↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Три угла одной фигуры
1. Ничего не вижу
— Короче, ты мне поможешь?
— В чем? — от переизбытка чувств Антон вскочил на ноги и от возмущения даже головой тряхнул так, что волосы, по которым давно уже горючими слезами обливались ножницы парикмахера, растрепались, полезли в глаза, и пришлось снова мотнуть головой, чтобы отбросить изрядно надоедавшую ему челку. К парикмахеру тащиться было лет, вот он и обрастал уже который месяц. — Не знаю, как там это все видишь ты, но по мне так, это просто подло по отношению к нему. — Припечатал Антон и плюхнулся обратно на видавшую виды табуретку.
Никитка скривился, демонстративно закатил глаза к потолку и принялся повторять по третьему за сегодняшний вечер кругу свои невразумительные, на взгляд Антона, доводы.
— Слушай, ну, вот ты его с первокурсницей этой видел? — Никитка решился резать по живому.
Антон смутился, искренне полагая, что уж кому-кому, а Никитке об этой самой первокурснице уж точно знать не полагалось, и, тем более, не приходилось ожидать от него такой спокойной реакции. Но она была. В смысле, реакция и, вообще, весь этот идиотский разговор на кухне.
— Ну, видел, — отведя глаза в сторону, буркнул Антон, все больше убеждаясь, что попал в какой-то сумасшедший дом.
У него и раньше нередко появлялось такое ощущение, но он крепился. Все-таки, дружба — она дружба и есть. И, что бы не трепали про Никитоса и Вадика, он единственный их друг, с которым они продолжали общаться и после школы, уже учась все вместе в универе. А все почему? Да потому что Вадик и Никитка не просто так квартиру одну на двоих снимали, они, вроде как, были парочкой, о чем в школе узнали в десятом классе, когда эти двое идиотов, изрядно потрепав всем окружающим нервы, все же сошлись. И вот теперь, судя по тому азарту, которым горели глаза Никитки, и всему тому, что он тут успел наговорить, решили разойтись, точнее Никитос решил. Хотя, Антон готов был честно признать, у Никитки были на то веские причины.
— Вот и я видел, — как-то сразу погрустнев, выдал его друг. Вздохнул.
Помолчали. Выпили пива, каждый — из своей бутылки. Потом Никитка снова заговорил.
— Ладно. Тох, ты же понимаешь, что Вадька у нас рыцарь, блин, без страха и упрека. Мучиться со мной будет всю жизнь, но так просто никогда ни себе, ни мне не признается, что любовь прошла, завяли помидоры. А он ведь на первокурсницу эту капитально так запал.
— Но ведь... — Антон неуверенно попытался вставить свои пять копеек, но осекся.
Да все он понимал. С самого начала нового семестра он оказался словно между двух огней. Он дружил с ними обоими. Со школы дружил. И теперь, когда у ребят все разладилось, то один, то другой приходили плакаться к нему. Вадиковскую версию событий и возгласы вроде — но я ведь не могу его бросить! Мы ведь с ним уже почти пять лет вместе! — он уже выслушал. Теперь пришла очередь Никиты. Тот его сам пригласил. Антон и пришел. Принес пива. И вот уже пару часов отбивался от Ника, который был полон решимости окончательно и бесповоротно дать понять Вадику, что между ними все кончено, и наглядно продемонстрировать, что он сам вполне способен обойтись и без него.
— Просто подыграй мне, Тош, а? — попросил Никитка, хлопая своими темно-синими глазищами.
Антон непроизвольно поежился.
— Уж на мне-то мог бы и не применять свои штучки, — пробурчал он обижено. — Думаешь, не знаю, какой ты?
— И какой? — с Никитки разом слетела вся шелуха притворства. Он широко улыбнулся и прищурился на друга.
Тот вздохнул. И честно, — после трех бутылок пива, честным быть куда проще, чем на трезвую голову, — ответил.
— Редкостная блядь и ни разу не белая овечка.
— Вау! — протянул Никитка, состроив комичную рожицу. — И откуда такой вывод?
— Всегда это знал, — важно покивал на это Антон.
