|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Ведьма для ангела
ЧАСТЬ 2
Эдвин провел весь день в шатре под присмотром двух лучших лекарей Вестготии и их юных слуг. Компания, надо сказать, подобралась та еще, невеселая. Алонсо в жизни не пил столько лекарств. Под вечер ему доложили, что началась церемония венчания. Не то, чтобы военачальнику было все равно, но он воспринял эту новость с холодной невозмутимостью на лице, кивнул и сухо приказал принести отчеты разведки за сегодняшний день. Тревога всю ночь не покидала Эдвина, тревога за Луиса, ведь тому, как примерному мужу и королю предстояло провести ночь наедине с это сумасшедшей девицей. Алонсо приказал гвардейцам хорошенько осмотреть шатер и охранять короля, даже если им придется лицезреть соитие Сильвурсонни и его молодой жены. Конечно, Эдвин выразился слишком буквально, но потом еще долго слышал, как снаружи солдаты смеялись над его расторопностью. Потом пришел Пьетро и полчаса болтал без умолку о церемонии и инквизиторе, с которым собирался провести время. Алонсо долго подтрунивал над воспитанником, а после отпустил его с богом. Эта ночь была такой странной. Сон никак не шел, и он просто лежал в постели, закинув руку за голову и разглядывая полог шатра. Снаружи гвардейцы веселились и праздновали свадьбу короля — большинству из них и в голову не могло придти, каков на самом деле этот брак и сколько всего омерзительного сокрыто в нем. А еще Эдвин думал о Луисе, вспоминая его нежные руки и губы, его страсть — такую еще новую, непривычную. В его шатер вошел человек в плаще и накинутом на голову капюшоне. Алонсо знал, что через охрану без доклада прошел бы только один человек, король.
— Что случилось? — Эдвин взволнованно поднялся на локте.
Тот остановился и еще некоторое время молчал, словно призрак, явившийся среди ночи. Мысли сюзерена не отличались радостностью. Они плутали в лабиринтах прошлого, и девушка, которая только что пыталась вырваться и умоляла всем видом, не брать ее, вдруг разбудила в Сильвурсонни прежнего, скрытного и очень одинокого Луиса, который привык полагаться на чувства и инстинкты. И те подсказывали, что произошло что-то ужасное, что он причинил боль существу, которое того не заслуживает. Как бы не ненавидела Софи короля, тот вовсе не желал, чтобы она страдала. Говорил, угрожал, но не желал ничьей боли.
Их он видел вдоволь. За долгие годы царствования Фернандо, почти став его тихой тенью, Луис наблюдал, что можно сделать с человеком, если применять власть и пытки. А пытки... Смутные воспоминания, оставшиеся после тяжелой болезни, вообще ужасали яркостью. Да, Кристина и король рассказали про существование Ксанте, напомнили о нем, но ничто не убрало страшных снов, где люди обращались в золу, в жалких зверей, забитых и запуганных.
— Как ты себя чувствуешь? — Луис ступал мягко по шкурам, а потом опустился рядом с Эдвином и снял с головы капюшон, под которым бледное лицо светилось бледной луной.
— Я скоро смогу ходить, — ответил Эдвин вскользь, обеспокоено глядя на любимого. — Лекарь сказал, что инфекции нет, все хорошо, только шрамы останутся... — Алонсо сел и приложил ладонь к щеке короля. Сильвурсонни должен был быть у Софи сейчас... Что-то определенно стряслось. — На тебе лица нет. Что с тобой, скажи мне?
— Всего лишь решил побыть с тобой, — Луис сначала прислонился щекой к плечу Эдвина, а потом и вовсе лег ему на колени и погладил по ноге. Лишь бы не нагноилось, и не началась инфекция. Жизнь — хрупкий дар, который обжигает форму тела и делает его вроде крепким, но на самом деле достаточно дуть, чтобы погасить пламя.
— Лжец, — ласково произнес Эдвин, запуская пальцы в светлые волосы — он гладил и ласкал, успокаивал, не торопя откровения, и знал, чтобы на свете не случилось, он все поймет и примет Луиса любым, чтобы тот не сделал, куда бы не пошел. Пальцы прошлись по виску.
— Лучше оставлять, как должно быть, чем двигать воздух, — приятная ласка успокаивала и отодвигала головную боль. Но там, на глубине вихрилось беспокойство натянутой струной, готовой сорваться и окровить божественное — истину, которая и так понятна. — Софи надо отправить к отцу.
Эдвин вздохнул, на миг замерев и выдав тем самым свое удивление, потом пальцы вернулись к прежнему занятию.
— Я знал, что ты не сможешь, — сказал он тихо. Луис не тронул Софи. Впрочем, Алонсо всегда знал, что он не чудовище. — Нам с тобой это дорого встанет, но ты прав, так нельзя. Давай просто нападем на заговорщиков, арестуем их и отдадим под суд Рима
— Я думаю, что именно Риму следует передать это дело, — тихо подтвердил Луис, голова раскалывалась от постоянных размышлений и от того, что еще придется собирать мятежных баронов на ответ.
— Тебя же не это беспокоит, верно? — спросил Эдвин осторожно. — Я чувствую, ты устал. — Алонсо наклонился и прижался губами к виску Луиса.
— Все, что меня окружало, принесло только страдания, — с осторожностью начал Луис. — Я был счастлив, но я не был слеп, как многим кажется. И теперь я не умею быть жестоким. Тушуюсь. Что бы ты не говорил теперь, я плохой король... И года не прошло, как воронье слетелось. Мне досталось наследство от Фернандо, но я не умею им распоряжаться. Здесь надо сражаться, Эдвин, резать глотки... Отдавать приказы...
Алонсо молчал, согревая дыханием кожу, потом осторожно повернул голову Луиса к себе и мягко улыбнувшись, поцеловал в губы.
Слишком неожиданным оказался для Луиса этот поцелуй. Он так устал, что даже не понял, что теплые губы Алонсо открывают его собственные, что мягко ласкают, что его язык проникает и проходится по зубам. Сильвурсонни задрожал, точно его целуют впервые, и почему-то смутился, покрываясь румянцем, который в темноте не увидеть. Как хорошо, что не увидеть — и его слабости, и его страха...
— Все хорошо, — прошептал Эдвин, — я с тобой. — Он положил ладонь на грудь Луиса, чувствуя биение его сердца. Алонсо не стал спрашивать, что произошло в королевском шатре, но к него как камень с души свалился, и если Луис не тронул Софи, может быть, все еще можно исправить. Только бы встать на ноги поскорей. — Ты не должен жить так, как тебе не хочется.
Почувствовав попытку встать, мужчина уложил Эдвина обратно.
— Ты куда собрался. Лекарь сказал, тебе только полегчало. Еще несколько дней береги себя, — попросил , вновь укладываясь на колени. — Я живу с тобой, и теперь все наладится. А Софи мы вернем отцу, если она того хочет.
Эдвин хмыкнул. Голос его звучал ласково и мелодично:
— Так значит, ты все-таки решил испортить ей жизнь?
— Она могла бы стать возможностью примирения, а теперь дело отца разобраться с произошедшим. Между нами ничего не было, — хмуро отозвался герцог.
— А она всегда может сказать, что ты лишил ее девственности, а теперь желаешь унизить, отказываясь. — Эдвин потянул Луиса в постель, уложив рядом с собой. — Тебе следовало в этом случае сразу позвать слуг. Конечно, это повод для развода и в глазах инквизитора — самый оправдывающий тебя. Софи пыталась убить себя, поджигая шатер... Ты можешь дать ей шанс свести счеты с жизнью. Дай ей маленький нож — и она уже к утру перережет себе вены. Если ты, конечно хочешь избавиться от нее.
— Там были слуги. Я не отправил служанку и одного из пажей. Закон полагает оставлять свидетелей, — тихо сказал Луис. — Она бросала мне слова, которые придумала не сама. Райсаро будет обвинять меня в мужеложестве, — герцог улегся на подушки совершенно обессиленный. — И она не убьет себя
— Нужно нападать. — Эдвин коснулся пальцами губ Луиса, и подумал, что они более припухшие, чем обычно. И этот привкус крови. Софи разбила ему лицо? Злость и обида в сердце Алонсо перевесили жалость к Софи. — Тогда самое время раздувать скандал... Либо мы прижмем баронов Райсаро, либо они уничтожат нас.
— Я понимаю, но не могу... Я сам сделать не смогу, — признался Луис внезапно и закрыл глаза. — Завтра я должен отдать приказы. Лучше будет написать письменно или поручить секретарю. Барона Райсаро нужно арестовать. И его сыновей... в назидание другим.
— Я поеду, — сказал Эдвин. — А скандал доверь Пьетро. Поверь, он блестяще справиться. У него с общественностью отличные связи.
— Хорошо, — согласился Сильвурсонни, — только Пьетро тоже ранен, как и ты... И дела я не могу оставлять... — мужчина притянул к себе Алонсо, чтобы устроить на плече. — Сейчас будем спать.
... Страшное видение пригрезилось сюзерену — сотни ног, закованных в латы, кровь, стекающая на землю и шипящая от того, что та так горяча. Он распахнул глаза от настойчивого толкания в плечо. Алонсо рядом не было, зато слуга сообщил:
— Ваше величество, ведьма пропала, — почему он так сказал и почему Луис сразу понял, о ком речь, не знал никто, только бог, но мужчина сразу приподнялся и потребовал одежду.
— Где маркиз? — спросил, быстро накидывая блио и оглядываясь в поисках обуви.
— Он отправился к баронам, — доложил паж и поклонился, опускаясь на колени и вдевая ногу Сильвурсонни в теплый башмак. — А ваш названный сын еще почивают. Подать завтрак?
— Нет, — резко вынырнув в морозное утро, Луис понял, что война между баронствами и сюзереном только началась, потому что вдали трубили, и слышался лязг, свойственный только битве.
То утро было кровавым и полным боли — лязга оружия, криков, пронизывающих холодный воздух. То утро началось с войны, которая могла перевернуть ход истории вестготского королевства, если бы войска Луиса проиграли и поддались напору объединенных одной целью баронств. Но у всякого злого умысла есть противовес — божественный ответ. И Бог оказался на стороне сюзерена, войска которого оттеснили отряды повстанцев к лесам и там добивали, разделив на небольшие группы. Все это время Сильвурсонни ждал вестей о том, что найдут беглянку Софи, ее отца и братьев, но его ожидал лишь один радостный момент — старый барон Райсаро погиб в бою. За идею, которую лелеял в груди, желая уничтожить все чаяния Фернандо, которые теперь охранял его тайный супруг, оставшийся на этой земле.
* * *
— Падре! Вы уже спите? — раздавшийся в ясной, звездной прохладе ночи радостный юношеский голос мог поднять, наверное, не только инквизитора, возле шатра которого приплясывал Пьетро. Собственно говоря, орал он же. Ну не орал, конечно, но говорил очень громко. Беготня по лагерю на прихрамывающей ноге и разговор с Алонсо неожиданно развеяли мрачное состояние, в котором барон Моунт пребывал после свадьбы сюзерена, и теперь он был готов выполнить приказанное — следить за римлянином хоть всю ночь. Правда одеться потеплее забыл — так и шлялся в легком темно-коричневом пелиссоне и без плаща. Потому и прыгал — согреться. Почему на одной ноге — ну так вторая же ранена!
Спавший уже глубоким сном Августино открыл глаза и сначала подумал, что ему мерещится. Инквизитор приподнялся, а его человек, что сидел у костра, взглянул на молодого священника и направился к пологу — проверить, кто там:
— Это барон Моунт, — сообщил он. — Впустить?
— Впустите, — не подумав, ответил Августино, забыв совсем, что сейчас в одной рубахе и вряд ли может явиться на люди, но было поздно. Охранник подал знак входить, а сам покинул шатер, чтобы не мешать беседе. — Вы с ума сошли? — инквизитор сел в своей разворошенной постели, протирая глаза и оглядывая полуголого Пьетро.
Юноша плюхнулся на подушку поближе к костру и ответил, ловко выковыривая восковую пробку из красивой большой бутылки:
— Все зависит от обстоятельств, — после чего подмигнул инквизитору. — Когда мне это говорит девушка, я обычно отвечаю "Даааа!" — почти простонал юноша протяжно и с придыханием. — С вами же я хотел обсудить этот вопрос подробнее. О! Получилось! Где у вас тут кружки? — Пьетро, доставший пробку, победно оглянулся по сторонам.
— Я очень устал после дороги, да и вам следует не ходить раздетым в такой холод и отправиться спать, — строго отозвался инквизитор, а глаза его вспыхнули, как два самых дорогих изумруда. — Кубки убраны в сундук, — добавил он, видя, как Моунт разделывается с бутылкой. — Право, отправляйтесь к себе.
Пьетро сделал вид, что задумался, глядя на инквизитора, а потом поинтересовался ехидно:
— Вывод о том, что я с ума сошел, был сделан на том основании, что я хочу раздетым в холод? Угощайтесь, — поставил перед падре бутылку, после чего демонстративно потянул с себя пелиссон.
— Вывод сделан на основании того, что вы зимой среди ночи решили, что я желаю выпить, а не сплю праведным сном, — поправил Августино и посмотрел на бутылку. — Вы бываете всегда таким упрямым, сын мой?
— Когда от меня этого хотят, падре, — тяжко и убито вздохнул Пьетро. — Надо же было оправдать ваши пожелания, — и пересел на брошенный на землю пелиссон, основательно поерзав на нем. — Ну вот, теперь мне действительно придется пойти к себе раздетым, — заметил удовлетворенно. — Падре, вы попробуйте — это лучшая бутылка из королевского обоза, причем вино, а не граппа! Позапрошлого года — тогда такой урожай винограда выдался, — барон мечтательно закатил глаза. — Это вино наш виноградарь назвал "Услада души" и он был прав! Я это понял, когда только в первый раз его попробовал.
Пьетро умолчал о том, что это случилось после смерти отца и он тогда просто вусмерть нажрался им, до потери сознания. Но на душе стало легче, как ни странно. Так что название оправдало себя.
— Я не склонен пить среди ночи, барон Моунт. Поздно, — Августино вновь улегся и посчитал разговор оконченным, отворачиваясь от юноши спиной и накидывая поверх теплое покрывало. В постели было приятно и сильно клонило в сон, особенно после того, что пришлось пережить молодому посланнику за этот день. Он не был глупым мальчиком, он видел, что между сюзереном и его военачальником что-то нечисто, но дело ли простого инквизитора портить отношения Рима с Вестготией?
— Падре, почему бог сотворил мужчину и женщину не равными? — внезапно спросил очень тихо и серьезно Пьетро. Он уже успел подхватить бутылку обратно и даже сделать пару глотков. От установившей тишины вся веселость куда-то немедленно пропала. Треск огня, звуки ночного лагеря, переклички — все это было знакомо и давно отбрасывалось мозгом как нечто незначительное. — Я понимаю, что мешаю вам. Если возможно, ответьте, и я уйду.
Августино медленно перевернулся к огню, подталкивая подушку под щеку. С темной бронзовой кожей, светлыми глазами, здесь, в северном краю он представлял из себя настоящую экзотику.
— Это богословский вопрос, Пьетро. Женщина совершила большой грех, искусив Адама. Ты бы шел все же спать.
— Я пойду, — кивнул согласно головой юноша, мотнув черными коротко стрижеными волосами, и опять уставился на инквизитора. День действительно был тяжелый и тот, похоже, не собирался никуда, значит задание сюзерена выполнено. — Но, падре, грех ведь она совершила уже потом. А не равна была изначально.
— Она жена, — сонно подтвердил инквизитор, — плоть от плоти, — он положил руку под щеку и закрыл глаза, не понимая, о чем вообще идет разговор.
Пьетро отхлебнул еще глоток. Плоть от плоти. Зачем? Барон не помнил, когда именно в его голове появился этот вопрос, но было это давно. Возможно, когда он пытался понять, почему его отец, герцог Сильвурсонни и его величество живут вместе. Нет, он это все принимал, с самого детства, но в отрочестве задумался — почему так сложилось? Путь размышлений был извилист и тернист, но одно из основных предположений — женщина просто не сможет им дать того, что дают мужчины. Женщина никогда не сможет преданным другом, соратником. Женщины всегда хотят управлять, но делают это исподтишка, по-подлому. Поэтому Пьетро никогда не сближался ни с кем из своих подружек. Приятно провести время, подарить подарки — это пожалуйста. Большего — ни-ни. Мужчины? Боевые товарищи, друзья, соблазненные рад интереса — и все. Сердце повесы и ловеласа билось свободно и спокойно. Но сегодняшнее венчание выковырнуло из души давно позаброшенное, позабытое.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
