С волком жить - ястребом летать

С волком жить - ястребом летать

— Объясни мне, почему мы вообще туда идем? — в очередной раз уточнил Калил, протягивая руки к костру. Пламя танцевало знатно, вздымая в ночное небо, полное звезд, сонмы искр, и в качестве платы за танец, с жадностью льнуло к сухим поленьям, раздобытым спутником Калила еще до того, как исчезли последние лучи солнца, и они в очередной раз поменялись с ним местами, разделив одно человеческое обличие на двоих.

Последние несколько месяцев, смотреть на себя в зеркала или в воду Калил остерегался. Его нынешняя внешность была гремучей смесью той, что была когда-то, и той, что, судя по всему, носил до всего произошедшего с ними Арир, отныне приговоренные скитаться вместе с ним.

— Это проклятие, — как не странно, Арир даже не зарычал, хотя еще месяц назад бросался на Калила при каждом удобном случае, особенно, когда снова оказывался в теле зверя. — Нам нужно снять его. — И тут же в голосе медно-рыжего волка , что лежал с другой стороны костра, свернувшись компактным клубком, прозвучали ехидные нотки, — И не говори, что я не объяснял тебе уже тысячу раз. Зачем спрашиваешь, если и так знаешь?

— Эх! — тяжко вздохнул Калил и откинулся на спину, глядя в запредельное черное небо, закинул руки за голову, снова вздохнул, — Скучаю. Потому и спрашиваю. Ты днем хоть можешь наговориться со встречными, а мне что прикажешь делать ночью?

— Спать. — Припечатал волк, поднял голову и прислушался, поставив уши торчком.

Разбираться, что там могло привлечь его внимание, Калилу было лениво, поэтому он снова сосредоточился на звездном небе, размышляя о том, что даже днем его спутника нельзя было обвинить в говорливости. Арир вообще представлялся ему донельзя мрачной личностью и раздражал с самого первого дня знакомства. Но за недели совместных странствий и поисков, Калил уже как-то научился мириться с его угрюмостью и порой угнетающим молчанием.

— А ты уверен, что ведунья эта, сможет снять проклятье?

— Ей и не надо ничего снимать, — с голосе волка прозвучали рыкающие нотки раздражения. Разговор уже незнамо какой раз повторялся по кругу. — Достаточно просто указать нам верный путь.

— То есть ты веришь, что мы сами сможем с ним справиться?

— А ты нет?

— Мы уже второй месяц делим одно обличие на двоих. Меня тошнит от неба и крыльев, от полевых мышей, которых я вижу с такого расстояния, что вам, сударь, и не снилось, но, маргезм меня раздери, мы так и не продвинулись к решению нашей проблемы, сколько бы не метались между магами, чародейками и прочей нечистью!

— Маги и чародеи не нечисть, — обронил рыжий волк, глядя в сторону.

Не то чтобы он на самом деле защищал магов, они, порой, и его довольно сильно раздражали своими неизменными попытками замаскировать незнание за умным видом и хитросплетением бессмысленных, если копнуть поглубже, фраз. Но он не любил, когда вещи называют не своими именами.

— А мы с тобой? — неожиданно заинтересовался Калил, перевернулся нЮ бок и попытался рассмотреть спутника за всполохами костра, — Мы с тобой теперь нечисть?

— Нет. — Отрезал тот.

— Да? Но мы ведь теперь вроде как оборотни. Чем не нечисть?

— Всем.

— Какое же ты все же бука! — обиженно протянул Калил и снова перекатился на спину.

И почему жизнь и случай свели его именно с этим угрюмым типом. Он даже не знал, как тот выглядел до проклятья, что так некстати пало на них. Ничего о нем не знал, кроме того, что человеческое обличие у них теперь было одно на двоих, у Калила на ночь, а у Агрира на день, от восхода до захода солнца, в другое же время один летал в небесах ястребом, второй бегал по земле волком. А хотел бы узнать? Теперь, наверное, уже хотел. Вот только Агрир все так же отмалчивался, и все расспросы о личном пресекал на корню. Зануда! — думал о нем Калил и развлекал себя догадками, одна немыслимее другой. А что, чем не развлечение бессонными ночами? Хотя, о себе он тоже предпочитал лишний раз не распространяться, так, на всякий случай, мало ли что ждет их вперед.

А в самое ближайшее время ждала их, в частности, ведунья, живущая на дальнем, северном оконечье Моранского леса, у самых Птичьих скал, за которыми начиналось суровое Северное море, что омывало своими темными волнами берега Королевства Валир. Калила, к слову сказать, родины. Где родился Арир узнать так и не удалось. Но мальчишку-вора это не очень расстраивало. Хотя это имя — "Арир" — наталкивало на некоторые размышления. В переводе с сурменского это означает "медный". Может быть парень из небольшого, но воинственного княжества Сурмен, что лежало за Лабиринтом крольчих нор? Хотя, более ли менее разобравшись в спутнике, Калил прекрасно осознавал, что гадать в его случае бесполезно. Сурменский был древним языком, говорят, достался он сурменам еще с тех времен, когда магия мира только зарождалась и боги разгуливали по земле, так же, как нынче шастают по дорогам и весям залетные эльфы. Так что, мало ли что, значит это имя. И мало ли кто, мог дать его Ариру.

В очередной раз вспомнился тот древний храм, с которого начались их странствия, в пока еще тщетной попытке найти способ снять проклятие, что пало на них, когда Калил, по своей неосторожности попытался вытащить из скипетра, намертво вмурованного в руки древней, поросшей мхом статуи ярко-синий камень. А Арир, бог весь, как оказавшийся в этом забытом, заброшенном храме, попытался его остановить. Правда, не преуспел. Мальчишка-вор, как нарек его суровый воин, прячущий свое лицо под капюшоном ярко-красного плаща с зеленым подбоем, ухитрился успеть до того, как его парные серпы, отрубили несчастной статуи (кажется, это была некогда прекрасная дева) обе руки. Да, по части уворачиваний от колюще-режущих предметов, Калилу не было равных. Он бы, возможно, еще долго танцевал вокруг долговязого война с чудным оружием в руках странный танец прыжков и уверток, но в небе грянул гром, и в пролом в потолке храма хлынул потоком дождь, омывший их обоих. И все.