— Да? — лукаво протянул Никитка, дождался, когда Антон поднесет к губам горлышко бутылки, начнет делать глоток, и словно невзначай уточнил. — Неужели видел, как я ему изменяю?
Антон подавился. Закашлялся. Чуть не уронил бутылку и не расплескал свое пиво. Отдышался и во все глаза уставился на Никитку, который, глядя на него, громко ржал.
— Ты пошутил? — с подозрением протянул Тоша, придя в себя и отставив злополучную бутылку на стол. От волнения даже руки вспотели. Он обтер их о джинсы.
Никитка успокоился, отсмеявшись. Посерьезнел. Сделал глубокий глоток из своей бутылки. Покачал головой и сказал.
— Нет. Я ему с первого совместного года изменяю. Иногда. Когда совсем мрак и тоска смертная.
— Не верю, — пробормотал на это Тошка.
У него просто в голове не укладывалось. Он всегда считал своих друзей просто идеальной парой. В том плане, что он, конечно, как и любой нормальный парень, не одобрял, что они, вроде как, друг друга любят, но верил, что именно любят, а не просто трахаются время от времени. Ведь это Никитка у них с парнями с восьмого класса спит, а Вадик-то нормальным был, пока с Никиткой не пересекся, и крышу у него капитально не снесло. Это что же тогда получается, Вадик, значит, всей душой, а этот педераст хренов налево регулярно ходит, как сам говорит?
— Я ведь вовсе не к нему навострился клинья подбивать, еще тогда, когда все только закручиваться начало, — неожиданно огорошил его Никитка.
Отвернулся, посерьезнел, заговорил уже без подколок и позерства. Похоже, он устал убеждать Антона в сухую и решил пойти ва-банк, рассказать, как все было на самом деле. Тошка замер на своей табуретке, поджал ноги и принялся слушать. А что ему еще оставалось, ведь друг, как-никак? Хотя изначально он все же дружил именно с Вадиком, а с Никиткой просто смирился, а потом вроде и подружился кое-как, но это уже, когда они с Вадиком гулять начали.
— А потом он ко мне подкатывать начал. Меня сначала забавляли все эти его финты ушами, когда он меня вроде гнобил при всех по-черному, а сам, порой, такие взгляды втихаря кидал, словно готов разложить на первой попавшейся парте. Ну, и я подумал, а чем черт не шутит? Меня тогда уже порядком достало спать со всеми подряд просто так. Захотелось серьезных отношений. Ну, хоть не на долго. Думал, погуляю с ним чуть-чуть, похоть его первую удовлетворю, сам потащусь от одной мысли, что натурала совратил, и все. А потом как-то так все сложилось... — Никита, все еще не глядя на притихшего Антона, взъерошил волосы на затылке. Тяжко вздохнул, оперся локтем о стол, пристроил на ладонь щеку и замолчал.
Антон сидел тихо, как мышка. Переваривал.
— И все это время... — прочистив горло, выдавил он из себя.
— Я просто позволял ему себя любить. Когда осознал, какой он хороший, какой рыцарь, мать его, просто не смог устоять.
— И сейчас ты решил его, наконец, по-настоящему предать?
— Предать? — неожиданно окрысился Никитос, вскинул голову, вперил в друга яростный взгляд, почти зашипел. — Да как ты не понимаешь?! Я хочу ему свободу дать, слышишь? Свободу! Он же любит эту девчонку. Уже любит. Думаешь, я не знаю, как он смотрит, как вздыхает, когда влюблен. Он когда-то и меня так же любил, — с горечью закончил он, замолчал. Потом продолжил, повторяя. — Когда-то любил. Я на эту его любовь и купился. Думал, мне хорошо с ним будет...
— А было, что ли, плохо?
— Нет. Было хорошо.
— И поэтому ты ему изменял?
— Да! — снова взвился Никитка. — Поэтому! Все думал, что изменю и хоть раз почувствую себя сволочью, потому что тоже люблю его, идиота. Но ни разу, слышишь, ни разу не почувствовал, — с жаром воскликнул он и, погрустнев еще больше, прошептал. — Не любил я его, Тош. Никогда не любил. Так, лишь баловался.
