|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Пэйринг и персонажи: Г. Поттер!Стив Роджерс, Гарри Поттер, Брок Рамлоу
Размер: мини
Жанры: AU, Fix-it, Драма, Магический реализм, Попаданчество, Психология, Юмор
Предупреждения: Намеки на отношения, Отклонения от канона, Постканон, Упоминания самоубийства, Упоминания смертей, Частичный ООС
Другие метки: Попаданцы: В чужом теле, Попаданцы: Из одного фандома в другой
Описание: Следующее путешествие Гарри оказалось с подвохом.
Посвящение: Вам. Моим читателям, которые ждут, верят, надеются и требуют.
Примечания: В некотором роде эта работа — своеобразный реверс "Все познается".
Публикация на других ресурсах: Разрешено только в виде ссылки
Если честно, то умер Гарри с чувством огромного облегчения. И радости. Он этого момента ждал с некоторым даже нетерпением... Последние лет пять — так это точно.
И не потому, что смерть — это какое-то там путешествие для высокоорганизованного разума. Ага, уже. Сам Дамблдор в могилу не спешил, не спешил, да... Это Гарри знал точно. Сам упокаивал слишком уж хитрожопого вроде как покойника.
А что поделать?
Недаром Альбус сначала тесно и плотно дружил с Гриндевальдом, потом не менее тщательно работал с Риддлом, а потом приложил свои таланты на почве педагогики, уже воспитывая Гарри. Да.
Впрочем, он опять отвлекся...
В общем, если сказать без красивостей, Гарри приходу Смерти радовался, как ребенок — походу в кондитерскую, потому как задолбался. Просто и откровенно. И окружающий его мир, и семья, и сам он... Все достало. И сейчас, чувствуя, как девятым валом накатывает тьма, он мог в этом признаться самому себе и признать данный факт как истину, от которой никуда не деться.
Что поделать, давно прошло то время, когда он был восторженным идиотом, считающим себя Избранным и прущим по проторенной для него дороге без отклонений. Даже смешно было вспоминать свой юношеский идиотизм и максимализм. Тоже мне, просто Гарри... Сейчас, с высоты прожитых лет и накопленного опыта, выглядели эти попытки строить из себя "просто Гарри" тошнотворно. Просто Гарри, а также просто Сэмы, Джоны и прочая голытьба сидели на задницах ровно и не дрыгались. Им пофиг было на возню бульдогов под ковром. Они, в отличие от "просто Гарри", были заняты выживанием, и их не интересовали призывы непонятно кого во имя непонятно каких целей. Остальные... Остальные делились на две категории: замазанные по маковку члены Ордена Феникса и Ордена Вальпурги, у которых выбора не было, кроме как идти за своими вождями, и вменяемые жители магического мира, которые готовы были защищать себя, не утруждаясь распознаванием лиц. Но тогда Гарри об этом и не задумывался, и просто не знал.
Не хотел знать, если честно.
Да и зачем? Он гордо задирал нос, неся клеймо избранности, с удовольствием носил шоры на глазах и даже не пытался выбраться за пределы окружающего его пузыря, не желая разбираться в реалиях окружающей его жизни. И дело было не в зельях или промывке мозгов. Зачем?
Дамблдор был очень умным магом и политиком. Поместив Гарри к Дурслям, он получил именно того Избранного, какого хотел: того, для которого магия была сказкой, не имеющего совершенно никакого понятия о том, что творится в окружающем его чужом мире, без связей, без планов... Без ничего.
Это у магглов Гарри был с приставкой "просто": обычный сирота, живущий у не самых заботливых опекунов. А у магов он стал марионеткой, пешкой, которую каждый хотел двигать по шахматному полю политики в своих интересах. Он был символом, а сам по себе, как личность, никого не интересовал. И, что самое печальное, он, тогдашний глупый Гарри, совершенно ничего не делал, чтобы исправить такое к себе отношение. И если поначалу некоторые ученики делали робкие попытки наладить общение, то потом...
А всего-то и требовалось, что правильно подобрать ему друзей.
Скажи мне, кто твои друзья, и я скажу, кто ты.
Гермиона, абсолютно не социализированная, верящая книгам и преклоняющаяся перед авторитетами, готовая на все, чтобы выслужиться. Рон, вроде, росший в магическом мире и при этом не интересующийся ничем, кроме жратвы и спорта. Чтобы мажонок не знал, кто такой Фламель и чем знаменит?
Это позорище Гарри потом часто вспоминал. Потом, годы и годы спустя, когда наконец набрался мужества выглянуть за пределы своего уютного мирка.
Потом, после смерти во имя целей, поставленных перед ним Дамблдором, после победы над Волдемортом, после окончания Хогвартса, после поступления в Аврорат, после женитьбы на Джинни и рождения детей, после...
Оказалось, что гибель Волдеморта ничего не изменила. Что мир магов как жил по своим законам, так и продолжает жить, и никаким грязнокровкам, пусть они называются Темными лордами, Светлыми магами или подругами Избранного, этих устоев и законов не изменить. Они копошились там, в своем мирке снобизма и чванства, а обычные жители, которых было девяносто процентов, чхать хотели на Министерство, и то, что Гарри считал войной, для них было игрищами зарвавшихся от жадности богачей, готовых глотки рвать за кусок власти.
Эти маги, которые и составляли костяк магического мира, которые жили и здравствовали, в отличие от заносчивых и слишком многое мнящих о себе вымирающих аристократов, ржали над Грейнджер, видимо, не знающей о понятии "симбиоз", пытающейся платить домовым эльфам заработную плату и лезть в науку, туда, где требовались не хорошая память и усидчивость, а огромная магическая сила и полет фантазии; над Уизли, считающим, что можно превышать служебные полномочия, прикрываясь статусом Лучшего Друга Избранного; над самим Поттером, который, заняв место Главного Аврора, куда его весьма активно пропихивали разные доброхоты, оказался связан по рукам и ногам законами, которые теперь приходилось почему-то соблюдать, став, по сути, обычным тупым начальником, гораздо менее образованным, чем его подчиненные. У которого самого имеется — вдруг! — прорва начальников, послать которых в неведомые дали никак не выходит.
Что-то подозревать он начал лет через двадцать после окончания школы, понадобилось еще столько же, чтобы до него дошло, насколько слепым, глухим и тупым он был, прикрываясь фиговым листком избранности. Оказалось, что и мир не ограничивается Косой аллеей и Лютным переулком, и маги не сплошь вырожденцы и аристократы, и Дамблдор не настолько светел, как изображал.
Старик в последнее путешествие идти не торопился. И повторять ошибки Тома — тоже. Он был гораздо умнее и осторожнее, чем Гриндевальд и Риддл, он умел ждать и ставить эксперименты. Он не учел только одного: зашкаливающей за все рамки дурной удачи Поттера, такой же тупой и неуправляемой, как и он сам.
Гарри было за пятьдесят, когда однажды он натолкнулся на нечто странное, начал копать, больше от скуки, чем от какого-либо интереса, и сам не понял, как оказался погребен рухнувшей на него дурно пахнущей лавиной фактов.
Альбус был достойным учеником приснопамятного Фламеля, который и не думал склеивать ласты. Войн хватало, а значит, хватало материала для философского камня. И не только для него. Вот только делиться француз не желал, поэтому Альбус пошел другим путем, предварительно отработав технологию на Риддле, да и на других "добровольцах".
Глядя на разлагающийся на глазах труп — девятый по счету — дорогого наставника, Гарри чувствовал себя опустошенным. Не было уже сил на злость, боль... На что угодно. Десять лет жизни, влезание в такое дерьмо, от которого даже Волдеморт бы брезгливо отвернулся, потеря остатков иллюзий и понимание, что он сам себе идиот.
Столько ошибок, столько лет, потраченных впустую... Гарри окончательно забросил светскую жизнь, решив наконец понять, что же действительно представляет собой магический мир, чем отличается от обычного. Он искал, спрашивал, читал, впервые выехал за границу, открыв для себя много нового, интересного и неприятного для самолюбия. Шли годы, Гарри с каждым днем все больше понимал, насколько же велик окружающий его мир, отмечая, что наконец-то начал меняться в лучшую сторону. Эх, такую бы жажду знаний да в его пустую головенку в детстве...
И теперь с облегчением закрыл глаза, полностью осознавая, что менять мир не требовалось. Надо менять себя в первую очередь. И тогда не будет никаких недопониманий и конфронтации на ровном месте. Он смел надеяться, что хоть на старости лет это получилось.
Что ж, пора уж было понять, что если жизнь прошла через одно место, то и смерть отличаться не будет: его опять обломали.
Вокруг царил дичайший холод, лился прозрачный голубой свет, и что-то шептало в глубине сознания, рассказывая непонятную историю. Гарри потянулся к свету, как мотылек к огню свечи, и пропал.
Он спал, и снилась ему не его жизнь, от которой брови сами ползли на лоб.
Гарри знал, что весьма долго был тем ещё придурком и идиотом, это к концу жизни он поумнел, получив на дурную башку пару горных лавин весьма болезненного опыта, но тот, чью жизнь он просматривал, как запись в омнинокле, переплюнул его по всем статьям.
Стивен Грант Роджерс, упоминания о котором в прошлой жизни он встречал лишь в детстве в комиксах Дадли, оказался совсем не таким, каким его расписывали. Да, он родился весьма болезненным, с целым набором болячек, но это не мешало ему иметь чудовищно агрессивный характер. Никаких тебе стремлений к насаждению справедливости и прочей благородной белиберде, Стив кипел от ярости, готовясь кусаться и бросаться на всех, кто, по его мнению, не так на него посмотрел или подумал. И доказывание своей точки зрения — о справедливости и речи не шло, абсолютно, — служило лишь предлогом.
Нищий район, эмигранты, бандюганы и беспризорники, разгул мафии и тотальная нищета. Районы контролировались местечковыми бандами, детскими и взрослыми, но для Роджерса было лишь его мнение, подчиняться чьим-то приказам ему гонор не позволял. Единственный, кто хоть как-то его притормаживал, — Барнс, мальчишка на год старше, почему-то согласившийся дружить с этим воплощением бешенства.
Впрочем, "в дружбу" пытался Барнс. Гарри наметанным взглядом опытного человека без напряжения видел, что Стив не дружил. Стив командовал, считал Джеймса чуть ли не своей собственностью, ревниво отслеживая, чтобы тот поменьше общался с окружающими, все свое внимание уделяя только ему. Однако Джеймс был крепким орешком, он никогда не возмущался, не качал права, просто молчал, улыбался и делал по-своему. И чхать хотел на недовольство мелкого засранца, обожающего почесать кулаки в свободное от зарабатывания денег время.
Казалось бы, о чем речь? Какая работа? Любая. Действительно любая — нищие перебирать не могут. Барнс, пусть и из более обеспеченной семьи, не гнушался пахать в доках, таская грузы, участвовал в легальных и подпольных боях, являясь в сопливом возрасте чемпионом города по боксу, и вообще обеспечивал себя и свои хотелки-гулялки сам. И даже подкидывал немного Стиву.
Стив же пошел немного другим путем. Доки и вообще физическая работа ему не светили, зато у него оказался талант художника, который тоже конвертировался в хрустящие бумажки. Да, он рисовал портреты, карикатуры, рекламу в газеты и прочее, но основной доход приносило не это, а гораздо более востребованное искусство: фальшивомонетничество. Хорошо хоть, мозгов хватило не светиться и не работать с мафией напрямую, посредником — одним из — являлся Барнс. Конечно, такое положение дел долго сохраняться не могло, рано или поздно, но Стива взяли бы за жабры или федералы, которые как раз начали потихоньку мутировать из аморфной коррумпированной массы в спаянное грозное агентство, или мафиози, которые тоже плодились, размножались и крепли.
Но тут грянула война, и Барнса, успевшего уже отслужить год, призвали сержантом. И Стив сорвался.
У него рвало крышу: он уже давно осиротел полностью, нормальных знакомых почти не было, а единственный друг уходил на фронт с риском не вернуться. Стив понимал, что сам не выживет: слишком хорошо знал свой отвратительный характер, да и мафиози в последнее время нехорошо оживились, ища художника с золотыми — буквально — руками. Рисковать было нельзя, а значит, ему грозило полуголодное существование. А в армии имелся не только риск погибнуть, но и паек.
Это решило дело, и Стив отправился на призывной пункт.
Увы, сыпался он не на документах — не настолько ж он был бесталанный, чтобы запороть фальшивку, — а на физической форме. С его теловычитанием даже не перебирающие вербовщики не хотели иметь ничего общего. Но тут вмешался счастливый случай, и Стив стал частью программы с грифом "секретно".
Никого он не впечатлил своими офигенными моральными качествами, тут пропаганда врала, как дышала, решающими факторами стали сиротство и откровенно хилые кондиции. И таких, как он, набрался легион.
Руководители проекта не хотели рисковать, имея лишь одного претендента, технология и сыворотка стряпались на коленках, дорабатываясь при каждом отрицательном результате. И то ли их действительно довели до ума, то ли Стиву банально повезло иметь подходящий для прокачки организм, но из металлического гроба он вывалился идеальным представителем хомо сапиенс, пусть и только снаружи. Внутри все так же обитали обдолбанные тяжелой химией, отожранные Роджерсовские тараканы, пусть тоже прокачанные сывороткой.
А потом завертелось.
Поездки для развлечения солдат были лишь прикрытием: прежде чем выпускать суперсолдата на вольный выпас, его требовалось как следует выдрессировать. Жестко. Никто не хотел рисковать и получить аналог Черепа, пусть и выглядящий гораздо привлекательнее. Картер была лишь одним из кураторов, осуществляющих ежесекундный контроль, Стив, при всем своем дурном характере и самомнении величиной с Эверест, не смел и пикнуть что-то против и подчинялся по щелчку пальцев. И самоволкой поход за взятым в плен Баки тоже не был: полностью легальная и одобренная на всех уровнях операция. Команду тоже подобрали особую, Ревущие были сплошь офицерами и спецами.
И о том, что Барнс является удачливым лабораторным кролем, они тоже знали, и вот тут пригодился бешеный нрав теперь Капитана Америки, защищающего своего друга от исчезновения в лабораториях. Тупым Стив никогда не был, а уж теперь так и вовсе, отменно понимая, что Баки жив и здоров только до тех пор, пока находится в прямой досягаемости и под присмотром. Этот факт тоже не способствовал снижению уровня паранойи.
Ну а когда Барнс сорвался с поезда... Это стало точкой невозврата. Роджерс полностью потерял тормоза, и начальство проблемный выкидыш миллионного эксперимента перестал устраивать. Пару раз параноящий Стив натыкался на следы информации о том, что его собираются зачистить. Война шла к логическому концу, и Кэп, ставший доказательством того, что сыворотка работает, становился опасным и неудобным. Филлипс откровенно заявлял, что этого мерзавца, считающего, что он может не подчиняться приказам, надо судить и казнить. Полковник даже не собирался думать о заключении, понимая, что суперсолдата удержать крайне проблематично. Пока что хрупкое равновесие достигалось дрессировкой: как с равнодушием узнал Роджерс, эксперименты над ним ставились не только медицинские.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
