это плохо, это признак, что заклинание Империо заканчивается — промелькнула мысль) заканчивается. Это был свой. Один из четырнадцати, которых старик ещё мог контролировать, привязав к себе заклинанием. Остальные давно разбежались.
— Что тебе, Курт? — деловито осведомился старик. — Русские начали новую атаку? Где остальные?
— Спят, — безжизненно проронил Курт, глядя прямо перед собой. — К вам пришёл посетитель. Мы попытались его задержать, но все заснули. А меня он отправил к вам, предупредить. Вот я и...
Курт широко зевнул и мягко осел наземь. А за его спиной...
— Привет, дружище! — радостно всплеснул руками входящий в комнату бородач в мантии, странно выглядящей здесь, среди копоти, обломков мебели осколков битого стекла. Словно век шестнадцатый заглянул в гости к двадцатому. — Или как это по-вашему: Гутен морген? "Зиг хайль" говорить не буду, оно уже неактуально. Как поживаешь, Грюн? Что-то неважно выглядишь!
— Привет, Альбус, — растянул губы в подобии саркастической усмешки Грюн-де-Вальд. — И давно это... неактуально?
— Со вчерашнего дня! — радостно провозгласил Альбус Дамблдор, движением палочки создавая себе кресло и присаживаясь в него — без приглашения. — Неактуально со вчерашнего дня, то есть с тех пор, как Адольф ласты склеил. Но главное — мой портрет он дорисовать успел! Так что буду теперь гордиться, вспоминать и всем показывать. А все мне будут завидовать — потому что такого нет ни у кого больше!
— И от чего ж он врезал дуба? Апоплексический удар табакеркой в висок?
— Фи, ну отчего же так грубо? — оживлённо вскричал Дамблдор. — Небольшое заклинаньице, начинается на "авада", а заканчивается на "кедавра", а после короткое "пиро" — и от него не осталось даже пепла. Зато теперь пусть историки гадают — а куда ж это он делся из секретного бункера? Пусть выдумывают разные концепции и спорят до хрипоты, а я полюбуюсь со стороны на схватку.
— Да, это тебе свойственно, — у Грюн-де-Вальда дёрнулся уголок рта. — Разжечь пожар — и пусть другие в нём сгорают, убивая и калеча друг друга. А ты полюбуешься со стороны... и заодно загребёшь жар их руками!
— Мы придумали этот план вместе! — попробовал возразить Альбус.
— Да, верно. Но я не представлял себе, что всё это получится так. Так мерзко, так гадко, так страшно и холодно — зачем, Альбус? Реки крови, горы трупов, искалеченные тела и души, незаживающие шрамы, подрубленные под корень целые народы — и ради чего? Ради примитивной силы, которую потом пришлось и ухнуть полностью на защиту себя, любимого?
— Сила не бывает примитивной, — назидательно поднял палец вверх Дамблдор. — Сила — это сила. Кто силён — тот и прав. А кто её бездарно растратил, тот оказался её недостоин, и вскоре лишится — вместе с головой!
— Смотришь на меня, Дамблдор? Решил отомстить! Так вот ради чего это всё...
— Фу, ну нет, конечно же, — поморщился Альбус. — Это слишком просто и примитивно. Тебе всегда недоставало утончённости, Грюн. Одной пулей я убиваю сразу нескольких лис. Ты бывал на лисьей охоте, кстати? Там очень красиво: гарцуют кони, псы рвутся с поводков, гремят рога...
— Я и сейчас на ней, — криво усмехнулся Грюн-де-Вальд. — Только, похоже, в качестве лисы.
— Ну, не обижайся! Быть лисой тоже почётно. Особенно если из твоего хвоста сошьют воротник, а шкуру повесят у камина. Кстати, всё могло бы сложиться иначе, если бы ты тогда не сказал мне "нет"...
— Значит, ты лишь из-за моего отказа твоим гнусным домогательствам устроил эту бойню?! Из-за своей извращённой похоти обрёк десятки миллионов людей на смерть?
— Ну почему же? — Дамблдор с удовольствием потянулся в кресле. — Не только из-за этого. У меня далеко идущие планы по поводу этой войны, и целых три причины её начать. Шоколадушку хочешь?