Дождь кончился так же внезапно, как и начался. Луна осветила две скорчившиеся на полу фигуры, потерявшиеся в пространстве и времени на бесконечно долгий миг. Потом Калил очнулся, вскочил, спрятал утащенный все же камень в котомку и умчался, необорачиваясь и стараясь на думать о том, почему на полу рядом с ним скорчился не парень в плаще, а рыжий волк и почему он такими дикими глазами смотрел ему вслед, даже не пытаясь цапнуть за пятку. Почему Арир этого не сделал, стало ясно уже наутро, когда Калил неожиданно обнаружил, что руки начали покрываться перьями, а тело усыхать. Волк вышел к нему сам и в краткий миг при переходе из одного тела в другое, они имели возможность наблюдать, как Арир становиться человеком, а Калил превращается в птицу. Так началось их путешествие. И видят боги, как же, порой, этим двоим, хотелось попросту переубивать друг друга.

Они пробовали расходиться, но каждый раз ноги сами приносили их туда, где они снова встречались. Потому что стоило им отдалиться, как оба, не в зависимости светило ли солнце на небе или луна, лишались человеческой ипостаси и приходилось со всех лап и крыльев нестись обратно, на встречу друг другу. Это раздражало. Поначалу. Потом, стало угнетать, особенно Калила. Он был юным, ветреным и дерзким. И любое ущемление своих прав и свобод воспринимал как личное оскорбление. Арир был спокойнее, переносил все стоически, но Калил иногда его просто бесил так, что не редко в ход шли клыки. Днем мальчишку-вора достать с неба было весьма проблематично, ночью же бедняге ни раз приходилось до утра просиживать на дереве, на которое его загонял взбешенный очередной выходкой Арир.

Все маги разводили руками, чародейки гадали на костях летучих мышей, кофейной гущи и прочей мутате, но не могли сказать ровным счетом ничего конкретного. Они, возможно, давно бы отчаялись, но оба были слишком упрямы, чтобы так просто сдаться. Поэтому продолжали поиски. И, как утверждал Арир, кажется, нашли. Почему он раньше не вспомнил об этой ведуньи, рыжий тЮк и не признался, как бы Калил его не пытал. Вору пришлось смириться. В конечном итоге, выбор-то у него был не велик. Вот они и топали по направлению к птичьим скалам, какой уже день. Если верить внутренней карте Калила, им осталось еще сутки пути. Завтра к ночи дойдут, разумеется, если им в очередной раз не попадется нЮ пути какой-нибудь завалящий огр, которые, если верить книгам, давным-давно вымерли, но тот, на которого они наткнулись двое суток назад, для окаменелости был подозрительно живым и жадным до человеческой плоти.

Арир бился с ним насмерть, пока Калилу, милой пташкой восседающему на одной из веток, что простирали над полем боя близлежащие деревья, надоело прикидываться послушным мальчиком, и он не бросил в огра сгусток огня, породив его взмахом крыльев. Огр бесславно почил. Такой огонь не всякий маг был способен породить. Но мальчишка не был магом. Под давлением Арира, давшего клятву, на крови (эффектное прокусывание большого пальца левой руки Калила особенно впечатлило), что загрызет его во сне, не взирая на возможные последствия от проклятия, если мелкий засранец не расскажет ему, откуда в его теле такая мощь, пришлось расколоться.

Это был особый дар. Способность. Её нельзя было развить, с ней можно было только родиться. Калилу с детства был подвластен огонь, и простой, рыжий, и, что куда интереснее, магический, синий. Говорил он об этом быстро, вскользь, но уж больно угрюмо молчал при этом Арир, словно мотал на ус и делал какие-то свои выводы. Спросил только об одном. Почему Калил не попытался применить к нему этот самый огонь в том злополучном храме. Мальчишка стушевался, снова вспорхнул на ветку, прошелся по ней на птичьих лапах туда, обратно. Признался с неохотой. Убивать не люблю и не умею. Радуйся.

Арир, кажется, не обрадовался. Замолчал на целый день, но лицо у него сделалось таким задумчивым, а в глазах появилось какое-то странное выражение, так что Калил, несмотря на всю бесшабашность, подкалывать его не стал и вообще, предпочел весь день провести в небе, паря над колыхающимся под рукой ветра лиственным морем и изредка подныривая под кроны деревьев, чтобы обнаружить, что на второго, такого же огра, его спутник нарваться еще не успел.

— Арир, — позвал он, жуя какую-то сорванную под боком травинку.

Тот не ответил, но Калил знал, что услышал.

— Я в паре часов восточнее, видел озеро. Сходим перед рассветом?

— Зачем?

— Искупаться хочу.

— В рассветной, ледяной воде?

— Подогрею. Мне не трудно, — улыбнулся ночному небу вор, перекатывая травинку из одного уголка губ в другой. Звезды заслонила рыжая волчья морда, нависнув над ним вверх тормашками.

— Рассказал мне свою тайну и решил, что можешь доверять? — прозвучало грубо.

— А почему нет? Я ведь даже безмятежно сплю иногда, когда ты сопишь рядом, а ты сам лезешь обниматься, когда ночь особенно холодна, — мальчишка вор, сейчас выглядящий куда старше, расплылся в совсем мальчишеской улыбке.

— Не хочу, чтобы проклятье стало вечным и не снимаемым, когда ты окочуришься от воспаления легких! — зарычал Арир и в противовес собственному недовольству, улегся позади него, согревая теплым, шерстяным боком спину, когда Калил снова перекатился лицом к костру.

— Я не доверяю тебе, не обольщайся. — Прошептал мальчишка, стискивая в пальцах траву рядом с одеялом и поджимая к груди ноги, — И не стану доверять, даже если тебе этого очень сильно захочется.

— Взаимно. — Припечатал волк со спины, но мальчишка его словно бы не слышал.

— Однажды доверял беззаветно. Не повезло.

Арир, приподняв с земли рыжую волчью морду, заинтересовался таким поворотом разговора. Помолчал и все же спросил.

— Обжегся?

— Я не могу обжечься, совсем. Мы дружим с огнем, он никогда меня не обижает. — Поддавшись ностальгии, Калил признался еще в одной особенности своего дара.

— Напоролся на предательство? — Арир, зевнув и выкатив из пасти широкий язык, предал вопросу более конкретную формулировку.

— Что-то вроде того. Но... я не хочу об этом.

— Так не говори, — бросил волк и прижался к спине мальчишки теснее.

— И после этого ты будешь мне говорить, что не обжимаешься со мной? — тут же последовал ехидный вопрос.

— Не с тобой, а с собой. Тело-то у нас одно на двоих. И я не хочу простудиться.

— Ага. Рассказывай! Извращенец рыжий!

— Покусаю, — беззлобно пообещал волк и снова зевнул.

Мальчишка не преминул зевнуть следом. Зевание — вообще заразное дело.

— Так разбудишь меня перед рассветом?

— Разбужу.

— А то я... то есть мы, уже воняем.

— Угу. Спи.

Но вор уже провалился в дрему, а за ней и в крепкий, здоровый сон. Бояться ему в ночи было нечего, с такой-то рыжей охраной.

Вода и правда была холодной. Но Калил предпочел сначала нырнуть, так, чтобы сердце ухнуло куда-то в желудок от испытанного организмом шока, и лишь потом призвал огонь, что всегда томился к нем, где-то в области солнечного сплетения. В человеческом теле, смешавшем в себе обличие их с Ариром обоих, это получилось несколько иначе и слабее, чем в своем собственном, но Калил посчитал, что это мелочи, плескаясь в водичке, ставшей теплой, как парное молоко, и наслаждаясь свежестью предутреннего воздуха. До озера он добирался на мощной волчьей спине. Арир, проявив непонятную пока заботу, разбудил его позже, чем следовало, а в ответ на горестные вздохи, предложил прокатиться. Разумеется, Калил не отказался оседлать его. Поклажи у них с собой было не много, так что кратковременная поездка, однозначно, удалась. Калил даже поймал себя на мысли, что это просто невероятно приятно, зарываться лицом с густую рыжую шерсть, низко пригибаясь к волчьей холке, чтобы ветви не задевали лицо.

Арир остался на берегу, но Калил всем телом ощущал на себе его взгляд. Волк наблюдал за ним. Непонятно зачем, но было что-то в этом взгляде выжидающего. Чего он ждет? — лениво размышлял плещущийся в озере Калил, но ответа не было, а искать его самому было еще ленивее, чем спрашивать об этом вслух. Поэтому он, наплававшись, выбрался на берег, потянулся, привстав на носочки и закинув руки за голову, бросил на немного расслабившегося волка игривый взгляд и, поддавшись порыву, уже чувствуя на спине первые лучи восходящего солнца, обернулся к озерной глади и резко застыл, не замечая, как кожу прорезают ястребиные перья. Резко повернулся к Ариру и успел заметить в волчьих глазах понимание, вот только отреагировать не успел. В воздух подняли птичьи крылья, оставив на берегу все в том же теле совсем другого человека. Точнее, теперь не мешало бы задать несколько иной вопрос. Человека ли?

— Ты видел, — глядя на озеро, обронил Арир, не спеша одеваться, несмотря на то, что кожа быстро покрылась мурашками, утреннее солнце заспанное и ленивое, не спешило её согреть.

Калил не сказал ни слова, но слетел с ветки, на которую вознесся все еще прибывая в легком шоке от открытия, и впился когтистыми лапами в обнаженное плечо. Первым желанием было выклевать глаза этой твари, что все это время так искусно притворялась чуть ли не другом. Хорошо, что он все же вспомнил, что человеческое тело у них одно на двоих, а, значит, и глаза тоже. Сложив крылья, которые еще секунду назад готовил для удара, ястреб нарочито глубоко впустил когти в кровоточащее плечо и грозно щелкнул клювом над самым ухом. Арир даже не скривился, все так же глядя на озерную гладь.

Молчали. Долго. Кажется, целую вечность. Ястреб не выдержал первым.

— Ты — сама смерть. Ненавижу тебя, — прошипел он, но, как не странно, ненависти в его словах Арир не услышал. Была усталость, какая-то трогательная детская обида и прорывающееся в клекоте отчаяние.

— Я всего лишь проводник воли богов.

— Так, значит, там, в храме, ты приходил за мной?

— Да.

— Но я не почувствовал твоей тени.

— А я не понял, что ты одарен. И что с того?

— Но ты ангел смерти, ты... вы от тени своей неотделимы и... — ястреб запнулся. — Постой, а как ты вообще...

— Подпал под проклятие? — Арир позволил себе кривую усмешку, — Сам не знаю.

— А ведунья она... ты почему о ней сразу не сказал?

— Потому что людям о ней знать вроде как не положено.

— То есть, как только проклятье спадет, ты меня...

— Нет. Не думаю.

— С чего это вдруг?

— Просто так.

— А воля богов?

— Только их воля, — как-то неопределенно откликнулся Арир и шагнул в воду. — Если не хочешь подмочить перышки, лучше посиди на берегу.

— Я уже вымыл нас, — возмутился ястреб, не до конца осознавший, в какой на самом деле переплет угодил.

— А потом сам же и запачкал, — фыркнул на это Арир и с какой-то непонятной мстительностью уточнил, — Кровью. Так что слезай...

Ястреб вспорхнул и приземлился на берег. Смывший с плеча кровь, которая остановилась подозрительно быстро, Арир выбрался из воды и застал Калила нахохлившимся, как индюшка, у которой утащили индюшонка. И меньше всего мальчишка-вор, пребывающий в птичьем теле, мог ожидать, что он запрокинет голову и громко, раскатисто рассмеется. Стало совсем обидно, он резко взмахнул крыльями и взмыл в небо. Видеть этого гада было тошно. И как он мог быть таким слепым? Как?! Ведь татуировку во всю спину не так-то просто не заметить. А он не замечал. Сколько бы они не останавливались на постоялых дворах и в трактирах, сколько бы он не принимал ванну, сколько бы не щеголял с голым торсом перед веселыми селянками, прибегавшими скрасить ночь симпатичного чужака. Так, стоп, а они-то почему её не замечали? Или замечали, но не говорили об этом? Хотя, Калил примерил к себе, и пришел к выводу, что даже если бы смысл замысловатых узоров был ему неизвестен, он бы непременно задал вопрос или хоть что-нибудь сказал. Чтобы это значило?

Конечно, проще всего было бы спуститься вниз и конкретно расспросить Арира, хотя Калил и сомневался, что тот ответит. Так, стоп. А сам-то он своим знанием мог выдать свое истинное происхождение? Да, нет. Мало ли откуда он мог узнать об ангелах смерти и их татуировках, в которых они прятали свою тень. То, почему сейчас она выглядела обычной, человеческой объяснялось легко. Тело у них было одно на двоих и, судя по тому, как был ограничен дар самого Калила, способности ангела тоже, скорей всего, проявлялись весьма странно.

