Три угла одной фигуры

Три угла одной фигуры

1. Ничего не вижу

— Короче, ты мне поможешь?

— В чем? — от переизбытка чувств Антон вскочил на ноги и от возмущения даже головой тряхнул так, что волосы, по которым давно уже горючими слезами обливались ножницы парикмахера, растрепались, полезли в глаза, и пришлось снова мотнуть головой, чтобы отбросить изрядно надоедавшую ему челку. К парикмахеру тащиться было лет, вот он и обрастал уже который месяц. — Не знаю, как там это все видишь ты, но по мне так, это просто подло по отношению к нему. — Припечатал Антон и плюхнулся обратно на видавшую виды табуретку.

Никитка скривился, демонстративно закатил глаза к потолку и принялся повторять по третьему за сегодняшний вечер кругу свои невразумительные, на взгляд Антона, доводы.

— Слушай, ну, вот ты его с первокурсницей этой видел? — Никитка решился резать по живому.

Антон смутился, искренне полагая, что уж кому-кому, а Никитке об этой самой первокурснице уж точно знать не полагалось, и, тем более, не приходилось ожидать от него такой спокойной реакции. Но она была. В смысле, реакция и, вообще, весь этот идиотский разговор на кухне.

— Ну, видел, — отведя глаза в сторону, буркнул Антон, все больше убеждаясь, что попал в какой-то сумасшедший дом.

У него и раньше нередко появлялось такое ощущение, но он крепился. Все-таки, дружба — она дружба и есть. И, что бы не трепали про Никитоса и Вадика, он единственный их друг, с которым они продолжали общаться и после школы, уже учась все вместе в универе. А все почему? Да потому что Вадик и Никитка не просто так квартиру одну на двоих снимали, они, вроде как, были парочкой, о чем в школе узнали в десятом классе, когда эти двое идиотов, изрядно потрепав всем окружающим нервы, все же сошлись. И вот теперь, судя по тому азарту, которым горели глаза Никитки, и всему тому, что он тут успел наговорить, решили разойтись, точнее Никитос решил. Хотя, Антон готов был честно признать, у Никитки были на то веские причины.

— Вот и я видел, — как-то сразу погрустнев, выдал его друг. Вздохнул.

Помолчали. Выпили пива, каждый — из своей бутылки. Потом Никитка снова заговорил.

— Ладно. Тох, ты же понимаешь, что Вадька у нас рыцарь, блин, без страха и упрека. Мучиться со мной будет всю жизнь, но так просто никогда ни себе, ни мне не признается, что любовь прошла, завяли помидоры. А он ведь на первокурсницу эту капитально так запал.

— Но ведь... — Антон неуверенно попытался вставить свои пять копеек, но осекся.

Да все он понимал. С самого начала нового семестра он оказался словно между двух огней. Он дружил с ними обоими. Со школы дружил. И теперь, когда у ребят все разладилось, то один, то другой приходили плакаться к нему. Вадиковскую версию событий и возгласы вроде — но я ведь не могу его бросить! Мы ведь с ним уже почти пять лет вместе! — он уже выслушал. Теперь пришла очередь Никиты. Тот его сам пригласил. Антон и пришел. Принес пива. И вот уже пару часов отбивался от Ника, который был полон решимости окончательно и бесповоротно дать понять Вадику, что между ними все кончено, и наглядно продемонстрировать, что он сам вполне способен обойтись и без него.

— Просто подыграй мне, Тош, а? — попросил Никитка, хлопая своими темно-синими глазищами.

Антон непроизвольно поежился.

— Уж на мне-то мог бы и не применять свои штучки, — пробурчал он обижено. — Думаешь, не знаю, какой ты?

— И какой? — с Никитки разом слетела вся шелуха притворства. Он широко улыбнулся и прищурился на друга.

Тот вздохнул. И честно, — после трех бутылок пива, честным быть куда проще, чем на трезвую голову, — ответил.

— Редкостная блядь и ни разу не белая овечка.

— Вау! — протянул Никитка, состроив комичную рожицу. — И откуда такой вывод?

— Всегда это знал, — важно покивал на это Антон.

— Да? — лукаво протянул Никитка, дождался, когда Антон поднесет к губам горлышко бутылки, начнет делать глоток, и словно невзначай уточнил. — Неужели видел, как я ему изменяю?

Антон подавился. Закашлялся. Чуть не уронил бутылку и не расплескал свое пиво. Отдышался и во все глаза уставился на Никитку, который, глядя на него, громко ржал.

— Ты пошутил? — с подозрением протянул Тоша, придя в себя и отставив злополучную бутылку на стол. От волнения даже руки вспотели. Он обтер их о джинсы.

Никитка успокоился, отсмеявшись. Посерьезнел. Сделал глубокий глоток из своей бутылки. Покачал головой и сказал.

— Нет. Я ему с первого совместного года изменяю. Иногда. Когда совсем мрак и тоска смертная.

— Не верю, — пробормотал на это Тошка.

У него просто в голове не укладывалось. Он всегда считал своих друзей просто идеальной парой. В том плане, что он, конечно, как и любой нормальный парень, не одобрял, что они, вроде как, друг друга любят, но верил, что именно любят, а не просто трахаются время от времени. Ведь это Никитка у них с парнями с восьмого класса спит, а Вадик-то нормальным был, пока с Никиткой не пересекся, и крышу у него капитально не снесло. Это что же тогда получается, Вадик, значит, всей душой, а этот педераст хренов налево регулярно ходит, как сам говорит?

