Противостояние

Пролог.

Прикусив губу, я нервно щелкала пальцами и рассматривала потолок. Заснуть не получалось. Я уговаривала себя закрыть глаза, попытаться успокоиться, выкинуть из головы все мысли, но у меня ничего не выходило. Уже пару часов, как весь дом спит, а я не могу ни на мгновение перестать думать о том, что завтра, возможно... Волнение дрожью пробежало по телу, и я улыбнулась, предвкушая.

Я предвкушала тот миг, когда господин Распорядитель прикоснется к моим вискам, закроет на миг глаза и, пошевелив губами, кивнет самому себе, подтверждая ощущения, после чего громко произнесет: "Ведьма!". Предвкушала радостные улыбки семьи. Предвкушала завистливые взгляды подружек и врагинь, которыми они будут смотреть мне вслед, когда я буду уезжать в Академию.

Вытянув руки над головой, перекатилась на живот и обняла подушку, уткнувшись в нее лицом в попытке спрятать счастливый смех. Завтра мне исполнится восемнадцать — и завтра Судьба откроет мне двери в счастливое и успешное будущее. Быть ведьмой — к этому я стремилась всю жизнь, и сейчас, за несколько часов до того, как сбудется моя мечта, я не находила себе места. Наверное, сон отпугивался счастливым ожиданием.

Но мне необходимо поспать. Завтра я должна выглядеть красиво: ухоженная, элегантная, уверенная в себе, как и положено каждой ведьме.

Покрепче сжала подушку, зажмурившись. Нет, не получается. Не могу уснуть, и ничего с этим не поделать!

Соскочив с кровати и стащив следом одеяло, потопала к окну. Раздвинула шторы, впуская в комнату лунный свет, и устроилась на подоконнике. Что такое прелести собственной комнаты, я узнала совсем недавно — три года назад, когда моя старшая сестра Фран вышла замуж и переехала в дом своего мужа. До этого одну комнату на двоих мне приходилось делить с Лили, младшенькой. И я не видела в этом ничего ужасного, пока не перебралась жить в комнату, принадлежащую только мне. Лили, также познавшая прелести раздельного проживания, готова была молиться на Фран и ее мужа, но я лишь хихикала на это. В конце концов, родная сестра не может быть такой уж отвратительной соседкой по комнате, как это пыталась выставить младшенькая.

Нашим братьям — Мареку и Тони — повезло больше, у каждого из них была собственная комната практически с рождения. Но я не завидовала этому. К тому же совсем скоро я дойду до своей заветной цели — и все эти архиважные сейчас вопросы с комнатами для каждого члена нашей немаленькой семьи потеряют свое значение.

Луна тускло подмигивала мне, показываясь в рваных дырах укутанного облаками неба. Говорят, раньше Луне поклонялись как покровительнице колдовства. В школе никто из учителей в это не верил, но в данную минуту мне это суждение показалось верным. Кто, как не эта серебряная красавица, должна оберегать волшебников, приглядывая за ними с высоты небес и скрывая в ночи их шалости? На несколько минут тяжелое черное облако закрыло от меня луну, и я, положив подбородок на колени, принялась наблюдать за растущим напротив окна деревом. Его вида не знал никто, случайно занесенное перелетной птицей семечко вдруг прижилось, проросло, и на заднем дворе нашего дома раскинуло ветви иноземное чудо. Появилось оно в наших краях еще когда папа маленький был, и к этому времени превратилось во взрослое, с толстым стволом и пышной кроной, дерево. Оно было на удивление невысоким, словно, переступив какой-то порог, начало расти не ввысь, а вширь, но нас с братьями и сестрами это вполне устраивало. По Чудику было легко взбираться на ветки, укрываясь в листве от строгих нотаций, нижние ветви были прочными и достаточно толстыми, чтобы на них можно было привязать качели, за которые между нами, тремя сестрами, раньше постоянно шла борьба. Чаще всего побеждала, конечно, Фран, но, если дома оказывались братья, ее счастье длилось недолго — мальчишки тоже были иногда не прочь с веселым визгом повзлетать к небесам.

Улыбаясь сквозь стекло странному дереву, я подумала, что буду скучать по Чудику. Никто не помнит, кто первым назвал его так, но это растение для нас и правда было чудом — коренастое, с широкой кроной, с мясистыми узкими листьями и невероятного аромата цветами. Плодов Чудик никогда не давал — сбрасывал цветы, как только им приходило время превратиться в нечто большее, но мы не жалели: во время цветения Чудика по всей улице плыл волшебный запах его мелких желто-рыжих цветков.

Облако проплыло, открывая луну, и я снова подняла взгляд к небу. Мне не о чем было просить Богов и Судьбу, поэтому я коротко поблагодарила их за то, что позволили мне исполнить мою мечту.

Завтра. Уже совсем скоро...

С подоконника, устало улыбаясь и зевая каждые десять секунд, я сползла перед самым рассветом. Я дала себе слово, что продержусь до того момента, как солнце покажется над горизонтом, чтобы встретить новый день — День Исполнения Мечты, — и только тогда усну, но глаза закрылись, стоило мне забраться в кровать. Мне не мешали ни неудобная поза, ни солнечные лучи, пробирающиеся сквозь окно мимо распахнутых штор, ни чириканье птиц за окном. Я спала — и видела самый счастливый сон в моей жизни.

К завтраку я не спустилась, но будить меня никто не пришел — мама наверняка понимала, что со мной творится. Полностью войти в мое положение она, конечно, не могла — в свое время она отказалась от процедуры Распределения, предпочтя выйти замуж за моего отца, но ведь только абсолютно равнодушный человек не поймет, что испытывает девушка накануне самого важного события в ее жизни.

Из комнаты я выползла только к обеду, зевая и нещадно потирая глаза кулаками. Платье я нацепила кое-как, волосы были растрепаны, и обуться перед выходом я забыла, но никто из семьи не подумал обратить на это внимание.

— Вот это хладнокровие, вот это я понимаю! — протянул Марек, выдвигая мне стул и шлепая меня по плечу, стоило лишь усесться. Из-за этого дружеского медвежьего похлопывания я едва не впечаталась носом в стол, зло зыркнув на брата из-под растрепанных волос. — У нее сегодня, значит, такое событие, а она, значит, спит до обеда. Что ж ты, девица-краса, так долго почивать изволишь? Али не волнуешься совсем?

Тони на другом конце стола хмыкнул, поднося к губам кружку с чаем, а мама прикрикнула на Марека:

— Мар, веди себя прилично! Где нахватался таких просторечных слов?

Брат увернулся от полотенца, которым мама замахнулась — не всерьез, надо полагать — на него, и ехидно сообщил:

— Так к отцу в лавку кто только не заходит. Тут хочешь — не хочешь, а все равно понахватаешься всякого.

Мама недобро так глянула на отца, ставя передо мной тарелку с обедом (а для меня это, все-таки, завтрак был), на что папа лишь развел руками и слабо улыбнулся. Марек был неудержимой силой, с которой не в силах была справиться даже наша строгая мама, что уж говорить об отце, который в каждом из нас души не чаял? Конечно, он не мог запретить младшему сыну появляться в лавке, к тому же Мар демонстрировал искренний интерес к торговле, что радовала папу еще больше. Тони, в отличие от брата, к делам отца оставался до обидного равнодушен, найдя свое призвание в городской страже, и потому глава нашего семейства пользовался любым случаем появления Марека в лавке. К слову, Тони, служащий в страже, знал всяких слов — и просторечных, и откровенно ругательных — гораздо больше пятнадцатилетнего оболтуса, но на это мама реагировала не так остро. Может быть, все потому, что Тони — уже совсем взрослый? Но в любом другом случае мама не стеснялась высказываться по поводу промахов старшего сына.

Решив не забивать голову подобными размышлениями, потянулась к ложке.

