Хейсар. (Меченый - 3)

Глава 1. Бельвард из Увераша.

Второй день второй десятины первого травника.

...Протиснувшись сквозь прутья покосившегося плетня, донельзя грязный полуторагодовалый хряк забавно пошевелил пятачком и, хрюкнув, с деловым видом отправился исследовать соседский двор. Заглянул в рассохшееся ведро, обнюхал пыльный мешок из-под муки, сделал шаг в направлении обглоданной кости, валяющейся рядом с собачьей конурой, увидел хмурую морду ее обитателя и замер.

Дикая помесь ларранской сторожевой и волка лениво оторвала голову от передних лап и предупредительно рыкнула.

Хряк презрительно фыркнул и взрыл землю правым передним копытцем.

Не ответить на вызов пес не смог и, в мгновение ока оказавшись на ногах, молча рванул в атаку.

Короткий разгон, прыжок — и подранный свиненок, истошно визжа, бросился наутек. Но не тут-то было — вошедший в раж преследователь вцепился ему в загривок и коротким, но мощным рывком могучей шеи сбил хряка с ног.

Массивная трехведерная колода, ненароком задетая кем-то из них, перышком отлетела в сторону и зацепила рогатину, подпиравшую веревку с вывешенным на ней бельем. Полощущееся на ветру тряпье мигом оказалось на земле, а через пару ударов сердца по одной из простыней пронесся окровавленный, оглушительно верещащий хряк...

...Добрых минуты три ларранский ублюдок творил со своей жертвой что хотел, а потом в покосившемся сарае раздался возмущенный вопль, и во двор вылетела тощая, похожая на скелет, обтянутый кожей, молодка лиственей эдак восемнадцати-двадцати.

Увидев, во что превратилось ее белье, девица побагровела от бешенства, уперла в бока кулаки и заорала на всю Черную Слободу:

— Малашка, курица ты нетоптаная! Ты че там, спишь, шоли? Разуй бельма, овца колченогая — твой вшивый боров рвет мое белье!!!

— Это я-то нетоптаная? Да я Найяру родила раньше, чем тя от сиськи оторвали!!! — донеслось из-за плетня.

— Борова забери, ты, тугоухая старуха! Он мне уже все белье изгваздал, слышишь?!

— Кто старуха, я старуха? Да ты на себя пасмари!!! На тя без слез не взглянешь — вон-а, одни кожа да кости! Потому-т на тя даж плешивый кобеляка не позарится!

— Да ты че? Правда, шоль? А чей-та вчерась, кады я Мутьку доила, твой через забор пялился та-й вздыхал, як телок увечный?

В соседнем дворе что-то громыхнуло, и над плетнем показалась голова и плечи дородной бабищи, выглядящей вдвое старше молодки:

— Эт-хто, Анвирка, шоль?

— А хто ишо у нас плешивый кобеляка?

— Да ты... ты... да я те ща, вертихвостка кривоногая, все космы-т нечесаные повыдергаю!

— Грабли коротки!!!

— Эт у меня-т коротки?!

— И у тебя, и у твоего Анвирки...

...Поняв, что бабская свара вот-вот перерастет в потасовку, Бельвард презрительно поморщился, отвернулся от окна и... наткнулся взглядом на невесть откуда взявшегося в комнате Слизня:

— Ты уже вернулся?

— Да, ваш-мл-сть... — кивнул Серый . — Только что...

— Ну и?

— Приехал...

Юноша взвыл:

— И ты молчишь?!

— Я позвал, ваш-мл-сть, а вы не услышали...

С ненавистью покосившись на окно, за которым продолжалась перебранка, Бельвард сжал кулаки и с огромным трудом заставил себя успокоиться:

— Взяли?

— Да...

— Тогда веди!!!

...Дом на углу улицы Трех Снопов и Заречной сиял, как донжон замка Увераш в ночь перед Солнцеворотом : окна второго этажа, затянутые стеклом, а не бычьими пузырями, и завешенные самыми настоящими занавесками, горели светом масляных светильников, а по обе стороны от двери во двор полыхали факелы.

Здесь, в Черной Слободе, такое буйство огня и света выглядело довольно странно, поэтому первое, что сделал Бельвард, подобравшись вплотную к забору — это нашел подходящую щель между досок и вгляделся в закрытый возок, стоящий в самой середине двора.

Как он и предполагал, 'доживающий свои дни рыдван на колесах', оказался на ремнях — значит, вышел из рук не самого дешевого каретного мастера и изначально предназначался для выездов инкогнито! Через мгновение, оценив стать невзрачных, но от этого не менее выносливых и дорогих скарцев , он повернулся к Слизню и с усмешкой поинтересовался:

— Купчиха, говоришь?

Серый недоуменно хмыкнул, потом приник щели и с хрустом почесал небритый подбородок:

— Мде-е-е...

— Вот тебе и 'мде...' — шепотом передразнил его Бельвард: — Белая , причем не из последних...

Слизень согласно кивнул, потом повернулся к нему лицом и угрюмо вздохнул:

— Мы ворохнулись ... Но уже отелились . Что вы хотите в ответку ?

— Чего?

— Мы ошиблись, ваша милость. И уже закончили работу. Значит, вы вправе уменьшить оплату или не заплатить нам ни копья ...

Рвать только что налаженные связи с Серыми ради жизни какой-то там дворянки и, тем паче, из-за собственной жадности, Бельвард не собирался. Поэтому представил, что бы в этой ситуации сказал его отец, и хмуро сдвинул брови к переносице:

— Боюсь, ее смерть создаст мне определенные проблемы. Радовать это не может, поэтому...

Слизень ощутимо напрягся.

Юноша расчетливо выдержал довольно длинную паузу и, решив, что заставил Слизня оценить всю глубину сделанной им ошибки, криво усмехнулся:

— ...поэтому ты будешь должен мне одну услугу! А за это дело — если, конечно, вы взяли того, кого обещали — я заплачу вам всю сумму до последнего желтка ...

— Слово... — облегченно выдохнул Серый. — То есть, я согласен...

— Я тебя услышал...

...На первые результаты работы пятерки Серого Бельвард наткнулся сразу же, как проскользнул в неприметную калитку, ведущую на задний двор: черная полоса взрытой земли, начинающаяся в луже крови у стены, заканчивалась у стоптанного сапога, торчащего из-под куста смородины.

Остальные 'результаты' были в доме — в прихожей, рядом с входной дверью, валялся щит с перехваченным горлом, чуть поодаль лежала бездыханная девица с бесстыже задранными юбками, а на площадке второго этажа, вжавшись спиной в щель между ажурными балясинами и глядя на мир мертвыми глазами, сидел еще один член гильдии Охранников.

Втянув ноздрями пьянящий запах свежепролитой крови, юноша облизал пересохшие губы и беззвучно рассмеялся.

— Сюда, ваша милость! — донеслось из коридора.

Перешагнув через алое озерцо, Бельвард торопливо добрался до предупредительно распахнутой двери, вошел в комнату и прикипел взглядом к лицу мужчины, лежащего на полу.

Сросшиеся брови, мясистый нос с узнаваемой горбинкой, тоненькая полоска шрама на левой скуле, яркие голубые глаза — вне всякого сомнения, человек, с ненавистью глядящий на него, был никем иным, как Карвалем из Голона!

— Он!!! — удовлетворенно выдохнул он, снял с пояса кошель с сотней золотых и, подкинув его на руке, бросил Слизню. — Если подождете с полчаса, то когда я с ним закончу, сможете снять с него и его забавы все, что имеет хоть какую-то цену...

Отказываться от приработка Серый не захотел, поэтому вместо того, чтобы быстренько исчезнуть с места преступления, пообещал ждать столько, сколько потребуется.

Бельвард мысленно усмехнулся, мазнул взглядом по телу лежащей ничком девушки, оглядел стол, на котором не было ни еды, ни вина, комнату, лишенную даже намека на кровать, и удивленно приподнял бровь: судя по обстановке, эта парочка не собиралась ни есть, ни миловаться!

Задумчиво покосившись на Карваля, юноша сделал шаг к его забаве и, заметив, как напрягся пленник, удовлетворенно оскалился:

— А ведь она тебе дорога...

Пленник гневно сверкнул глазами и что-то замычал.

— Нет, кляп я доставать не буду! — ухмыльнулся Бельвард. — Мне за глаза хватит той муки, которую я вижу твоем взгляде...

— О-о о-о-у е-е о-у!!!

— Конечно, попробую... — хохотнул юноша, неторопливо подошел к девушке, перевернул ее на спину, оглядел ее платье, выдержанное в черно-вишневых цветах, потом наткнулся взглядом на горбинку на носу и расплылся в счастливой улыбке: — О-о-о!!! Так это же твоя сестра! А я думал, что она, как и твои родители, вырвала тебя из своего сердца!

— Я е-я у-ю!!! — выгнувшись дугой, промычал Карваль.

— Нет, это я тебя убью... — взявшись за шнуровку шоссов, оскалился Бельвард. — Но сначала ссильничаю и убью ее...

— Е-е-о-а-о?!

— За что? Ну, как тебе сказать? — юноша вытянул из ножен кинжал, поддел его острием подол верхнего платья девушки и одним движением вспорол его почти до пояса. — Помнится, на суде ты очень красиво рассуждал о справедливости...

Голон напрягся изо всех сил, стараясь разорвать путы, но не преуспел.

Бельвард полюбовался на его искаженное отчаянием лицо, потом распорол нижнее платье графини д'Голон, провел пальцем по ее белоснежному бедру от колена до лона и возбужденно сглотнул:

— Так вот, Бездушный отнял у меня двух братьев и будущее, а ты помешал мне забрать его жизнь...

— А-о-а?

— А она — средство, которое позволит мне отравить последние мгновения твоего существования...

Глава 2. Кром Меченый.

Третий день второй десятины первого травника.

...К концу часа волка Дейр , наконец, добрался до конца Пути и ненадолго замер перед последним Шагом. Я закрыл глаза и мысленно застонал — Аррата , вымотанная бесконечным бегом от Ватаги Лесовиков, была уже совсем близко и в ближайшие минуты должна была оказаться в безопасности. Подарив ему долгожданное Темное Посмертие.

Ему. Но не мне...

'Я готова...' — мысленно повторил я набившие оскомину слова, сказанные леди Мэйнарией сразу после оглашения приговора Королевского Суда, и обессиленно закрыл глаза. — 'Когда в дорогу?'

Вот уже почти четверо суток эти две коротенькие фразы рвали мне душу, как клещи палача: все три варианта действий, которые я мог предпринять, казались мне неправильными!

Остановиться в Шаге от цели? Тогда я нарушал клятву, данную Двуликому и, тем самым, терял возможность воссоединиться с родными.

Разделить Путь на двоих? Но в Дороге к Посмертию , которую я знал наизусть, не было ни слова о попутчиках! А если бы и были, то я бы не смог посчитать таковым человека, которого собственноручно сталкивал с Последней Грани.

Уйти одному, нарушив данное слово и оставив баронессу д'Атерн в Авероне? Тогда я обрекал ее позорную смерть!

...Гард'эйт — это Великий Дар... — восторженно глядя на меня, воскликнул Вага Крыло Бури. — Теперь я вижу, что ты получил его заслуженно!

— Я не хочу ее смерти... — глядя на выходящих из Дворца Правосудия белых, угрюмо выдохнул я.

— Твоими устами говорит Барс... — восхищенно воскликнул хейсар. — Ты ощутил, что несешь ответственность еще и за ашиару Мэйнарию...

— Я НЕ ХОЧУ ЕЕ СМЕРТИ!!! — взвыл я, поняв, что горец не понял сути сказанного. — Я почти прошел свой Путь и вот-вот получу Темное Посмертие! Темное Посмертие — это уход! Мой и ее! Скажи, как мне отказаться от этого Дара?

Побратим короля посмотрел на меня бешеным взглядом и зарычал:

— Не оскорбляй свою гард'эйт, илгиз ! Человек, отдавший тебе свою жизнь, недостоин такого позора!

— Позора?

Видимо, вспомнив, что я — не хейсар и не могу знать всех особенностей этой клятвы, Вага взял себя в руки и снизошел до объяснений:

— Гард'эйт, не сумевшего разделить жизнь со своим майягардом, побивают камнями. А род, воспитавший труса, предают забвению...

— 'Весь Путь Идущего — это череда малых и больших Испытаний...' — глядя, как в свечении Дейра тускнеет россыпь Ватаги Лесовиков, горько пробормотал я. — 'В малых Бог-Отступник проверяет на излом тело. В больших — Дух и Веру. Да, именно так, а не наоборот: раны, увечья и даже смерть во время истинного Шага приведут Идущего к Цели, а одна-единственная ошибка в Выборе столкнет его с Пути...'

'Столкнула... — мелькнуло на краю сознания. — Уже давно... В тот день, когда я решил переночевать в замке Атерн...'

Мысль была грязной. До безумия. И до безумия же подлой. Поэтому я виновато склонил голову и принялся читать 'Покаяние' — единственную молитву с просьбой о прощении, которую я знал. Естественно, обращаясь не к Богу-Отцу, а к Богу-Отступнику. И не с самого начала, в котором братья во Свете каялись во всех грехах, которые когда-либо существовали, а с середины:

— Устрашившись выбора, я, Кром по прозвищу Меченый, идущий по предначертанному тобою Пути, запятнал свою душу сомнением. Не отврати от меня лика своего, даруй мне силу духа, ясность ума и умение отличать истинное от ложного...

Бог-Отступник смотрел на меня, так как через считанные мгновения после того, как я дочитал последние строки, за моей спиной еле слышно скрипнула дверь, а тишину комнаты для телохранителей разорвал тихий шепот баронессы д'Атерн:

— Кро-о-ом?

'Да, Мэй?' — хотел, было, сказать я, повернулся к двери и онемел: леди Мэйнария стояла в дверном проеме в тоненькой ночной рубашке на голое тело. Босая и простоволосая. И до ужаса напоминала Ларку!

Оглядев меня с ног до головы, она зябко повела плечами и грустно вздохнула:

— Ну вот, опять не спишь...

Я пожал плечами: заснешь тут, как же.

Как ни странно, это короткий и почти ничего не значащий жест вывел баронессу из себя:

— Сколько можно молчать? Скажи мне хотя бы одно слово!

Я сглотнул подступивший к горлу комок и сказал первое, что пришло мне в голову:

— Зря...

— Зря? — эхом переспросила она и нехорошо прищурилась: — А ты бы стал строить из себя эйдине , зная, что для меня это закончится Декадой Воздаяния ?

— Ничем бы это для меня не закончилось... — угрюмо буркнул я. — В ночь перед казнью меня бы выпустили из тюрьмы, а всем заинтересованным лицам сообщили бы, что я так сильно испугался наказания, что откусил себе язык и истек кровью...

— Н-не поняла?

— Граф Рендалл дал мне слово, что после суда меня вывезут из Аверона и отпустят на все четыре стороны. Таким образом, дадут мне возможность завершить свой Путь и получить Темное Посмертие, не забирая с собой тебя...

Девушка на негнущихся ногах подошла к моей кровати, рухнула на край перины, запустила пальцы в волосы и застонала.

У меня пересохло во рту и потемнело в глазах — я понимал, что леди Мэйнария не горит желанием уходить, но почему-то считал, что они не захочет демонстрировать свое нежелание так явно.

За пару минут, потребовавшихся ей, чтобы хоть как-то смириться с упущенными возможностями, мое и без того омерзительное настроение стало еще хуже. И к моменту, когда баронесса подняла на меня взгляд, я был готов услышать все, что угодно. Включая проклятия.

— Получается, что его светлость пытался спасти мне жизнь?

Я ошарашенно почесал затылок — вместо того, чтобы думать об ожидающем ее уходе в Небытие, леди Мэйнария разбиралась с мотивами поведения графа Рендалла:

— Ну, да...

— Кром! Я должна перед ним извиниться!

— Попроси у леди Этерии карету... — буркнул я. — Думаю, она не откажет...

— Попрошу... И съезжу к нему... Сегодня же! — кивнула баронесса. Потом сгорбила плечи и... потерянно вздохнула: — Знаешь, а ведь я была уверена, что ради моего спасения ты отказался от своего Пути...