— Я ведь вовсе не к нему навострился клинья подбивать, еще тогда, когда все только закручиваться начало, — неожиданно огорошил его Никитка.

Отвернулся, посерьезнел, заговорил уже без подколок и позерства. Похоже, он устал убеждать Антона в сухую и решил пойти ва-банк, рассказать, как все было на самом деле. Тошка замер на своей табуретке, поджал ноги и принялся слушать. А что ему еще оставалось, ведь друг, как-никак? Хотя изначально он все же дружил именно с Вадиком, а с Никиткой просто смирился, а потом вроде и подружился кое-как, но это уже, когда они с Вадиком гулять начали.

— А потом он ко мне подкатывать начал. Меня сначала забавляли все эти его финты ушами, когда он меня вроде гнобил при всех по-черному, а сам, порой, такие взгляды втихаря кидал, словно готов разложить на первой попавшейся парте. Ну, и я подумал, а чем черт не шутит? Меня тогда уже порядком достало спать со всеми подряд просто так. Захотелось серьезных отношений. Ну, хоть не на долго. Думал, погуляю с ним чуть-чуть, похоть его первую удовлетворю, сам потащусь от одной мысли, что натурала совратил, и все. А потом как-то так все сложилось... — Никита, все еще не глядя на притихшего Антона, взъерошил волосы на затылке. Тяжко вздохнул, оперся локтем о стол, пристроил на ладонь щеку и замолчал.

Антон сидел тихо, как мышка. Переваривал.

— И все это время... — прочистив горло, выдавил он из себя.

— Я просто позволял ему себя любить. Когда осознал, какой он хороший, какой рыцарь, мать его, просто не смог устоять.

— И сейчас ты решил его, наконец, по-настоящему предать?

— Предать? — неожиданно окрысился Никитос, вскинул голову, вперил в друга яростный взгляд, почти зашипел. — Да как ты не понимаешь?! Я хочу ему свободу дать, слышишь? Свободу! Он же любит эту девчонку. Уже любит. Думаешь, я не знаю, как он смотрит, как вздыхает, когда влюблен. Он когда-то и меня так же любил, — с горечью закончил он, замолчал. Потом продолжил, повторяя. — Когда-то любил. Я на эту его любовь и купился. Думал, мне хорошо с ним будет...

— А было, что ли, плохо?

— Нет. Было хорошо.

— И поэтому ты ему изменял?

— Да! — снова взвился Никитка. — Поэтому! Все думал, что изменю и хоть раз почувствую себя сволочью, потому что тоже люблю его, идиота. Но ни разу, слышишь, ни разу не почувствовал, — с жаром воскликнул он и, погрустнев еще больше, прошептал. — Не любил я его, Тош. Никогда не любил. Так, лишь баловался.

— Сука ты и есть сука, — тяжело обронил Антон. — А еще...

— Блядь, — закончил вместо него Никитос. — Да, я слышал.

— И, все равно, ваши отношения — это ваши отношения. Не фиг меня в них впутывать.

— Ой ли? — невесело хмыкнул на это Никита, посмотрел на него, криво усмехнулся. — По мне, так ты уже давно увяз в них по самое не балуйся. Думаешь, я не знаю, что он тебе регулярно названивает?

— Ну, — Антон замялся, — он ведь тоже переживает.

— О, да. Разумеется. И пока ты его покрываешь, бегает на свидания с девчонкой этой. Как там её? Лена, я прав?

— Все-то ты знаешь, — печально отозвался Антон.

Ему было стыдно. За все. И за вадиковские свиданки, которые он, на самом деле, покрывал. И за себя самого, что потворствует всему этому. И за Никитоса, который вздумал предлагать ему такое.

— Ну, так ты мне поможешь? — в очередной раз с нажимом вопросил Никита.

Антон помотал головой.

— Не буду я в этом участвовать.

— Боишься, что поголубеешь, если я у тебя разочек отсосу? — невесело уточнил у него школьный друг.

— Это просто мерзко, — вскинув голову, припечатал Антон.

— О, нет, дорогой, сосать я умею что надо. Не суди о том, чего еще не пробовал, — протянул на это вконец разошедшийся Никитка.

— Да заткнись ты! — вспылил Антон и снова вскочил. У него в душе все пылало от возмущения. — Как ты не понимаешь, я, как представлю, что вот он входит, а ты тут у меня сосешь, да у меня все внутри переворачивается при одной только мысли! Он ведь решит, что я предал его. Слышишь, мать твою, предал?!

— Слышу-слышу, — отмахнулся от него Никитка, поднялся на ноги и потянулся всем телом, закинув руки за спину.

Маневр удался. На нем были одни лишь старые, затертые шорты до колен в какой-то невразумительный, некогда пестрый рисунок и линялая футболка, которая, судя по всему, была ему мала. Иначе как объяснить, что задралась она при этом выше пупка. Вот на этот пупок Антон и уставился, обнаружив в нем фиолетовый крупный камешек. Он и не думал никогда, что у парней в пупке тоже пирсинг бывает. И когда Ник только успел? Ведь они летом пару раз выбирались вместе на речку. И никакого такого безобразия он у него не видел. А, может, в ту пору Никитка сережку эту снимал? Так что отвлекающий маневр получился хоть куда. Антон даже осознать не успел, как Ник оказался к нему вплотную, а тот уже расстегивал на нем брюки, улыбаясь так, что хотелось две взаимоисключающие вещи: то ли ударить так, чтобы зубы на пол сплюнул на фиг, то ли притянуть к себе и...