— Да засунь свою шоколадушку себе в...!!! Ты хоть понимаешь, что ты наделал?
— Нет? Ну, тогда я сам съем. А что я такого наделал? Тебе что — жаль людишек? Зря. Бабы новых нарожают... Кстати, хорошая фраза, надо будет напрячь историков, чтоб приписали её какому-нибудь русскому герою войны, чтоб не сильно задавался...
— Да плевать на людей! Ты о нас подумал, о магах?! Да в Германии их почти не осталось, кто погиб под Москвой, кто в Сталинграде, кто на Курской дуге. Но большинство — от ваших бомб, вы почему-то бомбили не военные объекты, а жилые районы и больницы, у нас не осталось ни одного целителя...
— Так безопаснее, — невозмутимо изрёк Дамблдор. — Над жилыми районами отсутствовала ПВО, бомбить можно было совершенно безнаказанно!
— Да, мочить беззащитных — вы, англичане, это любите...
— Вы, немцы, не отстаёте! Это ж одна из наших европейских ценностей — важна лишь моя жизнь, в крайнем случае — моих сородичей, но врагов-то чего жалеть?
— Ну хорошо, на наших тебе наплевать... так подумай о своих! — сверкнул глазами Грюн-де-Вальд. — Мы ведь лупили по вам чем только можем, от бомб до ракет Фау-2, а они не разбирают, маг ты или не маг, и от ударной волны и разлетающихся осколков защититься непросто! Тем более что ваши не отсиживались...
— Умные — отсиделись, — пригладил бороду Дамблдор. — А дураки действительно прыгали по крышам, гася зажигалки, отклоняя бомбы, останавливая осколки... Теперь их нет, почти всех, а я — есть. И между мной и моей целью никто не стоит!
— В министры метишь?
— Нет. — серьёзно ответил Дамблдор. — Министр слишком на виду, чересчур неудобный пост. Я предпочту занять высокий пост, но в стороне от политических дрязг, и дёргать за ниточки. Например, стать директором Хогвартса, лет через десять сподоблюсь...
— И будешь взращивать преданных тебе сторонников с детства? Умно, умно...
— А то! Вот поэтому-то война мне и понадобилась. Не себя ради, но вящей пользы Хогвартса для!
— Ага! Конкуренты...
— Ну разумеется! Маги не хотят отдавать к нам своих детей, утверждая, что мы их учим какой-то ерунде. Предпочитают посылать детей в немецкий Визенберг, болгарский Дурмстранг или русский Китеж. Ещё немного, и мне пришлось бы править не школой, а музеем! Это мне, одному из самых могучих волшебников мира! Пока что одному из...
— Чего ты так уставился на мою палочку? Ах ты ж... ты догадался!
— Ну разумеется! У нас хорошая библиотека, сохранилось подробное описание... Это, кстати, вторая причина.
— Так почему бы просто не вызвать меня на дуэль? Безо всяких этих сложностей?
— Вероятность победы невысока, — скривил губы Дамблдор. — Против тебя, да с такой палочкой тяжело пришлось бы... а вот сейчас, когда ты изнурён атаками, исчерпал свой резерв до предела, не спал несколько дней... я угадал? Ну конечно же угадал, ты вон едва на ногах держишься. Теперь шансов нет у тебя! Можешь посопротивляться для виду, и тебе, возможно, не будет больно. Ну что, приступим? Я даже предоставлю тебе право первого удара, вот такой я сегодня добрый!
— А какая третья причина? — полюбопытствовал Грюн-де-Вальд.
— Желаешь потянуть время? Ладно, тяни, только не слишком усердствуй, пару минут я тебе дам... но не больше! А пока расскажу про третью причину, — Дамблдор прикрыл глаза. — Она наиболее веская изо всех. Ты никогда не задумывался, к чему идёт человечество, в глобальном масштабе? Что будет и чем всё закончится?
— А то непонятно? У нас ничего не изменится. Будем рождаться, жить, колдовать и умирать, изучая и произнося одни и те же заклинания, которые учили наши прадеды и будут учить наши правнуки. Вечный бег — по вечнозамкнутому кругу времён.