Кто такие ангелы смерти? Древняя раса воинов, которым, по легендам и слухам, давалось в руки оружие, выкованное самими богами, и которые приходили за душами тех, кого боги решили призвать в свои чертоги. То есть избранных, которыми становились либо преступники, либо, наоборот, праведники. Первых, земля устала носить, а боги терпеть, последних и там, в божественных чертогах, не хватало. Каких только небылиц о них не рассказывали! Достаточно лишь упомянуть, что ангелы смерти были непременным атрибутом любой мало-мальски известной легенды, а уж сколько раз они упоминались в детских сказках, передающихся из уст в уста, и не счесть. Очень не многие могли похвастаться тем, что знали о них что-то по-настоящему ценное, правду, пусть и не всю. Калил был одним из таких людей. То рассказывать Ариру каким образом обычный на вид мальчишка-вор вошел в круг избранных и посвященных, он не желал категорически. Поэтому спустился с небес лишь тогда, когда увидел, на горизонте скалы и чутким слухом сокола услышал, как за ними, еще далеко, но уже громко, колышется и шумит вечно холодное море.

Арир остановился на привал, поймал кролика, освежевал и сейчас активно зажаривал над костром, насадив выпотрошенную тушку на небольшую палочку.

— Зачем тебе еда? — спросил Калил, приземлившись на землю рядом с ним.

— Не мне. Тебе. — С какой-то настораживающей мягкостью поправил ангел смерти, — Моему телу она действительно не нужна, но это тело не мое. Оно наше общее.

— И все равно не понимаю, как ты попал под это проклятье, — пробормотал Калил, делая вид, что чистит перышки. На самом деле он отчаянно пытался придумать, как теперь ему себя с ним вести. Пока не придумывалось.

— Зачем гадать? — легкомысленно обронил Арир, вгрызаясь в обжигающе горячее мясо.

— А мне?! — прозвучало возмущенно и так привычно, что ангел смерти улыбнулся жирными губами и протянул ястребу половину тушки, разорвав её руками.

Птица довольно заворковала и принялась с энтузиазмом клевать предложенное угощение. Было вкусно. Вкуснее, чем мыши, это точно.

— Я добавил травки, — словно прочитав его мысли, обронил Арир, почти прикончивший свою порцию.

— Угу...мф! — невнятно отозвался Калил, то и дело косясь в его сторону.

Арир вытер руки о траву, потом полил водой из фляги, прыснул немного себе на ладонь и, сложив её ковшиком, протянул птице. Калил отвернулся. Хотя раньше, не редко пил у него с рук. В глазах Арира появился какой-то ехидный блеск. А потом прозвучал вызов.

— Не хочешь так, ладно, — словно между прочим, обронил ангел смерти, вылил воду на землю. — А так, не сдрейфишь? — Сделал из фляги большой глоток и демонстративно запрокинул голову, приоткрывая рот и удерживая в нем воду.

Калил моргнул. Он ведь шутит? Но в скошенных на него глазах этого обаятельного монстра искрилась насмешка и теплился вывоз. Ястреб, если бы мог, насупился, как воробей под дождем. Но это было выше его достоинства. Он решился. Играть, так по крупному, погибать, так с музыкой.

Осторожно цепляясь птичьими, когтистыми лапами за его одежду, он подобрался к предложенной емкости для питья. Еще раз глянул в насмешливые глаза, наклонил клюв и принялся пить прямо у него изо рта. Ангел улыбался одними глазами. Напившись, ястреб так же осторожно попытался слезть на землю, но его обхватили обоими руками и не пустили. Подняли на уровень лица.

— Ты смелый и дерзкий, это подкупает.

— А ты гад, — припечатал вор, поджимая птичьи лапы, — Но обаятельный, этого не отнять. — С неохотой признал он.

— И что это значит?

И тогда Калил ответил честно.

— Что, как только проклятие спадет, я попытаюсь убить тебя.

С лица Арира слетела вся легкомысленность. Ангел нахмурился.

— Думаешь, тебе удастся?

— Вряд ли, — припечатал ястреб, — Но я все равно попытаюсь.

— Почему?

— Ты — ангел смерти.

— Только поэтому?

— Да.

— А то, что это я?

— Не имеет значение, — отрезал Калил и его поставили на землю.

Вор отвернулся. Уверенности в собственных словах у него не было никакой. Но поступить иначе он не мог. Даже не представлял, что выберет другой путь. Ангелы смерти подлежали скорейшему уничтожению, по крайней мере попытке уничтожить. Они были отвратительны, они убивали, не внимая мольбам, убивали ссылаясь на волю богов, без объяснения причин, потому что были марионетками, потому что никогда не имели собственной воли, убивали ради тех, о ком, зачастую, люди уже и не помнили, кому уже и не поклонялись. Ради тех, кому на смену давно уже пришли другие, менее кровавые боги, больше не требующие человеческих жертв, но бессмертные, карающие ангелы, продолжали убивать. И это было отвратительно. Просто мерзко — лить жертвенную кровь на давно уже покрывшиеся пылью алтари. Их боялись и ненавидели. Ими в сказках пугали детей. И опасались поминать в слух в местах, где раньше высились древние храмы. Боялись, накликать беду. А еще, все по тем же сказкам, легендам, не подтвержденным слухам, на территории всех королевств сразу действовал древний тайный орден Охотников на Смерть, и только тем, кто прошел посвящение в охотники и был награжден отличительным знаком — трехконечной звездой, было под силу убить кого-нибудь из созданий тьмы, что наводили ужас на обывателей.

Поэтому у Калила с ангелами смерти были свои счеты, и он собирался их свести, пусть и в образе ангела предстанет Арир, который ему еще вчера уже начал нравится, пусть даже это безрассудство, пусть даже верная смерть.

Ведунья человеком не рождалась, но и нелюдем не была. Как? Легко. Ведуньей Арир назвал дерево, древнее, как сам мир. По крайней мере таковым оно показалось Калилу. Он опустился на одну из узловатых ветвей и принялся с любопытством первооткрывателя изучать снаружи обычные, зеленые, а с изнаночной стороны — серебряные листья. Арир улыбался ему снизу. Они вышли из леса неожиданно и оказались на высоком скалистом берегу. Если бы Калил не летел по воздуху ястребом, не сразу бы заметил, что поросший густой, шелковистой травой луг обрывается прямо в бездну, из которой бьет по ушам гул моря, стонущего у каменных, отвесных скал. Дерево-ведунья росло одиноко, отдельно от леса, из которого они вышли, обособленно и как-то странно, ветвями в одну, закатную сторону, словно тянулось за ускользающим из мира солнцем. На одной из этих веток и расположился сложивший крылья Калил.

— И что это за ведунья такая? — раздался сверху ястребиный голосок.

— Просто ведунья. Хранительница знаний мира.

— То есть нормально, что о дереве в женском роде? — полюбопытствовал Калил и в ту же минуту чуть не сорвался с облюбованной ветки, но в последний момент успел повиснуть на руках. — Эй! — возмущенно завопил он, ветка была высока, внизу ухмылялся от уха до уха совсем незнакомый парень с серебряными, но не седыми волосами, и красными глазами. Кажется, Арир в первоначальном своем виде был альбиносом. И куда, спрашивается, девалась вся волчья рыжесть?

— А ты не обижал бы ведунью, тогда и не пришлось бы висеть вот так, — насмешливо объявил ангел смерти, и Калилу только и оставалось, что скрипнуть зубами, особенно, когда тот предложил. — Прыгай, я поймаю, — и демонстративно подставил руки.

Но мальчишка-вор не спешил воспользоваться дельным предложением. Все так же хватался за ветку, перехватывался, потому что руки уже начали уставать, а зацепиться за что-либо еще и ногами совершенно не получалось. Можно было, конечно, повиснуть вверх тормашками, но чтобы это дало?

— Калил кончай дурить, — голос Арира прозвучал требовательно и строго. — Ты же не собираешься прямо там свить себе гнездо?

— Отчего это не собираюсь? Очень даже... — запальчиво начал мальчишка, и чуть не сорвался, когда прямо из ствола вылезла девушка с зелеными волосами и в одеждах, которых, считай, что не было. Полупрозрачная сорочка-платьишко не в счет.

— Не стоит, — с милой улыбкой обронила она и по одному, все так же сладенько улыбаясь и сверкая фиалковыми глазами, разжала пальцы вора, которыми он хватался за ветку. Мальчишка сорвался и, скорей всего, мог довольно сильно пострадать, если бы его не вынули из воздуха сильные руки ангела смерти.

— Это все ты! — зашипел вор, соскакивая на землю. — Ты все подстроил!

— И в мыслях не было, — обронил Арир и посмотрел куда-то ему за спину.

Калил вздохнул, пообещав себе, что с этим гадом он еще разберется, и обернулся. Все та же девушка стояла, держась рукой за ствол дерева, и улыбалась им обоим почти ласково.

— Как так вышло, что мы снова стали сами собой? Это все ты, да? — вопросил вор требовательно и раздраженно.

— Какой не почтительный у тебя мальчик, Арирси К'Аминер.

— Он не мой, Серебряная.

— Да? Жаль-жаль, проклятье-то вам интересное попалось. Давно я таких не встречала.

— Что значит интересное? — Калил снова попытался встрять в разговор старших, в том, что и ангел, и уж тем более ведунья, много старше его, сомневаться не приходилось.

— Всего лишь то, что, в вашем случае, снять его можно только сумев договориться между собой полюбовно.

— Полюбовно — это как? — в душе вора поселилось смятение, уж больно лукавым сделался взгляд фиалковых глаз. Он глянул на Арира, что все еще стоял чуть позади него, и в душу закрались еще большие подозрения, уж больно серьезно и сосредоточенно смотрел на ведунью ангел смерти.

— А это, как сами придумаете, — промурлыкала ведунья, — Могу лишь сказать, что моя магия сможет блокировать ваше проклятье лишь до рассвета, с первыми лучами солнца сила моя уменьшится и вы снова разделите одно тело на двоих, если, конечно, не сумеете к тому времени избавиться от проклятия. — Она перевела взгляд на Арира и заблаговременно предупредила, — Нет, повторно оградить вас от него я не смогу. Так что, у вас только эта ночь.

— Как конкретно звучит этот способ снятия проклятья? — уточнил Арир, и ведунья рассмеялась, как девчонка.

— Ну, надо же, не думала, что ты когда-нибудь стребуешь с меня классическую формулировку. Ты же не любишь непонятки и лишнюю воду в древних пророчествах и предсказаниях, темный князь.

— Твоя формулировка была не намного конкретнее, — обронил тот, проигнорировав косой взгляд Калила, который, похоже, и про то, кто такие темные князья тоже знал. Хотя откуда, Арир и предполагать не решался, проще было потом прижать к стенке этого негодника и вытрясти всю правду, но уже без свидетелей.

— Думаешь? — насмешливо уточнила ведунья.

— Уверен.

— Зря. Я сказала вполне конкретно, — Бросила ведунья, запрокинула голову к небу, окрашенному в закатные цвета, и прогремела на всю поляну страшным, замогильным голосом, совершенно не вяжущимся с образом хрупкой девушки. — Только любовь и смирение с чувствами и чаяниями друг друга приведет к спасению. Только воссоединение двух сущностей разделенного, но не делимого, на алтаре любви развеет чары, позволит стать снова разным то, что было единым. — И исчезла, по всей видимости, снова вернувшись в дерево.

Арир долго хмурился, не сразу заметив, что Калил начал раздеваться. Сначала стянул мягкие полусапожки, снял с запястий несколько браслетов, у каждого из которых был свой секрет, потом скинул на землю куртку, оставшись в одной кремовой рубашке с искусной вышивкой на вороте и тонким плетением шнуровки у горла. Теперь, как понял Арир, очнувшийся от раздумий как раз в тот момент, когда вор взялся расстегивать широкий, расшитый бисером пояс, на котором крепился кошель и несколько кожаных мешочках пока неясного назначения, на нем остались только штаны.

— Что ты делаешь?

— Ты не понял? — окрысился тот и вскинул на ангела взгляд, полный ненависти, — Нам только и нужно "воссоединиться на алтаре любви", — процитировал он ведунью и отшвырнул пояс в сторону остальных своих вещей.

— И чтобы это по-твоему значило? — Арир вопросительно выгнул тонкую, белую бровь.

Карир вздохнул, ненависть исчезла из его взгляда, который как-то внезапно потух, став пустым и безликим. Голос мальчишки прозвучал тихо и устало.

— Нам просто нужно переспать, — а дальше он вверг темного князя в легкий ступор, когда попросил, пожалуй, впервые за все их путешествие, — Пожалуйста, давай закончим с этим побыстрей. Я не желаю больше становиться птицей.

— А что желаешь? Умереть от моих клинков? — голос ангела прозвучал холодно и отстраненно.

— А что если и так? — мальчишка вскинул глаза, но прежнего огня в них не было.

— Да? А, может быть, тебе не терпится заполучить меня в свою коллекцию личных побед?

— Что? — протянул мальчишка, вспыхнув от возмущения, как свечка, щеки окрасил едва заметный на смуглой коже румянец. — С чего ты вообще взял, что я что-то там коллекционирую?

— А это не ты ли записывал в специальную книжечку имена всех девушек, которых успел затащить в постель, пока мы метались по стране в поисках помощи?

— Это... это ничего не значит!

— Да, неужели? — во взгляде ангела было столько скептицизма, что мальчишка смутился и отвел глаза. Сказать было нечего. Девушек он, действительно, коллекционировал. Это казалось ему забавным. Мелочь, конечно, а приятно. Да и случайным любовницам, что трудно было отрицать, нравилось, что на утро он всегда помнил их имена, забывая их уже к полудню, но в момент пробуждения всегда.

— Я не сплю с мужчинами, — глядя в сторону скал, пробормотал мальчишка, внизу, где-то под ними, волнами билось о камни холодное море. — Да, и какая разница! Даже если сплю, это просто нужно для дела, вот и все.

Арир на это ничего не сказал, шагнул к нему вплотную, с силой сжал пальцами подбородок и, повернув его лицо к себе, заглянул в глаза. Мальчишка изначально, еще с того богами забытого храма, казался ему очень странным для вольно промышляющего вора. К тому же, дерзость его была, что удивительно, заразительной. Ему нельзя было отказать в обаянии и смекалке, но в тоже время чувствовался в нем какой-то внутренний стержень, который чрезвычайно импонировал. Ну и, конечно, его внешность. Арир для себя это определил так. Слишком красив, чтобы родиться в семье крестьян или горожан среднего достатка. Слишком необычный разрез глаз, чтобы не задуматься о его дальнем родстве с эльфами, слишком правильной человеческой формы ушные раковины, чтобы не отмести все предыдущие мысли о родстве с остроухими, слишком мягкие для мужчины волосы, шелковистые, струящиеся по плечам красивой, пепельной волной. Изящные руки, правильные черты лица, прямой нос, с совсем немного вздернутым к верху кончиком, полные, совсем девчачьи губы. Но все же не было в его мордашке той смазливости, что делает некоторых мужчин похожими на женщин. Не было, и это тоже нравилось Ариру, который понимал, что смотреть на мальчишку как минимум приятно, но это вовсе не значило, что он был морально готов сделать то, что тот предлагал.

— Ну, что ты смотришь? — голос Калила прозвучал раздраженно, он отстранил его руку от своего лица и отвернулся, — Может быть, уже приступим?

— Может быть, — неопределенно отозвался ангел, — А если ты ошибаешься, и "воссоединение на алтаре любви" это нечто другое?

— Может и ошибаюсь, — с неохотой признался тот, — Но что-то я не слышал, чтобы у тебя были другие варианты? — прозвучало с обвинением.

Арир растянул губы в хищной улыбке.

— Тогда снимай штаны и ложись. — В голосе сквозила грубость, он собирался проучить мальчишку, ожидая, что тот взбелениться и кинется на него.

Но тот неожиданно развязал завязки штанов на поясе, те легко соскользнули по стройным ногам на землю. Не поднимая глаз вор опустился на собственную куртку, расстеленную на траве, прижал ноги к груди и обхватил колени руками. Поднял глаза. И выглядел в этот момент таким маленьким, но ни разу не жалким. Просто юным, слишком юным для той дерзости, что он так отчаянно демонстрировал в этом не простом путешествии, и красивым. Арир хотел отшутиться и замять неловкую ситуацию, отказаться от опрометчивых слов, но не стал. Мальчишка смотрел на него настороженно, но в тоже время с какой-то совершенно не свойственной ему покорностью.

— К чему такая спешка... и жертвы? — тихо спросил Арир, присоединяясь к нему на земле.

— Хочу избавиться от тебя. Хочу снова стать свободным, — пробормотал Калил, медленно откидываясь на спину и утягивая ангела, которого успел схватить за предплечье, за собой.

Тот опустился сверху, навис над ним на руках, всмотрелся в глаза. Темно-зеленые, растерянные. За спиной догорал закат, его отсветы танцевали где-то в глубине зрачков мальчишки, и Арир удивляя себя самого подсунул ладонь под пепельноволосую голову и как-то виновато улыбнулся. Калил прикрыл глаза светлыми ресницами. Словно маленький мальчик. Спрятавшийся в домик. Если не видно то и не страшно, так? И пробормотал, отвернувшись.

— Чего ты тянешь?

— А чего ты ждешь?

— Ты прекрасно знаешь, что...

— Извини, но пока по одному твоему хотению не получится. — Почти развеселившись, произнес ангел смерти, и мальчишка-вор гневно воззрился на него снизу.

— И что это значит? Мы же договорились!

— И как ты себе это представляешь? — невинно осведомился Арир, — У меня не стоит на мальчиков, пусть они и дивно как хороши. Кстати, — он пропустил между ними руку и провел ладонью по его промежности. Калил застыл под ним, даже дышать забыв. — У тебя та жа проблема.

— Вовсе не та жа, — заупрямился Калил, чувствуя себя крайне глупо, но отступать не собирался, в очередной раз демонстрируя просто ослиное упрямство. — Мне это совсем не обязательно!

— Да, неужели? — Арир нахмурился, — То есть ты предлагаешь, чтобы я отдувался за двоих? Тогда давай наоборот.

— Что?

— К тому же, я почти не чувствителен к физической боли, она, порой, мне даже приятна, поэтому будет проще, если в твоем плане мы произведем небольшую рокировку.

— Ага. Уже побежали! — рыкнул на это Калил и с силой толкнул его в плечо. Арир даже не шелохнулся, испепеляя его взглядом.

— Ты хоть понимаешь, что я тебя порву как стая голодных бандерлогов банан?