И к тому времени, когда Антон вспомнил о том, что ему не мешало бы сопротивляться и орать, Ник уже сполз перед ним на колени и уткнулся лицом в промежность.

— Ник, — не своим, полным ужаса, севшим голосом пробормотал Антон, несильно попытавшись его от себя отпихнуть, — не надо...

— Не ломайся, сладкий, сейчас все будет, — объявил на это Ник, обжигая дыханием сквозь ткань боксеров, а потом приспустил их и сразу же сжал губами самый кончик члена.

Антон вскрикнул, дернулся, толкнул уже по-настоящему. Но Ник ухватился за его бедра и, падая, потянул на себя. В итоге, удержался сам, но и Антону продыха не дал. Снова взялся за дело.

— Ник, прошу тебя, — собрав в кулак все свое мужество, строго произнес Антон. Попытался отступить назад, но Никитка опять придвинулся, глядя на него снизу вверх безумным, отчаянным взглядом.

Не придумав ничего лучше, Антон выдал последний свой аргумент.

— А если он вообще не придет или опоздает?

И в этот момент из прихожей донесся звук проворачиваемого в замке ключа. Ополоумев от ужаса и стыда, Антон отскочил от Никитки как ошпаренный, потянулся застегнуть молнию, но Никитка оказался проворнее. Вскочил, схватил его руки, не давая ничего сделать. Вжался всем телом и поцеловал, тут же пропихивая язык в рот опешившего от такой наглости Тошки.

У Вадика, вошедшего на кухню, выпали из рук ключи. Зазвенели об пол. Антон дернулся, но Никитка вцепился в него из последних сил и так и не позволил прервать поцелуй. Вадик развернулся на негнущихся ногах. Антон, скосив на него глаза, видел, как он уходил. Через несколько секунд хлопнула входная дверь, и лишь тогда Никитка отстранился. И тут же получил по лицу. Антон бил, не глядя, вымещая обиду и злость. Но Нику было уже все равно. Он дернулся, медленно повернулся обратно. Стер с рассеченной губы тыльной стороной ладони кровь и шало улыбнулся.

— Вот и все, Тошка. Спасибо. Ты — настоящий друг.

— Да пошел ты! — взвыл на это Антон и метнулся в прихожую, на ходу застегивая джинсы.

Никитка за ним не пошел. Остался один. И все-таки, даже если не любовь, а просто привычка, или что там вместо любви бывает, тоже больно. Вот только некому об этом теперь сказать. Совсем некому. С другой стороны, кого это волнует?

Ник ушел в комнату, допил принесенное Антоном пиво и завалился спать. Больше всего на свете в этот момент он мечтал об одном — не видеть сны. Никого. Ни Вадика, ни Антона в этой жизни больше не видеть. Даже во сне.

2. Ничего не слышу.

Антон догнал Вадика на автобусной остановке. Завидев его, тот отвернулся, зашел внутрь и плюхнулся на покосившуюся лавочку. Похлопал по карманам, достал сигареты, закурил. Молча протянул пачку и зажигалку подошедшему Антону. Тот взял, повертел в руках и вернул обратно. Из них троих он единственный не курил.

— Ты все не так понял, — оставшись стоять, выпалил Антон, не придумав ничего лучше затертой по телесериалам фразы.

Вадик закатил глаза и сплюнул на асфальт под ногами. Антон сам не заметил, как покраснел. Ему на самом деле было стыдно.

Подошел автобус. Двери с шипением открылись. Ни один из них не сдвинулся с места. Никто не вышел. Двери закрылись. Автобус поехал дальше. Парни остались молчать.

Антон вдруг осознал, что ему, на самом деле, нечего сказать. Слова кончились. А Вадик просто молчал, то и дело затягиваясь едва тлеющей сигаретой. Ситуация — хуже не придумаешь. И что теперь?

— Никитос знает про Ленку, — все-таки нашелся Антон.

— От тебя? — холодно уточнил Вадик.

— Нет, — отрезал его друг, и они снова погрузились в молчание.

— Он умный, — первым на этот раз подал голос Вадим. — Да и меня хорошо знает, — и с горечью уточнил, — слишком хорошо.

Антон подумал и присел рядом с ним на лавку. Тяжело вздохнул, взъерошил волосы на затылке и произнес.

— А еще он у тебя умеет быть настойчивым.

— Теперь уже не у меня.

Но Антон пропустил замечание друга мимо ушей.

— Я отбивался, как мог. А он, все равно, сделал то, что хотел. — Потом повернулся в сторону Вадика и честно сказал, — Ничего не было. Он просто хотел притвориться, что что-то есть.

— Ну, — Вадик снова сплюнул, — тебе он, может, и сказал, что ничего не будет, но сам, скорей всего, хотел, чтобы я задержался чуть подольше, и все было.

— Фигня, — отрицательно замотал головой Антон. — Зачем бы ему...

— Он к тебе клинья еще в школе подбивал, когда я на горизонте нарисовался.

