Утро яркими солнечными бликами ворвалось, чтобы будить для нового дня, но лучше бы оно подождало и не спешило с рассветом. Луис очнулся раньше любовников, которые еще спали, тесно обнявшись: Легрэ лежал на плече короля, обхватив того одной рукой. Герцог бросил только один взгляд, чтобы сразу сползти на пол и быстро одеться, а затем и вовсе выскользнуть в коридор, где задремал чутким сном гвардеец.

"Господи! Разве ты не понял до сих пор, что наделал? — спросил ангел в голове, заглушая голос страсти и любви. — Ты трусливая мелкая тварь, ты еще не осознал, что успел натворить за эти два года?"

Герцог сжал голову ладонями, быстрым шагом направляясь по коридору к лестницам, ведущим в подвалы.

— Я понял, — сказал вслух. — Я был бы полным идиотом, если бы не сознавал, Господи.

"Лучше назови меня возмездием, духом твоей совести, твоим искушением, — рассмеялся голос. — Когда ты смотрел на себя два года назад, что ты видел в себе?"

— Важнее то, что я вижу теперь, — боль резала виски, но юноша спускался вниз, держась за стенку. — Я хочу отмолиться. Хочу отмолить...

"Твой отец дал тебе прощение, веруя, что его сын способен избрать путь и не плодить больше чудовищ. Но теперь его нет, а ты малодушно пропустил мимо ушей советы, которые бы спасли бессмертную душу. Ты практически подписал смертный приговор отцу, когда взял бумагу. И убил его не кто-то, а тот, с кем ты делишь постель. Они мужчины..."

— Замолчи, — бессильный выдох, прежде чем зажечь факел и двинуться по влажному темному коридору с низкими сводами и пахнущему гниением и смертью. — Я знаю, что убил его. Знаю, — для самого себя повторил, спотыкаясь на ровном месте и чуть не растягиваясь на полу. "Ирония в том, что ты прекрасно сознаешь, что не станешь ни королем, ни полководцем, что ты банально упиваешься моментами. Тебя научили трахаться, но не показали, как на самом деле выглядит любовь, хотя любил тебя лишь отец, которого ты предал".

— Я признаю, видишь, я признаю, — слезы потекли по бледным щекам.

"А твои попытки бежать? От себя ты не укрылся бы и за стенами самого строгого монастыря. Напрочь прогнивший, паскудник до мозга костей, ты стал бы заражать все вокруг", — голос замолчал, пока Луис что-то искал в темноте и пока не набрел на нишу с ключами. Где-то здесь рядом комната для допросов. Еще слишком рано, чтобы Фернандо проснулся и забил тревогу.

"Малодушная тварь, ты прелюбодействовал с чужой женой, и она понесла. Ее ублюдок станет сыном короля, а сам ты, — мерзкая насмешка, — ты подстилка, которую венчали в церкви как женщину. На тебя не хватит никаких кругов ада. Даже жалкие твои попытки оберегать жизнь своих любовников гротеск на человечность, эгоистичность, запятнанная собственничеством".

— Я больше не могу, — Луис дрожащими пальцами пытался попасть в отверстие замка, но удалось ему это лишь с пятого раза. Щелкнув, дверь со скрипом открылась, а факел осветил пыточные инструменты.

"Закрой изнутри. Потребуется немало мужества, мужеложец. Ты казнишь себя сам? Нет, ты позовешь своих рогатых ублюдков, чтобы они имели тебя в задницу, будешь визжать свиньей, будешь умолять их о прощении, лизать их сапоги".

— Замолчи, — вдев в кольцо древко, герцог вытащил на середину комнаты стул с пирамидальным сидением, острый край которого торчал вверх, и потянул прочь шоссы и сапоги, ища грузы и веревки. Он весь вспотел, прежде, чем привязал себя за щиколотки к основанию за ножки, затем, пристегнул грузы к запястьям и вновь приступил к молитве, отгоняя настойчивый голос.

"Сколько часов ты намерен выдержать, прежде, чем умрешь? Ты, убийца отца, ты — мужеложец, ты — прелюбодей. Ты..."