— Без смазки порвешь, но у меня крем есть, — голос мальчишки дрогнул, похоже, воображение у него было богатым. Но Арир сел на пятки, позволяя ему выбраться из-под себя и дотянуться до того самого пояса с мешочками непонятного назначения. Из одного из них он и вытащил небольшой флакон темно-коричневого стекла. Передал ангелу смерти и опять откинулся на спину, глядя, как все еще сидящий Арир отворачивает крышку и с подозрением принюхивается.

— Что это?

— Заживляющая мазь, по-моему должно подойти, — глядя в сторону, пробормотал вор.

— С обезболивающим эффектом?

— Да.

— Хорошо, — благосклонно откликнулся ангел смерти, — Но это не решает основной нашей проблемы. К тому же, я все равно не понимаю, почему ты не хочешь...

— Иди сюда. — Неожиданно позвал мальчишка и протянул к нему руку. Арир выгнул бровь, но отложил флакон с мазью в траву и снова накрыл его собой. Калил попытался улыбнуться. — Сейчас попробуем решить и её.

Поднял руку, зарылся пальцами в волосы у него на затылке и пригнул к себе. Выдохнул в губы, словно перед прыжком в ледяную воду, и поцеловал. Умело, не спеша, искусно разыгрывая страсть. Но Арир не ответил. Целовать позволил, а принимать участие в поцелуе не стал.

— Здесь не холодно, — прошептал он, когда слегка разочарованный мальчишка все же оторвался от него, — Давай снимем с тебя и рубашку тоже.

— Зачем? — голос прозвучал настороженно.

— Хочу тоже принять посильное участие в процессе, — откликнулся Арир, явно поддразнивая его.

— Не надо, — быстро выдохнул Калил и даже попытался одернуть рубашку.

Арир насторожился. Мальчишка явно пытался что-то скрыть.

— Тогда мой ответ — нет. — В голосе ангела прозвучали прохладные нотки.

— То есть проклятие ты снять не хочешь?

— Я вообще сомневаюсь, что быстрым перепихом можно хоть что-нибудь снять, кроме напряжения, которое, кстати, нам обоим не грозит. — Пробормотал ангел и ненавязчиво коснулся губами его скулы, потерся носом о щеку, как собака, точнее, в его случае волк, потом спустился к шее, провел языком под подбородком и замер, услышав тихий голос, в котором сквозила обреченность.

— Поцелуй меня в живот, там, если языком провести по пупочной впадине, почувствуешь.

Арир отстранился и попытался заглянуть ему в глаза. Но они были отчаянно зажмурены, а пальцы вора стискивали полы куртки, захватив в кулаки и несколько травинок.

Ангел осторожно выдохнул и, все еще глядя ему в лицо, повел рукой по боку. Обхватил бедро, заставил согнуть ногу в колене, снова коснулся губами шеи и лишь потом задрал рубашку до груди. Мальчишка застыл под ним, словно заледенев.

— Неужели твоя тайна так ужасна? — уточнил ангел, сползая вниз.

— Сейчас узнаешь, — хрипло пробормотал вор и распахнул глаза в вечернее небо, лишившееся солнца.

Арир больше ничего не стал говорить, обвел пальцем контур пупочной впадины, но ничего не почувствовал, надавил сильнее и снова ничего. И тогда, вняв совету, вжался в живот мальчишки лицом. Улыбнулся и повторил путь пальца языком, почувствовав сережку, которую до сих пор не видел, но уже отчетливо ощущал. Осталось определиться с формой, она была сложна. Но насчитав три луча, он отчетливо увидел перед внутренним взором звездочку. Прерывистый вздох вырвался сам собой.

Калил лежал не шевелясь, лишь дышал тихо-тихо и редко, словно боялся сделать лишний вздох. Арир подтянулся вверх, заслонил от него небо и посмотрел в глаза, в которых, что примечательно не было страха.

— Охотник, — со вкусом протянул князь, — И ты готов раздвинуть ноги передо мной?

— Если и раздвигать, то перед князем.

— Сомнительная честь.

— Не хуже прочих.

— Например? От какой чести ты подался в воры, Охотник?

— От собственной.

— Вот как?

— Давай займемся делом, а?

— Не спеши. — Покачал головой Арир, сместился, лег рядом и, подперев голову левой рукой, положил правую на впалый живот, накрыв ладонью хитрую сережку, скрытую в пупке особой магией, заложенной в ней.

Калил повернул к нему голову.

— Так мне быстро станет холодно, — предупредил он.

— Не станет, не беспокойся, — улыбнулся ему Арир и вернул разговор в прежнее русло, — Почему ты раскрыл тайну того, как можно найти на вас знак Ордена?

— Потому что у меня не было выбора.

— Был. Попробуй еще раз.

— Хорошо, — мальчишка отвернулся, — Я ушел из Ордена, теперь мне...

— Не ври. Из Ордена Охотников на Смерть нельзя уйти, тем более, твое тело все еще скрывает знак одного из них. Последний раз спрашиваю, почему?

— А если я не скажу, убьешь?

— Нет.

Мальчишка повернулся к нему, протянул руку, прижав ладонь к щеке.

— Пальцами почувствовать сережку нельзя, магия защищает от такого прикосновения. Только языком. Потому что такое Охотник может позволить только...

— Тому, кому доверят. Но в тебе нет ко мне доверия.

— У меня его ни к кому нет.

— Но было.

— Было.

— Ты из-за него ушел. Из-за человека, что предал твое доверие?

— Да.

— Что он сделал?

— Мне холодно, — вместо ответа прошептал вор и поднял вторую руку, — Иди ко мне. — Глаза его замерцали призрачным светом. Голос стал мягче и глубже. Князь, потянувшийся к его губам, почти купился на этот голос, но успел одернуть себя, до того, как коснулся губ.

— Пытаешься меня зачаровать?

— Пытаюсь уйти от ответа. Поможешь мне в этом? — и Калил улыбнулся, впервые за этот безумный вечер открытий и откровений подарив ему печальную, но искреннюю улыбку. — Давай избавимся от этого проклятия. Я верю, что у нас все получится.

— Думаешь, твоей веры хватит на нас двоих?

— Думаю, хватит.

— Хорошо. Потому что я не верю, но взять тебя на свое ложе, уже хочу.

Это было странно. Сначала пальцы, скользкие и непривычно нежные, несмотря на мозоли от парных, гнутых серпами мечей, вперемешку с поцелуями везде, где только успевали прикоснуться мягкие, обветренные губы. Потом немного колючие от пробивающейся щетины щеки, прижимающиеся то к животу, ставшему пугающе чувствительным, но к нежной коже с внутренней стороны бедра. Осторожно, осторожно и так медленно, что можно сойти с ума. Он задышал чаще, заметался, изнутри словно жглось что-то, просилось наружу. И рождались стоны, тягучие и протяжные, как эта ночь, что пала на разгоряченные тела шелковым покрывалом, скрывая от смущения и отгораживая от мира, полного голосов леса и шепота вол, бьющихся грудью о немилосердные скалы.

Подробности Калил помнил смутно, лишь какие-то смутные образы, и горячие губы везде, где даже, вроде бы не следовало, по крайней мере в том контексте, который свел их вместе в эту ночь. Вор открыл глаза и тут же зажмурился, когда их ослепило всходящее солнце. Вздохнул. Кажется, перья не растут, клюв не режется. Поперек груди его обнимала рука, а сзади прижималось чужое, теплое тело. Когда Арир успел накрыть их обоих одеялом, Калил не запомнил. Да и не все ли равно? Солнце выползло на небо из-за горизонта, явно намереваясь обосноваться там надолго. А трансформации до сих пор не произошло. Калил снова вздохнул и попытался обернуться.

— Лежи, не двигайся, — пробормотал Арир, сильнее прижимая его к себе и зарываясь лицом в длинные, спутавшиеся за ночь волосы.

— А если мне по нужде нужно?

— Тебе не нужно.

— Послушай, я...

— Мы повторим, — без вопросительных интонаций, обронил Арир, и Калил снова оказался на спине.

Глаза ангела смерти были до ужаса серьезны. К щеке прикоснулась тыльная сторона ладони. Мальчишка-вор сглотнул. Ангел попытался улыбнуться. Не получилось. Тогда он бросил это неблагодарное дело и просто уткнулся лицом ему в шею, целуя и снова пробуя смуглую кожу на вкус. Руки поднялись сами, обняли, прижали к себе.

— Мы ведь не сможем заниматься этим каждый раз, когда подойдет время для серьезных разговоров, — пробормотал Калил, скользя ладонями по обнаженной спине ангела.

Когда тот успел снять свой кожаный доспех и нижнюю рубашку, он не помнил. Но прикасаться к гладкой коже, слишком светлой по сравнению с его собственной, было приятно. Нет, не так, даже возбуждающе. Душу обожгли воспоминания. Как было больно, как было слишком много и невыносимо глубоко. Как толчки стали грубыми, резкими, как уже было невозможно остановиться. И как немели губы от поцелуев, пока руки хватались за широкие плечи и страшно было их отпускать.

— Я бы не отказался заниматься с тобой любовью столько раз, сколько ты попытаешься об этом заговорить.

— Напомни мне, ты боли не чувствуешь и, что же получается, совсем неутомим? — прозвучало как дружеское подтрунивание, и ангел поднял голову, чтобы убедиться в его искренности. Мальчишка-вор улыбался.

— Ты красивый, — неожиданно выдохнул князь и молодой Охотник расхохотался в голос, закинул одну ногу ему на талию и все еще улыбаясь, прошептал.

— Как банально, чувствую себя трактирной девкой.

— Не привередничай, — Арир шутя шлепнул его по бедру и лизнул в подбородок, — И почему нам с тобой в голову не пришло сделать это раньше?

— У меня спрашиваешь? Ты и вчера упорствовал до победного, — впиваясь пальцами в его зад и недвусмысленно вынуждая прижаться теснее, протянул Калил, которому, действительно, совсем не хотелось сейчас думать, только чувствовать и не помнить, не помнить и не знать ничего кроме этих горячих губ и сильных, требовательных рук.

— Упорствовал, — не стал отнекиваться ангел, — Но сейчас уже нет.

— Да... — как-то рассеянно откликнулся парень под ним и толкнулся бедрами навстречу.

Воин улыбнулся. Поцеловал его в обнаженное плечо и снова погрузился в уступчивое тело, принявшее его куда легче, чем в первый раз. Вор прогнулся в пояснице, насаживаясь сильнее, улыбнулся небу и глубоко, утробно застонал. И все повторилось.

Собирались обратно они уже под палящими лучами полдня. Отчего-то старались не смотреть друг на друга, отчего-то вместо обещанных разговоров молчали, отчего-то не хотели пятнать то, что между ними произошло, словами. Но поговорить было просто жизненно необходимо. Если бы не это, так и молчали бы до самого вечера и снова, под покровом ночи, занялись бы любовью, такой неправильной, такой безрассудной.

— Ну, что, мне доставать мечи? — спросил Арир, ожидая его у кромки леса и шелковистой травы луга, в центре которого, между пропастью, в которой билось о скалы море, и другими деревьями, росло древо-ведунья.

— Нет. — Вор подошел к нему, закинув котомку на плечо и не поднимая глаз.

— Передумал меня убивать?

— Передумал.

— А любить?

— Что? — глаза мальчишки широко распахнулись, он уставился на ангела, словно услышал самую непристойную непристойность из всех, что могли существовать под солнцем этого мира. Действительно, как о таком вообще можно говорить между ними, когда их разделяет не только пропасть происхождения и лет, но и сама жизнь, разведшая их по разные стороны рва?

— Я спросил, — Арир шагнул к нему вплотную, — Смог бы ты полюбить меня, Охотник?

— Ты задаешь какие-то не те вопросы, тебе не кажется? — вор нервничал, и уже не имело смысла этого скрывать. Но отступать от ангела смерти не спешил.

— Очень даже те, — упрямо покачал головой темный князь.

— А ты? — выпалил Калил, просто не зная, как на такое реагировать, как относиться, — Ты бы смог... — запнулся и продолжил уже тише, — Полюбить меня?

— Я готов попытаться. А ты?

— Я... — мальчишка запнулся, но неожиданно на его лицо наползла весьма провокационная улыбка, в ней неприкрыто просвечивался вызов, — Я готов дать тебе возможность меня уговорить? И даже согласен расщедриться на небольшую фору.

— Насколько небольшую? — склоняясь к его губам, полюбопытствовал ангел, с трудом сохраняя серьезное выражение лица.

— Как тебе те несколько дней и... — он сделал многозначительную паузу, — Ночей, которые мы будем выбираться из леса?

— А как тебе предложение не особо спешить и идти по самой длинной дороге?

— Я подумаю об этом.

— Тогда, пожалуй, я все же сумею тебя убедить.

— Дерзайте, мой темный князь!