— Да ладно, — после паузы убежденно отмахнулся Антон. — Я даже с ним незнаком был, пока ты, вроде как, его гноить не начал. А так, парень из параллели, и все.

Вадим на это лишь знающе ухмыльнулся. Антон занервничал.

— Постой, — всем корпусом повернувшись в сторону друга, выдохнул он. — Но ведь, правда, не может быть. Он ведь... никогда... да и в школе, он только с тобой, и все такое.

Устав слушать его лепет, Вадик поднял на него глаза.

— Знаешь, а я ведь, правда, в Ленку влюбился. Думал, что так, мелочи, пройдет. Но Никитос снова оказался куда мудрее меня. Быстро все просек. Так что я не в обиде. Ни на него, ни на тебя. Грустно, конечно, что все так закончилось. С другой стороны... — он снова отвернулся, — как бы все это еще могло быть? Только так. Поэтому... — начал он и махнул рукой.

Поднялся.

— То есть, — Антон тоже встал. На душе было какое-то странное мерзопакостное чувство, но он честно старался не думать сейчас ни о чем, кроме того, что хочет сохранить дружбу. Да, это сейчас было самым главным. — Друзья? — протягивая руку Вадику, виновато произнес он. Слабо улыбнулся.

— Друзья, — Вадик вернул улыбку и крепко пожал протянутую руку.

— И куда ты теперь?

— Домой. К родителям. Скажу, что готов вернуться в семью.

— Серьезно? — не поверил Антон.

— А что делать? — пожал плечами Вадик, туша окурок о стену остановки. — Я ведь... — он запнулся, словно был не уверен, стоит ли говорить. Но сказал. — Я на Ленке жениться хочу. Не знаю, еще год назад даже представить себе такого не мог, а тут... — он замялся. — Да и какое совместное будущее может быть у двух парней. И это в нашей-то стране?

— Никакого, — пробормотал на это Антон. И перед глазами возник образ Никиты, вечно веселящегося неизвестно по какому поводу. Ему первый раз в голову пришло, что тот может быть вовсе не таким неунывающим оптимистом и оторвой, каким хочет казаться. И что с ним будет теперь, когда он узнает?

— На свадьбу-то пригласишь? — притворное веселье в голосе удалось ему на славу. Он даже нашел в себе силы хлопнуть друга по спине.

— Приглашу, — кивнул на это хмыкнувший в сторону Вадик. Помолчал и добавил, — И Никитоса, наверное, тоже.

— Не нужно, — серьезно и холодно бросил на это Антон.

— Да, ты, наверное, прав, — мертвым голосом отозвался Вадик и кивнул в сторону приближающегося к остановке автобуса. — Ну, бывай тогда. — Протянул руку, прощаясь.

— Ага. И ты... — со вздохом пожимая протянутую руку, кивнул Антон и через некоторое время остался на остановке один.

Он не знал, что ему теперь делать. Куда податься. Домой? А как же Никитка, что с ним теперь будет? Может быть, все же к нему? А вдруг Вадик не ошибался, не врал? Вдруг у Ника действительно были и остались какие-то виды на него? Не может быть, конечно, но вдруг? И Антон ушел домой. Пешком почти через весь город. Нужно было остудиться. Проветриться. А то и без того всю дорогу мысли одолевали. Зато прогулка утомила, и, придя домой, он плюхнулся в кровать и отрубился начисто. Без сновидений и смертной тоски, разъедающей душу. Как вовремя-то.

С Никиткой он столкнулся в универе недели через полторы после того памятного вечера. Он все собирался набрать номер, позвонить, пообщаться. Но слова Вадика прочно засели у него в голове, поэтому он так и не позвонил, ежедневно наблюдая, как Вадик любезничает с Леночкой. Она училась на два курса младше них. Антон с Вадимом были студентами одной специальности. Вместе поступали. Никитка же учился совсем на другом факультете, и если Вадик с Тохой были технарями, то Ник осваивал славную профессию дизайнера. Поэтому с ним на парах было почти нереально пересечься. И все-таки, порой, случалось так, что предметы общеобразовательного профиля им ставили в соседних аудиториях одного корпуса. Сегодня как раз был такой день.

Антон на паре вышел в коридор с семинара по сопромату и у дверей в туалет столкнулся с Ником. Тот цвел и пах. Улыбался от уха до уха и распространял вокруг себя аромат приятного, мужского парфюма. Антон даже сморгнул, сходу не сообразив, что школьный друг ему не привиделся.

— Йо! — обрадовался ему Никитка и тут же протянул руку здороваться. — Какими судьбами?

— Учебными, — отчего-то смутившись, выдавил из себя Тошка, но руку пожал.

Никитка торжественно потряс её и в шутку сделал приглашающий жест, пропуская Антона вперед себя. Тот замешкался, но вошел. И так и застыл посреди туалетной комнаты возле ряда писсуаров. Смущение сковало, словно цепь какая. Он сам себя в этот момент понять не мог.

— Ты чего это? — наигранно удивился Ник и, отстранив его плечом, протиснулся внутрь.

— Да так, — спохватившись, бросил Антон и поспешил взяться за дело.

Никитка нисколько не смущаясь — с чего бы, право слово? — пристроился рядом.

— Ну, и как ты?— тихо спросил Антон просто затем, чтобы прервать повисшую между ними гнетущую паузу.

— Не жалуюсь. Вад, кстати, еще на прошлой неделе съехал. Так что я теперь свободен как птица. Отрываюсь.

— А за квартиру теперь как? Вы ведь вместе, вроде, платили.

— Ага. Вместе. Но тогда я не мог себе позволить гулять за чужой счет, а сейчас с этим проблем нет. Так что на гулянках экономлю и сам за все плачу.

— В смысле, за чужой счет? — опешив, уточнил Антон.

Ник посмотрел на него как на неразумного ребенка. Антон даже хотел обидеться. Губы поджал. А Никитка хохотнул, похлопал его по плечу и объявил.

— И откуда ты на мою голову такой наивный? — вопросил он и добавил, — Просто теперь меня мои любовники угощают, когда в клуб иду.

— Любовники? — слабо пролепетал Антон, у которого в первую очередь в голове не укладывалось именно множественное число.

— А что? — нарочито невинно захлопал глазами Никитка. — Прихожу в клуб, снимаю какого-нибудь солидного дядьку, он и рад стараться. Вот и ублажает меня, пока я ему не дам.

— И часто даешь? — неприязненно сбросив со своего плеча его руку, уточнил Антон. Отчего-то такие откровения со стороны друга ему не только совсем не понравились, но и разозлили. Ему даже захотелось ударить Ника. Сильно, по-взрослому, по лицу. Но он сдержался.

— А, — Ник нахально улыбнулся и махнул рукой, — как получается. — А потом, вдруг посерьезнев, добавил. — А что мне остается? Я люблю тусить, но с платой за квартиру денег на те гулянки, к которым я привык, уже не остается, приходится выкручиваться.

— А работу найти?

— Так я и так работаю.

— Работаешь? — искренне удивился Антон. — Я не знал.

— Ну, — Ник пожал плечами, — Вадик мог тебе и не говорить.

— А ты сам почему не распространялся?

— Ну, — Ник замялся.

— И кем ты работаешь? — заподозрив неладное, уточнил Антон, воображение рисовало ему всякие непристойности. И от тех картин, встающих перед глазами, снова откуда-то из глубины поднималось бешенство. Но он предпочел услышать ответ.

Никитка вздохнул, отвернулся.

— Тебе на пару еще не пора?

— А тебе? — тут же спросил Антон.

— Я прогуливаю.

— Вот как?

— Да, так. — Никитка вскинул на него глаза и выпалил, — В баре подрабатываю барменом.

— В обычном или...

— В обычном, для натуралов, — скривившись, уточнил Ник. — Так что не парься.

— А чего говорить не хотел? — на всякий случай уточнил Антон.

— Просто, считаю эту работу временной, вот и все.

— Понятно, — немного успокоившись, кивнул на это Тоша, с тоской глянул на дверь и сказал. — Мне на самом деле возвращаться пора.

— Так иди. Чего стоишь? — тут же неприязненно откликнулся Никитка.

И Антон, уже толкнув дверь, на выходе вдруг обернулся через плечо и сказал, сам себя не понимая.

— Если будет совсем тошно, ты звони.

— Ага, — невесело хмыкнул Никитос и вспомнил давнишний, детский мультик. — И сказал волк барбосу: 'Ты, это, приходи, если что?'

— И приду, — обидевшись, воскликнул Антон и вылетел в коридор.

Его буквально душила обида. Ведь он всей душой. Можно сказать, переступая через свою собственную скрытую гомофобию, а этот пидрила все шуточки шутит. Зараза блядская!

Он все нагнетал и нагнетал. Бесился, рычал на сокурсников. А сам все понять не мог, что же его так взбесило. Он раз за разом проигрывал в голове весь их с Никиткой разговор и как-то неутешительно снова и снова убеждался, что, в первую очередь, его задело, что тот так легко утешился. И, вообще, так просто относится не только к изменам, но и к разовому сексу. Вроде как, встретились, потусили и забыли. Разве можно так? С другой стороны, вдвойне непонятно, ведь Антон никогда не был ханжой. Сам иногда вот так же в клубах девчонок снимал, а на утро сажал в такси и отправлял восвояси, даже имени не спросив. Что ж он тогда бесится, если сам хорош? Только потому, что Ник не девок снимает, а, как сам признался, мужиков всяких? И не сам трахает, а позволяет трахать себя, так, что ли? А Антону, собственно, какое дело до его личной жизни? Можно подумать, он не знал, что его друг голубой. Голубее некуда. Это у Вадика Ник был лишь, как оказалось, временным помешательством, а у самого Никитки это дело, похоже, врожденное. Ну, не стоит у него на девчонок, и что теперь? Ведь раньше-то Антона это совсем не напрягало, а теперь что с ним такое случилось, почему стало не только напрягать, но и мучить при этом?

А дня через три, под выходные, его разбудил ночной звонок. Прежде чем отыскать трубку, Антон успел напридумывать себе всякого. Он с детства боялся таких вот звонков, считал, что ночью могут позвонить, только если нужно сообщить что-то совсем плохое. Например, что умерла бабушка, или что одноклассник на мотоцикле насмерть разбился. Было у него уже такое. Такие звонки. Поэтому, когда он все же ухватился за телефон, его прошиб холодный пот, и трясло всего.

— Алло? — выдохнул он в трубку хрипло.

— Ты говорил, что приедешь, если я попрошу...

— Блин, Никитос, это ты, что ли?

В ответ Антон услышал короткий смешок, показавшийся ему слегка истерическим, и, расслабившись, плюхнулся обратно на кровать. Поудобнее перехватил телефонную трубку и куда спокойнее поинтересовался.

— Случилось что?

— Да нет, — отозвался Никитка, но небрежный тон Антона не обманул.

— Что, совсем тошно? — уточнил он вроде бы в шутку, честно стараясь щадить чувства гордого Никитки. Он подозревал, что тот сам никогда бы не сказал ему правду, даже если бы совсем там у себя от одиночества подыхал.

— Тошно, — голос Ника на этот раз прозвучал едва слышно.

Антон зажмурился и, запретив себе думать, сказал то, что первым пришло ему в голову.

— Если тебе совсем плохо, я приеду.

— И займешься со мной сексом? — огорошил его Никитка, вот только шутки в его голосе Антон не уловил.

Зажмурился. Он сам не понял, когда успел. Сразу не осознал, что перед глазами темно, не потому что ночь, и свет он так и не включил, а потому что глаза закрыты. И снова он отказался от всех мыслей и пошел на поводу у чувств. Неосознанных, пока еще совсем непонятных и неясных, но чувств. Логики в его ответе не было никакой.

— Займусь, — выдохнул он в трубку устало и грустно и уже минут через десять вызывал на свой адрес такси.

3. Никому ничего не скажу

Его давно окружало одно сплошное вранье. Еще со старших классов школы. Он привык барахтаться в собственной лжи, как муха в сиропе, привык помнить не только то, что было на самом деле, но и то, о чем он так искусно в очередной раз соврал. Чтобы не путаться. И у него хорошо получалось. Вот только понял он, что вся его жизнь насквозь лжива, только этой ночью. Как озарение какое-то нашло. И он, как любой нормальный человек, попытался найти себе оправдание. Кажется, это называется стадией отрицания. И он отрицал.

Но когда и она прошла и сменилась подлинным осознанием собственной никчемности, стало невыносимо. Тошно и противно за самого себя. И он не придумал ничего лучше, как позвонить другу. Плевать, что даже дружба эта, по сути своей, была искусно сфабрикованной им самим ложью. На все плевать. Когда плохо, ищешь хоть кого-нибудь, кто мог бы сказать: 'Не расстраивайся! Все будет хорошо, вот увидишь!'. И он позвонил Антону. А когда положил трубку, тут же пожалел, что сделал это. Но отступать было уже поздно.

В комнате было душно. Просто невыносимо. По крайней мере, так ему казалось. Он метался из стороны в сторону, не зная, куда себя примкнуть, а потом выскочил на балкон и зажег сигарету, прикуривая. Руки тряслись. Так глупо. Но вся эта ложь... её так много. Вот зачем он солгал Антону в универе, что только и делает, что таскается по барам и снимает мужиков, чтобы те за него платили? Ведь, на самом-то деле, он вполне способен сам все оплачивать: и квартиру, и гулянки. Вот только после того, как Вад ушел, гулять не хочется. Личной жизни не осталось, только работа. И никакой он не бармен. Очередная ложь. Зачем он это сказал? Словно черт за язык дернул. Дурацкая стариковская фраза, но так подходит. И главный вопрос — что теперь?

Он хотел его со школы. По-настоящему хотел, как никого другого. Но давно уже смирился, что Антон никогда не захочет его в ответ. О любви говорить вообще не приходилось. Поэтому он так настойчиво убеждал его, что это единственный способ расстаться с Вадимом. Антон поверил, Вадик нет. Когда пришел за вещами, они поговорили. А Никитка не выдержал и вывалил на уже бывшего любовника все как есть. Глаза защипало от слез, он даже рот себе рукой зажал, чтобы банально не заплакать, как какая-то девчонка. И Вадик прижал его к себе, принялся утешать. Без сексуального подтекста, просто как друг. Как самый лучший друг, который знает тебя лучше, чем ты сам, и которому все равно, что, зарываясь лицом ему в грудь, ты, на самом деле, отчаянно пытаешься скрыть слезы. А потом он ушел. Обещал позвать на свадьбу, и Никитка в ответ пообещал, что непременно придет.

Он никогда не думал, что у них все так кончится. Что, вообще, между бывшими любовниками все может быть так полюбовно. Но у них вот получилось, и он даже решил про себя, что это хороший знак. Но, оставшись один, он оказался совсем не защищен от своего персонального наваждения. У него вот уже больше пяти лет было имя — Антон. Он запал на него в десятом классе, расстался со всеми любовниками, которых в то время, действительно, менял, как перчатки. Долго ходил вокруг да около. И как-то во время всех этих хождений попал под обстрел Вадима, который сразу объявил, что таких, как он, вешать нужно без суда и следствия. Никитка на это схохмил, да так, что над незадачливым гомофобом ржал весь их с Антоном класс. С этого все и началось. А потом он и сам не понял, как все так получилось, но отказаться он Вадима уже не смог. Он казался ему особенным. Рыцарем без страха и упрека. У него никогда не было таких друзей, а когда появился, он сделал из него не друга, а любовника. Ошибка юности? Возможно. Сейчас уже и не разобраться толком. Но это и не важно. Вот только рядом с Вадимом всегда маячил все тот же Антон.

Иногда Никитке было совсем непросто притворяться, глядя, как Вадим с Антоном возятся на берегу деревенского пруда, куда они летом выбирались на пару дней с палатками на рыбалку. Как на безволосой груди Антона блестят капли пота, как они с Вадиком поливают друг друга водой из пруда и ржут как кони, пугая коров, которых пастух на выпас пригнал. Да, было нелегко. Но у него был Вадим, и с ним всегда можно было забыться. Сильный, заботливый, настоящий мужчина, как он не раз называл его вслух, от чего щеки Вада слегка розовели, выдавая, что тому очень приятны его слова. Но все кончилось. Сейчас уже не было смысла жалеть. И, если бы его спросили, готов ли он поменять что-то в прошлом, он ответил бы, что нет. Он хочет, чтобы все повторилось так же, как и было. Но сейчас он не знал, что ему ждать, чего желать. Антон приедет или нет? Может быть, он уже передумал? Но звонить ему второй раз Никитка себе запретил. Приедет, значит, приедет. Если же нет... На нет и суда нет.

А в голову все лезли и лезли мысли. Если приедет, что дальше? Заговорить или... просто опуститься на колени перед ним прямо в прихожей и сделать самый офигенный минет, который у него только был. Чтобы не сомневался. Чтобы знал, на что идет. Но он ведь, наверное, не поймет таких порывов, хоть и согласился на секс. По телефону согласился, а сейчас, скорей всего, уже передумал. Что же делать? Хоть в пору Вадиму звонить.

Он и позвонил. В три часа ночи. Но его так трясло, что время словно перемешалось. Тот ответил хриплым спросонья голосом, где-то в отдалении раздался женский голосочек, но Вадик шикнул, сказав, чтобы спала дальше, и, судя по всему, ушел в другую комнату.

— Ну, что у тебя там? — спросил он слегка раздраженно, но то, что сразу трубку не бросил и орать не начал, хороший знак.

Хотя чего еще можно было ожидать от рыцаря? Подумав об этом, Никитка улыбнулся. Дышать стало легче.

— Антон сейчас приедет... я ему позвонил, и он согласился... на все... Я не знаю, что мне делать?

— Брать в охапку и иметь.

— Я ведь серьезно спрашиваю!

— А я вполне серьезно отвечаю. Только имей в виду, что он у нас совсем не продвинутый. Так что, может, под твоим напором он и согласится по первости на все, но потом ты с ним еще намучаешься.

— С тобой я не мучился...

— Антон не такой, как я, ты же знаешь. Мы это, кажется, уже обсуждали.

— Я знаю, просто...

— Послушай меня, — со вздохом произнес Вадим. — Если все, действительно, настолько серьезно, как ты не хочешь мне говорить, то, на мой взгляд, сначала тебе стоит хотя бы попытаться понять, чего хочет он сам. Вам ведь не по шестнадцать лет, как нам с тобой было, и только на одном бешеном сексе не выедешь. Сейчас все будет совсем по-другому.

— Ты... уверен?

— Да, Никит, я уверен. Теперь я могу вернуться в постель?

— К... Лене?

— Да.

— Значит, вы уже съехались?

— Нет. Пока она просто ночует у меня... — и после паузы добавил, — первый раз ночует.

— Поздравляю. И... удачи тебе во всем. Вам обоим.

— Спасибо. Я тоже люблю тебя... — и с тихим смешком, — по-дружески. Теперь только по-дружески.

Никитка стоял на балконе и улыбался. Стало легче. На самом деле, легче и теплей.

— Заметано. Только по-дружески.

— Ну, бывай тогда.

— Ага. Пока.

— И... ни пуха, ни пера.

— Иди ты к черту!

Он докурил и вернулся в квартиру как раз вовремя. Такси он так и не увидел. Был слишком увлечен разговором с Владом и собственными переживаниями. В дверь позвонили. Застыв на мгновение в нерешительности, он пошел открывать. Руки снова начали дрожать. Как у нарика последнего, право слово. Он усмехнулся собственным мыслям и открыл.

Антон вошел единым шагом. Никитка попятился. Прижался спиной к противоположной стене коридора и подсунул под поясницу руки. Застыл, наблюдая, как Антон, стараясь не смотреть на него, разувается. А потом он все же поднял глаза, и они оба замерли друг напротив друга. Что можно было тут сказать?

Антон и не стал. Шагнул навстречу. И до того, как Никитка успел осознать и принять его близость, опустился перед ним на колени и уткнулся лицом в живот. Это стало такой неожиданностью, что Никитка даже вскрикнул.

— Тош!

— Бред, — весьма информативно отозвался тот, зарываясь в него, и с силой отодрал его от стены, обхватывая бедра руками.

— Угу, — прохрипел в ответ Никитка.