— Я не требую прощения, я исполняю волю отца, который вез меня на казнь. Я воле придаю себя божественного суда. — Луис сглотнул страх, вспоминая синие глаза, что смотрели на него и тянули из ледяной бездны, потянулся вытереть слезы, с усилием поднимая руку. "Надо признавать в себе грешника, Кристиан." Удар молота в голове, как гнев Фернандо, чей голос слышится далеко за пределами этого мира. "Если ты дьявол, то я приду к тебе. Приду скоро. Потому что ты один говорил со мной".

Кристиан проснулся от странного чувства — сердце сдавило в груди так, что тяжело было вздохнуть. Когда же он увидел, что Луиса нет в постели — его тревога стала только больше. Охранник у двери не смог сказать, куда ушел герцог Сильвурсонни, за что получил такую богатую грязными словами брань, что от криков проснулся даже Фернандо. Через полчаса все стражники и слуги искали Луиса, носясь по коридорам сломя голову, а Легрэ вместе с королем спустились в подвалы.

Почему в подвалы? Потому что душа дергалась тревогой — слишком молчаливый был мальчик последние дни, слишком прятался, слишком странная прошлая ночь... Фернандо знал, что хотя Луис всячески пытался забыть об Аннике, не видеть ее, не встречаться с ней, но случившееся слишком тревожило маленького и дергало стыдом и наказанием. Вечер это подтвердил, но герцог был так красив в своей новой ипостаси, так порочно-невинен, что разбивать хрусталь момента дальнейшими разговорами не хотелось. И король просто отодвинул в сторону один важный момент, решив оставить его на завтра — при любом значительном изменении, которое не одобрил бы его "отец", Луис наказывал себя. Монарх ненавидел за это Ксанте — за то, что тот так изуродовал светлого ангела. Наказание же легче всего осуществить в пыточных, и ключа от одной из комнат не оказалось на месте.

Фернандо накрыло страхом и гневом и они с Кристианом быстрым шагом пошли к нужной двери. Охранники, которые до этого момента лениво сидели в караульном помещении, дрожащими листами следовали следом. Как и ожидалось, камера оказалась заперта.

— Луис, — негромко и спокойно позвал король, еще раз попробовав толкнуть дверь. — Открой.

Но ответа не последовало. Луис услышал голос и дернулся, скользнув по острию кожей бедра и падая плашмя, а сверху на него обрушился стул.

Услышав грохот, Кристиан приказал ломать дверь. Страже пришлось нелегко, но Легрэ с охотой помог стащить ненужную преграду с петель. Зрелище, представшее взору, было столь ужасно, что у Кристиана невольно вырвался крик, и он бросился со всех ног к юноше.

— Луис!

Тот запутался окончательно в веревках и был похож на животное, попавшее в ловушку. Голос Кристиана вызвал в нем панику, что его нашли, что ничего не удалось, а в голове уже взрывались красные пузырьки, бившиеся острой болью.

Сильвурсонни еще яростнее задергался в веревках, безуспешно стараясь выбрать из под тяжелого дубового стула, взвыл, как дикий зверь, который готов убежать от охотников, что прибыли добить добычу. Его пальцы бесполезно цеплялись за просветы между камнями.

— Луис... — Кристиан почти в панике распутывал веревки, не зная за что хвататься, он очень боялся, что юноша серьезно поранился. В воздухе стоял запах крови и подвальной сырости. Стражники помогли убрать стул, кто-то побежал за лекарем и чистыми бинтами. Легрэ стащил через голову рубаху, и встревожено взглянув на Фернандо, зажал ей рану мальчика. — Какого черта, Луис? Ты же убиться мог!

Невразумительное поведение Сильвурсонни граничило с помешательством, которому объяснения не было никакого: но когда ноги и руки были освобождены, то герцог внезапно весь сжался, подтянув колени к груди и закрыл голову обеими руками, как будто его или избивают, или хотят ударить.

Он только слышал голоса, но ближе — капель подземелий, и каждая весомо отдавалась в голове набатом.

— Тише, милый, — сильные руки притянули к Луиса к теплому телу. Фернандо сидел на полу, упираясь спиной в стылость стены и держал на коленях спрятавшегося от мира мальчика. — Тише, маленький, мы рядом.

Стоящий на коленях Кристиан продолжал крепко прижимать ткань, уже чуть пропитавшуюся алым, к распоротой ягодице герцога и закрывал его своей спиной от косых взглядов охранников.

А тем было на что посмотреть: в полутемной камере, освещенной факелом, жались по углам пыточные устройства, с потолка свисали крюки и цепи, которые тихонько звенели, навевая нехорошие и мрачные мысли.

И охранники, конечно, понимали, что собирался сделать урожденный Сильвурсонни, а значит по замку вполне могут поползти слухи. Только Луиса это не волновало — ладони закрывали лицо, по бедру текла струйка темной крови.

— Его надо перенести наверх, — Легрэ тронул короля за плечо.

Король поднял черный взгляд на Кристиана, продолжая чуть укачивать мальчика:

— Рамонд?

— Он здесь, — охранники расступились, пропуская лекаря, которого подняли с кровати в такую рань и теперь привели в темницу. Старик ожидал увидеть много крови или еще что-то наподобие, но подойдя к королю, присев рядом и оглядев рану, лишь недовольно поморщился. — Несите наверх, ваше величество, ничего страшного.

Рамонд уже на выходе остановил Кристиана за рукав и добавил:

— Успокоительное, и я бы поговорил с его милостью. Серьезно поговорил.

Легрэ, порядком ошарашенный произошедшим, посмотрел на лекаря и помедлив, кивнул.

— Мы поговорим.

Фернандо проводил лекаря взглядом, зацепив недолгий разговор у развороченной двери, и, не отпуская мальчика, обернул его бедра окровавленной рубашкой Кристиана. Можно было снять свою, но отпустить маленького просто не было возможности. Нужно было держать, чувствовать, ощущать. Поднявшись с колен, не глядя по сторонам король пошел в спальню. Коридоры, повороты, лестницы... Замок кружился перед глазами мертвой серой змеей, проглотившей его, Луиса, Кристиана...

Когда за ними захлопнулась дверь спальни, монарх выдохнул с некоторым облегчением и сел на кровать. Руки крепко и бережно держали мальчика, который, казалось ничего не весил. Светлая хрупкая статуэтка.

— Кристиан, — Фернандо проглотил комок, внезапно подкативший к горлу, и кивнул на кованый сундучок с зельями у изголовья кровати, переместившийся на свое законное место из старой спальни. — Темное стекло, со змеей. И окно открой, — нужно разбавить колышущуюся, как болото, плотность воздуха ветром. Ветер будет обязательно — зима ведь.

Луис на мгновение распахнул глаза, но казалось — никого не увидел, только сказал четко и ровно:

— Я сам выбрал этот путь, ты прав, — и вновь погрузился в странное состояние молчания.

— Тише, милый. — Кристиан погладил юношу по волосам. — Не сейчас. — Поцеловав Луиса в лоб и нежно коснувшись плеча короля, Легрэ открыл сундучок и достал оттуда темный флакончик, дошел до окна, распахнул створки — порывистый ветер ударил в лицо морозной свежестью. Кристиан на миг прикрыл глаза, чтобы перевести дух и набраться сил перед тем, как вернуться и протянуть Фернандо флакон.

— Это мальчику, — ответил король на незаданный вопрос. — Сейчас поможешь, — и он попытался мягко приподнять голову юноши за подбородок, чтобы удобнее было напоить: — Луис, маленький, открой рот, — лучше сначала попытаться добиться ответа от разума.

Луис не среагировал, то есть реакция его оказалась весьма странной — юноша попытался выскользнуть из рук, как только увидел питье.

Фернандо понимал, что просьбы скорее всего не сработают и был готов к любым действиям герцога. Поэтому когда мальчик попытался убежать, король железной хваткой прижал его к себе одной рукой, зафиксировав голову Луиса второй. Церемониться сейчас с маленьким нельзя.

— Зажми нос и вливай, — краткий приказ брату.

Луис закричал, забил ногами по кровати, отчаянно вырываясь и крутя головой, хотя и ничего не видел перед своими глазами, но запах заставил его сопротивляться отчаянно любому воздействию. А голос стал еще более настойчивым: "Нравится, чтобы заставляли? Нравится быть жертвой... Ничтожный сукин сын!"

Легрэ придержал пальцами подбородок Луиса и влил содержимое бутылька ему в рот, дождался, пока тот проглотит и отпустил.

— Луис, прошу тебя... Это нужно.

Горький вкус лип на язык, вызывая рвотный рефлекс. Герцог закашлялся, продолжая брыкаться и отчаянно желая умереть. Он глотал средство и потом затих, сдаваясь.

Кристиан отложил бутылек в сторону и ласково положил ладонь на щеку мальчика.

— Посмотри на меня, Луис, — попросил он, только сейчас заметив, что собственные руки в крови.

Луис отрицательно закрутил головой и зажмурился так словно если увидит мир, то сойдет с ума окончательно. Его сердце колотилось жуткими стуками, пальцы цеплялись за рубаху короля, не отпускавшего из объятий, в которых слишком было тесно и жарко, или ад жег близостью наказания.

Кристиан на стал настаивать. Теперь он просто сидел и ждал момента, когда их ангел успокоиться. Он снова посмотрел на свои окровавленные руки. Неужели все это из-за смерти Ксанте? Тогда почему сейчас? Почему вообще?

Красная комната с богатыми панелями и коврами ручной работы, с огромной кроватью под балдахином проявилась через полчаса беспамятства, но Луис пока смутно понимал, что не умер. Зато глаза его открылись и удивленно взирали на солнце, льющееся через распахнутые окна. Голова гудела, словно в ней все выели голодные мыши нашедшие запасы зерна.

Герцог шевельнулся и сразу попал под пристальные взгляды: король, что сидел у изголовья, склонился, пугая чернотой тьмы и дьяволом, который... не отпустил в смерть. А за ним Луис натолкнулся на лицо Кристиана со сведенными бровями и синими небесами, полными молний.

Фернандо, который все время, что мальчик приходил себя, был рядом, не сводя напряженного взгляда, подмечая изменения в измученном лице мальчика, в судорожных непроизвольных движениях. Когда юноша открыл глаза, король, не говоря ни слова, просто склонился к Луису и поцеловал его — нежно, но крепко. Прикосновение было полно пережитой тревоги и утверждения, что все будет хорошо.

Мягкие губы не сопротивлялись поцелую, слабость слишком захватила мышцы и разум, неожиданно ярко рисующий вокруг светлый день. Сильвурсонни вдруг с четкой ясностью осознал, что ничего не удалось, и кожа его покрылась мелкими мурашками от осознания новых приказов и склонения к богохульствам.

— Фернандо, можно тебя на пару слов? — спросил Кристиан, с печалью глядя на любовников.

Король поманил брата левой рукой, не отпуская из правой пальцы мальчика. Медленно повернув голову, он всмотрелся в глаза Легрэ, словно спрашивая: "Что случилось?". Губы дрогнули в безмолвном вопросе: "Выйти? Сейчас?" Луису был хорошо виден его профиль, чуть подсвеченный встающим солнцем, но он вряд ли бы разобрал спрашиваемое.

— Это займет всего минуту. — Легрэ встал и отошел в дальний угол комнаты, из которого у него и Фернандо была бы возможность видеть мальчика.

Король кивнул и, со всей возможной лаской проведя по волосам мальчика, поднялся и отошел к брату. Ожидание сквозило в каждом движении.

Луиса повело. Он вроде бы хотел подняться и броситься бежать, но ноги не подчинялись абсолютно. Шум нарастал в ушах — что они опять задумали? "Ты знаешь, — сказал голос, оглушая. — Думают, как тебе сделать поинтереснее".

Легрэ очень беспокоился за мальчика и все никак не мог найти причину поступка Луиса, кроме одной — убийство Ксанте. Именно после него мальчик изменился, и это бросалось в глаза.

123 ... 121314

↓ Содержание ↓