— Заснуть всю ночь не могла? — ласково поинтересовалась мама, и в ее голосе мне слышалось поддразнивание. Теплое, домашнее и совсем необидное.

— Угу, — ответила я, торопливо опуская ложку и поднимая на нее глаза.

— Мне кажется, я даже перед свадьбой так не волновалась, как ты перед своим совершеннолетием, — заметила мама, улыбнувшись воспоминаниям. На какое-то мгновение в ее глазах мелькнула юная девушка, предвкушающая белое платье, гостей и любимого перед алтарем.

Отец, подняв голову и отложив ложку в сторону, насмешливо заметил:

— Ну да, в ту ночь ты спала, как убитая. Твоей матери, чтоб успокоить твою истерику, пришлось подлить тебе в чай снотворное.

— Ну, знаешь! — шутливо возмутилась мама, покраснев. Мы с сестрой переглянулись и захихикали. И мне, и Лили очень нравилось, когда мама с папой начинали вот так подшучивать друг над другом, припоминая какие-нибудь милые промахи или забавные ситуации из молодости. Они в такие моменты словно сами скидывали лет по двадцать. Наших родителей нельзя назвать старыми, но то, что они уже давно не молоды, тоже сомнений не вызывало. Впрочем, это касалось тел, но отнюдь не душ — души у папеньки и маменьки были самые что ни на есть юные. Иногда мне казалось, что даже Лили ведет себя взрослее, чем эти двое. Но это было замечательно. И втайне я им даже немного завидовала.

— Знаю, знаю, — отозвался папа и подмигнул нам. — Я к ней в окно пробрался, чтоб перед свадьбой последний раз ее незамужнюю увидеть, а она спит и даже щекотки моей не чувствует!

— Представляю, какой это был удар по твоей гордости, — лениво заметил Тони, скосив глаза на отца. Я невольно поежилась. Папина щекотка — это самое страшное наказание, какое только могли придумать в нашем мире. Смешно только поначалу — потом тебе больно смеяться, и ты начинаешь плакать. И ведь не остановишь его ничем! Слава Богам, в детстве мы быстро уяснили, что папе, после его близкого общения с зеленым змием, на глаза лучше не попадаться. А еще Богам спасибо за то, что такие вот знакомства происходят крайне редко.

— Ну да, — спокойно подтвердил папа. — До сих пор от этого удара не оправился.

Мы все сочувственно покивали, пряча улыбки. Историю мама-папиного знакомства каждый из нас знал наизусть. С самого детства мы были привычны к тому, что они не только не скрывают того, что не всегда носили маски степенных женатых людей, но и открыто выражают свои чувства: поддразнивания, быстрые поцелуйчики (не всегда украдкой), нежные взгляды... И мы давно уже научились находить свое место в этих маленьких домашних сценках, угадывая настроения родителей и определяя свои роли: шутливое сочувствие, восторженное внимание, смущенное хихиканье. Нам нравилось все это.

И я буду скучать по этой теплой домашней атмосфере, по таким вот совместным обедам, даже, наверное, по строгим окрикам мамы и немому упреку в глазах отца.

Провозившись весь оставшийся день с сестрой и мамой, я — о, ужас! — едва не пропустила назначенный час. Сама не понимаю, как такое могло произойти — я ведь так его ждала! Совершенно случайно, выглянув в окно, когда относила к братьям в комнаты чистое постельное белье, заметила, что солнце совсем низко висит над горизонтом. Пискнув от мгновенно накатившей паники, бросила всю стопку на кровать Тони и помчалась в свою комнату. Какая же из меня волшебница получится, если я даже за временем проследить не могу! Теперь придется ограничиться простым платьем и наспех заплетенной косой, забыв про приготовленный, но довольно сложный в надевании наряд и высокую красивую прическу.

Пытаясь расчесать волосы одной рукой и другой одновременно затягивая ремешки на туфельке, услышала, как во входную дверь постучали. Господин Распорядитель! Удвоила усилия по приведению себя в порядок.