Он, определенно, перестал хоть что-нибудь понимать в этой жизни. Вадик ведь сказал, что Антону еще время понадобится, чтобы осознать свое влечение к нему, если оно, конечно, было. А тут происходит что-то, совсем из ряда вон выходящее. Но Антону, судя по всему, на все их с Вадиком теории было глубоко плевать. Он приспустил на Нике спортивные домашние штаны и принялся какими-то щенячьими движениями вылизывать область кожи под пупком. У Ника колени задрожали, в глазах потемнело, про пересохшее в одно мгновение горло и вспоминать не приходилось. Давно он не испытывал ничего подобного. Так ярко. Так остро. Он, не осознавая этого, застонал и зарылся пальцами в волосы Антона, все так же неосознанно отрывая его от себя. Тот поднял глаза, все-таки поднял, встретился с помутневшим взглядом Ника и, хватаясь за него, встал на ноги, принялся так целовать, что следующим шагом для вконец дезориентированного и сходящего с ума Ника стала попытка закинуть ногу ему на бедро, чтобы с всевозрастающей настойчивостью потереться о его пах. Тогда уже застонал сам Антон. И Никитка понял, что сейчас банально прослезится от переизбытка накативших от этого простого и примитивного звука чувств. Он улыбнулся, задыхаясь. Обхватил лицо Антона ладонями и заставил отстраниться от себя. Тот тоже улыбнулся ему в ответ, тесно прижимая к себе. И снова попытался поцеловать, но на этот раз уже в шею, с силой рванув ворот растянутой домашней футболки. Из горла Ника вырвался хриплый смешок и, не помня себя, он зашептал.

— Без смазки может не получиться... у меня больше месяца никого не было.

— Не было? — Антон, все еще уткнувшись ему в шею, застыл, даже руками под футболкой шарить прекратил. Ник тоже не знал, что еще на это сказать. Правду? Её-то он и попытался донести до Антона, а вот, что дальше, пока непонятно. — А как же те мужики, с которыми... — после паузы подал голос Антон.

— Я солгал.

Антон отстранился и заглянул ему в глаза, но Ник отвернулся. Соскользнул ладонями с его спины на талию, устроил руки на бедрах и тихо произнес:

— И про работу тоже. — И, подумав, решил добить окончательно, — И про измены.

— Придурок! — в сердцах зашипел на него Антон, не зная, что теперь делать с этими его откровениями.

А Ник грустно улыбнулся и, все так же не глядя на него, принялся объяснять, глотая окончания слов и спеша. Отчего-то ему казалось, что если он сейчас не успеет сказать, то уже больше никогда не сможет заговорить об этом. Но ведь нужно было открыться, ведь так? Иначе никаких отношений не построить, правда?

— Я в дизайнерской фирме ненормированный день работаю. Просто прихожу за заказом и отправляюсь домой генерировать идеи. Обычно получается. Мне часто заказывают. А как увидел Вада с этой девчонкой, так больше к нему с сексом не приставал. Просто... не знаю, не мог, наверное. Поэтому... а лгал, потому что... не знаю, просто лгал. Чтобы отвадить, наверное...

— Отвадить? — тихо уточнил Антон.

— Я думал, когда мы с ним расстанемся, то и ты сам по себе отслоишься. — А потом все же повернулся к нему и робко спросил, поглаживая ладонью по бедру, — Продолжим?

— Нет, — Антон как-то безумно улыбнулся и помотал головой.

Никитка расстроился. Внутри все сжалось, и стало страшно. И что, это все?

— Я думал, — бесхитростно признался Антон, — ты озабоченный, как кролик, и тебя можно только сексом привлечь.

— Эй! — возмутился Никитка и несильно толкнул его в плечо. Улыбка сама собой наползла на лицо.

Антон громко фыркнул.

— А что еще я должен был подумать? — притворно обиженно протянул он.

— Ну, ладно, — смилостивился Никитка. — Согласен. Но почему... — он снова запнулся, вдруг смутившись, — почему нет? Я ведь не мальчик-колокольчик, который ни разу не динь-динь, и я... я хочу тебя.

— А я, по-твоему, кто? — возмущенно засопев, буркнул на это Антон.

Никитка закатил глаза к потолку и быстро, пока еще можно, и Тошка, вроде бы, не против, чмокнул его в губы.

— У тебя столько девок было.

— Ты что, считал?

— Сбился на третьем десятке.

— Извращенец.

— Ну, да, я же голубой, забыл?

— Ага. И еще мазохист к тому же, — прокомментировал Антон и спросил о том, что давно его мучило. — Значит, Вад был прав, ты изначально... — он не знал, как продолжить эту фразу.

Никитка вздохнул и закончил за него.

— На тебя запал. Но потом Вад меня переманил.

— Жестоко.

— К кому? К тебе или к нему?

— К тебе, — ответил на это Антон и, видя, как Ник замялся, предложил, — В постельку уложишь?

— Еще спрашиваешь! — тут же оживился Никитка и, настойчиво проведя ладонью по груди парня, уточнил. — С продолжением?

— Без, — решительно покачал головой Антон.

— То есть мне не стоит рассчитывать, что после этой ночи я смогу назвать тебя своим парнем.

— Сможешь, — помедлив, произнес Антон и нервно сглотнул. Зажмурился и снова, как до того, уткнулся лицом ему в плечо, крепко обнимая. — Просто... мне время нужно, чтобы все осознать, — прошептал он и добавил, — Подождешь?

— Я столько ждал, — тихо признался Никита, чувствуя, что ресницы все-таки намокли. Ну, и фиг бы с ними. Не до них. — Что пару дней ничего не изменят. Ты только не уходи...

— Я постараюсь... и я тоже тебя хочу.

— Для начала сойдет.

— Угу. Для начала.