— Сука ты и есть сука, — тяжело обронил Антон. — А еще...
— Блядь, — закончил вместо него Никитос. — Да, я слышал.
— И, все равно, ваши отношения — это ваши отношения. Не фиг меня в них впутывать.
— Ой ли? — невесело хмыкнул на это Никита, посмотрел на него, криво усмехнулся. — По мне, так ты уже давно увяз в них по самое не балуйся. Думаешь, я не знаю, что он тебе регулярно названивает?
— Ну, — Антон замялся, — он ведь тоже переживает.
— О, да. Разумеется. И пока ты его покрываешь, бегает на свидания с девчонкой этой. Как там её? Лена, я прав?
— Все-то ты знаешь, — печально отозвался Антон.
Ему было стыдно. За все. И за вадиковские свиданки, которые он, на самом деле, покрывал. И за себя самого, что потворствует всему этому. И за Никитоса, который вздумал предлагать ему такое.
— Ну, так ты мне поможешь? — в очередной раз с нажимом вопросил Никита.
Антон помотал головой.
— Не буду я в этом участвовать.
— Боишься, что поголубеешь, если я у тебя разочек отсосу? — невесело уточнил у него школьный друг.
— Это просто мерзко, — вскинув голову, припечатал Антон.
— О, нет, дорогой, сосать я умею что надо. Не суди о том, чего еще не пробовал, — протянул на это вконец разошедшийся Никитка.
— Да заткнись ты! — вспылил Антон и снова вскочил. У него в душе все пылало от возмущения. — Как ты не понимаешь, я, как представлю, что вот он входит, а ты тут у меня сосешь, да у меня все внутри переворачивается при одной только мысли! Он ведь решит, что я предал его. Слышишь, мать твою, предал?!
— Слышу-слышу, — отмахнулся от него Никитка, поднялся на ноги и потянулся всем телом, закинув руки за спину.
Маневр удался. На нем были одни лишь старые, затертые шорты до колен в какой-то невразумительный, некогда пестрый рисунок и линялая футболка, которая, судя по всему, была ему мала. Иначе как объяснить, что задралась она при этом выше пупка. Вот на этот пупок Антон и уставился, обнаружив в нем фиолетовый крупный камешек. Он и не думал никогда, что у парней в пупке тоже пирсинг бывает. И когда Ник только успел? Ведь они летом пару раз выбирались вместе на речку. И никакого такого безобразия он у него не видел. А, может, в ту пору Никитка сережку эту снимал? Так что отвлекающий маневр получился хоть куда. Антон даже осознать не успел, как Ник оказался к нему вплотную, а тот уже расстегивал на нем брюки, улыбаясь так, что хотелось две взаимоисключающие вещи: то ли ударить так, чтобы зубы на пол сплюнул на фиг, то ли притянуть к себе и...
И к тому времени, когда Антон вспомнил о том, что ему не мешало бы сопротивляться и орать, Ник уже сполз перед ним на колени и уткнулся лицом в промежность.
— Ник, — не своим, полным ужаса, севшим голосом пробормотал Антон, несильно попытавшись его от себя отпихнуть, — не надо...
— Не ломайся, сладкий, сейчас все будет, — объявил на это Ник, обжигая дыханием сквозь ткань боксеров, а потом приспустил их и сразу же сжал губами самый кончик члена.
Антон вскрикнул, дернулся, толкнул уже по-настоящему. Но Ник ухватился за его бедра и, падая, потянул на себя. В итоге, удержался сам, но и Антону продыха не дал. Снова взялся за дело.
— Ник, прошу тебя, — собрав в кулак все свое мужество, строго произнес Антон. Попытался отступить назад, но Никитка опять придвинулся, глядя на него снизу вверх безумным, отчаянным взглядом.
Не придумав ничего лучше, Антон выдал последний свой аргумент.
— А если он вообще не придет или опоздает?
И в этот момент из прихожей донесся звук проворачиваемого в замке ключа. Ополоумев от ужаса и стыда, Антон отскочил от Никитки как ошпаренный, потянулся застегнуть молнию, но Никитка оказался проворнее. Вскочил, схватил его руки, не давая ничего сделать. Вжался всем телом и поцеловал, тут же пропихивая язык в рот опешившего от такой наглости Тошки.
У Вадика, вошедшего на кухню, выпали из рук ключи. Зазвенели об пол. Антон дернулся, но Никитка вцепился в него из последних сил и так и не позволил прервать поцелуй. Вадик развернулся на негнущихся ногах. Антон, скосив на него глаза, видел, как он уходил. Через несколько секунд хлопнула входная дверь, и лишь тогда Никитка отстранился. И тут же получил по лицу. Антон бил, не глядя, вымещая обиду и злость. Но Нику было уже все равно. Он дернулся, медленно повернулся обратно. Стер с рассеченной губы тыльной стороной ладони кровь и шало улыбнулся.
— Вот и все, Тошка. Спасибо. Ты — настоящий друг.
— Да пошел ты! — взвыл на это Антон и метнулся в прихожую, на ходу застегивая джинсы.
Никитка за ним не пошел. Остался один. И все-таки, даже если не любовь, а просто привычка, или что там вместо любви бывает, тоже больно. Вот только некому об этом теперь сказать. Совсем некому. С другой стороны, кого это волнует?
Ник ушел в комнату, допил принесенное Антоном пиво и завалился спать. Больше всего на свете в этот момент он мечтал об одном — не видеть сны. Никого. Ни Вадика, ни Антона в этой жизни больше не видеть. Даже во сне.
2. Ничего не слышу.
Антон догнал Вадика на автобусной остановке. Завидев его, тот отвернулся, зашел внутрь и плюхнулся на покосившуюся лавочку. Похлопал по карманам, достал сигареты, закурил. Молча протянул пачку и зажигалку подошедшему Антону. Тот взял, повертел в руках и вернул обратно. Из них троих он единственный не курил.
— Ты все не так понял, — оставшись стоять, выпалил Антон, не придумав ничего лучше затертой по телесериалам фразы.
Вадик закатил глаза и сплюнул на асфальт под ногами. Антон сам не заметил, как покраснел. Ему на самом деле было стыдно.
Подошел автобус. Двери с шипением открылись. Ни один из них не сдвинулся с места. Никто не вышел. Двери закрылись. Автобус поехал дальше. Парни остались молчать.
Антон вдруг осознал, что ему, на самом деле, нечего сказать. Слова кончились. А Вадик просто молчал, то и дело затягиваясь едва тлеющей сигаретой. Ситуация — хуже не придумаешь. И что теперь?
— Никитос знает про Ленку, — все-таки нашелся Антон.
— От тебя? — холодно уточнил Вадик.
— Нет, — отрезал его друг, и они снова погрузились в молчание.
— Он умный, — первым на этот раз подал голос Вадим. — Да и меня хорошо знает, — и с горечью уточнил, — слишком хорошо.
Антон подумал и присел рядом с ним на лавку. Тяжело вздохнул, взъерошил волосы на затылке и произнес.
— А еще он у тебя умеет быть настойчивым.
— Теперь уже не у меня.
Но Антон пропустил замечание друга мимо ушей.
— Я отбивался, как мог. А он, все равно, сделал то, что хотел. — Потом повернулся в сторону Вадика и честно сказал, — Ничего не было. Он просто хотел притвориться, что что-то есть.
— Ну, — Вадик снова сплюнул, — тебе он, может, и сказал, что ничего не будет, но сам, скорей всего, хотел, чтобы я задержался чуть подольше, и все было.
— Фигня, — отрицательно замотал головой Антон. — Зачем бы ему...
— Он к тебе клинья еще в школе подбивал, когда я на горизонте нарисовался.
— Да ладно, — после паузы убежденно отмахнулся Антон. — Я даже с ним незнаком был, пока ты, вроде как, его гноить не начал. А так, парень из параллели, и все.
Вадим на это лишь знающе ухмыльнулся. Антон занервничал.
— Постой, — всем корпусом повернувшись в сторону друга, выдохнул он. — Но ведь, правда, не может быть. Он ведь... никогда... да и в школе, он только с тобой, и все такое.
Устав слушать его лепет, Вадик поднял на него глаза.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |