С волком жить - ястребом летать

С волком жить - ястребом летать

— Объясни мне, почему мы вообще туда идем? — в очередной раз уточнил Калил, протягивая руки к костру. Пламя танцевало знатно, вздымая в ночное небо, полное звезд, сонмы искр, и в качестве платы за танец, с жадностью льнуло к сухим поленьям, раздобытым спутником Калила еще до того, как исчезли последние лучи солнца, и они в очередной раз поменялись с ним местами, разделив одно человеческое обличие на двоих.

Последние несколько месяцев, смотреть на себя в зеркала или в воду Калил остерегался. Его нынешняя внешность была гремучей смесью той, что была когда-то, и той, что, судя по всему, носил до всего произошедшего с ними Арир, отныне приговоренные скитаться вместе с ним.

— Это проклятие, — как не странно, Арир даже не зарычал, хотя еще месяц назад бросался на Калила при каждом удобном случае, особенно, когда снова оказывался в теле зверя. — Нам нужно снять его. — И тут же в голосе медно-рыжего волка , что лежал с другой стороны костра, свернувшись компактным клубком, прозвучали ехидные нотки, — И не говори, что я не объяснял тебе уже тысячу раз. Зачем спрашиваешь, если и так знаешь?

— Эх! — тяжко вздохнул Калил и откинулся на спину, глядя в запредельное черное небо, закинул руки за голову, снова вздохнул, — Скучаю. Потому и спрашиваю. Ты днем хоть можешь наговориться со встречными, а мне что прикажешь делать ночью?

— Спать. — Припечатал волк, поднял голову и прислушался, поставив уши торчком.

Разбираться, что там могло привлечь его внимание, Калилу было лениво, поэтому он снова сосредоточился на звездном небе, размышляя о том, что даже днем его спутника нельзя было обвинить в говорливости. Арир вообще представлялся ему донельзя мрачной личностью и раздражал с самого первого дня знакомства. Но за недели совместных странствий и поисков, Калил уже как-то научился мириться с его угрюмостью и порой угнетающим молчанием.

— А ты уверен, что ведунья эта, сможет снять проклятье?

— Ей и не надо ничего снимать, — с голосе волка прозвучали рыкающие нотки раздражения. Разговор уже незнамо какой раз повторялся по кругу. — Достаточно просто указать нам верный путь.

— То есть ты веришь, что мы сами сможем с ним справиться?

— А ты нет?

— Мы уже второй месяц делим одно обличие на двоих. Меня тошнит от неба и крыльев, от полевых мышей, которых я вижу с такого расстояния, что вам, сударь, и не снилось, но, маргезм меня раздери, мы так и не продвинулись к решению нашей проблемы, сколько бы не метались между магами, чародейками и прочей нечистью!

— Маги и чародеи не нечисть, — обронил рыжий волк, глядя в сторону.

Не то чтобы он на самом деле защищал магов, они, порой, и его довольно сильно раздражали своими неизменными попытками замаскировать незнание за умным видом и хитросплетением бессмысленных, если копнуть поглубже, фраз. Но он не любил, когда вещи называют не своими именами.

— А мы с тобой? — неожиданно заинтересовался Калил, перевернулся нЮ бок и попытался рассмотреть спутника за всполохами костра, — Мы с тобой теперь нечисть?

— Нет. — Отрезал тот.

— Да? Но мы ведь теперь вроде как оборотни. Чем не нечисть?

— Всем.

— Какое же ты все же бука! — обиженно протянул Калил и снова перекатился на спину.

И почему жизнь и случай свели его именно с этим угрюмым типом. Он даже не знал, как тот выглядел до проклятья, что так некстати пало на них. Ничего о нем не знал, кроме того, что человеческое обличие у них теперь было одно на двоих, у Калила на ночь, а у Агрира на день, от восхода до захода солнца, в другое же время один летал в небесах ястребом, второй бегал по земле волком. А хотел бы узнать? Теперь, наверное, уже хотел. Вот только Агрир все так же отмалчивался, и все расспросы о личном пресекал на корню. Зануда! — думал о нем Калил и развлекал себя догадками, одна немыслимее другой. А что, чем не развлечение бессонными ночами? Хотя, о себе он тоже предпочитал лишний раз не распространяться, так, на всякий случай, мало ли что ждет их вперед.

А в самое ближайшее время ждала их, в частности, ведунья, живущая на дальнем, северном оконечье Моранского леса, у самых Птичьих скал, за которыми начиналось суровое Северное море, что омывало своими темными волнами берега Королевства Валир. Калила, к слову сказать, родины. Где родился Арир узнать так и не удалось. Но мальчишку-вора это не очень расстраивало. Хотя это имя — "Арир" — наталкивало на некоторые размышления. В переводе с сурменского это означает "медный". Может быть парень из небольшого, но воинственного княжества Сурмен, что лежало за Лабиринтом крольчих нор? Хотя, более ли менее разобравшись в спутнике, Калил прекрасно осознавал, что гадать в его случае бесполезно. Сурменский был древним языком, говорят, достался он сурменам еще с тех времен, когда магия мира только зарождалась и боги разгуливали по земле, так же, как нынче шастают по дорогам и весям залетные эльфы. Так что, мало ли что, значит это имя. И мало ли кто, мог дать его Ариру.

В очередной раз вспомнился тот древний храм, с которого начались их странствия, в пока еще тщетной попытке найти способ снять проклятие, что пало на них, когда Калил, по своей неосторожности попытался вытащить из скипетра, намертво вмурованного в руки древней, поросшей мхом статуи ярко-синий камень. А Арир, бог весь, как оказавшийся в этом забытом, заброшенном храме, попытался его остановить. Правда, не преуспел. Мальчишка-вор, как нарек его суровый воин, прячущий свое лицо под капюшоном ярко-красного плаща с зеленым подбоем, ухитрился успеть до того, как его парные серпы, отрубили несчастной статуи (кажется, это была некогда прекрасная дева) обе руки. Да, по части уворачиваний от колюще-режущих предметов, Калилу не было равных. Он бы, возможно, еще долго танцевал вокруг долговязого война с чудным оружием в руках странный танец прыжков и уверток, но в небе грянул гром, и в пролом в потолке храма хлынул потоком дождь, омывший их обоих. И все.

Дождь кончился так же внезапно, как и начался. Луна осветила две скорчившиеся на полу фигуры, потерявшиеся в пространстве и времени на бесконечно долгий миг. Потом Калил очнулся, вскочил, спрятал утащенный все же камень в котомку и умчался, необорачиваясь и стараясь на думать о том, почему на полу рядом с ним скорчился не парень в плаще, а рыжий волк и почему он такими дикими глазами смотрел ему вслед, даже не пытаясь цапнуть за пятку. Почему Арир этого не сделал, стало ясно уже наутро, когда Калил неожиданно обнаружил, что руки начали покрываться перьями, а тело усыхать. Волк вышел к нему сам и в краткий миг при переходе из одного тела в другое, они имели возможность наблюдать, как Арир становиться человеком, а Калил превращается в птицу. Так началось их путешествие. И видят боги, как же, порой, этим двоим, хотелось попросту переубивать друг друга.

Они пробовали расходиться, но каждый раз ноги сами приносили их туда, где они снова встречались. Потому что стоило им отдалиться, как оба, не в зависимости светило ли солнце на небе или луна, лишались человеческой ипостаси и приходилось со всех лап и крыльев нестись обратно, на встречу друг другу. Это раздражало. Поначалу. Потом, стало угнетать, особенно Калила. Он был юным, ветреным и дерзким. И любое ущемление своих прав и свобод воспринимал как личное оскорбление. Арир был спокойнее, переносил все стоически, но Калил иногда его просто бесил так, что не редко в ход шли клыки. Днем мальчишку-вора достать с неба было весьма проблематично, ночью же бедняге ни раз приходилось до утра просиживать на дереве, на которое его загонял взбешенный очередной выходкой Арир.

Все маги разводили руками, чародейки гадали на костях летучих мышей, кофейной гущи и прочей мутате, но не могли сказать ровным счетом ничего конкретного. Они, возможно, давно бы отчаялись, но оба были слишком упрямы, чтобы так просто сдаться. Поэтому продолжали поиски. И, как утверждал Арир, кажется, нашли. Почему он раньше не вспомнил об этой ведуньи, рыжий тЮк и не признался, как бы Калил его не пытал. Вору пришлось смириться. В конечном итоге, выбор-то у него был не велик. Вот они и топали по направлению к птичьим скалам, какой уже день. Если верить внутренней карте Калила, им осталось еще сутки пути. Завтра к ночи дойдут, разумеется, если им в очередной раз не попадется нЮ пути какой-нибудь завалящий огр, которые, если верить книгам, давным-давно вымерли, но тот, на которого они наткнулись двое суток назад, для окаменелости был подозрительно живым и жадным до человеческой плоти.

Арир бился с ним насмерть, пока Калилу, милой пташкой восседающему на одной из веток, что простирали над полем боя близлежащие деревья, надоело прикидываться послушным мальчиком, и он не бросил в огра сгусток огня, породив его взмахом крыльев. Огр бесславно почил. Такой огонь не всякий маг был способен породить. Но мальчишка не был магом. Под давлением Арира, давшего клятву, на крови (эффектное прокусывание большого пальца левой руки Калила особенно впечатлило), что загрызет его во сне, не взирая на возможные последствия от проклятия, если мелкий засранец не расскажет ему, откуда в его теле такая мощь, пришлось расколоться.

Это был особый дар. Способность. Её нельзя было развить, с ней можно было только родиться. Калилу с детства был подвластен огонь, и простой, рыжий, и, что куда интереснее, магический, синий. Говорил он об этом быстро, вскользь, но уж больно угрюмо молчал при этом Арир, словно мотал на ус и делал какие-то свои выводы. Спросил только об одном. Почему Калил не попытался применить к нему этот самый огонь в том злополучном храме. Мальчишка стушевался, снова вспорхнул на ветку, прошелся по ней на птичьих лапах туда, обратно. Признался с неохотой. Убивать не люблю и не умею. Радуйся.

Арир, кажется, не обрадовался. Замолчал на целый день, но лицо у него сделалось таким задумчивым, а в глазах появилось какое-то странное выражение, так что Калил, несмотря на всю бесшабашность, подкалывать его не стал и вообще, предпочел весь день провести в небе, паря над колыхающимся под рукой ветра лиственным морем и изредка подныривая под кроны деревьев, чтобы обнаружить, что на второго, такого же огра, его спутник нарваться еще не успел.

— Арир, — позвал он, жуя какую-то сорванную под боком травинку.

Тот не ответил, но Калил знал, что услышал.

— Я в паре часов восточнее, видел озеро. Сходим перед рассветом?

— Зачем?

— Искупаться хочу.

— В рассветной, ледяной воде?

— Подогрею. Мне не трудно, — улыбнулся ночному небу вор, перекатывая травинку из одного уголка губ в другой. Звезды заслонила рыжая волчья морда, нависнув над ним вверх тормашками.

— Рассказал мне свою тайну и решил, что можешь доверять? — прозвучало грубо.

— А почему нет? Я ведь даже безмятежно сплю иногда, когда ты сопишь рядом, а ты сам лезешь обниматься, когда ночь особенно холодна, — мальчишка вор, сейчас выглядящий куда старше, расплылся в совсем мальчишеской улыбке.

— Не хочу, чтобы проклятье стало вечным и не снимаемым, когда ты окочуришься от воспаления легких! — зарычал Арир и в противовес собственному недовольству, улегся позади него, согревая теплым, шерстяным боком спину, когда Калил снова перекатился лицом к костру.

— Я не доверяю тебе, не обольщайся. — Прошептал мальчишка, стискивая в пальцах траву рядом с одеялом и поджимая к груди ноги, — И не стану доверять, даже если тебе этого очень сильно захочется.

— Взаимно. — Припечатал волк со спины, но мальчишка его словно бы не слышал.

— Однажды доверял беззаветно. Не повезло.

Арир, приподняв с земли рыжую волчью морду, заинтересовался таким поворотом разговора. Помолчал и все же спросил.

— Обжегся?

— Я не могу обжечься, совсем. Мы дружим с огнем, он никогда меня не обижает. — Поддавшись ностальгии, Калил признался еще в одной особенности своего дара.

— Напоролся на предательство? — Арир, зевнув и выкатив из пасти широкий язык, предал вопросу более конкретную формулировку.

— Что-то вроде того. Но... я не хочу об этом.

— Так не говори, — бросил волк и прижался к спине мальчишки теснее.

— И после этого ты будешь мне говорить, что не обжимаешься со мной? — тут же последовал ехидный вопрос.

— Не с тобой, а с собой. Тело-то у нас одно на двоих. И я не хочу простудиться.

— Ага. Рассказывай! Извращенец рыжий!

— Покусаю, — беззлобно пообещал волк и снова зевнул.

Мальчишка не преминул зевнуть следом. Зевание — вообще заразное дело.

— Так разбудишь меня перед рассветом?

— Разбужу.

— А то я... то есть мы, уже воняем.

— Угу. Спи.

Но вор уже провалился в дрему, а за ней и в крепкий, здоровый сон. Бояться ему в ночи было нечего, с такой-то рыжей охраной.

Вода и правда была холодной. Но Калил предпочел сначала нырнуть, так, чтобы сердце ухнуло куда-то в желудок от испытанного организмом шока, и лишь потом призвал огонь, что всегда томился к нем, где-то в области солнечного сплетения. В человеческом теле, смешавшем в себе обличие их с Ариром обоих, это получилось несколько иначе и слабее, чем в своем собственном, но Калил посчитал, что это мелочи, плескаясь в водичке, ставшей теплой, как парное молоко, и наслаждаясь свежестью предутреннего воздуха. До озера он добирался на мощной волчьей спине. Арир, проявив непонятную пока заботу, разбудил его позже, чем следовало, а в ответ на горестные вздохи, предложил прокатиться. Разумеется, Калил не отказался оседлать его. Поклажи у них с собой было не много, так что кратковременная поездка, однозначно, удалась. Калил даже поймал себя на мысли, что это просто невероятно приятно, зарываться лицом с густую рыжую шерсть, низко пригибаясь к волчьей холке, чтобы ветви не задевали лицо.

Арир остался на берегу, но Калил всем телом ощущал на себе его взгляд. Волк наблюдал за ним. Непонятно зачем, но было что-то в этом взгляде выжидающего. Чего он ждет? — лениво размышлял плещущийся в озере Калил, но ответа не было, а искать его самому было еще ленивее, чем спрашивать об этом вслух. Поэтому он, наплававшись, выбрался на берег, потянулся, привстав на носочки и закинув руки за голову, бросил на немного расслабившегося волка игривый взгляд и, поддавшись порыву, уже чувствуя на спине первые лучи восходящего солнца, обернулся к озерной глади и резко застыл, не замечая, как кожу прорезают ястребиные перья. Резко повернулся к Ариру и успел заметить в волчьих глазах понимание, вот только отреагировать не успел. В воздух подняли птичьи крылья, оставив на берегу все в том же теле совсем другого человека. Точнее, теперь не мешало бы задать несколько иной вопрос. Человека ли?

— Ты видел, — глядя на озеро, обронил Арир, не спеша одеваться, несмотря на то, что кожа быстро покрылась мурашками, утреннее солнце заспанное и ленивое, не спешило её согреть.

Калил не сказал ни слова, но слетел с ветки, на которую вознесся все еще прибывая в легком шоке от открытия, и впился когтистыми лапами в обнаженное плечо. Первым желанием было выклевать глаза этой твари, что все это время так искусно притворялась чуть ли не другом. Хорошо, что он все же вспомнил, что человеческое тело у них одно на двоих, а, значит, и глаза тоже. Сложив крылья, которые еще секунду назад готовил для удара, ястреб нарочито глубоко впустил когти в кровоточащее плечо и грозно щелкнул клювом над самым ухом. Арир даже не скривился, все так же глядя на озерную гладь.