Сердце колотилось как бешеное, когда я влетела в гостиную. Из своего кресла мне улыбнулся папа, ободряюще кивнула мама. Лили едва ли не подпрыгивала, переводя взгляд с застывшей в дверях меня на сидящего спиной ко мне Распорядителя. Марек и Тони, стоявшие у окна и из-за причудливо падающего света казавшиеся близнецами, подмигнули мне.

Но все это я заметила мельком, уделив внимание семье лишь в первые секунды. После этого им безраздельно завладел человек, поднявшийся с кресла и повернувшийся ко мне.

Я думала, господин Распорядитель будет старше. Этакий благообразный старец со всепониманием в умных глазах и длинной седой бородой, кончик которой будет заткнут за пояс. Вместо этого, обманув мои ожидания, ко мне повернулся совсем не старый еще мужчина — он был даже моложе отца. Глаза — да, умные, кажется, что он знает очень многое, и это знание прибавляет ему лет, вот только на физическом облике это никак не сказывалось. Сжимая в складках длинной юбки кулаки и пытаясь хотя бы так унять нервную дрожь, смотрела на Распорядителя. Лицо — овальное, чуть вытянутое, под стать всей его длинной, немного нескладной фигуре. Ни усов, ни бороды — гладковыбритая кожа, на которой морщинки есть разве что от частых улыбок. Волосы темные, со странным отливом в рыжину, собранные в невысокий хвост на затылке. Одежда обычная, никаких мантий или странного кроя камзолов.

Не похож он на Распорядителя. Ну вот совсем!

— Удивлена? — мягко улыбаясь, спросил мужчина. — Знаешь, не ты первая, — доверительно сообщил он, подавшись в мою сторону, и развел руками. — Из-за того, что я так молод, никто не верит в то, что я — Распорядитель.

Он словно бы сокрушенно покачал головой, и я почему-то почувствовала себя виноватой. Наверное, именно поэтому я поспешно выпалила:

— Ну что вы, вы совсем не молоды!

Мама за спиной гостя сдавленно ахнула, а Лили, Марек и Тони поспешно зажали рты ладонями, не позволяя вырваться неуместному смеху. Папа укоризненно нахмурился:

— Ками!

Я же, осознав, что только что сказала господину Распорядителю, покраснела и невольно отступила на шаг:

— Извините, — пробормотала я, мечтая провалиться сквозь пол и исчезнуть из-под осуждающих взглядов родителей. Запинаясь, продолжила: — Я имела в виду, что возраст не играет никакой роли, и судить человека только лишь потому, что он не соответствует твоим ожиданиям — неправильно.

Улыбка распорядителя стала чуть более теплой и открытой:

— Мне приятно это слышать, Камелия. Разреши представиться — Мэйдок Уивелл. Я очень рад тому, что мне выпала честь указать тебе твой дальнейший путь.

Пусть я и влетела в гостиную, как бешеная птица, пусть и успела — хоть и ненамеренно — сказать Распорядителю глупую и обидную вещь, совсем о правилах приличия я не забыла, а потому, присев в полупоклоне, пробормотала:

— Я тоже очень этому рада, господин Уивелл.

Представляться самой мне не было нужды — странным было бы, если бы Распорядитель не знал, к кому идет.

Уивелл бросил взгляд на окно, из-за чего братья синхронно шагнули в разные стороны. Тони когда-то отказался от Распределения, Мару, возможно, еще предстоит, но оба они словно неосознанно опасались Мэйдока. Сам же Распорядитель на их маневр не обратил внимания — видимо, привык к тому, что люди его пугаются.

— Пора? — полувопросительно произнес он, заглядывая в мои глаза. — Солнце уже садится.

Ох... я была уверена в себе, я была готова — и в то же время я на секунду испугалась. Но ведь ведьме не пристало испытывать страх? Кивнула, пытаясь выглядеть как можно более спокойной, и опустилась в кресло, которое недавно занимал Мэйдок. Он встал передо мной, погладил по волосам и, обхватив подбородок, заставил запрокинуть голову.