— Я не о нас. Я о магглах... о людях.
— А они тут при чём? С тех пор, как они перестали охотиться за нами со своими кострами и святой водой, и увлеклись своей наукой — пусть живут как хотят, у них своя жизнь, у нас — своя. Мы друг друга не касаемся и даже не интересуем.
— В том-то и беда, что наукой... Ты никогда не задумывался о том месте, которое мы, маги, занимаем по отношению к людям? И как менялось это место со временем? Начиная с древнейших времён, когда наши способности настолько превосходили возможности среднего человека, что нас нередко принимали за богов? А теперь даже сильнейший маг со старшей палочкой не может отразить их бомбы и снаряды!
— Положим, я их отразил...
— Но они вымотали тебя до предела! И это при том, что тут по сути второстепенный участок фронта, а был бы ты в Берлине во время штурма, когда от разрывов их тяжёлых снарядов дрожала земля, и мнилось — вот он, конец света... — Дамблдор резко сменил тон с мечтательного на деловой. — Видел бы ты, как магглорождённые первокурсники морщат носы и кривят губы, увидев наши бытовые условия! Им, привыкшим к электрическому свету и авторучкам, приходится царапать гусиными перьями по пергаменту в тусклом свете канделябров! Ты понимаешь, что это значит?
— Ну ещё бы! Люди стали вровень с магами, и тебе это не по нутру.
— А ты подумай, что будет завтра?
— О! — Грюн-де-Вальд прикрыл глаза. — Кажется, я понял. Магглорождённые не придут к тебе в школу, если у людей условия жизни будут качественнее, а достижения — масштабнее, причём опираться они будут не на силу древних заклинаний, а лишь на разум самого человека... Это конец вам всем!
— Нам! Нам всем, магам. Потери оказались серьёзнее, чем я рассчитывал, мы не выживем, сочетаясь браком только друг с другом — нас слишком мало осталось, все родовитые семейства уже давно породнились, а близкородственное скрещивание — не та вещь, которую я пожелал бы своим детям...
— Нет, вам! Тем, кто держится за замшелые традиции, никак не позволяя им сдохнуть. Которые предпочитают прятаться от людей, а не сотрудничать с ними!
— Хочешь сказать "Повелевать ими"? Ты ведь никогда не примешь людей как равных — о, я хорошо тебя изучил!
— Это всегда было и всегда будет: одни повелевают, а другие — подчиняются! Иначе не будет! Мы не равны, и потому никакое равенство меж нами невозможно! А если они, за счёт своей науки, окажутся сильнее — что ж, они победили! Сильный должен править, слабый должен уступить!
— Знакомый базар...
— Да, это из речей нашего фюрера... покойного фюрера!
— Но вот в этом вы с фюрером очень сильно ошиблись, — Дамблдор победно улыбнулся. — Я всех сравняю. Белых и черных, больных и здоровых, мужчин и женщин...
— Ещё скажи: умных и глупых!
— Именно! Это убьёт их научно-технический прогресс, и вместо стремления к звёздам они будут стричь тех, кто высовывается, как делал Прокруст. И трёхмерная спираль Истории утеряет вертикальную составляющую и опадёт в замкнутый цикл: минуют века и тысячелетия, но меняться будут лишь имена правителей да названия выигранных ими битв. А люди... люди навсегда останутся жалкими, ущербными существами, занятыми исключительно погоней за какими-то побрякушками пятой модели, и не замечающими владык Мира — магов! Это будет называться — политкорректность. Ещё лет 50 — и так будет! А вот что будет с тобой — вопрос открытый. Пора решать. Ну?
— Знаешь, я не ангел и никогда им не был. Я творил многое: миллионы погибших — тяжкий груз, но... я никогда не преступал некую грань. Погубить людей, организовать геноцид, строить концлагеря и печи для людей — это ужасно, но то, что ты предлагаешь — во сто крат хуже! Даже я никогда не собирался загнать в стойло для скота всех немагов в целом! Может, я и фашист, но ты и твои идеи — куда отвратительнее!... Не делай этого! Одумайся!
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |