Капитан Не Очевидность

Пэйринг и персонажи: Г. Поттер!Стив Роджерс, Гарри Поттер, Брок Рамлоу

Размер: мини

Жанры: AU, Fix-it, Драма, Магический реализм, Попаданчество, Психология, Юмор

Предупреждения: Намеки на отношения, Отклонения от канона, Постканон, Упоминания самоубийства, Упоминания смертей, Частичный ООС

Другие метки: Попаданцы: В чужом теле, Попаданцы: Из одного фандома в другой

Описание: Следующее путешествие Гарри оказалось с подвохом.

Посвящение: Вам. Моим читателям, которые ждут, верят, надеются и требуют.

Примечания: В некотором роде эта работа — своеобразный реверс "Все познается".

Публикация на других ресурсах: Разрешено только в виде ссылки

Если честно, то умер Гарри с чувством огромного облегчения. И радости. Он этого момента ждал с некоторым даже нетерпением... Последние лет пять — так это точно.

И не потому, что смерть — это какое-то там путешествие для высокоорганизованного разума. Ага, уже. Сам Дамблдор в могилу не спешил, не спешил, да... Это Гарри знал точно. Сам упокаивал слишком уж хитрожопого вроде как покойника.

А что поделать?

Недаром Альбус сначала тесно и плотно дружил с Гриндевальдом, потом не менее тщательно работал с Риддлом, а потом приложил свои таланты на почве педагогики, уже воспитывая Гарри. Да.

Впрочем, он опять отвлекся...

В общем, если сказать без красивостей, Гарри приходу Смерти радовался, как ребенок — походу в кондитерскую, потому как задолбался. Просто и откровенно. И окружающий его мир, и семья, и сам он... Все достало. И сейчас, чувствуя, как девятым валом накатывает тьма, он мог в этом признаться самому себе и признать данный факт как истину, от которой никуда не деться.

Что поделать, давно прошло то время, когда он был восторженным идиотом, считающим себя Избранным и прущим по проторенной для него дороге без отклонений. Даже смешно было вспоминать свой юношеский идиотизм и максимализм. Тоже мне, просто Гарри... Сейчас, с высоты прожитых лет и накопленного опыта, выглядели эти попытки строить из себя "просто Гарри" тошнотворно. Просто Гарри, а также просто Сэмы, Джоны и прочая голытьба сидели на задницах ровно и не дрыгались. Им пофиг было на возню бульдогов под ковром. Они, в отличие от "просто Гарри", были заняты выживанием, и их не интересовали призывы непонятно кого во имя непонятно каких целей. Остальные... Остальные делились на две категории: замазанные по маковку члены Ордена Феникса и Ордена Вальпурги, у которых выбора не было, кроме как идти за своими вождями, и вменяемые жители магического мира, которые готовы были защищать себя, не утруждаясь распознаванием лиц. Но тогда Гарри об этом и не задумывался, и просто не знал.

Не хотел знать, если честно.

Да и зачем? Он гордо задирал нос, неся клеймо избранности, с удовольствием носил шоры на глазах и даже не пытался выбраться за пределы окружающего его пузыря, не желая разбираться в реалиях окружающей его жизни. И дело было не в зельях или промывке мозгов. Зачем?

Дамблдор был очень умным магом и политиком. Поместив Гарри к Дурслям, он получил именно того Избранного, какого хотел: того, для которого магия была сказкой, не имеющего совершенно никакого понятия о том, что творится в окружающем его чужом мире, без связей, без планов... Без ничего.

Это у магглов Гарри был с приставкой "просто": обычный сирота, живущий у не самых заботливых опекунов. А у магов он стал марионеткой, пешкой, которую каждый хотел двигать по шахматному полю политики в своих интересах. Он был символом, а сам по себе, как личность, никого не интересовал. И, что самое печальное, он, тогдашний глупый Гарри, совершенно ничего не делал, чтобы исправить такое к себе отношение. И если поначалу некоторые ученики делали робкие попытки наладить общение, то потом...

А всего-то и требовалось, что правильно подобрать ему друзей.

Скажи мне, кто твои друзья, и я скажу, кто ты.

Гермиона, абсолютно не социализированная, верящая книгам и преклоняющаяся перед авторитетами, готовая на все, чтобы выслужиться. Рон, вроде, росший в магическом мире и при этом не интересующийся ничем, кроме жратвы и спорта. Чтобы мажонок не знал, кто такой Фламель и чем знаменит?

Это позорище Гарри потом часто вспоминал. Потом, годы и годы спустя, когда наконец набрался мужества выглянуть за пределы своего уютного мирка.

Потом, после смерти во имя целей, поставленных перед ним Дамблдором, после победы над Волдемортом, после окончания Хогвартса, после поступления в Аврорат, после женитьбы на Джинни и рождения детей, после...

Оказалось, что гибель Волдеморта ничего не изменила. Что мир магов как жил по своим законам, так и продолжает жить, и никаким грязнокровкам, пусть они называются Темными лордами, Светлыми магами или подругами Избранного, этих устоев и законов не изменить. Они копошились там, в своем мирке снобизма и чванства, а обычные жители, которых было девяносто процентов, чхать хотели на Министерство, и то, что Гарри считал войной, для них было игрищами зарвавшихся от жадности богачей, готовых глотки рвать за кусок власти.

Эти маги, которые и составляли костяк магического мира, которые жили и здравствовали, в отличие от заносчивых и слишком многое мнящих о себе вымирающих аристократов, ржали над Грейнджер, видимо, не знающей о понятии "симбиоз", пытающейся платить домовым эльфам заработную плату и лезть в науку, туда, где требовались не хорошая память и усидчивость, а огромная магическая сила и полет фантазии; над Уизли, считающим, что можно превышать служебные полномочия, прикрываясь статусом Лучшего Друга Избранного; над самим Поттером, который, заняв место Главного Аврора, куда его весьма активно пропихивали разные доброхоты, оказался связан по рукам и ногам законами, которые теперь приходилось почему-то соблюдать, став, по сути, обычным тупым начальником, гораздо менее образованным, чем его подчиненные. У которого самого имеется — вдруг! — прорва начальников, послать которых в неведомые дали никак не выходит.

Что-то подозревать он начал лет через двадцать после окончания школы, понадобилось еще столько же, чтобы до него дошло, насколько слепым, глухим и тупым он был, прикрываясь фиговым листком избранности. Оказалось, что и мир не ограничивается Косой аллеей и Лютным переулком, и маги не сплошь вырожденцы и аристократы, и Дамблдор не настолько светел, как изображал.

Старик в последнее путешествие идти не торопился. И повторять ошибки Тома — тоже. Он был гораздо умнее и осторожнее, чем Гриндевальд и Риддл, он умел ждать и ставить эксперименты. Он не учел только одного: зашкаливающей за все рамки дурной удачи Поттера, такой же тупой и неуправляемой, как и он сам.

Гарри было за пятьдесят, когда однажды он натолкнулся на нечто странное, начал копать, больше от скуки, чем от какого-либо интереса, и сам не понял, как оказался погребен рухнувшей на него дурно пахнущей лавиной фактов.

Альбус был достойным учеником приснопамятного Фламеля, который и не думал склеивать ласты. Войн хватало, а значит, хватало материала для философского камня. И не только для него. Вот только делиться француз не желал, поэтому Альбус пошел другим путем, предварительно отработав технологию на Риддле, да и на других "добровольцах".

Глядя на разлагающийся на глазах труп — девятый по счету — дорогого наставника, Гарри чувствовал себя опустошенным. Не было уже сил на злость, боль... На что угодно. Десять лет жизни, влезание в такое дерьмо, от которого даже Волдеморт бы брезгливо отвернулся, потеря остатков иллюзий и понимание, что он сам себе идиот.

Столько ошибок, столько лет, потраченных впустую... Гарри окончательно забросил светскую жизнь, решив наконец понять, что же действительно представляет собой магический мир, чем отличается от обычного. Он искал, спрашивал, читал, впервые выехал за границу, открыв для себя много нового, интересного и неприятного для самолюбия. Шли годы, Гарри с каждым днем все больше понимал, насколько же велик окружающий его мир, отмечая, что наконец-то начал меняться в лучшую сторону. Эх, такую бы жажду знаний да в его пустую головенку в детстве...

И теперь с облегчением закрыл глаза, полностью осознавая, что менять мир не требовалось. Надо менять себя в первую очередь. И тогда не будет никаких недопониманий и конфронтации на ровном месте. Он смел надеяться, что хоть на старости лет это получилось.

Что ж, пора уж было понять, что если жизнь прошла через одно место, то и смерть отличаться не будет: его опять обломали.

Вокруг царил дичайший холод, лился прозрачный голубой свет, и что-то шептало в глубине сознания, рассказывая непонятную историю. Гарри потянулся к свету, как мотылек к огню свечи, и пропал.

Он спал, и снилась ему не его жизнь, от которой брови сами ползли на лоб.

Гарри знал, что весьма долго был тем ещё придурком и идиотом, это к концу жизни он поумнел, получив на дурную башку пару горных лавин весьма болезненного опыта, но тот, чью жизнь он просматривал, как запись в омнинокле, переплюнул его по всем статьям.

Стивен Грант Роджерс, упоминания о котором в прошлой жизни он встречал лишь в детстве в комиксах Дадли, оказался совсем не таким, каким его расписывали. Да, он родился весьма болезненным, с целым набором болячек, но это не мешало ему иметь чудовищно агрессивный характер. Никаких тебе стремлений к насаждению справедливости и прочей благородной белиберде, Стив кипел от ярости, готовясь кусаться и бросаться на всех, кто, по его мнению, не так на него посмотрел или подумал. И доказывание своей точки зрения — о справедливости и речи не шло, абсолютно, — служило лишь предлогом.

Нищий район, эмигранты, бандюганы и беспризорники, разгул мафии и тотальная нищета. Районы контролировались местечковыми бандами, детскими и взрослыми, но для Роджерса было лишь его мнение, подчиняться чьим-то приказам ему гонор не позволял. Единственный, кто хоть как-то его притормаживал, — Барнс, мальчишка на год старше, почему-то согласившийся дружить с этим воплощением бешенства.

Впрочем, "в дружбу" пытался Барнс. Гарри наметанным взглядом опытного человека без напряжения видел, что Стив не дружил. Стив командовал, считал Джеймса чуть ли не своей собственностью, ревниво отслеживая, чтобы тот поменьше общался с окружающими, все свое внимание уделяя только ему. Однако Джеймс был крепким орешком, он никогда не возмущался, не качал права, просто молчал, улыбался и делал по-своему. И чхать хотел на недовольство мелкого засранца, обожающего почесать кулаки в свободное от зарабатывания денег время.

Казалось бы, о чем речь? Какая работа? Любая. Действительно любая — нищие перебирать не могут. Барнс, пусть и из более обеспеченной семьи, не гнушался пахать в доках, таская грузы, участвовал в легальных и подпольных боях, являясь в сопливом возрасте чемпионом города по боксу, и вообще обеспечивал себя и свои хотелки-гулялки сам. И даже подкидывал немного Стиву.

Стив же пошел немного другим путем. Доки и вообще физическая работа ему не светили, зато у него оказался талант художника, который тоже конвертировался в хрустящие бумажки. Да, он рисовал портреты, карикатуры, рекламу в газеты и прочее, но основной доход приносило не это, а гораздо более востребованное искусство: фальшивомонетничество. Хорошо хоть, мозгов хватило не светиться и не работать с мафией напрямую, посредником — одним из — являлся Барнс. Конечно, такое положение дел долго сохраняться не могло, рано или поздно, но Стива взяли бы за жабры или федералы, которые как раз начали потихоньку мутировать из аморфной коррумпированной массы в спаянное грозное агентство, или мафиози, которые тоже плодились, размножались и крепли.

Но тут грянула война, и Барнса, успевшего уже отслужить год, призвали сержантом. И Стив сорвался.

У него рвало крышу: он уже давно осиротел полностью, нормальных знакомых почти не было, а единственный друг уходил на фронт с риском не вернуться. Стив понимал, что сам не выживет: слишком хорошо знал свой отвратительный характер, да и мафиози в последнее время нехорошо оживились, ища художника с золотыми — буквально — руками. Рисковать было нельзя, а значит, ему грозило полуголодное существование. А в армии имелся не только риск погибнуть, но и паек.

Это решило дело, и Стив отправился на призывной пункт.

Увы, сыпался он не на документах — не настолько ж он был бесталанный, чтобы запороть фальшивку, — а на физической форме. С его теловычитанием даже не перебирающие вербовщики не хотели иметь ничего общего. Но тут вмешался счастливый случай, и Стив стал частью программы с грифом "секретно".

Никого он не впечатлил своими офигенными моральными качествами, тут пропаганда врала, как дышала, решающими факторами стали сиротство и откровенно хилые кондиции. И таких, как он, набрался легион.

Руководители проекта не хотели рисковать, имея лишь одного претендента, технология и сыворотка стряпались на коленках, дорабатываясь при каждом отрицательном результате. И то ли их действительно довели до ума, то ли Стиву банально повезло иметь подходящий для прокачки организм, но из металлического гроба он вывалился идеальным представителем хомо сапиенс, пусть и только снаружи. Внутри все так же обитали обдолбанные тяжелой химией, отожранные Роджерсовские тараканы, пусть тоже прокачанные сывороткой.

А потом завертелось.

Поездки для развлечения солдат были лишь прикрытием: прежде чем выпускать суперсолдата на вольный выпас, его требовалось как следует выдрессировать. Жестко. Никто не хотел рисковать и получить аналог Черепа, пусть и выглядящий гораздо привлекательнее. Картер была лишь одним из кураторов, осуществляющих ежесекундный контроль, Стив, при всем своем дурном характере и самомнении величиной с Эверест, не смел и пикнуть что-то против и подчинялся по щелчку пальцев. И самоволкой поход за взятым в плен Баки тоже не был: полностью легальная и одобренная на всех уровнях операция. Команду тоже подобрали особую, Ревущие были сплошь офицерами и спецами.

И о том, что Барнс является удачливым лабораторным кролем, они тоже знали, и вот тут пригодился бешеный нрав теперь Капитана Америки, защищающего своего друга от исчезновения в лабораториях. Тупым Стив никогда не был, а уж теперь так и вовсе, отменно понимая, что Баки жив и здоров только до тех пор, пока находится в прямой досягаемости и под присмотром. Этот факт тоже не способствовал снижению уровня паранойи.

Ну а когда Барнс сорвался с поезда... Это стало точкой невозврата. Роджерс полностью потерял тормоза, и начальство проблемный выкидыш миллионного эксперимента перестал устраивать. Пару раз параноящий Стив натыкался на следы информации о том, что его собираются зачистить. Война шла к логическому концу, и Кэп, ставший доказательством того, что сыворотка работает, становился опасным и неудобным. Филлипс откровенно заявлял, что этого мерзавца, считающего, что он может не подчиняться приказам, надо судить и казнить. Полковник даже не собирался думать о заключении, понимая, что суперсолдата удержать крайне проблематично. Пока что хрупкое равновесие достигалось дрессировкой: как с равнодушием узнал Роджерс, эксперименты над ним ставились не только медицинские.

Полет на "Валькирии" стал финальным аккордом затянувшейся драмы. Что, Роджерс не мог спастись? Мог. Шанс имелся, невзирая на то, что штурвал приходилось держать руками, так как имевшийся автопилот упорно разворачивал самолет на цели, как только Стив отпускал рукояти.

Ему уже было все равно: вернись он, и его ждала смерть в лабораториях, слишком уж хотели поставить производство суперсолдат на поток. Самоубийство же обеспечивало статус героя и смерть на своих условиях, главным из которых было то, что его труп не достанется вивисекторам от науки. Развивающаяся от воздействия сыворотки, нейролингвистического программирования и ещё непонятно чего шизофрения такой путь решения проблемы только одобряла: в последнее время Стив все чаще ловил себя на том, что превращается в плакатного героя пропаганды, мыслящего лозунгами и прочей хренью.

Поэтому, когда самолет проломил лед и понесся прямой наводкой на дно, он только с облегчением закрыл глаза и полной грудью вдохнул ледяную соленую воду.

Гарри ошарашенно молчал, переваривая свалившиеся на него откровения, не очень-то понимая, что происходит и нахрена ему это все надо. Он находился в ступоре, вялый и заторможенный, способный лишь изумляться, и то не слишком бурно.

А затем кожу закололо, потеплело, и Гарри осознал, что все произошедшее не было сном или галлюцинацией умирающего мозга. Нет, это чертова реальность, и он почему-то жив. Вокруг ходят, бубнят... Очень настойчиво бубнят, некоторые фразы произносились веско, с определенной интонацией и нажимом, и Гарри, тут же вспомнивший доброго дедушку Дамблдора и почему-то базу в Лихае, привычно закрыл сознание барьером. Спасибо, не надо. Гарри дико не любил, когда ему срали в голову ради высшего блага, потребовались десятки лет, чтобы нивелировать ущерб, нанесенный Дамблдором, Волдемортом и Снейпом, пусть земля ему будет гвоздями, сволочи немытой.

В конце концов Гарри обучился окклюменции, пусть и использовал дисциплину для очистки содержимого черепной коробки. Мастером он не стал, не с его анамнезом, но ему хватало, чтобы навести порядок. Кто ж знал, что эти знания ему опять вот так резко понадобятся?

Постепенно стало ясно, какого хрена происходит: оказывается, Кэпа вырубили из вечной мерзлоты и теперь нежно возвращают к жизни, попутно форматируя ему мозги. Поначалу Гарри даже посмеялся над своими рефлексами, это ж не ему промывают извилины до скрипа, но потом он сделал вдох, заработали легкие, очищенные от попавшей в них жидкости, стало теплее, в руки воткнулись иглы, по венам потек жар, согревающий организм... Гарри вновь завис, даже не в силах выдать истерику.

Это его откачивают. Это он — Стивен Грант Роджерс, человек и символ.

Опять.

Если б он был на лет тридцать моложе, то, возможно, и поистерил бы. Но к моменту ухода из жизни Гарри повидал такое, что не влезало ни в какие рамки, превратился в законченного циника и реалиста и отмахиваться от фактов, какими бы бредовыми они ни казались, не собирался. Он не знал, куда делся оригинальный Стив, когда и куда исчез, если вообще исчез, каким образом он, Гарри, попал в его тело и как теперь разбираться со всей этой ситуацией.

Впрочем, суетиться Гарри не собирался. Зачем? Строить планы без понимания происходящего бессмысленно. Это годы назад он мчался непонятно куда по первому чиху, сейчас Гарри не сделает ни одного лишнего движения. Он просто запер мозги на замок и внимательно слушал и запоминал. Люди вокруг голос не понижали, языки на привязи не держали... Почерпнуть удалось многое.

Гарри лежал, оттаивал и мысленно потешался. Как выяснилось, откопали не только Кэпа, но и инструкцию по его применению. И пока он тут валялся, спецы проговаривали вбитые когда-то в сознание Роджерса ключи, заранее формируя его мировоззрение. А попутно готовили декорации: судя по обмолвкам, должен будет разыграться целый спектакль. Нахрена? А ради пафоса, другого объяснения грядущего идиотизма у Гарри не было, так что он с нетерпением ждал, когда тело дойдет до кондиции, чтобы как следует поржать над непонятно каким полужопием думающими придурками, обломав им всю малину.

Наконец этот знаменательный момент настал. Гарри разлепил глаза, проморгался, сел, скользнув взглядом по собственной груди, рукам и прочему, что попалось на глаза. Что сказать... Он сам себе завидовал!

Для него детство не в самых лучших условиях, а потом постоянные травмоопасные испытания не прошли даром. Может, еще и наследственность взбрыкнула. Вырос мелким, тощим и тонкокостным. Одна радость, что хоть хороший обмен веществ не давал превратиться в пончик. Его пять футов и четыре дюйма смотрелись откровенно жалко по сравнению с Роновыми шестью футами, Сириусовыми шестью футами и двумя дюймами... Да и вообще подавляющее большинство мужчин поглядывали на него сверху вниз. То, что сейчас созерцали его глаза, превосходило самые сладкие мечты. Увы, оторваться от рассмотрения этих богатств пришлось почти сразу. А дальше начался цирк.

Гарри смотрел на лепечущую что-то там — он не вслушивался — агентессу и недоумевал. То ли инструкцию и материалы по эксперименту не читали, то ли читали, но сильно по диагонали, не вникая в смысл. Что непонятного в приставке "супер"? Он слышал хрипы и шипение записи матча, топанье и скрип обуви людей за фальшивыми стенами, рев клаксона и шум крупного города, видел, как течет капля пота по виску наштукатуренной гримом женщины, в ухе которой торчал проводок наушника, видел, как ей непривычно и неудобно в этой пахнущей чем-то странным форме, и буквально обонял запах ее страха.

Женщина боялась, словно в клетке с голодным тигром.

Продолжать и потакать этому фарсу Гарри не собирался. Он окинул застывшую агентессу, которой орали по наушнику инструкции, холодным взглядом, полюбовался на свои босые ступни и молча поднял ботинки, стоящие возле жалобно скрипящей под его весом койки.

— Мисс. Пригласите свое начальство. И идите.

Пафосно влетевший в помещение родственник Шеклбота упорно сползающее вниз настроение не исправил. От одного воспоминания о том, сколько крови из него попил Шеклбот сам, а потом и со своей многочисленной родней, Гарри до сих пор скрипел зубами. Поэтому агитационную приветственную речь просто пропустил между ушей, шнуруя ботинки плоховато слушающимися пальцами. Чувствовал он себя странно, как в костюме не по размеру. Хотя... Почему — как?

Тем временем одноглазый, видя, что зря распинается, пошел на второй заход. В речи замелькали хорошо знакомые Гарри лозунги и слова: те самые, что бубнили в ухо, пока он оттаивал. Пришлось укреплять ментальные щиты, а то что-то вдруг нехорошее заворочалось в подсознании. Клятвенно пообещав самому себе, что разберется с этой проблемой немедленно, Гарри выпрямился, с удовольствием отмечая, что он выше даже немаленького хитрожопого одноглазого козла, пытающегося накинуть на него невидимый поводок, сложил руки на груди, мысленно пуская слюни от восторга, и скептически поднял бровь.

— Извините, я прослушал. А теперь кратко и по существу: зачем вы меня откопали, и что я с этого буду иметь?

Собеседника едва удар не хватил, судя по выпученности единственного глаза. Он глубоко вздохнул, но прежде, чем он разразился явно обличающей речью, Гарри ласково улыбнулся, глядя, как на выкопавшегося в девятый раз из могилы Альбуса.

— И без пропаганды. На дух не перевариваю. Впадаю в буйство.

Мужчина — как выяснилось, директор подозрительной богадельни под претенциозным названием "ЩИТ", — явственно скрипнул зубами, собираясь с мыслями. Гарри смотрел на него почти с умилением: ах-ах, какое крушение планов! Притворяться неизвестно кем он не собирался. Соответствовать заготовленным шаблонам — тем более. Как и плясать под чужую дудку. Поэтому никаких иллюзий, что на него действуют настороженные когда-то на Роджерса ловушки и капканы. А если попробуют... В груди тихо тлело прекрасно знакомое ощущение.

Магия.

Единственное, что было действительно его в той тяжелой и жестокой жизни, верное, не дающее осечек. Единственное, что осталось с ним, кроме воспоминаний. Почему? Он не знал точно, но помнил ровный голубой свет, в сиянии которого купался Роджерс, несясь к своей гибели. Явно артефакт. И, судя по всему, его присутствие не прошло для Роджерса даром. Но с этим Гарри разберется.

А пока что предстоит первый, но не последний бой за свою свободу и независимость. Гарри не собирался поступать на службу: как ни хорохорься, а у тебя всегда найдется начальство. А там пикнуть не успеешь, как рутина засосет похуже топкой трясины, опутает Смертельными Силками долга, и вот, от тебя остаётся одна оболочка, напичканная приказами и распоряжениями.

Ну его к Мордреду.

Видимо, приняв решение, Фьюри пафосно взмахнул полой кожаного плаща — Гарри аж любопытно стало, ему эта кожаная одежда ничего не натирает? — и направился к выходу из фальшивой комнаты. Стоящие возле двери бугаи в черном проводили последовавшего за ним Гарри озадаченными взглядами, особенно более мелкий по сравнению со шкафоподобными коллегами желтоглазый брюнет. Этот вообще явно переживал слом парадигмы.

Наконец Фьюри довел их всех до кабинета, указал Гарри на кресло и с явной тоской бросил мимолетный взгляд на картину, висевшую на стене. Ясно. Нервишки требуют лечения?

Гарри позволил себе самодовольно хмыкнуть. Мысленно. То ли еще будет. Сел поудобнее и приготовился к торгу. А в том, что он будет, Гарри не сомневался.

Предчувствия его не обманули.

* * *

Рамлоу озадаченно думал.

Размороженный Капитан Америка оказался тем еще Кэпом Не Очевидностью. Ушлый, зубастый, себе на уме. Попытки Фьюри запрячь героя и понукать оказались провальными. Так же как и попытки скрыть от общественности размороженного героя, представив его нужным людям и общественности в правильном для целей Фьюри ключе.

Суперсолдат оказался суперсволочью и суперговнюком. Ездить на себе не дал, стремительно собирал информацию, никто и не понял как, а он уже жал руку президенту, скалясь во все тридцать два. Помощь Родине? Только на его условиях. Пропаганда? Нет, не слышал. Знакомства и влияние? Уже есть.

Даже Пирс, та ещё акула, и тот одобрительно щурился, упоминая в разговоре Капитана, совершенно не соответствующего расписанному в книгах образу. Настолько не соответствующего, что престарелую Картер, прячущуюся в доме престарелых, изображая слабоумную старушку, едва удар не хватил после плотного общения с бывшим подопечным. Броку повезло достать копию записи разговора. Послушать оказалось полезно и познавательно. Кэп, мило улыбаясь и ведя светскую беседу, словно чертов аристократ, — откуда у бруклинской шпаны манеры потомственного лорда? — наприпоминал постаревшей якобы любви много чего интересного. Роджерс не стеснялся, в голос вспоминая все прелести общения с бывшим куратором. И Ревущих вскользь вспомнил, и даже погибшего друга упомянул, и операцию в Аззано. Боевая старушка чуть не скопытилась после сеанса живительных воспоминаний.

А сам Брок получил повод для размышлений. Он работал с Активом уже два года. И, естественно, попытался разузнать, кто это такой. Толком ничего не нарыл, но вот то, что это ровесник Кэпа, удалось понять. Вот только, в отличие от Капитана, Актив не бодр, не весел и не свободен.

Как и сам Брок.

Может, когда-то некие лозунги и находили неявный отклик в его сердце, но эти времена давно прошли. И вспоминаются с сожалением. Рискнуть? Сделать попытку исправить ошибку молодости, когда он купился на красивые слова, не задумываясь, что за ними стоит?

* * *

Гарри хватило минуты изучения фотографии, чтобы понять, кого он видит. Что сказать, Баки Барнс сильно изменился за те годы, что он и Роджерс считались мертвыми.

Причина такого долголетия ясна: опыты в Аззано не прошли для Барнса даром. Да и потом над ним хорошенько поэкспериментировали. Для того, кто видел Барнса на хронике и фотках, сходство тяжело увидеть, а вот цепкая память Роджерса тут же отмечала только ему знакомые мелочи: родинки, крохотный шрамик, характерный разрез глаз... Он положил телефон на стол экраном вниз, подозвал официантку и сделал заказ. Кофе, сэндвичи, пирог, лимонад.

Рамлоу кусок в горло с трудом лез — перенервничал, бедолага. Сам Гарри отсутствием аппетита не страдал: тушу, в которую его так неожиданно переселили, требовалось хорошо, вкусно и много кормить. Да и сам он ел с удовольствием: никакого испорченного желудка, никакого отшибания аппетита от стресса.

— Рассказывайте, майор.

Читать мораль решившему исправить жизненные ошибки члену запрещенной организации Гарри не собирался. У него самого рыло в таком пушку, что ничем не сбреешь и не выведешь. Одни подвиги во имя Света чего стоят, про противостояние с Альбусом лучше вообще не вспоминать: и Гриндевальд, и Риддл, если б знали, аплодировали бы стоя.

Теперь следовало обдумать, как все сделать красиво: Барнса он вытащит, это не обсуждается. Рамлоу фонтанировал подробностями, Гарри думал. Магия билась вторым сердцем в груди.

То, что он здесь и сейчас, — не просто совпадение, он и раньше это знал, а теперь получил подтверждение. Ведь если звезды зажигают, значит, это кому-то нужно. Что ж... Он готов.

И если на пути спасения единственного друга бывшего хозяина этого тела он зажжет пару сверхновых, чтобы осветить дорогу... Так тому и быть.

И палочка для "Люмос Максимус Солярис" ему не понадобится.